| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Именно своим наследственным римским гражданством, а не богом или аристократичностью, отбивается апостол Павел от злобных тюремщиков.
"Куда ни плюнь — везде понаехавшие!".
Таких, "оплёванных", оторванных и оторвавшихся от своих, исконно-посконных, корней и скреп, становилось, по мере прогресса, всё больше. Империя росла и крепла.
"Нет ни эллина, ни иудея". Есть — христианин. В душе. И римлянин, имперец — в обществе.
Отказ от местечковости. Идеология глобализации.
Дальнейшая "атомизация" населения, утрата не только национальных, но и семейных ценностей — вполне в христианском тренде, в идее спасения себя, своей души — прежде всего.
Деградация института семьи, наблюдаемая у евро-американцев в 21 в. — не нова. Я уже цитировал "Житие Феодосия Печерского", предавшего свою мать. Сходные истории "торжествующего эгоизма" во множестве наполняют житийные тексты.
"Каждый — сам за себя. Один бог за всех".
Рецидивы коллективизма прорывались и в христианстве. Но Иисус уже принял крест за всё человечество. Уподобляться сыну божьему — грех гордыни.
Языческие культы ниспровергались полностью — с адептами, святилищами, текстами... Но сделать это с иудеями, в рамках изначального христианства, было невозможно.
"Мудрость господня сокрыта в Ветхом Завете и открыта в Новом".
Мудрость господа — в костёр?
Есть тип людей, склонных к поискам "сокрытых мудростей". Есть известные максимы: "Обратись к определению", "Вернись к первоосновам", "Посмотри первоисточник".
В "первоисточнике" — ангелы божьи сходили к дочерям человеческим, и те рождали исполинов, бог кушал отбивные в гостях у Сары, нечестивцев наказывали "огненным дождём"... Там падали с неба манна и отравленные перепела, расступались воды морские и рушились стены крепостные от крика праведных...
"Там чудеса, там леший бродит
Русалка на ветвях сидит...".
А ещё там простые, понятные законы. "Око за око и зуб за зуб". А не — "подставь другую щёку"... Нормы, близкие родо-племенному строю, а не проповеди христовой, обращённой к беднякам в условиях греко-римской городской цивилизации.
Разница хорошо видна при сравнении Корана и Евангелий. Мухаммед не толкует о ден.знаках, мытарях, проститутках... Этого в племенах вокруг него — нет.
Возможно, Аллах что-то по этим темам и втолковывал пророку, но перетолмачить такие мудрости местному арабскому народу...
Неважно что у пророка в голове. На языке у него могут быть только те понятия, которые хорошо знакомы целевой аудитории.
"Подержи верблюдицу" — понятно. "Законнекть комп с синхрофазотроном" — нет.
Раввины не вели проповеди в христианских землях. В Талмуде сказано: "Израилю столь же тяжко от прозелитов, как от язвы". Неискренний прозелит, не соблюдающий заповеди, дискредитирует иудаизм, а прозелит, соблюдающий заповеди более ревностно, чем евреи по рождению, является для них укором.
Но иудеи из христиан появлялись снова и снова.
Закономерно: вера в бога основана на вере в чудеса. "Чудес" в "Ветхом Завете" — больше. Самая главная мудрость — сокрыта. "Сокрытая мудрость" — в Ветхом завете. "Закон был дан Моисею" — на каком языке? Учи язык и правоприменительную практику. А то переводы юридической силы часто не имеют.
Короче: "обратись к определению".
Тема в тысячелетней истории православия на Руси столь стабильно "горячая", что "Слово" Илариона, проповедь, произнесённая вечером 25 марта 1038 года в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы в Киеве, дошло до нас в списках куда более многочисленных, чем любые летописи, законы, другие проповеди той эпохи.
"О ЗАКОН?, МОИС?ОМЪ ДАН??МЪ, И О БЛАГОД?ТИ И ИСТИН?, ИСУСОМЪ ХРИСТОМЪ БЫВШИИ И КАКО ЗАКОНЪ ОТИДЕ, БЛАГОД?ТЬ ЖЕ И ИСТИНА ВСЮ ЗЕМЛЮ ИСПОЛНИ, И В?РА ВЪ ВСЯ ЯЗЫКЫ ПРОСТРЕСЯ И ДО НАШЕГО ЯЗЫКА РУСКАГО, И ПОХВАЛА КАГАНУ НАШЕМУ ВЛОДИМЕРУ, ОТ НЕГОЖЕ КРЕЩЕНИ БЫХОМЪ, И МОЛИТВА КЪ БОГУ ОТ ВСЕА ЗЕМЛЯ НАШЕА".
Это — переписывалось монахами из века в век. Актуально столетиями.
Есть евреи — нет евреев... Какая разница?! Мудрость сокрыта в Ветхом Завете. И христиане туда... "впадают". Вплоть до конца 19 в. — даже целыми крестьянскими общинами. Кажется, только тотальный атеизм большевиков прекратил в России этот процесс.
Иларион начинает с благословения:
"Благословен Господь Бог Израилев, Бог христианский, что посетил народ свой и сотворил избавление ему".
Он говорит:
"Ибо не несведущим мы пишем, но с преизбытком насытившимся книжной сладости, не враждующим с Богом иноверным, но истинным сынам его, не чуждым, но наследникам царства небесного".
"Сведующие" — те, кто усвоил Ветхий Завет. "Книжная сладость" — там. Именно ветхозаветными историями насыщает Иларион своё "Слово". Обосновывает свою правоту цитатами из царя Давида и пророка Исайи. "Обосновывает" — словами, сказанными иудеями для иудеев. Истина — там.
Так в чём же разница? Бог-то — один.
Иудеи у Илариона трактуются как предтечи христианские:
"И кто столь велик, как Бог наш? Он, "един творящий чудеса", уставил закон в предуготовление истины и благодати, чтобы <пестуемое> в нем человеческое естество, уклоняясь от языческого многобожия, обыкло веровать в единого Бога, чтобы, подобно оскверненному сосуду, человечество, будучи, как водою, омыто законом и обрезанием, смогло воспринять млеко благодати и крещения".
"...омыто законом и обрезанием"... Проповедники христианства на Руси, например, нарушили правильную последовательность технологических операций? Сначала нужно было устроить общенародное обрезание, а уж потом загонять киевлян в речку Почайну креститься?
Основная идея у Илариона: на смену "закону" (у иудеев) пришла "благодать" (у христиан).
"Ведь исчезает свет луны, лишь только воссияет солнце; и холод ночной проходит, как солнечное тепло согревает землю. Так и закон <миновал> в явление благодати. И не теснится уже человечество в <ярме> закона, но свободно шествует под <кровом> благодати".
Противопоставление "закона" и "благодати" позволяет сделать вывод о том, что христиане — существа беззаконные, подобные, в этом смысле, животным диким.
Попутно уничтожается и сама основа светской власти. Ибо государство управляется законом.
Следование писанному закону — та грань, которая только и отделяет легитимную власть от власти бандитской шайки, живущей "по понятиям".
В реале закон может и должен меняться. Приспосабливаясь к нуждам живущего под ним народа. Но Иларион не может противопоставить один закон — другому, "закон Моисея" — "закону Иисуса". Ибо оба — богом данное. Вечное. Неизменное. Божественное. Окончательное.
Эта статичность — "родовая травма" почти всех религиозных систем. Кажется, лишь Лао-цзы в некоторых своих мудростях даёт намёк на диалектику.
"Никогда не говори "никогда", потому что дни бегут так быстро и ничто не остается неизменным".
Все остальные пророки "закрывают будущее". По Соломону: "что было — то и будет".
Для маркера "особенности" христиан Илариону приходится искать иную, чем "закон", сущность — "благодать". Не добавляя новое к прежнему, но противопоставляя их.
Вот стукнула человеку "благодать" в голову — он и прав. А экспертные оценки — что именно стукнуло, "благодать" или иная какая субстанция, обеспечиваются, очевидно, сертифицированными носителями. На которых "благодать почиёт". Про схему розлива этой сущности, принятой в православии, я уже...
У Илариона: "Милость хвалится над судом". В 21 в. слышал очень похожее: "милосердие выше правосудия". Правда, не уточняется: милосердие к преступнику или к его жертвам. Тысячу лет!
"Воистину, "кто Бог так велик, как Бог наш"!".
А что — есть ДРУГОЙ Бог, который "НЕ так велик"? Который "НЕ наш"?
При обращении к женщине можно сказать: "ты — красивее всех". Можно: "ты — единственная". А вот при обращении монотеиста к его богу первая конструкция... Возможен встречный вопрос:
— А где ты видел других? Без зелёнки?
"Он — Бог, творящий чудеса, — крестом и страданиями на Лобном месте свершил спасение посреди земли, вкусив оцта и желчи, да вкушением горечи упразднит преступление и грех сладострастного вкушения Адамова от древа <познания добра и зла>".
Хотите отличать добро от зла? — Если вы христианин — не надейтесь. Познание — "грех сладострастного вкушения". Иисус "упразднил" это "преступление и грех". Взамен на вас упала "благодать".
Начав с пересказа историй Ветхого Завета, Иларион сужает тему, переходя к христианству вообще, к Руси, к конкретному князю — Ярославу Мудрому и его папаше — Владимиру Крестителю.
"Ибо вера благодатная распростерлась по всей земле и достигла нашего народа русского. И озеро закона пересохло, евангельский же источник, исполнившись водой и покрыв всю землю, разлился и до пределов наших".
"Итак, быв чуждыми, наречены мы народом Божиим, быв врагами, названы сынами его".
Соотечественники! Вы думаете, что вы Иванычи, Петровичи, Васильевичи? — Ересь! Вы все — Савоофичи! И папа у вас — голубь! Я-то своего батю знаю. Ну, так я ж и не верую! А вот остальные... безотцовщина... подкидыши птичьего племени... сиротки...
"На конфетку, сиротка".
Противопоставление "закона", отдаваемого на откуп иудеям, и "благодати", приписываемой христианам — катастрофично. Ибо проповедь "беззакония" разрушает не только чужую веру, но и прежде всего — свою собственную. Не только государство, но и религия — есть закон.
И тут — "озеро закона пересохло".
Иларион обосновывает превосходство христианства ссылками на древнееврейского пророка Исайю:
"Послушайте меня, народ мой и цари, преклоните ухо ко мне, — говорит Господь, — ибо от меня произойдет закон, и суд мой <поставлю> во свет для народов...".
Закон — "произошёл от Господа".
Исайя, естественно, толкует об Адонае, о "Боге Израилевом". Иларион не может ни отказаться от такого Бога, ни противопоставить "божественную благодать" — таковому же закону. Хочет, пытается, но: "говорит Господь, — от меня произойдет закон...".
"Закон" — не "благодать".
Восхваляя Владимира Крестителя, Иларион восхищается:
"О подобный великому Константину, равный <ему> умом, равный любовью ко Христу, равный почтительностью к служителям его! Тот со святыми отцами Никейского Собора полагал закон народу <своему>, — ты же, часто собираясь с новыми отцами нашими — епископами, со смирением великим совещался <с ними> о том, как уставить закон народу нашему, новопознавшему Господа".
Две вещи особо выделены:
— со смирением великим совещался с епископами;
— уставить закон народу нашему.
Креститель восхваляется за "установление закона". Т.е. — за "впадение в иудейство"? За "вбивание в иудейство" народов "Святой Руси"?
Ни слова о том, "как разлить благодать".
Епископы же "по ноздри" налиты этой субстанцией — прикажи, чтобы работали! Чтобы поливали, разбрызгивали и расплёскивали!
Отнюдь. Важно другое — "со смирением великим" совещаться "с новыми отцами". И распространять не "благодать", но ту сущность, которая приписывается иноверцам-иудеям — "закон".
Скормить подонки из "пересохшего озера закона" — "народу нашему"?
Иларион заканчивает христианским символом веры:
"Верую во единого Бога, в Троице славимого: Отца нерожденного, безначального, бесконечного, Сына же рожденного, но собезначального Отцу и собесконечного, <и> Духа Святого, от Отца исходящего и в Сыне являющегося, но также собезначального и равного Отцу и Сыну, — <в> Троицу единосущную, но разделяющуюся лицами, Троицу по именам, но единого Бога.
Не сливаю разделения и соединения не разделяю, <ибо три Божественные лица> соединяются неслитно и разделяются нераздельно...".
Это совсем не та конструкция, с которой он начинает: "Господь Бог Израилев, Бог христианский...".
Иларион, зная историю религии, пытается одновременно — и обосновывать ею свои идеи, и отрицать часть её.
"Человек, не знающий истории, подобен дереву без корней — всяк ветер его валит".
А человек знающий и отрицающий? "Свинья под дубом"?
"Неблагодарная! — примолвил Дуб ей тут, -
Когда бы вверх могла поднять ты рыло,
Тебе бы видно было,
Что эти желуди на мне растут".
Я нахожу сходство между отношением христианства к иудаизму, из которого оно выросло, и отношению ислама к обеим, более древним, чем он, религиям. Моисей и Иисус — признаются пророками в Коране. То есть — их устами говорил Аллах. Но люди, следующие тем словам Аллаха — неверные. Подлежат угнетению или истреблению.
"Любовь к отеческим гробам" в форме попинывания, оплёвывания, разрушения?
Глава 421
Иларион, вынужденный "сломать логику" в теологии, продолжает "ломать" ей и в отношении к конкретным людям. Будучи протеже Ярослава Мудрого, патетически восхваляет своего патрона. Например, в форме обращения к покойному Владимиру Крестителю:
"Посмотри же и на благоверную сноху твою Ирину, посмотри на внуков твоих и правнуков: как они живут, как хранимы Господом, как соблюдают правую веру...".
Именно против своего сына Ярослава собирал Владимир Креститель свой последний в жизни поход, Ярослава называют виновником убийств трёх его братьев, младший — Судислав — пожизненно заточён им в тюрьму, жена Ярослава, святая Ирина, отличалась чрезмерной толщиной костей черепа. Эта форма патологии приводит к постоянным головным болям, к озлобленности против всего на свете. Находиться рядом с ней было тяжело и опасно для окружающих. Хронический отит самого Ярослава тоже не способствовал его "благостности". "Внуки и правнуки" воевали между собой, захватывали друг друга обманом, сажали в темницы, ослепляли...
"Посмотри же... как соблюдают правую веру".
"Логика слов" не имеет отношения к "логике дел".
Иларион, утверждавший, что "озеро закона пересохло", был одним из авторов именно Закона. Главного церковного закона на Руси несколько столетий: "Церковного Устава" Ярослава, сменившего куда более мягкий и короткий "Церковный Устав" Владимира.
Церковь не может существовать без "закона". "Закон был дан Моисею"... И, раз за разом, алкающие истину христиане, стремящиеся "жить по закону божьему" ищут "сокрытую мудрость" в древних текстах и обрядах.
"Слово" Илариона, как и положено пропагандистским текстам, рассчитано на дураков. Им льстят ("...не несведущим мы пишем, но с преизбытком насытившимся книжной сладости..."), их возвеличивают ("наследники царства небесного"), их бьют по реперным точкам кусков древних текстов знакомыми именами ("царь Давид", "пророк Исайя"), "впитанных с молоком матери". В твёрдой уверенности, что слушатели поголовно страдают неграмотностью, склерозом и амнезией. Что ничего, кроме "Краткого курса" (здесь — "курса" Святого Писания) — не читали, заучили, не понимая. А теперь радостно млеют от детских воспоминаний, вызываемых знакомыми словосочетаниями.
Цель "Слова" — вызывание эмоций. Воодушевления, гордости, сопричастности. Но не анализ сути. Хороший материал для "информационной войны". Ибо целью такой "войны" является ниспровержение противника. А не поиск истины, убеждение, превращение оппонента в единомышленника.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
