Мир в огне

Ислуин в очередной раз бросил стрелку, попав в самый центр своего парадного портрета, пролевитировал её обратно в руку и усмехнулся: магия в облик мягкохарактерного пухлячка Ивара не лезет ещё больше. Все пять лет, пока они жили в Тейне, он раз в месяц заказывал магические компоненты у местного лицензированного гильдейского чародея. Пусть и хотелось каждый раз дать недоучке по рукам. Следом, при взгляде на истыканную картину, пришла ещё одна мысль: видела бы жена бургомистра, которая и вручила ему портрет на завершение их интрижки, как он использует её подарок. И видел бы это сам бургомистр. Наверняка знает, что романтические отношения Ивар заканчивал в глубоком душевном расстройстве, даже со слезами — как и остальные поклонники его неблаговерной. Небось, и письма сохранил, и ещё чего-нибудь. Ведь не просто так старый хрыч женился на самой натуральной шлюхе, а чтобы иметь возможность надавить на любого из более-менее заметных жителей города. И тем приятнее будет оставить обоих с носом, когда господин вдовый глупышка-алхимик — который до сих пор раз в два-три месяца пишет дамочке проникновенные письма — вдруг исчезнет. Потому что со здешним болотом пора заканчивать.

А какой удачной выглядела идея пять лет назад... Покинув Отражение истины, за лето они проехали всю Империю, проверяя зацепки и слухи, которые магистр собрал за время жизни в столице. Увы, ни одна не вывела даже на след эльфов. Тут Ислуину и пришла в голову мысль попробовать новый способ. Поселиться года на два возле какого-нибудь крупного торгового тракта, выбрать себе профессию аптекаря-алхимика — рассказ о болячках хороший повод завязать разговор, во время которого несложно вытянуть нужные сведения. Особенно если город, где живёт аптекарь, небольшой, провинциальный, настраивающий много повидавших путешественников смотреть на местных обывателей свысока. Да и прятать странности и нестыковки проще всего именно в подобном месте. В первое время "чужаков" всё равно будут сторониться, а затем сработает привычка не лезть лишний раз к соседям: чай все тут свои, а не большой город, "где живёт сплошь невежливое хамьё". С другой стороны, никого не удивит, если аптекарь будет расспрашивать о торговле и товарах в самых разных местах и странах. У каждого мастера свои тайные рецепты, подчас ингредиенты приходится заказывать издалека и самые причудливые. Вот здесь-то Ислуин и отыщет нужную нить. Вряд ли эльфы повторили судьбу ханжаров и полностью прекратили контакты с остальными. Насколько Ислуин мог судить по своему миру, некоторые очень нужные эльфам вещи люди делают проще и лучше. Потому выгоднее их обменять на что-то своё или купить, пусть даже через длинную цепочку посредников. И пусть всё наверняка делается в строжайшей тайне — если точно знаешь, что искать, то рано или поздно выйдешь на след. Последним аргументом стала лаборатория, где среди инструментов алхимика можно было спрятать всё необходимое для Лейтис: учить некоторым дисциплинам всё же лучше в спокойных условиях, а не в седле. В общем, с какой стороны не взгляни — в идее какое-то время пожить на одном месте сплошные плюсы.

"Я — баран. Как любят говорить местные, — магистр посмотрел на стрелку, попавшую прямо в левый глаз, вернул в руку и кинул снова. Только теперь в правый. — Ну с чего я взял, что если бакса Октай учил меня как человека, то Лейтис я могу учить как эльфа? Да ещё потащил девчонку вместе с собой в Отражение..." Портрет, наконец, не выдержал издевательств и с грохотом рухнул на пол. Впрочем, это его не спасло: магистр, не вставая с кресла, прислонил картину вертикально к стене и продолжил занятие. Ибо решение в голову так и не приходило, а проблема вырисовывалась нешуточная. Когда они приехали в здешнее захолустье выглядела Лейтис примерно на четырнадцать, то есть ненамного старше возраста их путешествия сквозь Радугу-в-Огнях. Хотя исполнилось ей тогда почти шестнадцать. Ислуин себя успокоил — многие подростки часто выглядят младше положенного, а потом навёрстывают. Даже удачно получилось, можно разыграть легенду-причину, зачем они "переехали". После смерти жены и матери найти себе новое тихое место, чтобы не травмировать ребёнка. Вот только и пять лет спустя выглядела Лейтис едва на шестнадцать! Хотя у магов старению положено замедляться только когда организм перестаёт расти. А для людей это примерно двадцать два-двадцать пять, не раньше. Нет, Лейтис осталась человеком — самая дотошная проверка изменений не выявила. Но вот что с ней происходит и во что всё выльется, понять магистр так и не мог.

Дверь в комнату открылась, зашла Лейтис и поставила на столик рядом с креслом чайник и чашку. После чего молча вышла. Хотя с первого дня роль образцово-послушной доченьки играла безупречно. Чуть что, так сразу: "Папенька, откушайте чаю. Папенька, можно ли мне сходить в гости. Папенька, не купите ли мне новое платье. Нынче в моде пышное, да чтобы до земли доставало, и обязательно с буфами на рукавах и груди". А сегодня юбка всего до щиколоток, блуза простая, прямая и без излишеств — не модно, зато удобно, в том числе и драться. Ислуин усмехнулся, но только мысленно, лицо осталось непроницаемо-каменным. Девочка тоже на нервах, потому запросто сейчас кинет в "папеньку" чайник с кипятком. Не каждый день своими руками ломаешь собственную свадьбу всего за две недели до венчания.

Причём ломаешь в самом прямом смысле. Несостоявшийся свёкор считал, что женщина должна знать своё место, а смысл её жизни — потакать любым желаниям мужчины. Потому девушка, которая, встречая "второго отца", не стоит, потупив глаза, имеет собственное отличное от него мнение, и не спешит исполнять прихоти, вызывала раздражения. Тянулась глухая неприязнь долго, пока вчера мужик не решил поучить с помощью кулака излишне забалованную родителем невестку хорошим манерам... Сначала в шкаф с посудой полетел "воспитатель", следом жених. Хотя парню ни тоже ломать руку, ни оставлять на спине метку на память раскалённой сковородой девушка не стала — лишь предупредила, чтобы больше возле неё не крутился. Затем с гордым видом ушла домой и всю ночь прорыдала в подушку, до сих пор глаза красные. Сам магистр результатом, наоборот, был доволен. Даже порадовался, что не пришлось на следующей неделе организовывать скандал и ссору самому. Но Лейтис, что свадьба не состоялась бы в любом случае, пока лучше не говорить.

Течение мысли нарушил стук в дверь и голос Лейтис.

— Папенька, к вам пришли! — причём в интонациях отчётливо можно было разобрать раздражённое: "Мастер, оторвите зад и спуститесь. Потому что я этого гостя встречать не собираюсь, зато вы никуда не денетесь".

— И кого Шэт принёс? — ругнулся себе под нос Ислуин. — Гнать в шею любого!

После чего загнал стрелку в раму и оглядел себя критическим взглядом: а что, видок у него самый подходящий. Кто бы ни пришёл, пусть думает, что безутешный папочка не спал всю ночь. Помятое лицо, рубашка и штаны в непотребном виде, а пушистый жёлтый халат до колен и мягкие войлочные тапки дополнят картину. Завершат образ несколько якобы не замеченных винных капель, которые магистр по дороге посадил на рукав и на грудь.

Спустившись на первый этаж, Ислуин услышал нетерпеливый стук в дверь: видимо, гость на колокольчик у входа уже не надеялся. Тем лучше! Встретить погрубее... Открыв дверь, магистр ошеломлённо замер на пороге. Ведь не каждый день на крыльце ждёт сам бургомистр.

— Позволите войти?..

— Не похволю, — Ислуин справился с удивлением, поёжился — май в этом году вышел прохладный, и принялся разыгрывать запланированную роль. — У мня вчера был не самый лушший день, потму хлиентов я не принмаю.

— Видите ли, я совсем по другому поводу. Не за снадобьями, уважаемый Ивар. И мне кажется, нам лучше говорить в доме.

Бургомистр всем видом излучал отеческую снисходительность, участие и доброту. Ни дать ни взять с лубочной картинки сошёл невысокий старичок, который, говорят, разносит в ночь перед праздником Вознесения Единого послушным детям подарки. Вот только истинную натуру городского головы Ислуин знал очень хорошо, специально подыскивал именно такого. Потому от фальшивой приторно-слащавой картинки сводило зубы и хотелось захлопнуть дверь. Увы, пока было нельзя. В легенду алхимика было вложено немало сил, и ей ещё предстояло некоторое время служить и после отъезда из Тейна. Поэтому визитёра придётся терпеть и выпроваживать не выходя из образа.

— А вот здеся и поховрим. Мне от сосдей скрывахть нечехо.

Бургомистр видя, как язык слегка заплетается — явно папаша с вечера к бутылке с горя приложился, потому сейчас и похмелье лёгкое, и настроение задиристое — перешёл в атаку. Ведь в таком состоянии от агрессивной напористости до трусливой покладистости один шаг.

— Хорошо. Если вы настаиваете. Но право слово, мне не хочется выставлять вас и вашу дочь в неприглядном свете. Вы этого не заслуживаете. Но вчерашние события...

Ислуин мысленно поднял от удивления бровь. Бургомистр пришёл мирить Лейтис с женихом? При том, что с его папочкой сам бургомистр на ножах: в небольших городках стены нет, но граница города есть — чем несостоявшийся свояк и пользовался, поставив свою кожевенную мастерскую. Воняла она здорово, но потребовать убрать её подальше у бургомистра права не было.

— Единый заповедовал смирение и послушание не только женщинам, но и мужчинам. Ибо, как говорит нам на проповедях отец Райберт, перед престолом Его все мы равны в грехах. А сейчас вы предлагаете мне отдать мою девочку за человека, который посмел поднять на неё руку?..

— Не вам говорить о соблюдении заповедей, — резко оборвал бургомистр. — Человеку, который посягнул на чужую жену. Не стойте на пути любящих сердец, иначе...

Ислуин посмотрел на собеседника теперь уже с неподдельным интересом: это до какой же степени бургомистру надо, что он готов выложить свой самый убойный аргумент?

— Вы забыли, мой дом стоит за пределами Тейна. Потому рассматривать вопрос будет суд округа, — намёк, что в таком случае суд будет не формальностью с единственным виновником, а с женой бургомистру придётся разводиться, был более чем прозрачным.

— Ради счастья молодых я готов пойти и на это. Знайте, я добьюсь, чтобы ваша репутация стала достоянием общественности, и вы не смогли куда-нибудь уехать, и начать свои дела снова. Вы закончите жизнь никому не нужным нищим. Я готов предоставить суду вот эти письма, — в руках появилась стопка знакомых конвертов, — и все остальные доказательства. Даю вам неделю.

Внешнюю невозмутимость магистру сохранить всё же удалось. Хотя внутри он был в растерянности: это что же такое вокруг творится? Мало ли девушек на выданье в окрестностях, да и свадьбы, где бургомистр почётный гость — не редкость. Зачем сморчку именно Лейтис? Ведь явно не шутит.

— Договорились. Встретимся в суде, — Ислуин быстро сделал шаг назад и захлопнул дверь, оставив растерянного визитёра на крыльце.

Предположений, почему бургомистр вдруг решил избавиться от жены, у Ислуина было два. Первое — "благоверная" на сносях, и явно не от мужа: девицами старикан уже давно не интересовался. Возраст такой, что если раз в год чего получится — и то радость. Следовательно, пора менять одну шлюшку на другую. Вторая причина могла оказаться для бургомистра куда неприятнее. Молодая женщина на людях последнее время стала появляться нечасто, раз в несколько недель, а то и реже. Например, в церкви магистр её не видел больше двух месяцев, хотя раньше она не пропускала ни одной воскресной проповеди: блеснуть новым украшением или нарядом и выбрать любовника на следующую неделю. И была женщина какой-то ненормально тихой, а в ауре появились странные отметины. Точно рассмотреть в тот день не получилось, ради маскировки магическое зрение приходилось последние годы глушить. Но похожи следы были, как вспомнил теперь Ислуин, на последствия приёма опия. Причём след от наркотика в ауре явно пытались замаскировать от случайного взгляда мага-целителя каким-то амулетом. И если теперь пагубная привычка вышла из-под контроля, а женщина на грани срыва, то скандал бургомистру нужен как воздух. Вот только Лейтис в эти предположения не укладывалась никак. Людей, спавших с женой бургомистра и которых муженёк с удовольствием бы утопил, хватало и без скромного алхимика. А уговаривал его бургомистр всерьёз. Будь на месте Ислуина рохля-пухлячок Ивар, чью личину магистр носил последние годы, поддался бы испуганный "папенька" прямо на пороге.

Этой же ночью Ислуин попытался проникнуть к бургомистру в дом — но не получилось. Жилище городского головы было обвешано хитроумными заклятиями и запорами, словно ёлка иголками, чтобы туда влезть, не потревожив хозяев, требовалось готовиться не меньше недели. "Да и форму за последние годы я изрядно подрастерял", — с сожалением вздохнул магистр, осматривая превращённый в крепость особняк. Пока крался по ночным улицам к дому, его дважды облаивали собаки, а когда лез на подходящее дерево, очень заметно обломил несколько веток. Хорошо, если спишут на вездесущих мальчишек. Но ведь не просто так старик защиту дома усилил, год назад ничего такого и в помине не было. А вдруг обратит внимание на следы и ускорит дело с судом? Покидать же городок, не поняв причину странного интереса к своей персоне, Ислуин по возможности не хотел.

Домой магистр вернулся поздно, но выспаться ему не дали. Сначала в дверь затрезвонил бывший жених — "мириться"... Кончилось тем, что когда парню надоело ругаться, и он попытался ухватить девушку и прижать к себе, Лейтис показала на сковороду на окне и пообещала "добавить как папаше". Парень в ответ неожиданно стал белым как мел, отскочил словно ошпаренный, и прошипел: "Ведьма". Объяснение пришло через полчаса, когда явился отец жениха. Выяснилось, что у него от испуга наступила импотенция, а винил мужчина во всём Лейтис и порчу, которую она на него якобы навела. Ислуину даже пришлось выйти на крыльцо и пообещать сломать вторую руку, только тогда скандалист угомонился. Хотя проклятия с безопасного расстояния были слышны ещё долго.

Следом пошло самое настоящее нашествие посетителей. Несколько городских сплетниц — якобы за снадобьем от головной боли, а на самом деле проверить, как себя чувствуют виновники скандала. Затем к Лейтис пришли посочувствовать подружки, потом... К вечеру Ислуин озверел. Так, что даже чуть не наорал на заезжего купца, который искренне захотел тоже выразить соболезнования. Хорошо удержался: давний клиент в этот раз привёз рекомендательное письмо на предъявителя в один из крупных торговых домов Бадахоса. Это письмо Ислуин выпрашивал последние несколько месяцев — у магистра были планы в ближайшее время посетить острова, проверить слух об одной необычной находке. А без подходящих бумаг чужаку добиться своего на Архипелаге очень сложно.

Купец как обычно скупил чуть не половину лавки, при этом нахваливая редкостные таланты господина Ивара в обращении с разными снадобьями. А потом даже предложил: если господин алхимик разругается с местными и надумает уехать, то почему бы ему и в самом деле не перебраться в Бадахос? С магами там проблем нет, а вот мастеровитые алхимики и аптекари всегда в цене. Магистра на этих словах будто ударило молнией: вот она нитка, по которой можно размотать весь клубок! Опий, конечно, не "слёзы лотоса" — но и он запрещён к продаже, хотя выискивает его стража не так тщательно. Везут наркотик обычно вместе с солью или сахаром, а на месте выделяет маг или алхимик. Если же дело в нелегальном аборте, то всё опять сходится к магу: местная целительница женщина богобоязненная, стоит к ней обратиться — обязательно расскажет священнику. А отец Райберт человек очень принципиальный и замалчивать преступление не будет. Живущий же в городе маг тоже чужак, приехал сюда всего на год раньше Ислуина и Лейтис и наверняка на крючке у бургомистра.