Зверь Лютый. Книга 20. Столократия

Зверь лютый

Книга 20. Столократия

Часть 77. "Увидишь клад, какого не..."

Глава 419

— Шолом алейхем.

— Алейхем ашшалом. Э-э-э...

— Ну и что вы хочите сказать этим своим бесконечным "э-э-э", которое звучит как призыв взволнованной беременной овцы к заезжему акушеру в тот волнительный момент, когда уже поздно и опорос пошёл?

— Уважаемые! Я не знаю об чём вы тут спорите, но ехать уже пора!

— Золотые слова. Однако ваш... коллега строит из себя девушку перед первой брачной ночью. Что вы так волнуетесь? Какую бы ночнушку вы не выбрали — вас всё равно поимеют. Я хоть сделаю это без кровопролития.

— Шо?! Вы и это умеете?! И как?

— Общий принцип в двух словах: не жалейте заварки. Подробности — в походе. Быстро в лодку. И съё... угрёбываем отсюда. Пока не началось. Да не туда! Кидайте ваше барахло ко мне. Живо!

* * *

Формула приветствия, произнесённая мною, основывалась на движении светил.

Как говаривали наши "голубые полковники", разбирая подробности функционирования очередного астрокомпаса:

— Чтобы определить положение светила, нужно поднять хлебало. И — посмотреть.

Здесь ничего поднимать не нужно: Луна взошла сама. Посветлело, можно двигать дальше. Стало видно реку, бережок, мою лодку, другое корявое корыто в нескольких шагах. И приплясывающий в нетерпении возле него молодой человек характерной "нерусской" внешности.

"И нос длинный, и лицо интеллигентное".

Собственно говоря, я с такими постоянно и общаюсь.

Не-не-не! Не с такими вот конкретно, а которые с разными... с "внешностями".

Мой Чарджи — ну явно! Огузские иналы на "Святой Руси"... не массово. В папеньке, Аким Яныче, видна польская кровь. Да я, со своей плешью — сам такой! В смысле — с внешностью. "Гололобые" на Руси... — не везде. И вообще: не отличить долихоцефала-северянина с Десны (узколицые длинноголовые европеоиды с сильно выступающим носом, с рельефным лицом и тонкими костями) от мезоцефала-словена с Волхова (короткий, широкий, относительно низкий череп, лицо довольно низкое, ортогнатное, с узким носом)...

Подозреваю, что славяне — вторая попытка выведения арийцев. В смысле — смески трёх видов наброди, трёх ветвей европеоидной расы: средиземноморских долихоцефалов, северных мезоцефалов и повсеместных угро-финнов. Судя по захоронениям в "Стране городов" на Южном Урале. Откуда, как говорят, арии и сбежали.

Короче: "русской внешности" на "Святой Руси" — нет. Не штамповки мы. Но то, что я вижу в свете восходящей луны... "нет" — совсем.

Мне, естественно, интересно. Диковинка, однако. Я, естественно — вежливый же человек! — поздоровался. В меру своего разумения. Уразумел-то я, кажется, правильно. Но бедняга от неожиданности перепугался. И тут сверху, со склона, прибежал другой. Совсем другой. Но тоже — "не". В смысле — "типичная русская внешность". Которая, как я уже сказал, существует исключительно в моём мозгу, но не в здешней природе.

* * *

Мои внезапные собеседники собрались возражать, но тут с холма, со стороны славного города Переяславля, донеслись крики большой возбуждённой толпы.

Персонажи с "не-внешностями" засуетились, пытаясь перетащить узлы из своего подтекающего корыта в мой дредноут типа ботник московско-литовский, непотопляемый. Неожиданно поднявшаяся им навстречу лысая голова моей попутчицы, заставила длинного испуганно ойкнуть, а шустрого — высказать.

Что-то эмоциональное. Кажется — на иврите. Похоже — на непечатном. Поэтому я и не понял: непечатным ивритом не владею. Впрочем, и печатным — тоже.

"— Побьют! — горько сказал Воробьянинов.

...

Остап оглянулся. Сверху катилась собачьей стаей тесная группа разъярённых поклонников защиты Филидора. Отступления не было. Поэтому Остап побежал вперед".

Я — тоже. "Побежал вперёд". Выталкивая лодку с берега, перемежая нервные выражения из разряда "итить-молотить" с ценными указаниями типа: "мордой в дно и не высовываться", нервно оглядывался. Хотя умом понимал: насчёт "защиты Филидора" — здесь никак.

"Между тем преследователи, которые только сейчас поняли, что план превращения Васюков в Нью-Москву рухнул и что гроссмейстер увозит из города пятьдесят кровных васюкинских рублей, погрузились в большую лодку и с криками выгребали на середину реки. В лодку набилось человек тридцать. Всем хотелось принять личное участие в расправе с гроссмейстером. Экспедицией командовал одноглазый. Единственное его око сверкало в ночи, как маяк".

Точно — одноглазый был. Он и командовал. Хоть тут Переяславль, а не Нью-Васюки. И в шахматы здесь не играют. Наверное. А за что же этих двух... добрых людей так хотят побить? За сеанс одновременной игры? А во что? Выберемся — разберусь. А пока — вгрёбываю.

"Обе лодки шли вниз по течению. Расстояние между ними все уменьшалось. Остап выбивался из сил.

— Не уйдете, сволочи! — кричали из барки. Остап не отвечал: было некогда... Вода потоками вылетала из-под беснующихся весел и попадала в лодку...

— Господа! — воскликнул вдруг Ипполит Матвеевич петушиным голосом. — Неужели вы будете нас бить?

— Еще как! — загремели васюкинские любители, собираясь прыгать в лодку...

— Осторожней! — пискнул одноглазый капитан. Но было уже поздно. Слишком много любителей скопилось на правом борту васюкинского дредноута. Переменив центр тяжести, барка не стала колебаться и в полном соответствии с законами физики перевернулась.

Общий вопль нарушил спокойствие реки...

Остап описал вокруг потерпевших крушение круг.

— Вы же понимаете, васюкинские индивидуумы, что я мог бы вас поодиночке утопить, но я дарую вам жизнь. Живите, граждане! Только, ради создателя, не играйте в шахматы!... Да здравствует "Клуб четырех коней"!"

Вот с такими, примерно, словами, пусть бы и непонятными аборигенам, но выражающими моё душевное состояние, я выловил из воды пару плывущих вёсел, закинул их на распластавшихся на дне лодки пассажиров и, распевая вариации известной женской песни "Сомнение"... в смысле: "А тому ли я дала...", в смысле: место в лодке, погнал свой безкилевой лайнер круизить дальше — вниз да по речке. В данном случае — по Оке.

— Софочка! Ну что ж ты всегда сверху? Слезь с бедных страдальцев. Они же под тобой задохнутся. Просто от конфессионального шока.

Софья Степановна Кучковна, бывшая боярышня, бывшая княгиня, бывшая инокиня, бывшая московско-литовская полонянка, свеже-обретённая тётушка и моя нынешняя рабыня, храбро закрывшая пассажиров от опасности собственной грудью... Хотя правильнее — задницей, ибо лечь на дно лодки иначе, чем грудью на их спины — было неудобно, тяжело покряхтывая поднялась на коленки и величественно прошествовала на четвереньках, старательно не поднимаясь и не повышая центр тяжести нашего ботника, ежеминутно готового совершить оверкиль со всем содержимым, к носу. Где и уселась.

Болезненные взвизги подлежащих дополнений, в смысле: дополнений нашего экипажа — отмечали её тропу.

Разнообразные оценки и эпитеты, вызванные прогулкой Софочкиных костей по пассажирским рёбрам, уже рвались с губ отмассажированных её коленными чашечками индивидуумов. Но — передумали. Ибо один вид тётушки вбивал звуки обратно, прямо в глотку. И даже дальше. Судя по внезапному "испусканию ветров" одним из пассажиров.

"Подлежащие дополнения" переглянулись. И возвратились к разглядыванию моей спутницы.

Ночь, луна, река...

Мистическое зрелище.

Куинджи, "Лунная ночь на Днепре".

"Сверкающий серебристо-зеленоватый диск луны залил своим таинственным фосфоресцирующим светом погруженную в ночной покой землю"...

Только река другая да вместо ветряка на горизонте — моя пассажирка. Значительно ближе и выразительнее.

Коричневый валяный колпак-гречушник, примерно цилиндрической сильно мятой формы с небольшими полями, которым я наградил её ещё на Москва-реке, слетел во время предшествующей возни. Теперь, в свете восходящей Луны, тётушка красовалась трёхдневной щетиной плохо законспирировавшегося моджахеда, отросшей на обритом наголо женском черепе благородной формы.

Тёмная ватоляновая свитка, завернувшись в которую она спала на дне лодки, осталась под пассажирами.

— Отдайте, нехристи, — вежливо попросила она, запуская руку под страдальцев.

Страдальцы безуспешно пытались дышать.

Я их понимаю: помимо голой женской головы перед ними маячили голые полные белые женские руки — рукава на её рубахе я оборвал ещё в Коломне. Со слегка щетинившимися той же, трёхдневной моджахедской — подмышками. Что, по здешним средневековым представлениям, есть полный... верх. И — запредел. А при таком её наклоне — ещё и ракурс, знаете ли...

Пассажиры судорожно завозились. Настолько судорожно, что верхнего пришлось пристукнуть веслом — лодку перевернут, самцы безмозглые!

Софочка вытащила свою верхнюю одежду, скорбно вздохнула, заворачиваясь в неё, стрельнула глазками, утомлённо откинулась на нос и... "дерзко" улыбнулась.

Как выглядит "дерзко" у этой женщины — я уже...

Пассажирнутая скульптурная группа, ещё не в полной мере дойдя до ажитации — замерла в прострации. Даже выдыхать прекратили.

Не, так дело не пойдёт. Эдак они мне всю лодку... продырявят. Пришлось вмешаться:

— Чего пришипились? Вылазьте. Окские переяславльцы — не днепровские, семьдесят лет прошло — бегать резво разучились.

* * *

Столетие назад начались русско-половецкие войны. Кыпчаки пришли в южные степи, побили торков с печенегами, ударили на Русь. Переяславлю Южному — первому и досталось. Потом три брата-ярославича, сыновья Ярослава Мудрого, положили русское ополчение под сабли половецкие на бережку речки Альты.

Русский народ дружно сказал властям: "А пошли вы все...!". И пошёл сам. Тем же путём, которым до него ходили всякие северяне, голяди... и прочие жители лесо-степного пограничья. По Десне-Оке.

Места тут натоптанные. Вещий Олег хаживал, Святослав-Барс, Владимир-Креститель. Не считая прочих князей. И — не-князей.

Ещё при "основании Руси" на правых притоках Оки от Зуши до Прони стояли милитаризированные поселения варяжского происхождения: держали "Донской торговый путь". Серьёзные опорные пункты, как под Ярославлем на Которосли.

В 9 в. "Донской путь" был главным путём на Восток из Европы.

Нижнее течение Дона контролировали крепости хазар. Переход из Донской системы в Волжскую шёл по рекам Шат, Упа. Тут стояло городище Супруты — поселение на стыке зон влияния каганата и варягов. Жили восточные балты. Потом, в 7 в., пришли западные — голядь. Потом — вятичи. В моё время — втор.пол. 12 в. — ассимиляция ещё не закончена.

Здесь же жили скандинавы и хазары.

Поселение погибло в первой половине 10 в. в результате штурма. Были убиты все жители. Скелеты буквально разбросаны по всей площади городища. Некоторые обнаружены в углублённых частях усадеб: погибли при осаде, были положены в погребах в надежде на последующее нормальное захоронение.

Хоронить оказалось некому — убили всех. Одна варяжская группа победила другую. Полностью. Со всем туземным населением. Без различия вер и национальностей.

Вещий Олег, нанятый византийцами, сильно побил хазар на Тамани. Хазары в ответ объявили тридцатилетние санкции. Русское государство — ещё вот только-только, ещё в пелёночках. Но блокаду ему уже устроили. Эти городки и пострадали — трафик кончился.

Киевские князья хазар побили, сомкнули Волжский и Днепровский пути. А в степи, лишившись хазарского "отеческого присмотра" разгулялись печенеги с торками, потом половцы. Захирели городки Окско-Донского пути, на Окско-Деснянском — расцвели и приумножились.

1068 год — бойня на Альте, 1093 — разгром на Стугне и падение Торческа. Каждая такая катастрофа выталкивала многотысячные толпы беженцев-хлебопашцев с благодатного, но смертельно опасного Юга. А ежегодные "рутинные" набеги "поганых" выталкивали толпы немногочисленные, но — постоянно.

19 июля 1096 года на Трубеже под Переяславлем-Южным Мономах вдребезги раскатал Тугоркана. Степная опасность ослабела. Но Переяславль-Рязанский был уже основан.

"В лето 6603 года заложен был град Переяславль-Рязанский около церкви Николы Старого на озере Быстрь".

Город поставлен на высоком холме при слиянии двух рек — Трубежа и Лыбеди. Знакомые названия? — Притоки Оки.

Вообще-то, славяне здесь давно шастают. Века с седьмого-восьмого.

Борковское поселение на Окском острове вело активную торговлю с Византией, Востоком и Западом.

Здешние купцы всех пережили. Призывание варягов, разгром хазар, крещение Руси, становление древнерусского государства и его распад, Батыево нашествие и падение золотоордынского ига, возвышение Москвы, русские цари...

А нам пофиг — уж больно место хорошее. Богатство поселения отмечается и в 16 в.

Другая укреплённая точка — Борисов-Глебов. Позднее станет Переяславльской резиденцией архиереев, затем — Борисоглебской площадью.

Изначально город — укрепление площадью в 2 га, в наиболее высокой, северо-западной, части холма, возле существующей и в 21 в. церкви Святого Духа. Здешняя крепость всегда была деревянной. И заканчивалась "обломом". Так и называется: крытая тёсом площадка, сильно выступающая наружу.

Лезут вороги на стену, лезут-лезут... а тут раз — облом! И "обломинги" — топорами помахивают.

Местность вблизи занята обширными лесами, две естественные преграды — Трубеж и Лыбедь — судоходны. На самом холме два озера — Быстрое и Карасево, с питьевой водой. В половодье обе реки и Ока разливаются, превращая холм в неприступный остров.

Победы Мономаха и его сыновей не уничтожили "половецкую опасность", но изменили её форму: теперь сами князья "приводят поганых на Русь". Мономах первый и начал.

Я уже вспоминал недавние пять набегов за год, случившиеся при участии Изи Давайдовича. Сам на Десне под один из них попал.

Русь и Степь срастаются, становятся единым организмом. Простые смерды от такой интеграции — дохнут как мухи на морозе. Самые живучие, умные, решительные... уходят сюда — на Оку, в Залесье.

"Вьется дорога длинная,

Здравствуй, земля целинная,

Здравствуй, простор широкий,

Весну и молодость встречай свою!".

"Простор" — встречает. На Юге — смерть, разорение. Здесь — процветание, приумножение.

США называют нацией иммигрантов, это видно в динамике народонаселения: первая перепись 1790 г. — около 4 млн, через полвека — 23 млн. В Рязани за последние полвека население выросло в восемь раз. Темп — выше, чем в "Новом Свете". Не — "Дикий Запад", скорее — "Дикий Северо-Восток". Со всем из этой "дикости" вытекающим.

Город растёт, занимая всю территорию холма. Пологий южный склон опасен при обороне, и вот только что — в середине XII в. — строят оборонительные вал и ров. Вал — в 20 м. высоты.

До середины XVII в. на валу располагались стены. Литовские летописи XIV в. говорят: город устроен в "прирождённом месте оборонном", его укрепления "производят впечатление столичного замка".