Мир в огне

— Весть я передал нашим особым способом. Но враг должен быть уверен, что гонец выбраться из города не сумел. Я готов пойти сам...

— Нет, — ответ прозвучал резко. — Пошли даже двух. Но ты понадобишься здесь. Харелт должен быть коронован как можно скорее. А подбирать молодому императору другого духовника для церемонии у нас нет ни возможности, ни времени. Вот только...

Лицо Энгюса на несколько мгновений затвердело, потом он опустился на колени и сказал:

— Я знаю обязанности духовника императора, и что это значит для меня. Но если такова плата за спасение Империи и Церкви, если такова воля Единого — я обязан ей следовать. Я пришёл сказать не только о гонцах. Дозорный сообщил, что дом Хаттанов горит...

Скотти и Стафа добрались до особняка Хаттан ближе к полуночи. Здесь ничего не напоминало о яростном сражении, идущем во дворце. Загадочно мерцали фонари вдоль улицы, откуда-то издалека доносился стук колотушки ночных сторожей. В саду вокруг усадьбы трещали цикады, журчал водой фонтан, вдруг прошуршала крыльями какая-то ночная пичуга. Поэтому когда перед воротами появился Стафа — в окровавленной и разодранной одежде, тяжело дышавший и опиравшийся на плечо парня — привратник растерялся. Но едва гости потребовали немедленно вести их к леди Хаттан, мужчина словно ожил. Быстро кликнув помощника и сказав ему позаботиться о Стафе и Скотти, слуга бегом кинулся в дом. Чтобы через несколько минут вернуться вместе с Родериком, который тут же отдал приказ вести гостей к хозяйке.

Ни леди Хаттан, ни Лейтис, ни остальные ещё не спали: ждали, пока мужчины приедут из дворца и расскажут о причинах столь странного приглашения императора. Поэтому в холл первого этажа спустились все вместе. Едва Стафа увидел жену лорда Малколма, как на одном дыхании выпалил:

— Леди! Во дворце мятеж. Император убит, остальные остались прикрывать наше бегство. Харелт выбран новым наследником вместо Доннахи. Он укрылся у Сберегающих, а вам просил передать, чтобы вы немедленно уходили из города.

На этом старика словно покинул остаток сил, он пошатнулся и если бы не успевший его подхватить Родерик, упал на пол.

Леди Хаттан восприняла новость о гибели брата и мужа внешне спокойно... Только по тому, как женщина с такой силой сжала плечо Криси, что девочка аж дёрнулась от боли, можно было догадаться о творившемся на душе. Команды последовали незамедлительно.

— Всем на сборы пятнадцать минут, потом уходим. Кто не хочет бежать с нами, прячетесь в городе. Рэган, Лейтис как невеста Харелта и дан Стафа станут главными целями мятежников. Будете их охранять. Ислуин, Родерик. Берёте всех семерых охранников. Вы должны захватить северо-восточные ворота. Ислуин. Вы лучший среди нас всадник. Как только захватят ворота, скачите в поместье Мореев. Скажете, мы будем прорываться к ним. Там ждут легионеры Доннахи, пусть спешат на помощь. Оуэн, пошли кого-нибудь предупредить Раттреев, Арденкейплов и остальных. Они наверняка следующие в списках мятежников.

Несколько мгновений все ещё стояли, но как только слова леди Хаттан доходили до сознания, один за другим люди срывались с места и спешили выполнить приказ. Дом тут же наполнился шумом, криками, суматохой и ржанием коней. В последний момент, когда все уже готовились покинуть особняк, к хозяйке подошли Оуэн, воспитывавший Харелта "дядька"[1] и ещё человек восемь стариков-слуг из бывших легионеров.

— Мы остаёмся.

— Но как же... — в глазах стоявшей рядом с матерью Мирны выступили слёзы.

— Кто-то должен. Если дом окажется пуст, сразу поймут, в чём дело. И погоня вас настигнет.

Мирна вдруг заплакала навзрыд, по-детски. Леди Хаттан не сказала ничего. Только молча отвесила Оуэну и остальным глубокий поклон, схватила дочь за руку и потащила за собой, на ходу отдавая приказ поторопиться.

Несколько минут спустя дом затих, принял безмятежный вид. Словно все спят, лишь одинокий привратник, отгоняя дремоту, ходит неподалёку от въездных ворот. Но спокойствие царило недолго: вскоре на улице показалась шумно гомонящая толпа, в которой плащи Чистых братьев мешались с доспехами гвардейцев. Сразу же стало светло от множества факелов, под свист и улюлюканье привратник испуганно бросился в дом, а распалённые похотью безнаказанности и чувством собственной исключительной правоты люди начали ломать забор, ворота. Затаившиеся в доме люди выжидали до последнего момента. И лишь когда сапоги затопали в галереях, соединявших оба здания, а толпа сгустилась возле старого крыла, полетели стрелы. Выкашивали людей словно опытный косарь собирает спелую пшеницу. Воплям бегущих прочь людей, крикам раненых и убитых в парке вторили стоны тех, кого похоронили обрушившиеся галереи между домами. Штурм захлебнулся.

Следующее наступление легионеры и Чистые братья готовили куда тщательнее. С окружающих домов сняли двери и ставни, из которых быстро смастерили защиту от стрел, солдаты выстроились "черепахой", закрывшись со всех сторон чешуёй щитов. Отряды неторопливо двинулись к единственному входу... Нивин Хаттан в своё время предусмотрел и это. Статуи, фонтаны и кусты были живописно расставлены таким образом, что хоть где-то, но заставляли нарушить строй, сдвинуть укрытия, чтобы перешагнуть через очередное препятствие — и в появившиеся прорехи тут же летели стрелы. Даже те, кто пытался обойти новое здание и выскочить сразу ко входу, всё равно упирались в очередной завал или фонтан, и тоже показывали беззащитные места. А старые воины хоть и утратили былую силу, но сноровки и умений не растеряли. Поэтому, оставив ещё с десяток тел, штурм снова захлебнулся.

В третий раз разъярённый командир легионеров дождался подмоги из лучников и приказал бить не жалея стрел. Потеряв одного из товарищей, защитники ответную стрельбу прекратили, легионеры сумели подобраться к входной двери, выломать её, разметали баррикаду из мебели... И застряли. Все проходы из просторного холла на первый этаж и в подвал оказались намертво закрыты и завалены, единственным путём оставалась лестница на второй этаж... Чей изгиб и глухая стена, закрывающая ступени сбоку от пола до потолка, не давали стрелять по защитникам из луков или арбалетов. Только наступать в лоб, в кровавой рубке отвоёвывая ступень за ступенью. Молодость и число взяли своё. Когда стариков осталось всего четверо, они отступили на второй этаж. Легионеры и Чистые братья с радостным рёвом кинулись их преследовать... И упёрлись в новую линию обороны. Этаж оказался настоящим лабиринтом, где дверь, сквозь которую проходил защитник, вдруг наглухо перекрывала стальная решётка — после чего в совершенно крепкой и даже проверенной стене вдруг осыпалась часть камней, открывая проход, из которого выскакивал воин и бил растерянным солдатам в спину.

Бой затянулся, каждый сражался сам по себе и сам за себя. В какой-то момент Оуэн понял, что остался один. И жить ему несколько минут, либо выломают дверь в комнату, где он укрылся, либо раньше истечёт кровью. Губы старика озарила улыбка: что же, пришло время последнего средства. Много лет назад он стоял спиной к спине вместе со старшим сыном лорда Малколма. В том бою их кровь смешалась, а Хаттаны приняли Оуэна как ещё одного члена семьи. И теперь дом отзовётся на его призыв. Старик зашептал нужные слова, щедро расплёскивая по полу кровь из раны. Когда дверь, наконец, рухнула под ударами, дыхание Оуэна затихло, душа покинула тело. И сразу же дом вспыхнул! Призванные хранить от пожара чары теперь, наоборот, раздували пламя. Лестницы рухнули первыми, почти сразу провалились полы вдоль окон второго и третьего этажей. А крики сгорающих заживо солдат и Чистых братьев, разошедшихся по зданию в поисках защитников или уже начавших мародёрствовать, стали погребальной музыкой последним защитникам дома Хаттан.

Утро леди Кенина встретила в отвратительном расположении духа. Платье благородных пурпурного и синего цветов безупречно сидело по фигуре и не имело ни одной складочки. Золотые волосы были уложены под чёрную траурную сетку, на шее такой же чёрный траурный шарф. И всё, как подумал вдруг граф Эден, идеально гармонизировало с обоями в малой гостиной, невысоким столиком и чайником с травяным настоем. Безутешная красавица-вдова скорбит по злодейски убитому императору. Вот только слащавую картинку портило изуродованное гневом выражение лица. Оно больше подошло бы какому-нибудь тёмному демону, чем непорочной девушке-духу из свиты Единого, под которую и любила наряжаться Кенина. Впрочем, как с сожалением признал себе граф, повод у хозяйки комнаты и в самом деле был серьёзный. Столько усилий, чтобы сначала приворожить старикана, а затем организовать дело с наследником, почти стать императрицей... И всё повисло на волоске.

— Мурхаг, — девушка резко поставила чашку на столик, ничуть не заботясь, что настой расплескался, и несколько капель попало на платье. И не обращая внимания, что собеседник, вообще-то, вдвое старше её, — объясни мне. Ну зачем ты послал туда своих смуглолицых? И какой демон укусил твоего матарамца, что он убил Дайва?!

Граф Эден мысленно усмехнулся. Быстро же Кенина вошла в роль матери наследника и без пяти минут императрицы. Мятежники... Глядишь, скоро попытается отдавать приказы и ему. Но ссориться и ставить зарвавшуюся девчонку на место сейчас, к сожалению, не с руки. Бескровного переворота не вышло. И значит любые разногласия, пока "сына Дайва" не признают хотя бы мормэры ближних к столице провинций, опасны. Потом Мурхаг напомнит соплячке, кто её отыскал, дал деньги и ввёл во дворец. И на чьих клинках она держится возле трона. Но пока граф ответил спокойным ровным тоном. Демонстрирующим: мы с тобой равны.

— Никого другого послать было нельзя, хороших воинов, готовых хранить верность не за деньги, а по своей воле, найти очень трудно. Стоило императору окончательно очухаться от того зелья, которым ты поила его последнюю неделю, или хотя бы попасть живым в руки Доннахи, дело можно было считать законченным. Старик, как ты помнишь, отличался изрядной мстительностью. А гвардия против живого императора никогда не выступила бы. Да генерал Тарбет сам первый бы принёс наши головы на блюде, забыв про все договорённости. Лишь бы сохранить свое место, когда на трон сядет Доннаха. Так что Санджит и его люди действовали абсолютно верно. И чтобы не случилось, они всегда останутся верны мне, — на последнем слове граф сделал ударение.

Девушка презрительно фыркнула. Затем демонстративно повернула головку, сделав вид, что любуется игрой солнечного зайчика на обоях. И лишь через минуту соизволила продолжить беседу.

— Гвардейцы! Зачем нужны гвардейцы, которые не могут остановить кучку мятежников? К тому же запертую во дворце со всех сторон. Да и в городе они облажались. Вместе с твоими Чистыми.

Граф поморщился, он не любил, когда в девчонке вдруг снова проступала вульгарность, от которой он долго и упорно отучал Кенину перед поездкой в Турнейг. Девушка это заметила, с лёгким презрением скривила уголок рта и повторила.

— Да, облажались. Сколько семей они сумели захватить? Всего десятка полтора. Да и то из тех, у кого мужчины и так уже вышли из политического расклада ещё во дворце. Так что вся добыча бесполезна.

— Никто не мог предположить, что молодой Кингасси укроет семью канцлера в своём поместье.

Кенина опять презрительно фыркнула и сморщила носик.

— Мурхаг, семья Арденкейплов — это мелочь. Ты упустил младшего Хаттана, который оказывается теперь, по мнению мятежников, и есть наследник. Ты вообще упустил всех, кроме Малколма. А штурм особняка отдельное позорище. Ну ладно, согласна. Что прислуга останется на самоубийство в доме, пока жена лорда и дочь сбегут — угадать заранее было нельзя. Но городские ворота-то можно было догадаться закрыть?..

— Хватит!

Прозвучало так резко, что девушка вздрогнула. Кенина попыталась было сказать, мол, она не потерпит неподобающего обращения, но наткнулась на взгляд графа, и поперхнулась. А на ум сразу пришли некоторые истории, которые она слышала ещё когда первый раз встретилась с Эденом. Как он избавлялся от тех, кто мешал его делам. И пусть сейчас она была императрицей, за её спиной стояла гвардия — всё равно по спине пробежал ледяной холодок.

— Я сказал: хватит, — теперь голос звучал спокойно, но в глубине всё равно чувствовался голодный дикий зверь. — Ничего этого не произошло бы, если Уалан делал свою работу как следует. А он именно твой протеже. Да и привлечь именно этого труса генерала Тарбета тоже была твоя идея. Если бы он не медлил, у ворот всё сложилось по-иному. Сейчас поздно про это спорить. Харелт Хаттан надёжно заперт. И пусть осада будет длиться хоть год, из политического расклада он тоже выпал. Всех гонцов Сберегающих я перехватил.

Девушка склонила голову в лёгком поклоне, показывая, что она согласна и признаёт свою ошибку. Недовольство мгновенно словно стёрло с лица губкой, перед Эденом сидела та самая непорочная дева, милая девушка кукольной красоты, на которую и клюнул в своё время старый император. Голос — и тот стал другим. Нежным, мягким, податливым, заставляющим трепетать мужское начало даже в Мурхаге... Хотя уж он-то прекрасно знал, какая Кенина на самом деле.

— Что ты планируешь делать дальше? И что делать с захваченными мятежниками?

— Без мужчин это политические пустышки. Вместе с Малколмом отдам Чистым братьям для поддержания боевого духа. Пусть публично очищают скверну, заодно устрашают своими кострами столичную толпу. Доннаху придержу пока, старый Макрэ души не чает во внуке. Так что можно поторговаться. Но всё потом. Сейчас, — граф позволил себе усмехнуться, — у меня выборы патриарха. Синод негодует по поводу злодейского убийства кироса Брадана, скорбит и в трудный час не может оставить Империю без духовного руководства.

— Мурхаг. Ты уверен? — теперь в голосе девушки не слышалось и тени игры, беспокойство было самым настоящим. — Митрополит Эллер фанатик. И как бы он не припомнил тебе связей с Чистыми.

Граф снисходительно усмехнулся.

— Девочка, кого ты учишь? У меня таких фанатиков знаешь сколько? И все они одинаковы, стоит копнуть поглубже. Власть чувство куда слаще веры. А Эллер рвался к венцу патриарха не один год, вот только шансов у него не было. Брадан не раз намекал, что хочет видеть распорядителем на своих похоронах и преемником именно Аластера. Сейчас же митрополита Арнистонского в городе нет, как и почти всех его сторонников. Вот потому этот, как ты говоришь фанатик, и спешит провести выборы. Не зря он хочет созвать Синод уже сегодня утром и заручился моей поддержкой.

Эден встал, отвесил Кенине вежливый поклон, в котором даже не попытался скрыть насмешку, и вышел.

В главный собор Турнейга, где по традиции избирали нового патриарха, граф всё же немного опоздал. Митрополиты уже собрались, стояли посреди зала — по правилу от начала выборов и пока не будет провозглашён новый глава Церкви Единого, садиться им нельзя — и по желанию произносили коротенькую речь в память старого предстоятеля и каким бы хотелось видеть нового. Мурхаг незаметно проскользнул в зал, присел на скамеечку, оставленную для приглашённых мирян, и принялся рассматривать главного фаворита сегодняшнего забега за венцом патриарха. Митрополита Эллера. Тот как раз взял слово, поэтому удобно стоял чуть в стороне от остальной толпы.