Мир в огне

Ярослав Васильев

Мир в огне

Пролог

Легенды рассказывают, что город Арнистон родился посреди озера Лох-А-Гарбрейн. Было оно много веков назад куда больше, чем сейчас, и напоминало голубой водой кусочек заблудившегося неба или моря. И говорят, что владел тогда озером какой-то то ли принц, то ли герцог. И была у него возлюбленная — конечно тоже принцесса. В один из вечеров герцог-принц катал девушку на лодке по зеркальной глади нежного как шёлковые чулки прозрачного хрусталя, влюблённых укрывал купол неба, глубокий и чистый, точно детский взгляд. С западной стороны купола солнце бросало в водяную зыбь мелкие золотистые кругляши, солнечные монетки перепрыгивали с одного бурунчика на другой, собираясь в широкое золотое монисто — чтобы незаметно превратиться в ослепительный закат. Но принцессу красота не радовала. Сидела она неподвижная и грустная.

Когда золотое ожерелье неимоверно вытянулось вширь и поглотило и горизонт, и дальний берег, принц решился нарушить безмолвие любимой и спросил — что гнетёт её. Девушка ответила: она красива, как бриллиант. Но драгоценный камень без оправы и вполовину не так прекрасен, как если обрамляет его золото и финифть украшений, а женщина красива лишь наполовину, если нет у неё подходящего платья и драгоценностей. "У тебя будет всё лучшее!" — воскликнул принц-герцог и тотчас приказал созвать мастеров со всего света.

Повеление исполнили. Давно забыли и имя капризной девушки, и её возлюбленного. Даже название королевства стёрлось из памяти людской — а город остался. Менял хозяев и населяющие его народы, менял ремёсла, но всегда оставался лучшим в выбранном деле. Три века назад в долину Лох-А-Гарбрейн с севера пришло новое племя. Одетые в непривычные килты в крупную клетку, вооружённые джеддартами[1] и храбростью безумцев, они покорили прежних хозяев, дали городу своё имя — Арнистон. И новое ремесло — оружейник. С тех пор сменилось не одно поколение, город стал частью Империи, но слава лучших мастеров по смертоносному железу, соперничающих даже с гномами, крепко-накрепко осталась за жителями. А тысячи людей из тех, кто живёт войной, ехали на рынок, спешили в лавки и кузни арнистонских мастеров, чтобы заполучить изящный клинок, несокрушимый панцирь или крепкую секиру.

Почтенный мастер Барабелл в городе считался одним из лучших и мог себе позволить многое. Например, клиентов принимать только при кузне и в лавке, и никак иначе. Потому, когда десятилетняя дочь вприпрыжку пронеслась по лестнице на второй этаж и забарабанила в комнату родителей с криком: "Папа, там тебя спрашивают. Двое, с мечами", почтенный сын семейства Макесик тяжело вздохнул, разгладил рано начавшие седеть усы и коротко стриженую бороду и пошёл вниз. Жаль, начало мая — зимой, успей гости помёрзнуть на крыльце, удовлетворились бы, скорее всего, простым "нет". Сейчас же... ругаться Барабелл страшно не любил. Впрочем, как и терять клиентов. Но стоит хоть раз дать слабину, начать разговор о делах здесь — и спокойствия в доме не видать.

На крыльце и правда ждали двое, при виде которых настроение мастера окончательно испортилось. Невысокий, смуглый мужчина лет тридцати с рукой на перевязи, форменный камзол со знаком различия сержанта. На груди блестела небольшим овалом нечастая награда — медный венок доблести. Знающему человеку многое говорит, такие венки не зря ещё прозвали "отчаянной доблестью". Второй, лет на пять помладше — аж целый легат. И тоже явно не тыловая крыса: хоть мундир пошит с иголочки, в отличие от спутника бороду бреет, причёску недавно сделал... вот только заметно, что в роскошном камзоле ему неуютно. К тому же опытный глаз мастера подметил, что привык легат больше к доспеху и кольчуге, да и меч не парадная игрушка. С такими клиентами Барабелл работать любил, это не богатые пресыщенные бездельники. И потому отказывать будет вдвойне неприятно.

— Вы Барабелл из рода Макесик?

— Да.

Выдавливать улыбку из себя мастер не стал, всё равно отваживать несостоявшихся клиентов — так незачем фальшивить с самого начала. Легат неприязни словно не заметил, а продолжил:

— Легат первого полка Тринадцатого легиона дан Булли. Мой спутник — сержант Дайви, вторая сотня первого полка. Вы брат Бэйрда из рода Макесик?

В это время хлопнула дверь дома напротив, и на улице показалась соседка. За давностью лет уже и забылось, с чего она невзлюбила жену мастера Барабелла. Но мелочную неприязнь холила, при каждом удобном случае старалась поддеть не только ненавистную соперницу, но и её мужа. Услышав последнюю фразу и имя, о котором в роду Макесик говорить было не принято — как же, позор семьи, отказался от наследства и подался по слухам в наёмники, где и сгинул — тётка поспешила громко, чтобы услышала вся округа, закричать:

— А! Барабелл, да никак про твоего беспутного братца стало известно?

На запах скандала начали открываться окна, на порог нескольких ближайших домов вышли любопытные. Внезапно до этого молчавший сержант резко и громко, сердито бросил:

— Женщина! Не смей своим поганым языком касаться имени старшего центуриона Бэйрда.

Легат ледяным тоном добавил:

— Ещё раз оскорбишь старшего центуриона Бэйрда рода Макесик, прикажу дать тебе на рыночной площади плетей, — после чего уже нормальным голосом, но с какой-то скрытой тоской, снова обратился к мастеру Барабеллу. — Мы принесли вам скорбную весть. Ваш брат Бэйрд, старший центурион второй сотни лёгкой пехоты первого полка Тринадцатого легиона пал смертью храбрых, защищая город Ривертей. Иных близких родственников кроме вас у него нет, потому именно вам я должен передать последнюю награду вашего брата: золотой венок доблести.

Легат не успел договорить, а на улицу пришла тишина, было слышно даже гукающих где-то на крышах голубей. Соседи безмолвно замерли, стараясь не пропустить ни слова. Барабелл молчал почти минуту, стоя на пороге, безуспешно пытаясь сдержать выступившие слёзы. Наконец мастер справился с собой, сделал шаг назад и сдавленным полувсхлипом произнёс:

— Благородный дан, сержант. Прошу, проходите в дом.

Гостям пришлось немного подождать, пока почтенный мастер позовёт из кузни и лавки старших сыновей и отправит посыльного предупредить: сам он в мастерской сегодня не появится. Но, наконец, всё семейство расселось в большой трапезной. И первым заговорил Барабелл.

— От Бэйрда не было вестей почти тридцать лет. С тех пор как он разругался с отцом, отказался наследовать семейное дело и ушёл из дома. Позже до нас донёсся слух, что его видели в каком-то из наёмных отрядов на Южном соляном тракте. После этого отец запретил произносить его имя.

— Императору служат по-разному, — ответил сержант. — Ваш брат никогда не рассказывал о том, как именно он служил на благо Империи на дорогах наёмников. Думаю, не имел права.

Барабелл молча кивнул: если догадка верна, и Бэйрд действительно служил в особой службе канцлера — для семьи было безопаснее, когда все считали, что Бэйрд — отрезанный ломоть.

— Когда создавался наш легион, — продолжил сержант, — то в него позвали лучших. Ваш брат откликнулся. Я познакомился с ним в учебном лагере, где он стал нам вторым отцом. Если бы не ваш брат — многие бы не смоги отбросить прошлое... плохое прошлое. И стать достойными людьми.

— Я познакомился с вашим братом, — вступил в разговор легат, — когда меня назначили командовать полком. И скажу честно, без него я бы не справился. Год службы даже после Турнейгской военной академии слишком мало. Старший центурион Бэйрд стал для меня наставником и помощником. Когда хозяин домена Ахалл нарушил закон и поднял флаг мятежа, мы получили приказ вернуть земли под руку императора. Но предатель зашёл дальше, чем все думали. Он нанял людей Льда, чтобы те, пока наш полк вместе с ополчением готовится усмирить долину Ахалл, сожгли город Ривертей. Просто отступить на помощь осаждённому городу было нельзя — нас зажали бы с двух сторон. И тогда старший центурион Бэйрд вместе с добровольцами остался удерживать дорогу...

— Простите, — с тоской сказал сержант. — Я должен был остаться вместе с ним, вместе с остальными нашими... но вот, — показал он на раненую руку.

— Отогнав северян, мы поспешили обратно... но было уже поздно. Ваш брат и почти все храбрецы погибли.

— Бэйрд... Бэйрд... — только и смог ответить мастер, не стесняясь слёз, которые градом катились из глаз.

Дальше пошли взаимные рассказы о Бэйрде, но от предложения остаться на поминки легат с сожалением отказался. Объяснил, что его ждут неотложные дела.

Час спустя легат Булли постучал в дверь небольшого белого утопающего в зелени особняка в пригороде. Открыл гладко выбритый мужчина неопределённого возраста — тридцать, сорок, а может и пятьдесят. Под стать был и тёмно-синий камзол неплохой ткани: он мог принадлежать и владельцу лавки средней руки, и зажиточному мастеровому, и даже мажордому какого-нибудь дворянина. Мужчина уточнил имя офицера, после чего коротко сказал: "Вас ждут", и провёл Булли в небольшую комнатку, где сидели двое. Встречавший коротко поклонился и вышел, а Булли встал на пороге, разглядывая место, где оказался. Типичный кабинет дворянина средней знатности: тиснёные золотом багряные обои в сочетании с неплохой имитацией резной мебели эпохи Ниана Второго. Да и сам хозяин за столом вполне соответствовал окружению — чуть обрюзгший мужчина лет за пятьдесят, в модном камзоле, с намечающимся брюшком... Взгляд был не отсюда. Резкий, цепкий, пронзительный. Булли, когда его полк вернулся из долины Ахалл, на таких вот следователей из канцелярии канцлера насмотрелся. Не к месту был и смуглый бритоголовый писарь, скорчившийся за столиком в углу.

Тем временем хозяин кабинета неожиданно мягко сказал:

— Дан легат, присаживайтесь, — мужчина показал на кресло рядом со столом. — О хранящих покой ходит много слухов. Потому прошу вас, не считайте моё приглашение вызовом на допрос. Всё, что положено, вы уже объяснили службе канцлера. Меня же интересует ваш рассказ, если позволите, с самого начала — как это видите вы. Тех, кто проморгал драккары, пусть ищут люди канцлера. А мне нужно добраться до столичного покровителя графа Ахалл.

— Если я хоть как-то смогу вам помочь найти мерзавца и отомстить за моих парней, — легат с силой сжал ручку кресла, — то я в вашем распоряжении.

— Тогда, пожалуйста, начинайте. С того момента, как считаете нужным.

— Хорошо. Думаю, начать надо с моего назначения легатом. Я тогда был, признаться, изрядно удивлён. Нет, формально всё было в порядке: дед записал меня рядовым в Первый золотой легион, когда мне исполнилось десять. Если приплюсовать, что учащиеся Турнейгской военной академии сразу после поступления получают чин младшего центуриона, а по результатам экзаменов мне присвоили чин младшего легата — всё было в порядке. Даже ценз нахождения в каждой должности выходил. Вот только реальной службы в действующей армии у меня тогда был всего год. И в канцелярии лорда-протектора, и в штабе командующего легионом это должны были прекрасно понимать — но назначение я всё равно получил...

Когда легат закончил рассказ и ответил на все вопросы, солнце уже перевалило ближе к закату. И едва прозвучало: "Спасибо, больше вопросов нет", поспешил попрощаться. Объяснил, что его ждёт служба, он и так покинул полк почти на целый день. Вскоре вышел и следователь. Остался сидеть лишь писарь, который суетливо приводил в порядок бумаги с записями разговора.

Едва дверь закрылась, а с улицы в приоткрытое окно залетели слова прощающегося с привратником легата, глава Хранящих покой встал, с удовольствием выпрямился и потянулся — всё-таки играть два с половиной часа человека ниже себя ростом довольно утомительно. После чего отломил у одной из лежавших на столике запасных ручек стальное перо. Стена за креслом следователя мгновенно растворилась, сама комната стала вдвое больше, а в скрытой части обнаружились ещё три слушателя. Кайр Раттрей мысленно вздохнул: к сожалению, сегодня не хватало кироса Брадана. Но у патриарха в последние несколько месяцев начались нелады со здоровьем, и осилить дорогу из столицы в Арнистон он не мог. Зато сумел найти повод наведаться в монастырь неподалёку мессир Кентигерн — а информированности и умению старика видеть скрытые от других связи можно было позавидовать. Добавился в их небольшой дружеский круг Великий инквизитор, как подумал Раттрей, очень вовремя. Особенно с учётом сегодняшнего рассказа.

Первым нарушил молчание канцлер. Едва дождавшись, пока Кайр удобно развернёт кресло и сядет, лорд Бехан спросил:

— Вижу, наша задумка удалась. Хотя, признаться, я даже не ожидал, что бывшие штрафники окажутся настолько стойкими и доблестными солдатами. Но, Кайр, вы же звали нас из столицы под крыло митрополита Аластера, — последовал кивок в сторону второго священника, — не только ради этого?

— Бехан, вас ничего не насторожило в случившемся? Предположим, задумка графа Ахалл удалась. Погиб целый полк, Ривертей в развалинах. Остальные, увидев силу и удачу вновь поднявшего знамя "свободных лилий", присоединились к нему... Император двинет Четвёртый северный легион, и мятежники умоются кровью. Ведь в остальной империи спокойно, войска ничем не заняты.

— Слишком спокойно, — вдруг вступил в разговор мессир Кентигерн. — Уж не поэтому ли вы, Раттрей, посоветовали мне обратить особое внимание на расплодившиеся в последние пару лет секты демонопоклонников? Вы считаете...

— Да. Я уверен, что орки используют Верящих-в-Ночь для разведки на нашей территории и для переговоров с изменниками. А кто-то из сектантов завербовал или подкупил одного из членов Канцлерского совета. Я потому и не рекомендовал в этот раз собираться где-нибудь поблизости от столицы. Граф Ахалл явно рассчитывал на войну с орками. Когда пламя мятежа охватило бы север, а легионы оказались заняты на юге — граф без труда организовал бы себе маленькое королевство.

— Если вы правы, Раттрей, — задумчиво произнёс канцлер, — то времени у нас почти не осталось.

— Думаю, год. Может, чуть больше. Если мы и дальше сумеем рубить все попытки раздуть смуту. Но даже в этом случае — через лето Бархед и остальные южные города сядут в осаду.

— С именем Единого да выстоим, — почти хором отозвались мессир Кентигерн и митрополит Аластер.

[1] Джеддарт (джеддартский или джедбургский жезл) — один из вариантов шотландской горной секиры. Лезвие джеддарта имеет режущую кромку, прямое, узкое и длинное (до 1,2 м), заостренное на конце. На рукояти гарда, на нижнем конце — прямой острый металлический шип. Джеддарт за счёт того, что его лезвие во многом подобно клинку меча и позволяет наносить эффективные не только режущие, но и колющие удары, являлся во многом универсальным оружием, потому использовался не только в пехоте, но и в коннице

Пламя первое. Пыль дорог

Империя, Большой Соляной тракт. Май, год 498 от сошествия Единого.

Магистр был не в настроении. Причём настолько, что даже позволил себе выйти из образа добродушного и простоватого вдовца-алхимика. Хотя тщательно его придерживался с первого дня, едва они с Лейтис приехали в здешний небольшой городок. Придерживался, даже если оставался как сейчас: один, в комнате без окон, в своём доме с многократно проверенной защитой от любого подглядывания. Но сегодня дорогие камзол и жилет валялись на полу, поверх них удобно пристроились два щегольских остроносых башмака. А сам хозяин в это время меланхолично сидел в кресле, закинув ноги на столик и закатав штанины выше колен так, что вошедшие пару лет назад в моду чулки не проглядывали, как положено, сквозь многочисленные вертикальные прорезы штанов, а совершенно неприлично оказались выставлены на всеобщее обозрение. Да и завязки на рубахе распущены, поэтому изделие дорогого портного лишилось всех складок и напоминало грубую одёжу неумытого крестьянина. А уж если к этому добавить занятие почтенного господина алхимика — бросать метательную стрелку в мишень... стыдоба!

Ислуин в очередной раз бросил стрелку, попав в самый центр своего парадного портрета, пролевитировал её обратно в руку и усмехнулся: магия в облик мягкохарактерного пухлячка Ивара не лезет ещё больше. Все пять лет, пока они жили в Тейне, он раз в месяц заказывал магические компоненты у местного лицензированного гильдейского чародея. Пусть и хотелось каждый раз дать недоучке по рукам. Следом, при взгляде на истыканную картину, пришла ещё одна мысль: видела бы жена бургомистра, которая и вручила ему портрет на завершение их интрижки, как он использует её подарок. И видел бы это сам бургомистр. Наверняка знает, что романтические отношения Ивар заканчивал в глубоком душевном расстройстве, даже со слезами — как и остальные поклонники его неблаговерной. Небось, и письма сохранил, и ещё чего-нибудь. Ведь не просто так старый хрыч женился на самой натуральной шлюхе, а чтобы иметь возможность надавить на любого из более-менее заметных жителей города. И тем приятнее будет оставить обоих с носом, когда господин вдовый глупышка-алхимик — который до сих пор раз в два-три месяца пишет дамочке проникновенные письма — вдруг исчезнет. Потому что со здешним болотом пора заканчивать.

А какой удачной выглядела идея пять лет назад... Покинув Отражение истины, за лето они проехали всю Империю, проверяя зацепки и слухи, которые магистр собрал за время жизни в столице. Увы, ни одна не вывела даже на след эльфов. Тут Ислуину и пришла в голову мысль попробовать новый способ. Поселиться года на два возле какого-нибудь крупного торгового тракта, выбрать себе профессию аптекаря-алхимика — рассказ о болячках хороший повод завязать разговор, во время которого несложно вытянуть нужные сведения. Особенно если город, где живёт аптекарь, небольшой, провинциальный, настраивающий много повидавших путешественников смотреть на местных обывателей свысока. Да и прятать странности и нестыковки проще всего именно в подобном месте. В первое время "чужаков" всё равно будут сторониться, а затем сработает привычка не лезть лишний раз к соседям: чай все тут свои, а не большой город, "где живёт сплошь невежливое хамьё". С другой стороны, никого не удивит, если аптекарь будет расспрашивать о торговле и товарах в самых разных местах и странах. У каждого мастера свои тайные рецепты, подчас ингредиенты приходится заказывать издалека и самые причудливые. Вот здесь-то Ислуин и отыщет нужную нить. Вряд ли эльфы повторили судьбу ханжаров и полностью прекратили контакты с остальными. Насколько Ислуин мог судить по своему миру, некоторые очень нужные эльфам вещи люди делают проще и лучше. Потому выгоднее их обменять на что-то своё или купить, пусть даже через длинную цепочку посредников. И пусть всё наверняка делается в строжайшей тайне — если точно знаешь, что искать, то рано или поздно выйдешь на след. Последним аргументом стала лаборатория, где среди инструментов алхимика можно было спрятать всё необходимое для Лейтис: учить некоторым дисциплинам всё же лучше в спокойных условиях, а не в седле. В общем, с какой стороны не взгляни — в идее какое-то время пожить на одном месте сплошные плюсы.

"Я — баран. Как любят говорить местные, — магистр посмотрел на стрелку, попавшую прямо в левый глаз, вернул в руку и кинул снова. Только теперь в правый. — Ну с чего я взял, что если бакса Октай учил меня как человека, то Лейтис я могу учить как эльфа? Да ещё потащил девчонку вместе с собой в Отражение..." Портрет, наконец, не выдержал издевательств и с грохотом рухнул на пол. Впрочем, это его не спасло: магистр, не вставая с кресла, прислонил картину вертикально к стене и продолжил занятие. Ибо решение в голову так и не приходило, а проблема вырисовывалась нешуточная. Когда они приехали в здешнее захолустье выглядела Лейтис примерно на четырнадцать, то есть ненамного старше возраста их путешествия сквозь Радугу-в-Огнях. Хотя исполнилось ей тогда почти шестнадцать. Ислуин себя успокоил — многие подростки часто выглядят младше положенного, а потом навёрстывают. Даже удачно получилось, можно разыграть легенду-причину, зачем они "переехали". После смерти жены и матери найти себе новое тихое место, чтобы не травмировать ребёнка. Вот только и пять лет спустя выглядела Лейтис едва на шестнадцать! Хотя у магов старению положено замедляться только когда организм перестаёт расти. А для людей это примерно двадцать два-двадцать пять, не раньше. Нет, Лейтис осталась человеком — самая дотошная проверка изменений не выявила. Но вот что с ней происходит и во что всё выльется, понять магистр так и не мог.

Дверь в комнату открылась, зашла Лейтис и поставила на столик рядом с креслом чайник и чашку. После чего молча вышла. Хотя с первого дня роль образцово-послушной доченьки играла безупречно. Чуть что, так сразу: "Папенька, откушайте чаю. Папенька, можно ли мне сходить в гости. Папенька, не купите ли мне новое платье. Нынче в моде пышное, да чтобы до земли доставало, и обязательно с буфами на рукавах и груди". А сегодня юбка всего до щиколоток, блуза простая, прямая и без излишеств — не модно, зато удобно, в том числе и драться. Ислуин усмехнулся, но только мысленно, лицо осталось непроницаемо-каменным. Девочка тоже на нервах, потому запросто сейчас кинет в "папеньку" чайник с кипятком. Не каждый день своими руками ломаешь собственную свадьбу всего за две недели до венчания.

Причём ломаешь в самом прямом смысле. Несостоявшийся свёкор считал, что женщина должна знать своё место, а смысл её жизни — потакать любым желаниям мужчины. Потому девушка, которая, встречая "второго отца", не стоит, потупив глаза, имеет собственное отличное от него мнение, и не спешит исполнять прихоти, вызывала раздражения. Тянулась глухая неприязнь долго, пока вчера мужик не решил поучить с помощью кулака излишне забалованную родителем невестку хорошим манерам... Сначала в шкаф с посудой полетел "воспитатель", следом жених. Хотя парню ни тоже ломать руку, ни оставлять на спине метку на память раскалённой сковородой девушка не стала — лишь предупредила, чтобы больше возле неё не крутился. Затем с гордым видом ушла домой и всю ночь прорыдала в подушку, до сих пор глаза красные. Сам магистр результатом, наоборот, был доволен. Даже порадовался, что не пришлось на следующей неделе организовывать скандал и ссору самому. Но Лейтис, что свадьба не состоялась бы в любом случае, пока лучше не говорить.

Течение мысли нарушил стук в дверь и голос Лейтис.

— Папенька, к вам пришли! — причём в интонациях отчётливо можно было разобрать раздражённое: "Мастер, оторвите зад и спуститесь. Потому что я этого гостя встречать не собираюсь, зато вы никуда не денетесь".

— И кого Шэт принёс? — ругнулся себе под нос Ислуин. — Гнать в шею любого!

После чего загнал стрелку в раму и оглядел себя критическим взглядом: а что, видок у него самый подходящий. Кто бы ни пришёл, пусть думает, что безутешный папочка не спал всю ночь. Помятое лицо, рубашка и штаны в непотребном виде, а пушистый жёлтый халат до колен и мягкие войлочные тапки дополнят картину. Завершат образ несколько якобы не замеченных винных капель, которые магистр по дороге посадил на рукав и на грудь.

Спустившись на первый этаж, Ислуин услышал нетерпеливый стук в дверь: видимо, гость на колокольчик у входа уже не надеялся. Тем лучше! Встретить погрубее... Открыв дверь, магистр ошеломлённо замер на пороге. Ведь не каждый день на крыльце ждёт сам бургомистр.

— Позволите войти?..

— Не похволю, — Ислуин справился с удивлением, поёжился — май в этом году вышел прохладный, и принялся разыгрывать запланированную роль. — У мня вчера был не самый лушший день, потму хлиентов я не принмаю.

— Видите ли, я совсем по другому поводу. Не за снадобьями, уважаемый Ивар. И мне кажется, нам лучше говорить в доме.

Бургомистр всем видом излучал отеческую снисходительность, участие и доброту. Ни дать ни взять с лубочной картинки сошёл невысокий старичок, который, говорят, разносит в ночь перед праздником Вознесения Единого послушным детям подарки. Вот только истинную натуру городского головы Ислуин знал очень хорошо, специально подыскивал именно такого. Потому от фальшивой приторно-слащавой картинки сводило зубы и хотелось захлопнуть дверь. Увы, пока было нельзя. В легенду алхимика было вложено немало сил, и ей ещё предстояло некоторое время служить и после отъезда из Тейна. Поэтому визитёра придётся терпеть и выпроваживать не выходя из образа.

— А вот здеся и поховрим. Мне от сосдей скрывахть нечехо.

Бургомистр видя, как язык слегка заплетается — явно папаша с вечера к бутылке с горя приложился, потому сейчас и похмелье лёгкое, и настроение задиристое — перешёл в атаку. Ведь в таком состоянии от агрессивной напористости до трусливой покладистости один шаг.

— Хорошо. Если вы настаиваете. Но право слово, мне не хочется выставлять вас и вашу дочь в неприглядном свете. Вы этого не заслуживаете. Но вчерашние события...

Ислуин мысленно поднял от удивления бровь. Бургомистр пришёл мирить Лейтис с женихом? При том, что с его папочкой сам бургомистр на ножах: в небольших городках стены нет, но граница города есть — чем несостоявшийся свояк и пользовался, поставив свою кожевенную мастерскую. Воняла она здорово, но потребовать убрать её подальше у бургомистра права не было.

— Единый заповедовал смирение и послушание не только женщинам, но и мужчинам. Ибо, как говорит нам на проповедях отец Райберт, перед престолом Его все мы равны в грехах. А сейчас вы предлагаете мне отдать мою девочку за человека, который посмел поднять на неё руку?..

— Не вам говорить о соблюдении заповедей, — резко оборвал бургомистр. — Человеку, который посягнул на чужую жену. Не стойте на пути любящих сердец, иначе...

Ислуин посмотрел на собеседника теперь уже с неподдельным интересом: это до какой же степени бургомистру надо, что он готов выложить свой самый убойный аргумент?

— Вы забыли, мой дом стоит за пределами Тейна. Потому рассматривать вопрос будет суд округа, — намёк, что в таком случае суд будет не формальностью с единственным виновником, а с женой бургомистру придётся разводиться, был более чем прозрачным.

— Ради счастья молодых я готов пойти и на это. Знайте, я добьюсь, чтобы ваша репутация стала достоянием общественности, и вы не смогли куда-нибудь уехать, и начать свои дела снова. Вы закончите жизнь никому не нужным нищим. Я готов предоставить суду вот эти письма, — в руках появилась стопка знакомых конвертов, — и все остальные доказательства. Даю вам неделю.

Внешнюю невозмутимость магистру сохранить всё же удалось. Хотя внутри он был в растерянности: это что же такое вокруг творится? Мало ли девушек на выданье в окрестностях, да и свадьбы, где бургомистр почётный гость — не редкость. Зачем сморчку именно Лейтис? Ведь явно не шутит.

— Договорились. Встретимся в суде, — Ислуин быстро сделал шаг назад и захлопнул дверь, оставив растерянного визитёра на крыльце.

Предположений, почему бургомистр вдруг решил избавиться от жены, у Ислуина было два. Первое — "благоверная" на сносях, и явно не от мужа: девицами старикан уже давно не интересовался. Возраст такой, что если раз в год чего получится — и то радость. Следовательно, пора менять одну шлюшку на другую. Вторая причина могла оказаться для бургомистра куда неприятнее. Молодая женщина на людях последнее время стала появляться нечасто, раз в несколько недель, а то и реже. Например, в церкви магистр её не видел больше двух месяцев, хотя раньше она не пропускала ни одной воскресной проповеди: блеснуть новым украшением или нарядом и выбрать любовника на следующую неделю. И была женщина какой-то ненормально тихой, а в ауре появились странные отметины. Точно рассмотреть в тот день не получилось, ради маскировки магическое зрение приходилось последние годы глушить. Но похожи следы были, как вспомнил теперь Ислуин, на последствия приёма опия. Причём след от наркотика в ауре явно пытались замаскировать от случайного взгляда мага-целителя каким-то амулетом. И если теперь пагубная привычка вышла из-под контроля, а женщина на грани срыва, то скандал бургомистру нужен как воздух. Вот только Лейтис в эти предположения не укладывалась никак. Людей, спавших с женой бургомистра и которых муженёк с удовольствием бы утопил, хватало и без скромного алхимика. А уговаривал его бургомистр всерьёз. Будь на месте Ислуина рохля-пухлячок Ивар, чью личину магистр носил последние годы, поддался бы испуганный "папенька" прямо на пороге.

Этой же ночью Ислуин попытался проникнуть к бургомистру в дом — но не получилось. Жилище городского головы было обвешано хитроумными заклятиями и запорами, словно ёлка иголками, чтобы туда влезть, не потревожив хозяев, требовалось готовиться не меньше недели. "Да и форму за последние годы я изрядно подрастерял", — с сожалением вздохнул магистр, осматривая превращённый в крепость особняк. Пока крался по ночным улицам к дому, его дважды облаивали собаки, а когда лез на подходящее дерево, очень заметно обломил несколько веток. Хорошо, если спишут на вездесущих мальчишек. Но ведь не просто так старик защиту дома усилил, год назад ничего такого и в помине не было. А вдруг обратит внимание на следы и ускорит дело с судом? Покидать же городок, не поняв причину странного интереса к своей персоне, Ислуин по возможности не хотел.

Домой магистр вернулся поздно, но выспаться ему не дали. Сначала в дверь затрезвонил бывший жених — "мириться"... Кончилось тем, что когда парню надоело ругаться, и он попытался ухватить девушку и прижать к себе, Лейтис показала на сковороду на окне и пообещала "добавить как папаше". Парень в ответ неожиданно стал белым как мел, отскочил словно ошпаренный, и прошипел: "Ведьма". Объяснение пришло через полчаса, когда явился отец жениха. Выяснилось, что у него от испуга наступила импотенция, а винил мужчина во всём Лейтис и порчу, которую она на него якобы навела. Ислуину даже пришлось выйти на крыльцо и пообещать сломать вторую руку, только тогда скандалист угомонился. Хотя проклятия с безопасного расстояния были слышны ещё долго.

Следом пошло самое настоящее нашествие посетителей. Несколько городских сплетниц — якобы за снадобьем от головной боли, а на самом деле проверить, как себя чувствуют виновники скандала. Затем к Лейтис пришли посочувствовать подружки, потом... К вечеру Ислуин озверел. Так, что даже чуть не наорал на заезжего купца, который искренне захотел тоже выразить соболезнования. Хорошо удержался: давний клиент в этот раз привёз рекомендательное письмо на предъявителя в один из крупных торговых домов Бадахоса. Это письмо Ислуин выпрашивал последние несколько месяцев — у магистра были планы в ближайшее время посетить острова, проверить слух об одной необычной находке. А без подходящих бумаг чужаку добиться своего на Архипелаге очень сложно.

Купец как обычно скупил чуть не половину лавки, при этом нахваливая редкостные таланты господина Ивара в обращении с разными снадобьями. А потом даже предложил: если господин алхимик разругается с местными и надумает уехать, то почему бы ему и в самом деле не перебраться в Бадахос? С магами там проблем нет, а вот мастеровитые алхимики и аптекари всегда в цене. Магистра на этих словах будто ударило молнией: вот она нитка, по которой можно размотать весь клубок! Опий, конечно, не "слёзы лотоса" — но и он запрещён к продаже, хотя выискивает его стража не так тщательно. Везут наркотик обычно вместе с солью или сахаром, а на месте выделяет маг или алхимик. Если же дело в нелегальном аборте, то всё опять сходится к магу: местная целительница женщина богобоязненная, стоит к ней обратиться — обязательно расскажет священнику. А отец Райберт человек очень принципиальный и замалчивать преступление не будет. Живущий же в городе маг тоже чужак, приехал сюда всего на год раньше Ислуина и Лейтис и наверняка на крючке у бургомистра.

К городскому чародею магистротправился сразу же как спровадил купца. Вечерело, в воздухе уже разлилась предзакатная серая синева. Для визита выходил самым подходящим. Шансов, что у господина Акилеша в лавке сейчас есть клиент, почти нет: местные заглядывать к нелюдимому выходцу с Югов старались по утрам. Но если кто в сумерках и обратит внимание на входящего к магу алхимика, тоже не удивится — сегодня народу у мастера Ивара побывало много, и выходили все с покупками. Запросто какие-то ингредиенты подошли к концу. Торговать же надо, пока деньга идёт — это правило в городке рядом с трактом впитывали все с молоком матери.

Лавка оказалась пустой. Потому Ислуин первым делом, едва вошёл внутрь, аккуратно закрыл за собой замок и только после этого двинулся на поиски хозяина. Благо внутри дома, в отличие от входной двери, запоры стояли совсем уж ерундовые. Чародей нашёлся в подвальной лаборатории и, судя по всему, кого-то ждал. Причём гость явно должен был иметь свой ключ: на скрип двери даже не поднял голову от стола, где смешивал в малой рабочей октаграмме ингредиенты.

— Здравствуйте, господин Акилеш. Я тут мимо проходил, решил заглянуть. Поверьте, много времени не отниму, вижу, вы кого-то ждёте. Не господина ли бургомистра?

Городского управителя Ислуин упомянул наугад... реакция оказалась неожиданной. Маг побледнел, смуглое костистое лицо перекосила дикая гримаса, со сдавленным возгласом он подхватил со стола нож и кинулся на визитёра. Магистр успокоил мужчину резким тычком, после чего раздел на случай пыток до пояса и привязал к стулу. И, пока хозяин не очнулся, принялся осматривать лабораторию. Вот только вопросов после этого добавилось: для мелкого провинциального мага слишком уж хорошо и со знанием дела она была обустроена. Да и инструменты требовали куда более высокой квалификации, чем обычно демонстрировал Акилеш. Причём оборудованием явно постоянно пользовались. А ещё на спине Акилеша обнаружилась подозрительно знакомая татуировка в виде перечёркнутого рта.

— Вижу, вы очнулись. Хорошо.

— Ч-ч-что в-вам н-над-д-до?

— Поговорить с хорошим человеком, — магистр слегка улыбнулся уголками губ. — Видел я одну картиночку, когда заглядывал в гости к интересному господину по имени Амблик. Жил этот милый человек довольно далеко отсюда, в чудном городе Ригулди.

— А-а-а-йа-а! Не надо, не надо! — завизжал и заскулил пленник. — Я не участвовал, я не виноват.

— И чего же вы так переживаете то, раз не виноваты?

— Не надо, — зарыдал мужчина, — инквизиция всё равно не поверит, что я не знал про "ошейники воли". Они меня сожгут!

Магистр поставил второй стул напротив, сел, закинув ногу на ногу, и с ленцой произнёс:

— Ваши дела в Ригулди меня не волнуют. Интересны лишь ваши занятия с господином бургомистром. Расскажете мне всё — я забуду про метку. Откажетесь... Помнится, последний человек с такой же татуировкой упорствовал целый час, но всё равно поделился секретом. Правда, после этого пришлось отправить его рыбам. Из милосердия, бедняга всё равно был не жилец. Так как?

— Я... Не надо, я... я б-боюсь боли. Й-йа р-раскажу. Только я мало...

— Всё. Всё, что вспомните. Итак. Что за состав вы готовили сейчас для бургомистра? Для него ведь? — магистр махнул рукой в сторону стола.

— Я не знаю, не знаю, — поняв, что немедленно пытать его не будут, мужчина чуть успокоился, речь стала внятней. — Мне приносят записи раз в месяц, каждый раз новые.

— Давно?

— Эти записи — уже четыре месяца.

— Эти? Значит, до этого были другие?

— Д-да. Только... они совсем другие. Меня тогда заставляли вместе с ними обоими ездить в закрытой карете в Торфинс. Так по дороге ей господин бургомистр говорит: "Пей". Она как из флакона всё выпьет, глаза масленые становятся, платье начинает расшнуровывать, мол, душно ей. А сама ко мне что твоя кошка. Как приедем, там, рядом с городом дом такой с башенками и садом старым, так они оба туда, и мне говорят — сиди, жди. Потом вернутся, господин бургомистр жену-то посадит, скажет: "Езжайте". Сам останется. И... обратно она другая совсем. Взгляд такой затравленный, меня боится. А служанку, которая её дома всегда встречала, не боится.

Рассказ выходил странный. И ещё более странными были рецепты из тайника. Но что-то они напоминали... Выяснив всё, что нужно, Ислуин снял верёвки, приказал пленнику одеться и бросил в него заклятие стирания памяти — через пару часов мужчина очнётся и решит, что просто по ошибке надышался компонентов смеси. Сам же магистр отправился домой.

Утром Ислуин предупредил Лейтис: кто бы ни спрашивал, папеньки нет. Заболел, уехал, напился с горя. Пусть думают всё, что угодно. А сам засел за книги, принесённые из родного мира, особенно за трактат Ириена "О зельях и предметах". Лейтис, глядя с каким рвением наставник взялся за дело, только фыркнула и отправилась гулять. Магистр её ухода почти не заметил... Да и, в конце концов, ученица давно не маленькая и постоять за себя сумеет.

Лучший из справочников по всяким редкостям не подвёл, хотя выковыривать информацию из разных разделов и сопоставлять её с парой других трактатов пришлось почти весь день. Вот только результат выходил поганый, хотя и объяснял все странности в поведении обоих супругов. Кто-то подсказал бургомистру ритуал, с помощью которого якобы можно вызвать малого демона. Для этого он и поил жену возбуждающими настоями — плод должен быть зачат и от человека, и от животных, а происходит всё в специальной пентаграмме, в окружении особого заклятья. И заканчивается каждый раз ритуал обязательным насилием над жертвой. И так до тех пор, пока сосуд для демона не понесёт. Вот только согласно тому же дурацкому поверью, чтобы удержать контроль над демоном, за определённое число недель до родов требуется провести ещё один обряд. Главный компонент которого — кровь теряющей невинность девушки. Сгодится даже бельё первой свадебной ночи. И девушка обязательно должна быть похожа на мать демона, к тому же жить не дальше нескольких километров от беременной. А из девиц подходящего возраста в округе кроме Лейтис как назло ни одной светло-русой. Похищать же "ингредиент" и насильничать — риск огласки, пропажу обязательно будут искать. И не только местные, но и егеря с торгового тракта.

Ввязываться в драку с демонопоклонниками — а судя по всему, секта в Торфинсе процветала не маленькая, если решила обзавестись собственным живым богом — не имело смысла. Бросать личину алхимика и немедленно бежать... Додумать мысль Ислуин не успел: в кабинет буквально ворвалась запыхавшаяся Лейтис.

— Мастер! Нас собираются жечь!

— Кто? Когда?

— На центральной городской площади толпа. Я успела накинуть иллюзию и сбежать, но скоро они пойдут к нам. Повесился городской маг. Бургомистр сразу обвинил в этом нас, а часа полтора-два назад его вместе с женой кто-то зарезал. И служанка сейчас на площади рассказывает, что якобы видела меня, всю в крови и выскочившую верхом на чёрной кошке из спальни.

Ислуин выругался, потом добавил ещё одну витиеватую фразу на языке шахрисабзсцев и быстро рассказал ученице о своих догадках.

— Маг, видимо, давно был на грани срыва, — закончил он, — и моё вчерашнее заклятие стало последней каплей. Бургомистр, похоже, заметил, как я выходил от мага, побежал к хозяину секты — а тот решил, что секретность важнее. Служанка явно тоже из сектантов.

На сборы магистр отвёл полчаса: хотя вариант с бегством предусматривался ещё с первого дня, нужно было подготовить оружие и собрать некоторые вещи и инструменты, которые не упакуешь заранее, а бросать жалко. Они не успели совсем чуть-чуть. Солнце уже почти село, а ночь ещё несмело, но уже властно принялась менять тёплые тона на белые и серые, когда с нескольких сторон к дому потекли огненные реки факелов и послышался рёв и гул разгневанной толпы.

— Ведьма там! Сам видел, как забежала! Жги проклятых колдунов! — неслось со всех сторон.

Ислуин присмотрелся — острое зрение эльфа-мага даже в сумерках позволяло разобрать отдельные лица — и позволил себе усмехнуться: ну конечно же, одним из главарей был папаша несостоявшегося жениха. И уверены, что жертвы не сбегут — не поленились выдать с церковного алтаря чашу, вон аж вшестером пыхтят и тащат. В присутствии священника, который шёл чуть позади, развеется любая иллюзия.

Дом встретил погромщиков тёмными окнами и погашенными огнями. Минут пять людское море грозно шумело вокруг, потом снова раздались крики, в стёкла градом посыпались камни. Кто-то повторил призыв жечь ведьму, в стены полетели кувшины с маслом, несколько человек принялись ломать забор, чтобы завалить досками дверь... Внезапно и дом, и округа на мгновение вспыхнули ослепительным жёлто-синим пламенем и люди застыли неподвижными статуями.

Не затронул свет только священника. Несколько секунд отец Райберт рассматривал замершую толпу, дальше перенёс взгляд на дом: оттуда как раз выходили хозяева. Первым магистр — он успел избавиться от грима, и теперь с хищной грацией поджарого матёрого волка щеголял в чёрных штанах и куртке из особо выделанной многослойной кожи. Такие любят состоятельные наёмники, держит удар не хуже лёгкой кольчуги, весит меньше, а посеребрённые клёпки если что помогут драться с нечистью. Из-за спины зловеще выглядывали воронёные рукояти мечей. Вторым шла девушка... священник невольно сглотнул. Точь-в-точь как на фресках, где изображают святую Элсбет, когда она ещё не сменила оружие с меча на перо и книгу. Похожие тёмно-зелёные куртка и штаны подчёркивали фигуру, точно также в руках лук с наложенной стрелой. Одно отличие — волосы не распущены, а собраны в узел на затылке.

— А вы, отче, вижу, не удивлены? — раздался насмешливый голос Ислуина.

— Я мог бы сказать, — священник заставил себя отвести взор от Лейтис: нечего так бесстыдно пялиться, к тому же дома жена ждёт, — что плохой из меня пастырь, если я не умею видеть душу, а не облик. Но не буду. Ложь, всё-таки, тоже грех. Так получилось, что духовник графа Ланкарти, отец Маркас, учился вместе со мной. И мы переписываемся до сих пор, вот он в рассказе об осаде и описал вас. Хотя, честно признаюсь, я ещё долго сомневался.

— Но выдавать нас не стали. Вы хороший человек, отец Райберт. А эти люди не стоят вашей заботы.

— Вы...

— Забыли, я маг? Я сразу догадался, что вы хотите сделать. И понимаю, что выбора у вас не было, иначе наши борцы с нечистью запросто разделались бы с вашей семьёй. Но всё же... Десять лет вашей жизни, чтобы с помощью чаши отвести глаза остальным — слишком большая цена.

— Всё равно. Они хорошие люди, хоть и поддались навету. Отец Маркас писал, как на стенах вы в одиночку дрались сразу с двумя порождениями ночных демонов. Потому здесь погибли бы все... Пусть лучше я один. И ещё. В лесу у дороги к тракту вас ждёт мой младший сын с лошадьми.

— Вы хороший человек, — повторил Ислуин. — Подозреваю, лошадей за такой короткий срок вы могли взять только в церковной конюшне. И платить за них собираетесь из своего кармана. Потому держите, — магистр сунул в руки священнику увесистый кошель.

— Тут слишком много...

— Остаток, — усмехнулся Ислуин, — потратите на ремонт церкви. И ещё. Вы ведь понимаете, что Сберегающие так просто всё не оставят?

— Понимаю. И готов принять кару.

— Ну откуда у вас такая тяга к самоубийству, — буркнул себе под нос магистр. После чего, уже обращаясь к священнику, обычным голосом сказал. — Инквизиция обязательно приедет расследовать самосуд. И вас, как поддержавшего ложный навет, ничего хорошего не ждёт. Даже с учётом нашего спасения — наверняка ссылка. Потому, когда приедут Сберегающие, пусть старший из них передаст некоему отцу Энгюсу из Турнейга привет от того, с кем они вместе учили одного подающего надежды молодого человека, и следующие слова: "Светоч не может победить ночь, но способен отогнать тьму вокруг себя. А ещё может указать дорогу в город Торфинс, где рядом с городом есть усадьба с башенками и старым садом". Это убережёт вас от неприятностей.

— Спасибо.

— Рано ещё благодарить. Лучше пока помогите поджечь дом. Нехорошо получится, все сейчас видят, как он горит, очнутся — а дом целый.

Облитые маслом стены занялись быстро. После чего Ислуин и Лейтис растворились в подступившей ночи, а погромщики очнулись и тут же продолжили ломать забор, кидать обломки в огонь и радостно орать: заклятие магистра истошно визжало из пламени криками якобы горящих заживо. Не участвовал в бесноватом действе лишь священник — он отошёл в сторону, в темноту. Чтобы никто не видел до боли стиснутых рук и закушенных губ, которые на каждый вопль распалённой от безнаказанности толпы беззвучно шептали: "Они люди. Они всё же хорошие люди..."

Пламя второе. Огонь во тьме

Турнейг, столица Империи. Май, год 498 от сошествия Единого.

Отец Энгюс нашёл Харелта в одной из небольших комнат, спрятавшихся на самом верхнем этаже старого крыла городского особняка семьи Хаттан. И, судя по стоявшей на столе бутылке креплёного вина и бокалу, парень решал для себя тяжёлый вопрос: пить или не пить? С одной стороны, вроде в его ситуации положено заливать горе спиртным. С другой не очень-то и хочется. Священник шумно пододвинул свободный стул так, чтобы сесть лицом к Харелту и при этом опираться локтями на спинку, упёр подбородок в ладони и спросил:

— Давно ты так? Ладно, можешь не отвечать. Я успел спросить. С утра. Значит, открыл ты бутылку часа два назад, но она всё ещё полнёхонька. По-моему, ответ вполне очевиден.

— Отче, ну поймите же...

— Пойму. Почему не понять? Разругался с девушкой, которую считал невестой и без пяти минут женой. Бывает.

— Отец Энгюс. Дело не в этом!.. — Харелт стукнул по столику так, что бутылка и бокал жалобно подпрыгнули.

— Ну почему же? Когда выясняется, что любимая девушка, ради которой ты поссорился со своими друзьями, тебя использует, и нужны ей только твои связи и положение... Кстати, — священник широко улыбнулся, — по всему дому вовсю заключают пари — напьёшься ты или нет. Заодно расплачиваются по старому закладу: на то, в какой день ты прозреешь.

— Вы! Вы! — Харелт снова ударил по столику. Бутылка не выдержала и полетела на пол... Но не упала, подхваченная плавным кошачьим движением отца Энгюса.

— М-м-м, да это виноградники твоего дяди, и выдержка не меньше пяти лет... — принюхался священник, прежде чем поставить вино в дальний угол комнаты. — Харелт, ты варвар. Если так уж приспичит надраться в хлам, будь добр, в следующий раз делай это, пожалуйста, дешёвым портвейном. Можешь самогоном. И эффект достигается быстрее, и голова наутро болит сильнее, что способствует раскаянию за содеянное. А переводить на пьянку такое великолепное вино — это настоящее преступление перед истинными ценителями.

— Вы все знали... — парень без сил затих в своём кресле. И почти шёпотом закончил. — И ничего мне не сказали.

— А что тебе должны были сказать? — с лица отца Энгюса исчезла дурашливость, в воспитанника полетел насмешливый взгляд. — Ты взрослый человек. И сам строишь свою жизнь.

— Но вы! Вы! Вы могли меня предупредить. Объяснить, остановить.

— Ты ещё добавь "как духовный наставник", — ехидным тоном продолжил отец Энгюс. — А ты спрашиваешь? К тому же совет — это только совет, возможно, ошибочный. Я лишь человек, а не пророк и не отражение Единого. А нужна ли тебе помощь и будешь ли ты слушать чужие советы, решаешь только сам. Как сам и решаешь, каких людей ты хочешь видеть рядом с собой, и нужны ли тебе друзья, которые говорят правду — хочется её слышать или нет.

— Всем от меня чего-то надо. И вам тоже, — Харелт забрался с ногами в кресло и мрачно посмотрел на священника. — Иначе бы вы сюда не пришли.

Отец Энгюс повернул свой стул в правильное положение, вытянул ноги и ответил:

— Всю жизнь другим от тебя что-то будет надо. Издержки общественного положения как родственника императора. И ты должен научиться понимать, когда за просьбой, возможно даже не высказанной, стоит необходимость — а когда чья-то жадность или нечто похуже. Но мне и правда, кое-что от тебя нужно. Вот только, может мне лучше отложить разговор на завтра? Чтобы ты не подумал, что и я хожу к тебе только ради выгоды?

— Ладно уж, — вздохнул Харелт, — рассказывайте сейчас. Зная вас, отче, не думаю, что вы бы пришли из-за пустяков. С вашими-то возможностями, — парень не удержался, чтобы хоть немного не поддеть священника за проповедь.

Отец Энгюс сделал вид, что намёка на свой высокий чин в ордене Сберегающих не заметил, и начал рассказ.

— Есть на северо-западе Большого соляного тракта небольшой такой городок Тейн. Даже не пытайся вспомнить название. Если тебе что-то скажет, неподалёку лежит Торфинс.

Харелт кивнул:

— Слышал. Там, кажется, с трактом пересекается дорога из Арнистона.

— Верно. Если Торфинс место оживлённое, то Тейн — сонное провинциальное захолустье. Произошло в этом городке событие неприятное, но, к сожалению, не смотря на все усилия Церкви, до сих пор случающееся. Одну местную девушку обвинили в колдовстве и сожгли дом, не дожидаясь приезда Сберегающих. Дальше всё должно было произойти как обычно. Зачинщиков на плаху, остальных участников погрома на каторгу. Даже то, что жертва осталась жива — местный священник сумел вывести её из города — виновных не спасло бы. И всё после этого успокоилось бы... Вот только перед бегством отец несправедливо обвинённой девушки попросил передать некоему Энгюсу из Турнейга привет от того, с кем они преподавали вместе.

— Не может быть! — Харелт вскочил, не обращая внимания ни на то, что при этом больно ударился об стол коленом, ни на разбившийся вдребезги бокал. — Это были...

— Совершенно верно, — кивнул отец Энгюс. — Звали мужчину Ивар, а его дочь звали Лейтис. Сядь! — резко прозвучала команда. — Сядь и успокойся. Я понимаю, что тебе хочется начать искать их немедленно. Но не время. Имена в Империи распространённые, потому они и рискнули прятаться под собственными. Но если ты сейчас бросишься следом, за тобой могут последовать наёмники лорда Шолто — старик хоть и потерял своё влияние, обиды не забыл и на убийц денег у него хватит.

— Они опять скроются, — буркнул Харелт. — Так, что мы их снова потеряем.

— Не совсем, — улыбнулся священник. — Можно задействовать возможности нашего ордена. Если ты окажешь ему услугу. Вот с этим я и пришёл.

— Чтобы Сберегающие чего-то и не могли сами? И вам понадобилась моя помощь, да так, что вы готовы торговаться как на базаре? — деланно удивился парень. — К тому же, отче, вы говорили мне про долг. Вы могли передать просьбу через императора, а тот бы приказал — и всё.

— Если бы всё так просто, — вздохнул отец Энгюс. Вдруг лицо его стало жёстким, на скулах заиграли желваки. — Харелт. То, что я тебе сейчас скажу, не должно выйти из этой комнаты. Не знаю, откуда дан Ивар узнал — умение этого человека проникать во всякие нехорошие тайны и очень вовремя вытаскивать их на свет Божий, меня удивляло с первого дня знакомства. В Торфинсе обосновалась секта демонопоклонников, во главе которой стоит один из Тёмных учителей. Отца Райберта, который передал нам слова дана Ивара, мы вместе с семьёй спрятали, сам дан Ивар сумел скрыться, о том, что мы вышли на след, никто не знает. Но в столице у Верящих-в-ночь обнаружился влиятельный покровитель. И стоит ему хоть слегка заметить наш интерес к Торфинсу, в сетях останется лишь мелкая рыбёшка.

— При чём тут я? — удивился Харелт.

— Ты станешь наживкой. Не под своим именем, естественно. Сыграешь одного из своих вассалов — пресыщенный жизнью молодой светский бездельник. Обязанности перед сюзереном скучны, жизнь пресна, к наркотикам испытываешь презрение. Но острых ощущений, можно даже слегка за гранью запретного, хочется. Идеальный материал для сектантов. Агент обязан не просто выучить роль, он должен быть хорошо знаком со светской жизнью. Но просить кого-то другого из столичного общества рискованно. Людей, обладающих нужными знаниями и при этом способных пройти по лезвию ножа, в Турнейге не так уж и много, и все наперечёт. Твой же отъезд в свете недавних событий никого не удивит.

— Отче, — усмехнулся парень, — грубая лесть человека не украшает, вы мне не раз говорили. Да и брать "на слабо" у меня уже возраст не тот.

— Это не лесть, — вздохнул священник. — Риск для "наживки" огромен, и будь только моя воля, я бы отправил кого-то из наших послушников. Но тропы судьбы легли так, что других способов захватить нечестивца я не вижу. Потому и пришёл просить тебя.

— Тогда чего же вы спрашиваете? — Харелт встал и махнул рукой в сторону двери. — Вы сами только что говорили — долг будет звать меня всю жизнь. А семья Хаттан всегда стояла на страже интересов Империи. Предлагаю времени не терять. Но сперва... — парень прополоскал вином рот и полил на руки. — А то ставки на меня делать удумали, — буркнул он себе под нос. — До хрипоты спорить будете, пил — или не пил.

Две недели спустя Харелт под именем дана Хекки сидел на званом обеде у бургомистра Торфинса. Хотя обед больше напоминал небольшое торжество, после десерта обещали даже танцы. Торфинс городом был немалым, торговым, потому "солидных людей", жаждущих познакомиться и пообщаться со столичным гостем оказалось достаточно. Особенно почтенных матрон с дочками, слетевшихся как пчёлы на мёд, едва узнали, что гость не женат. Впрочем, ко второй перемене блюд ни девушки, ни внимание их родительниц Харелта не волновали, куда больше беспокойства доставляла ему собственная бородка, расчёсанная и завитая по последней моде. И также по последней столичной моде тщательно выкрашенная вместе с волосами в серебряный и синий цвета. Со всех сторон это было удачно, так как позволяло спрятать очень приметную рыжину — иначе хоть раз заночуешь в гостях, не успеешь после утреннего туалета спрятать бритвенный прибор, и всё инкогнито раскрыто. Но как же эта проклятая борода с непривычки чесалась! А ещё внимательно приходилось следить, чтобы случайно не макнуть её в соус и не испортить впечатление вычурного и изысканного мальчика из высшего света.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Харелт вслушался в болтовню сидящего рядом бургомистра. Тот как раз с печалью рассказывал о событиях в Тейне: мол, позор-то какой — священник поддержал самосуд над невинной девушкой. До этого-то все на него чуть не молились, и совета чаще именно у него спрашивали, хотя главная церковь прихода в Торфинсе стоит. А ещё скандал, аж до столицы дошло. Харелт поддакнул — да, да, он вот тоже слышал. А мысленно добавил, что ещё бы ему не слышать. Было не исключено, что отец Райберт тоже являлся одной из целей сектантов. Если в самом Торфинсе в церковь ходили больше для приличия, то яркие проповеди священника из Тейна собирали огромную толпу. Поэтому, как только стало известно о демонопоклонниках, отца Райберта немедленно вместе с семьёй спрятали в одной из резиденций Сберегающих, а по всей округе поползли слухи о суде над ним. Причём разговоры и пересуды дошли даже до столицы, где ими и заинтересовался тот самый Хекки, который приехал "посмотреть, как жила настоящая ведьма".

Стенания бургомистра прервали поданный молочный поросёнок, следом обильный десерт... А затем начался бал, где гость из Турнейга снова оказался в центре внимания. Молодые девицы и местные "сливки общества" словно сговорились и все как один спрашивали о новостях моды и столичных веяниях. Причём так дотошно, что Харелт первый раз помянул добрым словом все те ненавистные мероприятия и салоны, по которым его таскала бывшая ненаглядная. Зато разнообразные "солидные граждане города" старательно зазывали парня в гости или приглашали посетить какое-нибудь мероприятие, где ему, конечно же, гарантировано самое почётное место — ведь отец дана Хекки служит лично лорду Хаттан, и сын обязательно займёт место родителя.

Харелт только отмахивался — батя крепок, слава Единому до необходимости работать самому ещё далеко. После чего подхватил большую пивную кружку, налил туда крепкого вина и провозгласил тост: "Пусть эта печальная доля настигает нас как можно позднее, чтобы мы успели насладиться всеми радостями жизни. И лишь когда всё надоест — находили смысл в скучных государственных делах". Со всех сторон послышались крики одобрения — и льстивые, и искренние. Особенно когда Харелт залпом выпил кружку до дна... мысленно содрогнувшись. Снадобье, которым снабдил его отец Энгюс, позволяло ради образа пить не пьянея. Вот только похмелье от него было наутро куда сильнее естественного. Внезапно общий хор нарушил низкий грудной голос:

— Одумайтесь, бесстыдники! Заповедано вам, что в поте лица надобно хлеб добывать, и только тогда ждёт вас награда небесная. А все земные развлечения и радость плоти — от ночных демонов!

Обернувшись, Харелт увидел стоящего вполоборота к нему странного человека. Коротенький, толстый, неопределённого возраста, с бычьей шеей и круглым, тяжёлым лицом, которое вместе с двойным подбородком обвисало складками, точно вымя коровы. Человек был одет в короткую рясу не по размеру: шея и часть груди оказались открыты вырезом, на спине ткань топорщилась складками, а короткие, жирные ноги обнажены до колена. На ногах по виду простые, но явно удобные и сделанные на заказ сандалии. Зато коротко стриженные тёмные волосы и бородка клинышком словно принадлежали другому человеку — тщательно ухожены, явно старался очень хороший цирюльник. И от этого мужчина выглядел ещё комичней.

— Не обращайте внимания, дан Хекки, — раздался рядом негромкий голос с чуть женственной бархатной хрипотцой, — он всегда такой. Уж простите его, жизнь потрепала, вот теперь ходит да ворчит на каждый праздник.

Увидев непонимающий взгляд собеседника, рассказчик продолжил объяснение.

— Он в молодости белым был священником[1], женился, дочка родилась. А потом грабители в дом забрались, всех и порешили. После положенного траура второй раз жениться хотел — так невеста пошла в лес незадолго до того, как у её родителей уже официально руки попросят, упала в овраг, да и померла. Пока хватились, искать начали — следов никаких. Месяц искали, так тело зверьё уж изгрызло — только по серьгам, что жених дарил, и опознали. Отец Кайлик, говорят, чуть умом не тронулся, потом решил, что знак свыше — и в чёрные подался, обет безбрачия принёс. А как настоятелем церкви в Торфинсе стал, так приют открыл для сирот. Вот только собирает туда всё слабых здоровьем, постоянно кто-то да помирает. А отец Кайлик от этого ещё больше переживать начинает, чуть не всё время там пропадает. Зря он только — коли Единый решил кого к себе призвать, так человек помешать не может.

Харелт, краем уха слушая непрекращающуюся нравоучительную проповедь священника, кивнул. Уважением настоятель местной церкви явно не пользуется, к тому же, судя по сегодняшнему визиту, имеет склонность к занудному морализаторству и нравоучениям. Неудивительно, что у него под носом расцвела секта. Особенно если он фактически запёрся в церковном приюте и жизнью города не интересуется. Но это пусть разбирается епископ, а задача наживки — приманить крупную рыбу. И любые знакомства... Харелт внимательно посмотрел на рассказчика. Полная противоположность священнику. Лицо как топор, высокий, худой, словно жердь, мужчина лет сорока, в изысканном тёмно-синем камзоле. Причём камзол запросто обманет простотой покроя, неброской тканью и отсутствием украшений — но знающему человеку и тем, что портной использовал бадахосский жаккард[2], и великолепным качеством работы сразу объяснит: хозяин цену и себе, и деньгам знает.

— Позвольте представиться, — с достоинством сказал мужчина, заметив интерес. — Барон Стратавен.

Харелт мысленно усмехнулся: достоинство-достоинством, но вот своё отношение ко мне как к более знатному поспешил продемонстрировать сразу. "Дан Стратавен" не прозвучало.

— Дан Хекки, — а про себя добавил: "Ладно, будем считать, игру я принял". Вслух же продолжил чуть высокомерным и капризным тоном. — Господин барон, а вы не просветите меня, как знакомый со здешними нравами. Отец Кайлик сильно обидится, если мы аккуратно уйдём?

— Не думаю. А давайте я вас лучше познакомлю с хорошими девушками, которые не будут читать нотаций и строить далеко идущие планы, — подмигнул барон. После чего подхватил Харелта под руку и повёл в другой конец зала.

Утро парень встретил в постели одной из девиц, маясь жутким похмельем. Не утешало даже то, что соседка по кровати вечером тоже изрядно набралась и теперь изнывала от головной боли. Она-то особых настоев не пила, и пройдёт у неё всё куда быстрее и легче... Харелт перехватил недовольный взгляд, встал и начал одеваться. Плевать, если девушка обидится или примет его недовольство на свой счёт, ведь ночью она по пьяни оказалась не на высоте. Теперь завидовавшие с вечера подружки обязательно пройдутся по её самолюбию, дай только им узнать, что кавалер сбежал, едва проснулся. А ему сейчас главное добраться к себе и рухнуть бревном желательно до полудня... Когда возле дома его встретил барон Стратавен, Харелт чуть не убил нежданного визитёра на месте.

Впрочем, барон оказался человеком тактичным, и состояние молодого человека оценил сразу. Потому лишь усмехнулся, помог подняться в комнату и ушёл. Вернулся лишь вечером, чтобы утащить Харелта на новый приём. Но ни пить, ни новых девиц не предлагал — хватило намёка на то, что "вино и готовых запрыгнуть в постель неумелых дур можно найти сколько угодно и не покидая Турнейга".

Глупая череда праздников длилась полторы недели, за которые барон незаметно старался набиться к молодому оболтусу в друзья, а Харелт изо всех сил изображал простофилю с огромным самомнением. Наконец рыбка клюнула. Возвращаясь с очередного бала, который по случаю приезда сына столь значимой особы, как личный вассал одного из лордов, давал богатейший в городе купец, барон аккуратно подвёл разговор к литературе, причём литературе пикантного содержания. Харелт внутри напрягся, хотя внешне постарался выглядеть по-прежнему беззаботным: вот оно! Не зря вчера его вещи обыскали. Причём сделали всё настолько аккуратно, что если бы не практика помощником следователя, Харелт ничего бы не заметил. Значит, в вещах нашли сочинения Гаврана, хоть и запрещённые, но всё равно среди золотой молодёжи популярные. А кроме описания оргий с подростками, формально из-за которых цензорский комитет канцлерского совета и согласился с пожеланием Синода запретить творчество Гаврана, изрядная часть книги была посвящена ведьмам и всем прочим, хлебнувшим тёмного искусства — и потому прославившихся как отменные любовницы.

— Так что скажете, дан Хекки? — закончил барон.

— Ну... Если вы её так нахваливаете и говорите, что ту ночь вспоминали долго... А днём зайти можно?

— Можно, конечно. Но почему именно днём? — удивился барон.

— Понимаете... Прислуга за мной шпионит, я уверен, батя ей приказал. Потому-то к ночи я и стараюсь возвращаться. И когда приедем в Турнейг, если... Впрочем, это вас не касается. Главное, что вот днём вопросов ни у кого не возникнет.

— Добро, — понимающе кивнул барон. — Я постараюсь договориться на послезавтра. И поверьте — ощущения вас ждут незабываемые.

Из дома на самой окраине города Харелт выходил с выражением какого-то животного восторга на лице, впечатления от встречи не смог бы, наверное, удержать внутри ни один мужчина. Даже отец Энгюс, а уж Харелту то до искусства самоконтроля Сберегающих далеко. Барон, встретивший приятеля на крыльце, отнёсся к его виду с многозначительным пониманием. А когда они прошли пару улиц, аккуратно принялся намекать, что, мол, девица научилась всему от одной женщины, и превосходит наставница в искусстве любви воспитанницу примерно так, как сегодняшняя девушка ту дуру, которая запрыгнула в постель к уважаемому дану Хекки на приёме у бургомистра.

Харелт в ответ только кивал, соглашался подумать... Сердце бешено стучало и униматься не хотело: он вышел на след! Что будет дальше, в принципе, уже понятно. В Империи проституция находилась на полулегальном положении, но когда Харелт ездил на север, то часто бывавшие в Бадахосе попутчики рассказывали, что на юге девушкам из дорогих публичных домов обязательно стараются приглашать в учителя жрицу культа плодородия из Матарама. И вытворяют девицы потом нечто похожее на сегодняшнюю любовницу. Особенно если подмешать в воду что-то из лёгких галлюциногенов. Столичному простофиле этого должно хватить, чтобы купиться на обещания новых наслаждений, пусть даже для этого и придётся слегка переступить грань запретного. Потом ещё немного — а дальше, глядишь, ты либо становишься сектантом, либо так опутан шантажом, что превратишься в послушную марионетку.

За размышлениями Харелт не заметил, что они уже у его дома, а барон замолчал, ожидая ответа.

— А, что? Простите...

— Ничего, ничего. Так, когда вы говорите? Я бы рекомендовал особо не откладывать. Пока свежи впечатления и есть возможность сравнивать.

"Торопишься, — мысленно усмехнулся Харелт. — Боишься, уеду раньше, чем ты успеешь меня привязать. Или прислуга вправит мозги зарвавшемуся молокососу. Ведь запросто папенька такой приказ мог отдать, зная натуру оболтуса-наследничка. Не буду разочаровывать".

Парень на пару минут застыл на крыльце, изображая борьбу страха и распалённой похоти, потом с наигранной бравадой бросил:

— Вы правы, барон. Не стоит откладывать. Пойдёмте со мной, пока мне готовят барахло для выезда, выпьем хорошего вина из виноградников самого лорда. Взял, знаете, из отцовских запасов, если захочется не местной кислятины, а по-настоящему благородного напитка.

В доме Харелт сразу же потребовал собрать его вещи: он уезжает на два-три дня. Пожилой лакей, руководивший и прислугой, и распорядком дня молодого господина, попытался было протестовать, мол, нельзя ехать одному — хоть пару грумов с собой надо взять. Харелт в ответ взорвался:

— Да как ты смеешь, раб, указывать благородному дану? Знай своё место! — и кинул в слугу бокал со стола.

Старик без труда увернулся, покачал головой, но в присутствии второго благородного господина спорить не рискнул. Барон позволил себе, пока думал, что на него не смотрят, усмешку — понятно, для этого его мальчик и звал. В одиночку спорить с доверенным отцовским слугой боится, а так можно и попетушиться. Верно оценил происходящее и старик, поэтому недовольно бурчал себе под нос до вплоть момента, когда лакеи сложили чемоданы в вызванную бароном коляску, и лошади тронулись, а потом остался на крыльце, сверлить спины недовольным взглядом... Харелт уезжал со спокойной душой: скандал был условным знаком, что сектанты пригласили его на свою церемонию. И уже через пару часов рядом с городом будет наготове отряд инквизиторов, ждать сигнала от "приманки".

Коляска завершила путь за городом, и Харелт с интересом принялся рассматривать большой трёхэтажный старый дом, с увитыми плющом стенами и изящными башенками по углам здания. Впрочем, разбитый вокруг сад заинтересовал его куда больше. Слишком велик для такой усадьбы. И много высоких деревьев, они сплошной стеной обнимали все постройки — так, что и из окон дома, и из любого сарая или конюшни, и даже из-за внешней ограды просматривался только ближайший к наблюдателю пятачок. Вроде бы так получилось случайно — но чутьё мага и образование по части фортификации подсказывали, что изрядную часть деревьев сажали много позже строительства центрального дома, а потом ускоряли рост. Сердце ёкнуло и забилось быстрее, как перед дракой, когда на тебя уже смотрит противник... Харелт заставил себя успокоиться и последовать в дом за бароном, который ждал на крыльце и начинал выказывать нетерпение.

Весь следующий день Харелту пришлось ждать в предоставленных ему апартаментах. Безделье утомило, даже не пришлось играть раздражение от задержки. Но приставленный слуга коротко отвечал, мол, таково распоряжение барона, к тому же благородный господин сам хотел, чтобы его пребывание оставалось инкогнито. Пришлось согласиться. От нечего делать Харелт даже ознакомился с книжкой Гаврана, которую перед отъездом кинул в свои вещи "для поддержания образа" не читая: в отведённых комнатах она нашлась аж сразу в двух изданиях. А высокий резной шкаф скрывал ещё не меньше двух десятков сочинений подобного содержания, но на них Харелт времени тратить не стал. Сплошные похабные сцены там отличались друг от друга только именами персонажей, к тому же, в отличие от Гаврана, литературный талант у прочих авторов отсутствовал начисто.

Барон появился на закате, когда, по его мнению, нетерпение гостя должно было достичь пика. Хозяин сразу же пресёк негодование парня, сказал, что его уже ждут... Но сначала стоит перекусить — иначе будет обидно, если дану Хекки не хватит сил и на половину утех. Харелт согласился, хотя привкус лёгкого ужина его и насторожил. Впрочем, он тут же решил — травить его не будут, скорее всего, в еде опять какой-то галлюциноген. Но о том, что Харелт маг, сектанты не догадались, иначе добавили бы заодно снадобье, которое снижает колдовские способности. А без этого организм справится с отравой намного быстрее, чем рассчитывают хозяева. Потому, когда барон вручил мешковатый балахон с капюшоном, и потребовал надеть вместо своей одежды, а затем пригласил следовать за собой, Харелт не колебался ни секунды.

Как и ожидалось, лестница, укрытая за потайной панелью в одной из комнат, привела барона вместе со спутником на подземный ярус. Дальше пошёл длинный коридор с многочисленными поворотами. Факел в руке проводника чадил и света почти не давал, лишь с трудом позволял не отставать от размытой фигуры впереди. Всё остальное терялось в кромешной темноте. К удивлению Харелта, он не мёрз, хотя босые ступни ощущали голый шершавый камень плит, из которого, судя по всему, строили и стены — а из одежды на нём был только балахон на голое тело.

Ударивший после очередного поворота по глазам свет заставил остановиться и заморгать по-совиному. Но когда зрение восстановилось, стало понятно, что они вышли в круглую комнату метров двенадцати-четырнадцати в поперечнике. В центре — пентаграмма, по вершинам лучей вделаны в пол металлические прутья почти в человеческий рост, на которых сверху горел багровый огонь. А внутри пентаграммы два сектанта в знакомых балахонах прижимали к полу хорошенькую коротко стриженную золотоволосую девочку лет двенадцати-тринадцати в белой рубахе до колен. Точь-в-точь как в книжке, которую он читал сегодня днём. Увидев вошедших, девочка принялась с новой силой отчаянно сопротивляться, пытаясь лягнуть своих врагов. Рубаха задралась вверх, бесстыдно обнажая ребёнка ниже пояса... Харелт вдруг почувствовал жар внизу живота и свою возбуждённую плоть.

"Не собирались они затягивать столичного дурака в секту, — вспышкой молнии пришло понимание. — Шантаж!" Дрянь в ужине была не галлюциногеном! Сейчас он должен девчушку зверски изнасиловать, затем, когда уйдёт, её принесут прямо в пентаграмме в жертву. А утром тело и заключение врача покажут дану Хекки — после чего у него выбор либо послушно выполнять все указания, либо на эшафот. И можно не сомневаться, что именно решит мальчик из золотой молодёжи.

Харелт сделал небольшой шажок, стараясь, как учил отец Энгюс, обуздать дикий огонь своих эмоций, сковать стальными тисками воли и направить в цель всепоглощающим пламенем. Вдох. Шаг. Выдох. Из под капюшона барона метнулся хищный взгляд: давай-давай дурачок, пытайся удержаться. Всё равно не сможешь. Вдох. Новый шаг. Снова выдох. Ближе. Ещё ближе.

Когда осталось всего полтора метра, Харелт, наконец, позволил ярости прорваться наружу. "Хат-та!.." — с диким рёвом, с яростью берсеркера он кинулся вперёд. Первый сектант получил удар в висок, почти сразу второй — ногой в колено и ребром ладони по горлу. И тут же в основании ближайшего светильника полетело пламя — и пусть заговорённый камень стен погасил атакующую магию очень быстро, бешенство помогло выдернуть прут из разбитого ударом пола. Мгновение — и парень уже стоял лицом к проходу, в зверином прыжке попытавшись дотянуться до барона. Удалось наполовину. Мужчина всё-таки успел заскочить в коридор и в темноте преследовать Харелт не рискнул. Но, судя по донёсшейся ругани, зацепил его Харелт неплохо.

— Всё хорошо, моя милая, — Харелт позволил себе бросить взгляд за спину.

Девочка в ответ кивнула, крепко сжав зубы, чтобы не стучали, и отступила к дальней стене. В глазах застыла дикая смесь страха, отчаяния, надежды и восхищения.

За поворотом послышался шум. Харелт ухватил своё импровизированное оружие поудобнее, и тут раздался голос. Странный, низкий, вибрирующий, но разобрать слова получалось без труда.

— Мы хотим поговорить. Пропустишь ли ты нас, дабы мы могли попытаться уладить наши разногласия без сражения?

Харелт усмехнулся. Тянут время. А, может, и правда хотят предложить ему уйти, если он отдаст девочку. Вряд ли у них готова поблизости ещё одна жертва — а ритуал прерывать нельзя. Нейтрализовать же защитника довольно трудно: на шести метрах даже посредственный мечник, не говоря уж о любом отпрыске благородного сословия, убьёт арбалетчика или лучника раньше, чем тот успеет прицелиться. Выскакивать и стрелять навскидку — почти наверняка часть стрел попадёт в девочку. Вот только и ему задержка на руку. Харелт вложил в удар пламенем столько сил не только ради того, чтобы пробить здешнюю защиту от чародейства. Бешеные всполохи пламени спрятали за собой незаметный сигнал отцу Энгюсу.

— Входите. Я буду стоять у пентаграммы. И обещаю не нападать, если вы сделаете то же самое.

Первым зашёл барон и вперил в парня ненавидящий взгляд. Глядя, как негодяй хромает, Харелт в ответ довольно осклабился. Вторым — невысокий человек, и капюшон, в отличие от спутника, низкий снимать не стал.

— Я вижу, что ты передумал, — зарокотал голос. — Но рассуди: ты всё равно не выйдешь отсюда мимо наших братьев. Но и нам не хочется ранений. Потому, предлагаю сделку.

— Что-то мне кажется, — усмехнулся парень, — барон будет против. Не так ли, господин Стратавен? Сильно болит? Или ещё не очень? Могу добавить.

Лицо барона исказила ненависть, но едва второй предостерегающе поднял руку, с лица сектанта словно губкой стёрло все чувства.

— Моё слово нарушить не посмеет никто. Мы готовы выпустить тебя, а девчонка пусть остаётся. Подумай, ведь жизнь у тебя одна.

Харелт повернул голову: девочка стояла, опустив руки, до крови закусив губу. В глазах выступили слёзы.

— Как тебя зовут?

— Криси... Кайристина.

— Кайристина. Согласна ли ты стать моим личным вассалом? Служить честно, без страха и упрёка — пока Единый не освободит тебя от клятвы?

— Согласна, — громко зазвенел под сводами комнаты детский голос.

— Я, Харелт Хаттан, — отозвался Харелт, — именем своим признаю тебя своим вассалом. Пока жив я, обязуюсь быть щитом твоим перед несчастьями и мечом твоим, карающим врагов твоих. А если призовёт меня Единый раньше, чем я исполню клятву до конца — да продолжат её мой род. Ну что? — усмехнулся Харелт. — Теперь мы уйдём отсюда только вместе.

Внезапно из-за спины Харелта вылетел камень — один из обломков, во множестве разлетевшихся, когда пламя ломало основание прута-светильника... Низенький сунул руку под балахон, и девочка решила, что он полез за оружием. Вот только опыта и сноровки в метании у Криси было мало, потому вместо руки камень со всей силы угодил в низ живота. Низенький сектант с криком упал и заскулил от боли, капюшон сбился.

— Ба! Кого я вижу! — удивился Харелт. — Да это же сам отец Кайлик. Или, с учётом ваших занятий, правильнее говорить учитель Кайлик? Не удивительно, что сироты у вас так часто умирают. Кстати, готов поспорить — они все здоровее нас с вами. И, раз уж мы тут так мило беседуем, не просветите насчёт одного вопроса? Жену и ребёнка вы убили, получая, я так понимаю, своё нынешнее звание. Но вот та девушка, которая потом стала вашей невестой. Её-то зачем?

— Вы оба сдохнете здесь. Тьма поглотит вас, прожуёт так, что и следа не останется, — теперь в сторону Харелта и Криси смотрели уже два ненавидящих взгляда. — Давно у нас не было такой замечательной жертвы, как сам Хаттан.

— Попробуйте, — в голосе Харелта ответом загудело яростно пламя. — Но пока в наших душах горит свет Единого, пока верны мы долгу, чести и слову, которое дали друг другу — мрак отступит...

Договорить, к сожалению, не получилось. Хотя Харелт даже заготовил целую речь: чем дольше они спорят, тем ближе помощь. Но и барон, и Тёмный учитель ответили лишь несколькими ругательствами и поспешили отступить в коридор. Видимо, боялись, что раз переговоры провалились, парень легко нарушит своё слово и постарается напасть, пока может. Харелт и Криси остались напряжённо вслушиваться в темноту. Несколько минут ничего не происходило, но вот раздался лязг железа, и из-за поворота показались бесформенные фигуры с мечами.

Харелт надеялся хотя бы несколько минут удержать врага на повороте — и сразу совершил ошибку, подумав, что и у остальных под балахонами голое тело. У первого же из нападающих оказалось что-то вроде стёганой куртки, потому пришлось резко отступать назад, разрывая дистанцию. В комнату ввалились сразу трое, на несколько бесконечно долгих секунд всё закрутилось в смертельном танце. Спасло то, что сектанты не снимали капюшонов, боясь быть узнанными. Да и профессиональных воинов или наёмников, обученных драться в команде, а не толпой, среди них не было. Но и в руках Харелт держал не боевой посох и не меч, а стальной прут. Поэтому, когда первая волна схлынула, у входа лежало лишь одно тело — удачно под самый конец удалось попасть концом прута в висок. Да ещё за одного Харелт был уверен, что сломал или повредил ему кости. Но и сам получил пару неприятных, хотя и поверхностных порезов, к тому же вынужден был отступить к пентаграмме.

На пару минут всё замерло, пока под прикрытием охранявшей вход четвёрки сектанты собирали силы. Потом началось снова. Только положение Харелта стало намного хуже: защищая Кайристину, он лишился свободы манёвра. А в проклятой комнате не было ни одного угла, где можно было спрятать девочку так, чтобы их не обошли сбоку. Удар, блок, атака снизу, сделать вид, что поддался, а самому успеть переставить оружие влево... Когда сектанты в очередной раз дали им передышку. Харелт понял, что долго так не продержится. Уже несколько раз его спасали камни, которые девочка в самый опасный момент кидала в лицо врагам — но в руках у неё оставалось всего два или три обломка. К тому же начинала сказываться потеря крови из многочисленных неглубоких ран и порезов. Да и боевая эйфория понемногу сходила на нет. Как только Харелт не сможет гасить боль усилием воли, реакция замедлится, а первый же пропущенный удар станет концом. Где же обещанная помощь?!

Не успел он додумать, как издалека послышался звон оружия, призывы именем Церкви сдаться и неразборчивый крик главы секты. Впрочем, и без слов было понятно, что Тёмный учитель требует захватить сына лорда Хаттан, чтобы попытаться выторговать себе бегство. Харелт не стал дожидаться, пока на них нападут с отчаянием обречённых или попросту расстреляют напоследок из арбалетов, чтобы "не нам, так никому". Крикнув девочке: "Не двигайся", — он кинулся вперёд, в толпу у входа в комнату. Быстрее, пусть они создадут кучу-малу, пусть пытаются добраться до него — лишь бы не было времени обдумать приказ своего хозяина, понять, что вот-вот сюда доберутся инквизиторы. Удар, парирование, удар, руку и бок словно обожгло кипятком, но это не важно, глаза застилает кровавая пелена бешенства, поэтому главное отбить вражеский клинок и нанести ещё один удар...

Боевое безумие По аналогии с поздним кафоличеством священники делятся на "белых" — которым дозволено жениться, и "чёрных" — принявших полные обеты как символ отречения от мирских соблазнов. При этом занимать значительные церковные посты имеют право только "чёрные"прошло от того, что кто-то накладывал повязки, а рядом в голос рыдала Криси. Перед глазами плыло, но Кайристину и отца Энгюса в заляпанной чем-то кольчуге, который прижал к себе девочку и старался её успокоить, среди остальных инквизиторов Харелт нашёл сразу.

— Не реви, — попытался он улыбнуться, еле сдержавшись, чтобы не выругаться — так резко кольнуло в боку, несмотря на обезболивающую мазь, которую, судя по очень резкому запаху, лекарь на бинты намазал от души. — От царапин ещё никто не умирал.

— Вот видишь, милая? Живой он, живой. Раз шутит ещё.

— Не дождётесь. Этого взяли?

— Взяли, взяли. И его, и барона. И даже казначея секты.

— Вот и хорошо. Теперь вы от своего обещания точно не отвертитесь. Да, отец Энгюс. Позаботитесь о моём вассале? Пока я немного не в форме?

И, не дожидаясь ответа, Харелт счастливо скользнул в темноту беспамятства.

[1] По аналогии с поздним кафоличеством священники делятся на "белых" — которым дозволено жениться, и "чёрных" — принявших полные обеты как символ отречения от мирских соблазнов. При этом занимать значительные церковные посты имеют право только "чёрные"

[2] Жаккард — собирательное название тканей, в узоре которых чередуются различные способы переплетения нитей. Применение разных видов нитей (например, матовой и блестящей, светлой и тёмной) усиливает эффект

Пламя третье. Пёстрые ленты

Империя, Большой Соляной тракт. Июнь, год 498 от сошествия Единого.

— Вы обещали, что отыщете их, — сине-серебряная фигура наполнила пустоту вокруг себя огненным негодованием. — Как только я закончу.

— Я помню. И не отказываюсь от своих слов, — второе, ослепительно-белое человекоподобное создание источало медовое свечение. — Но также должно понимать: мы обязаны учитывать их безопасность, поэтому не можем действовать открыто. Иначе рискуем, что первыми отыщут наши враги.

Сине-серебряного накрыло облако золотистых искр...

...Лейтис резко проснулась и села на кровати. Ещё во власти странного видения, не понимая, где она, ошеломлённая стремительным переходом от ослепительного сияния "там" к полумраку комнаты в небольшой гостинице, где ночью из светильников только луна за окном. На полу зашевелился Ислуин, спавший на втором тюфяке. Лейтис всегда гадала, как наставник так быстро переходил ото сна к бодрствованию, даже если его будили внезапно. Зато сейчас это было весьма кстати. Поняв, что опасности нет, магистр отложил нож и спросил:

— Что случилось?

— Сон... опять то же видение. Точнее, другое, но очень похоже. Там опять была странная пустота и некто, сотканный из света и белого огня.

— Он что-то говорил? Что именно?

— М... что обещает кого-то найти. Только осторожно, так как иначе его опередят другие. Ерунда, мастер. Ну, приснилось...

— Ты ведь и сама в это не веришь, — усмехнулся Ислуин. — В прошлый раз, когда разговаривали медный и тот же белый, речь шла про Торфинс. А позавчера мы с тобой услышали, что там аресты. Сберегающие обнаружили крупную секту демонопоклонников, занимавшихся человеческими жертвоприношениями. Сегодня же — новый сон.

— Ну, сон, ну и что? — девушка зябко передёрнула плечами, хотя в комнате было жарко и душно, накинула поверх рубахи висевшую на спинке кровати куртку и принялась заплетать распущенные на ночь волосы в косу. — Я чувствую мысли одного из инквизиторов? С чего бы это? Их, кстати, подслушать невозможно, хотя пытались многие.

— У магов и шаманов, которые идут белой тропой Сарнэ-Турома, в молодости, особенно до свадьбы, нередко проявляются самые необычные способности, — пожал плечами магистр и встал у окна спиной к комнате, чтобы девушка могла спокойно переодеться. — Я могу назвать самые разнообразные версии. Например, что у вас с этим инквизитором общий предок — какой-нибудь пра-пра-прадед. И когда разговор заходит о тебе, способности сразу предупреждают. Но причина может быть и совершенно иной.

— Вопрос, что нам делать сейчас? Если Сберегающим понадобились свидетели, так просто от нас не отстанут.

— Не здесь, — остановил её магистр. — Мы не знаем природы связи, вдруг по ней потом могут проследить до места и снять слепок разговора, — Ислуин прислушался к первым петухам во дворе. — Пошли. Нам сейчас и остатки вчерашнего ужина сойдут, не стоит задерживаться.

Когда село скрылось за поворотом, Лейтис, пользуясь тем, что ранним утром даже такая оживлённая дорога, как Соляной тракт, ещё пуста, поравняла своего гнедого с конём наставника и снова задала вопрос:

— Там что же делать сейчас? Из Империи надо уходить, хотя бы до весны. И немедленно. Вот только куда?

— В Бадахос. Это проще всего. Хотя я этот вариант хотел отложить на потом, но если уж Сарнэ-Туром нас так упорно туда толкает...

— Бадахос — понятно. Последние лет пять отношения Правящего торгового совета с императором, скажем деликатно, не очень тёплые, — кивнула девушка. — Но ведь нам не просто отсидеться? Тогда почему "на потом"?

Несколько минут они ехали молча, потом магистр ответил.

— Меня заинтересовали довольно необычные случаи, которые происходят в пределах всего архипелага. Бедняк неожиданно нашёл клад редчайших амулетов времён Первой войны с орками, купец провернул в последний момент сделку, которая спасла его от разорения, отец смилостивился и дал согласие дочери на брак — а до этого на жениха и смотреть не хотел... Между собой происшествия, на первый взгляд, не связаны, но есть одна общая деталь: везунчик на какое-то время перед удачным поворотом судьбы пропадал из виду на пару недель.

— Что-то вроде ещё одной Радуги-в-огнях?

— Внешнего отката не заметно, скорее всего, нет. А вот у Ириена в его "О зельях и предметах" и ещё в одном трактате я нашёл артефакт, который подходит под описание. Кстати, несколько косвенных признаков тоже совпадают. Называется Чаша судьбы. Очень опасная игрушка. Потому что платой за успех становится событие, которое ещё раз резко переменит твою жизнь, и далеко не всегда к лучшему. Причём случиться всё может и завтра, и через много лет, а угадать невозможно, Чаша выберет сама. Конечно, и её можно обмануть. Например, привести жадного дурака, который задаст нужный тебе вопрос — но ответ в таком случае будет довольно туманный, да и риск остаётся. Впрочем, разбираться будем на месте.

— А пока нам пора срочно менять облик, — закончила Лейтис. — Иначе до побережья мы рискуем не доехать.

— Да, — магистр окинул ученицу оценивающим взглядом, — пожалуй, самый удачный вариант — это дочка небогатого дворянина в сопровождении телохранителя. Не переживай ты так, — усмехнулся магистр, глядя, как девушка скривилась от одной мысли о том, что опять придётся влезать в неудобные мудрёные платья по последней моде, — мы из тебя сделаем девицу скромную и строгих взглядов.

— Вот ещё, — фыркнула Лейтис. — Ни-за-что. Хватит с меня.

— Ну... — хитро улыбнулся Ислуин. — Есть ещё вариант стать крестьянами. К ним тоже особо никто не приглядывается. Но это медленно, постоянно менять имена и легенды, да и не понравится тебе. Не самая лёгкая жизнь. Или у тебя есть предложение получше?

— Спорим? — девушка вдруг по-детски показала язык. — Если я выиграю, то биографию выбираю тоже я.

— Договорились.

Лейтис в ответ довольно хмыкнула, достала из седельной сумки две ленты для волос, связала, а потом взяла двумя пальцами за узел так, что свободные концы затрепетали на ветру.

— Однотонные или пёстрые ленты разных цветов, связанные вместе узлом, являются символом бродячих артистов или, по-другому, хугларов. Ты хочешь...

— Ага! Мастер, три дня назад мы видели фургон. Сможете вспомнить и точно описать, кто там сидел и как выглядел?

Ислуин честно попытался и признал, что не может. В отличие от актёров постоянных городских театров, которые объединялись в гильдию не менее уважаемую, чем какие-нибудь скорняки или аптекари, хуглары стояли вне общества. Их приглашали на праздники, формально они имели все права свободного подданного... И в то же время обыватели были уверены, что странствующие артисты через одного воры и мошенники, а их женщины зарабатывают блудом — потому в обычное время их деликатно старались не замечать.

— Идея, конечно, интересная. Вот только просто вырядиться хугларом не выйдет. Странствующих вместе мужчину и женщину всё равно запомнят, и даже если потом не смогут описать лица, от сегодняшнего постоялого двора могут выйти на след. Значит, надо присоединиться к какой-то труппе. Причём убедить не просто нас принять, но и отправиться с гастролями в один из юго-западных портов. Как ты собираешься их заставить? Я вот способа пока не вижу.

Лейтис сделала вид, будто она так серьёзно принялась размышлять над возникшей проблемой, что в задумчивости чуть не свалилась с седла. А когда Ислуин с укоризной посмотрел, мол, "рано ещё паясничать", ответила:

— Мастер, вы забыли легенду о святом Женезиу. Который не только покровительствует всем, кто занимается театральным ремеслом, но и испросил Единого дать ему возможность ходить среди людей, чтобы помогать актёрам. Но с условием: получивший от святого дар должен продолжать играть на сцене, иначе помощь святого обернётся против него. Пусть наша труппа, скажем, нашла клад, и остальные решили забрать свою долю и разбежаться каждый сам по себе. Нам же тогда, чтобы укрыться от гнева святого, только и остаётся бежать из страны туда, где веру в Единого главной не признают. Скажем, в Бадахос. Надо только подобрать подходящих хугларов, которые историей проникнутся. И либо помогут "как своим", либо захотят извлечь из наших неприятностей выгоду.

Подготовка заняла больше недели, и споры не утихали всё время. Ислуину нравилась одна встреченная группа, Лейтис приводила аргументы, что им больше подойдёт другая. Но, наконец, нашлась труппа, которая устроила обоих. Дальше всё было просто. Мерин и фургон у актёров были никудышные, потому тренированные пешеходы легко не отставали, пока повозка тащилась по узкому извилистому лесному просёлку, соединявшему две деревни. А дальше колесо "неудачно" попало в выбоину, причём так, что сломалась ось, и артисты вынуждены были заночевать на небольшой полянке прямо посреди леса. Дождавшись, пока заросли берёз и осин наполнят серые сумерки, Ислуин и Лейтис вышли к костру. Представление началось.

Лаури смотрела на огонь и думала, что следующую зиму они не переживут. Да что там зиму, хотя бы осень перетерпеть не получится. Сломанную ось они как-нибудь, конечно, залатают и доехать до деревни смогут. Вот только там на ремонт уйдут последние деньги. С голоду не помрут, летом можно и лесными дарами прокормиться... Но и заработать трудно: хуглары представления дают только по деревням, а крестьянам сейчас не до развлечений. Да и свободные деньги у них появляются лишь в конце осени и зимой, когда соберут и продадут урожай, и начнут забивать скот на мясо. Если бы они сумели, как обычно, отложить запас во время праздников дня Поминовения...

Стаф до сих пор себя винит, что из-за его болезни они задержались, и пришлось выступать в каком-то мелком городишке. Вон и сейчас парень сидит понурый. Только зря он, лихорадка не спрашивает, с любым могло приключиться. А своих бросать нельзя, и Единый не велел, да и не по-человечески это как-то. Помнится весной, когда от них уходили двое, Лаури вместе с Белкой так им и сказали. И взгляды, которым их наградили остальные, были для обеих актрис куда дороже золота. Да, молодых девушек, которые умеют играть, петь и танцевать, с удовольствием примет любая труппа — но тогда остальные обречены. Стаф тогда от лихорадки до конца не оправился, да и сейчас кашель ещё мучает, Никаси маленький слишком — а тут не город, после выступления десятилетнему пацану селяне обычно в чашу почти ничего не кидают. Вот и остался бы только Дав, у тётушки Малы и дядюшки Фера уже давно возраст не тот, чтобы на канате выступать — только низовыми, на подхвате. А много ли жонглёр без пары, в одиночку, заработает?

Девушки незаметно переглянулись и одновременно, пока старый Фер не видит, срезали по пряди волос — Лаури светлую, Белка чёрную — и кинули в костёр, вознося при этом молитву святому Женезиу. Чтобы выручил, не оставил в беде детей своих. Глава их маленькой труппы считал подобное глупостью, мол, на святого надеются только те, кто сам ничего не может. Но так хотелось верить... Например, взметнулось ввысь пламя не из-за того, что сидящий напротив одновременно подкинул в костёр охапку сухих веток — а святой услышал просьбу.

Наверное из-за пламени, ослепившем на несколько секунд, девушка и не поняла, почему вдруг Дав положил ладонь на воткнутый в бревно топор, а Стаф, который частенько жонглировал ножами, распрямился от огня и встал вполоборота к костру, будто собирался пару этих самых ножей кинуть. Когда глаза снова начали хоть что-то различать в окружающей вечерней синеве, Лаури увидела двух чужаков с большими плетёными коробами за спиной и в сопровождении здоровенной овчарки-волкодава. На самой границе неверного света костра — девушка, по виду на полтора-два года младше самой Лаури. Чуть ближе — мужчина лет сорока. Под одеждой и в сумерках фигуру разобрать сложно, но намётанный глаз актрисы оценил, что сложен чужак хорошо. Да и лицом очень даже ничего... если бы не безобразный шрам, уродливой полосой идущий от правого уха до подбородка. Словно кровь останавливать пришлось наспех, прижигающей настойкой, а потом неудачно пытались выправить у целителя.

— Доброй ночи и пребудет с вами доброта Единого, — гость опередил сидящих у костра. — Дозволите к огню присесть?

— Сотоварищей по ремеслу мы рады видеть всегда, — ответил за всех Фер. — Присаживайтесь к костру и разделите с нами то, что Единый послал.

Лаури, было, удивлённо посмотрела на старика, потом заметила на обоих коробах связанные узелком ленточки. Вот, значит, как. Как и они... Хотя не совсем. По ношеной, но добротной, без чинёных прорех одёжке видно, что эти двое не бедствуют. Тем временем гости скинули поклажу на землю, и повели усталыми плечами. Мужчина подсел к огню сразу, девушка, оценив закипающую в котле воду и разложенные на куске ткани мытые коренья, достала из своего короба мешочек с крупой и небольшой свёрток, и отдала его тётушке Мале. Женщина благодарно кивнула, и скоро от костра потянуло вкусными запахами каши с салом — так, что даже лежавший рядом с коробами пёс заинтересованно поднял голову и повёл носом.

Когда опустела последняя миска, уже совсем стемнело. К костру снова подобралась тишина. Но ненадолго — чужак заговорил. А Лаури вдруг заметила, что Фер и Дав после еды не расслабились, как остальные, а смотрят по-прежнему напряжённо и настороженно.

— Спасибо, хозяйка, — мужчина привстал и уважительно поклонился тётушке Мале, — очень вкусно получилось. И я даже рад, что мы нагнали вас именно сейчас, а не на каком-нибудь постоялом дворе.

— Понятно, — кивнул старик. — И что же вам от нас надо?

— Мы хотели просить разрешения присоединиться к вам. Меня зовут Ивар, я — фокусник. А это моя дочь Лейтис, она дрессировщица.

Все, кроме Фера, изумлённо застыли на месте. Старика же вопрос вроде бы и не удивил. Он внимательно осмотрел гостей, потом спросил:

— Что вам надо от нас? Вы сами прекрасно видите, что дела у нас последнее время идут не очень. Но просите именно нас, хотя фокусника и молодую девушку-дрессировщицу с удовольствием примет любая труппа. Если, конечно, за вами нет дурной славы.

Чужак на обвинение отреагировал молчанием, а когда заговорил, голос его звучал глухо.

— Нас не возьмут. Не из-за дурной славы. Из-за страха. Вот, — мужчина достал кошель, и все ахнули: на ладони в тусклом свете костра заблестела золотая монета. — Мы ездили на северо-востоке, и было нас девятеро. Однажды мы забрались к самой границе, к Безумному лесу. И там... там святой Женезиу сделал нам подарок. Золота хватило бы и на положенный вступительный взнос в гильдию актёров, и на обустройство театра. Но трое забыли, для чего святой делает дары. Они решили, что с деньгами хорошо устроятся и так. Взяли долю и ушли. Проклятье же упало на всех. Пока мы поняли, что наш единственный шанс — присоединиться к чужой труппе, с ней добраться до океана и уехать из страны, остались только я и дочь. Потому мы и просим вас помочь. Взамен... Чтобы на вас не пало проклятье, на золото мы купим только два новых фургона, лошадей и реквизит. Заработанное же вместе с вами не считается, это деньги в общий котёл. А как только мы сядем на корабль... Фургоны станут брошенным имуществом, даже святой не осудит, если вы его подберёте. Прошу вас...

Актёры переглянулись, и на лицах товарищей Лаури увидела сочувствие, Белка так вообще чуть не расплакалась. Своих бросать в беде нельзя, Единый не велел. К тому же, предложение было очень щедрое. Хмурым остался лишь старик Фер.

— Прежде чем мы примем решение, я хочу знать. Кто ты такой на самом деле. Вот это, — старик показал на шрам, — след от ятагана. А орки промахиваются редко, да и живые после набегов обычно остаются только внутри городских стен.

Над костром повисла душная тугая тишина... Ислуин медленно считал секунды, чтобы пауза выглядела так, будто внутри идёт борьба: рассказывать или нет. Наконец, словно решившись, он вдруг повернулся к Лейтис: "Отойди ненадолго". А едва девушка скрылась за пределами пятна света, передвинул чурбачок, на котором сидел, поближе к огню и тяжело вздохнул. Чуть согнутая спина, безвольно лежащие на коленях руки... И ехидный взгляд Лейтис, который из темноты так и сверлил спину. Хотелось негодницу выпороть, как малолетнюю шкодливую девчонку! Придумала она легенду — хоть в слезливые дамские романы вставляй! Но делать нечего, играть придётся до конца.

— Да. Когда-то я действительно с мечом служил на южной границе. Пока десять лет назад не встретил мать Лейтис. Бросил всё, хотя капитан нашего отряда и уговаривал остаться, обещал место десятника. Для меня же существовала только она. Мы бродили по дорогам девять лет, Лейтис стала для меня дочерью. Год назад лихорадка отобрала моё счастье, и жену, и сына. А теперь я должен спасти хотя бы дочь...

— Хватит, — вмешалась Лаури. — Кажется, мы узнали достаточно.

— И то верно, — поддержала её тётушка Мала, — нечего зазря человеку душу выворачивать. Предлагаю взять их как положено по нашим законам.

— То есть после первого выступления собраться и обсудить ещё раз? — прищурился старик. — Добро. Так и порешим. Девочка, эй! — крикнул он в темноту. — Подь сюда обратно. Всё. Поговорили и довольно. А сейчас всем спать. Нам с утра ещё ось чинить, будь она трижды неладна.

На следующий день удалось тронуться с места только к полудню: слишком уж плохие были у актёров инструменты для ремонта. К тому же в лесу не нашлось подходящей деревяшки сделать времянку, а дорога оставалась пустынной, и помощи просить было не у кого. Больше всех ругался магистр. Именно он ломал ось вчера — и он же пытался хоть как-то её исправить сегодня. Зато, когда они добрались до деревни, к удивлению остальных актёров, Ислуин отказался от услуг плотника. Лишь придирчиво выбрал у него нужные детали. Косматый мужик в ответ только хмыкнул: пытавшиеся сэкономить клиенты для него были не в новинку. И заканчивалось всё одинаково — возвращались обратно к нему и безропотно платили за работу двойную цену. Плотник даже пошёл вслед за актёрами со своим инструментом... Да так и остался стоять вместе с остальными деревенскими, разинув рот. Встретить в здешнем захолустье, а уж тем более среди бродячих актёров, столь виртуозного мастера по дереву было очень удивительно. Ислуин же, закончив работу, покровительственно похлопал плотника по плечу и пошёл к местному ткачу, на сэкономленные деньги купить ткани на заплаты и краску.

Из деревни фургон уезжал, спрятав полученные за долгую жизнь шрамы и раны. И получилось всё так красиво, что никто даже не жаловался на запах краски, который держался ещё несколько дней. Настроение было радостное, вдруг показалось, что все неприятности остались позади. Если раньше останавливались даже на хуторах — надеясь хоть что-то заработать, то в этот раз первое представление новым составом решили дать в крупном селе. Очень богатом, оно стояло на тракте и там даже жил свой маг. Пусть слабенький, умений еле-еле на лицензию шестого ранга, зато самый настоящий. Погода выпала ясная, жаркая, потому выступление назначили на вечер. В ожидании заката, Стаф и Дав остались готовить место, а остальные разбрелись кто куда: искупаться, постирать вещи или просто поваляться в тенёчке.

Магистра Лейтис нашла в укромном уголке: река делала небольшую петлю, а густые кусты и пара деревьев скрывали и от солнца, и от случайного прохожего. Ислуин лежал и жевал травинку, время от времени бросая в воду камешки из лежащей рядом кучки и задумчиво наблюдая, как по воде бегут круги. Заметив ученицу, он приглашающе махнул ей присаживаться рядом. А когда девушка удобно устроилась под деревом, выплюнул травинку и со вздохом сказал:

— Смешно сказать. Нервничаю перед выступлением. В прошлом мне доводилось несколько раз изображать актёра и даже играть на сцене. Но там мы страховали нашего шпиона, должны были завязать драку на случай, если обнаружат, как он по хозяйским покоям шарит. А тут... Если оплошаешь — в тебя полетит не арбалетный болт, а всего лишь тухлое яйцо, да и зритель просто обидится и уйдёт. Просто обидится...

— Справимся, — пожала плечами Лейтис. — И, может это прозвучит глупо... Но пока мы ехали, одна из них — та светленькая, Лаури — так вот, она рассказала, как они жили последние месяцы. Мы то что, легко опять сменим маску и уйдём. А они пропадут. Например, этот, высокий и худой. Стаф. Он лихорадку так и не долечил, ночами кашляет... Но тихо, чтобы не слышал никто — а то остальные опять выступать запретят. Так что... — девушка смущённо замялась. — Нам стоит постараться и ради них.

— Да ладно тебе, — улыбнулся Ислуин. — Ты меня уговариваешь, будто у меня совсем уж сердца нет. Права, ты, права. Поэтому, не стоит рассиживаться, — поднялся магистр. — Пошли-ка, поможем приготовиться и проверим, чтобы всё сегодня прошло удачно.

В хлопотах остаток дня буквально пролетел, а когда солнце побагровело и коснулось нижним краем горизонта, и на лугу рядом с фургоном начали собираться люди. Сначала вездесущие ребятишки, потом взрослые. Наконец, подошли самые уважаемые люди села — староста, священник и маг. На гомонящую ребятню сразу шикнули, требуя тишины: выступление началось.

Первой была Белка со своими песнями, затем станцевала Лаури. В перерыв снова пели Белка вместе с десятилетним Никаси, после чего акробаты вышли на канат, жонглировать факелами, ножами и мячами. Лейтис восхищённо засмотрелась, как лихо акробаты держат в воздухе кольца из шариков и факелов — то вдвоём на канате, то спускают их помощникам на землю, а потом снова поднимают ввысь. Но вот оба парня спрыгнули вниз, и вместе со старшим поколением отошли к фургону. Пришла пора новичков.

Сначала вышла Лейтис, в ярком платье из разноцветных полос ткани. Девушка прошла вдоль настороженно и заинтересованно молчащей толпы, потом вернулась к середине и громко позвала:

— Зайчик! Зайчик, где ты?

Толпа с любопытством начала смотреть в сторону фургона... Как вдруг, аккуратно раздвигая стоящих людей, мимо них к девушке вышла здоровенная собака.

— Зайчик, куда же ты убежал? Нас ждут.

Собака положила что-то на землю, потом громко сказала "гав", подобрала предмет и подошла к старосте. Тот его аккуратно взял, потом посмотрел на пояс и громко сказал:

— Вот-те на. Я и не заметил, как шнурок перетёрся. Ой, спасибо.

Толпа взорвалась рукоплесканиями, а Лейтис тем временем продолжила:

— Ну, раз пропажу отдал, давай показывай, чего ещё умеешь.

Пёс снова гавкнул и принялся показывать. Как умеет считать, как умеет танцевать... И даже как умеет изображать кошку или лошадь. Когда Лейтис покидала импровизированную сцену, толпа хлопала ей, не переставая.

Следом вышел магистр. Одетый в синюю мантию с блёстками и колпак, лицо закрывала размалёванная маска. Он посмотрел на зрителей, и над лугом полетел громкий голос.

— Ну а я буду показывать фокусы. Вы, наверное, думаете, что буду доставать из шапки всяких зайцев, — Ислуин снял шапку, показал: она пуста — и тут же достал из неё игрушечного зайца. В толпе раздались смешки, — так вот, это не так. Я буду показывать совсем другое.

Магистр достал из мешка стеклянный цилиндрический сосуд, опоясанный металлическими кольцами, налил туда подкрашенной воды. Потом пригласил желающих проверить — дна не было, но вода не выливалась. Несколько "волшебных" пассов — и жидкость струёй летит на землю. Следом из мешка появляются две полусферы с ручками, и любой желающий приглашается убедиться, что это самые обычные железки. Которые складываются в шар — и разомкнуть половинки не могут двое сильных мужчин.

— Колдовство, — крикнул кто-то.

Но деревенский маг важно подошёл к фокуснику, что-то проверил и громко ответил:

— Никакого чародейства нет.

Толпа в ответ буквально взорвалась хлопками, одобрительными криками и свистом. Но тут же смолкла: Ислуин начал показывать новый фокус...

Уже ночью, когда возле костра все заворожённо считали, сколько им накидали за выступление монет — вышло целых полтора серебряных хейта. Для лета заработок за один раз просто немыслимый. Поэтому о сомнениях первой встречи никто даже не вспомнил.

Следующие две недели фургон неторопливо катил на запад, от деревни к деревне, от выступления к выступлению. И каждые несколько дней Ислуину приходилось его латать, а девушкам колоть пальцы иголками, заделывая очередную прореху. Потому, едва тракт привёл к первому же большому городу, решено было купить две новых повозки — как новички и предлагали в ночь знакомства.

И сразу же на въезде в город случилась неприятность: когда медленно сдвигающаяся очередь телег донесла фургон до ворот, молоденький стражник отказался его пропускать. Показал на размалёванный тент, с криком: "Проваливайте, запрещено таким выступать", он грубо оттолкнул Фера, который подошёл заплатить въездную пошлину. К старику на помощь поспешили Дав и Ислуин, но и их красноречие пропало впустую — паренёк упёрся и обещаниям не нарушать городских законов не верил. Все приуныли. За один день закупиться всем необходимым вряд ли удастся, а гостиницы снаружи городской стены дерут втридорога. Ночевать же в чистом поле попросту опасно, не деревенские места, легко можно нарваться на грабителей.

На шум вышел старший караула. Парень-стражник, было, кинулся к нему за поддержкой, но мужик отмахнулся от сопляка. Потом внимательно посмотрел на хугларов и вдруг поманил к себе Ислуина. Мол, разговор есть. Когда оба отошли чуть в сторону, прозвучал вопрос:

— Где тебя так? Не при Раппахе, случаем?

— Нет, северо-восточнее, на границе.

— А среди них-то как оказался?

— Как зацепило, не захотел при отряде калекой доживать. Или бобылем оставаться да вот таких же, — магистр махнул рукой в сторону паренька, — недотёп натаскивать. А тут... женщина у меня была, а теперь вот дочь растёт. По мне — так куда счастливее судьба.

— Добро. За своих ручаешься?

— Ручаюсь. Законы все знают, и что не вступившим в гильдию выступать внутри стен запрещено — помнят.

— Добро. Эй! — крикнул старший стражник помощнику. — Пропускай!

Ислуин благодарственно кивнул и поспешил к фургону. Остальные в здешних краях уже бывали, потому гостиницу выбирать не пришлось. Всё равно ехали до постоялого двора почти час — город насчитывал долгую историю, и, в отличие от собратьев помоложе, мог похвастаться запутанным клубком извилистых улиц и постоянными заторами. По дороге до гостиницы Ислуин размышлял: не зря, когда они придумывали легенду, Лейтис, настаивала на образе ветерана или бывшего дружинника. А вот Ислуин, как чужак, про такое уважительное отношение к старым воинам даже не задумался... Зато теперь обязательно надо запомнить и учесть на будущее, когда начнутся переговоры между Империей и ханжарами.

На постоялом дворе, едва договорились с хозяином о постое и разгрузились, все собрались на совет-совещание в одной из комнат. Сразу же решили, что если уж их так неприветливо встретили, то и задерживаться лишнего в городе не стоит. Потому придётся разделиться: завтра Белка и мальчик останутся сторожить вещи в гостинице, Мала и Дав пойдут покупать припасы, Ислуин и старик Фер искать повозки... А Лейтис, раз уж она в животных разбирается, вместе с Лаури и Стафом пойдёт за лошадьми.

На Южном рынке, где торговали лошадьми, никто из актёров не был. Но Стаф, который в прошлый приезд много ходил по городу, заявил, что знает короткую дорогу — куда ближе, чем обратно в сторону Северных ворот, а потом по большой дуге параллельно городской стене. Поэтому все трое смело свернули на небольшую улицу, которая, вроде, шла в нужном направлении, затем ещё на одну, потом ещё... Через двадцать минут они поняли, что заблудились. Одинаковые дома одинакового пыльного камня, похожие как две капли воды извилистые улицы. Только вывески пестрят. Вроде разные, но если башмачник — так везде сапог висит, если харчевня какая — то обязательно свиная голова. Чужаку не разобрать. К тому же, в отличие от столицы или крупных торговых городов, на стенах ни одной таблички с названием улицы или хотя бы района, здесь не было.

Оставалось одно — спросить кого-нибудь из местных. Вот только, хотя прохожих было и немало, отвечать они отказывались. Буркнут что-то невразумительное — и всё, а то вообще молча обойдут, словно перед ними неживое препятствие и пойдут дальше. Лаури, было, расстроилась, мол, это в них хугларов опознали. Стаф в ответ только хмыкнул: не бери в голову, это потому, что местные свой квартал знают, а чужак — он всегда подозрительный. Даже если кто из соседнего района забредёт, также относиться будут. Наконец, нашёлся какой-то старичок, который согласился их выслушать и, шамкая, начал объяснять.

— Так жам прямот, как до Мщёной улицы доберётсь, там по ней до дома Жилона камньщика, а потом поврнёте...

— Отец! — оборвал его Стаф. — Не знаем мы твоего Жилона. И остальных не знаем.

— А... Так б сраз и шкажал, а то дороху ему, да точно, — на этом месте девушку прыснули в кулак, а Стаф посмотрел на дедка нехорошим взглядом. — Ты, шынок, зачшит, прямо щас, через два перекрёштка направо, а у дома, там кувалда ижобрашена, так у неё налево. И прямо, а у Ратуши дофрые люди поджкажут.

Стаф коротко поблагодарил, после чего подхватил девушек за руки и потащил за собой. Дальше добрались без приключений, вот только в результате "короткий" путь получился раза в два длиннее, поэтому к рынку они вышли сильно позже, чем рассчитывали. Подходящих мулов или тягловых першеронов[1] уже почти не осталось, а запрягать в фургон ездового коня было глупо и не по карману.

Актёры обошли рынок несколько раз и уже почти смирились, что придётся приходить ещё, когда Лейтис вдруг остановилась и направилась к одному из загонов, где стояли два понурых коня. Стаф удивлённо поднял бровь: конечно, першероны, и редкой, дорогой породы. Но, судя по всему, больные. Зачем они нужны? Тем временем девушка подошла к торговцу, показала на загон, и до остальных донеслось:

— Сколько?

Ответ разобрать из-за заревевшего рядом осла не получилось, но, когда Лаури и Стаф подошли поближе, торг шёл полным ходом.

— Да вы посмотрите, какие красавцы, какая родословная!

— Побойтесь Единого. Они раньше столько стоили, а теперь вам их только на живодёрню.

— Ну, приболели немного, потому готов сбросить. Пятую часть.

— Уменьшить цену впятеро, вы хотели сказать? Это всё равно намного больше, чем даст за них живодёр. Если вообще возьмёт больных, и тогда вам придётся платить мусорщикам, чтобы они отвезли и сожгли туши.

— Э...

— Вы думайте, а мы тоже пока подумаем.

Лейтис отозвала остальных в сторону и негромко спросила:

— Что скажете? Берём?

Стаф молча пожал плечами, явно до сих обиженный на то, как обе девушки костерили его за опоздание. Мол, деньги твои, что возьмёшь — то возьмёшь.

— А ты точно сумеешь их вылечить? — засомневалась Лаури.

— Смогу-смогу. Я с животными не один год дело имею. А торгаш скряга попросту, да и кони ему явно за бесценок достались. Можно было в самом начале легко обойтись одним несложным снадобьем, но склянка целый хейт стоит. Сэкономил, а теперь рад-радёшенек избавиться — ведь если болезнь запущена, на лекарства запросто придётся потратить уже не один, а пять хейтов.

— Тогда давай. Берём.

Со сделкой провозились долго, Стаф на случай, если лошади были краденые, заставил торговца оформить купчую у рыночного нотариуса. Пусть это и обошлось в лишний десяток медяков. После чего Лаури всучила ему поводья и сказала:

— Ведёшь в гостиницу. А мы тут без тебя не пропадём.

И объяснила Лейтис, что если уж они оказались в этом городе, то она обязательно должна её сводить в одну просто замечательную лавку с платками и украшениями. Иначе подруга будет жалеть всю жизнь.

Лейтис согласилась "только до лавки", но потом Лаури повела её "в чудесный трактир, там такие пудинги", потом ещё в одну лавку... Поначалу Лейтис искала в приглашении двойное дно: ведь во время прогулки можно легко ненароком выманить сведения о прошлом, чтобы проверить рассказ у костра. Вот только в первом же трактире стало понятно, что Лаури позвала её просто так. Просто потому что хотела сделать приятное. И Лейтис растерялась: за годы жизни в Тейне даже те, кого она считала подругами, эту самую дружбу водили не в последнюю очередь потому, что так было принято между людьми её круга. И подарки делали, и посиделки устраивали, словно обменивались услугой за услугу. А вот просто так подарить немного хорошего настроения, не требуя ничего взамен... Такое она встречала первый раз.

Когда девушка рассказала магистру, тот в ответ поделился, что и с ним случилось похоже. Старый Фер, как насчёт фургонов договорились, решил, что новичок хмурый больно. И повёл утешать да наставлять, мол, не убивайся так — найдёшь себе новую женщину, да и дочь сбережёшь. После чего магистр задумчиво добавил:

— Повезло нам с ними. Не знаю уж, с чего Сарнэ-Туром решил сделать нам подарок, но спасибо Повелителю дорог.

Как только оба першерона поправились, фургоны неторопливо двинулись на запад. От села к селу, от выступления к выступлению. Дождливый июль сменился жарким августом, когда дни напоминают мёд: такие же сладкие, тягучие и наполненные золотистым солнцем. А ещё мелкими радостями, которые незаметно складываются в хорошее настроение. Перестал кашлять Стаф, у старика Фера больше не болели суставы, и он смог вернуться к брошенному было несколько лет назад занятию — вырезанию кукол и маленьким кукольным спектаклям на пару с тётушкой Малой. И пусть на самом деле "виноваты" были Лейтис и Ислуин, втихаря начавшие подлечивать своих спутников — для остальных негаданное здоровье помогло наконец-то окончательно поверить, что полоса несчастий закончилась.

Впрочем, магистр не только лечил. Обнаружив у Белки замечательный голос, Ислуин втихаря начал учить её музыке и песням эльфов и ханжаров. И пусть у него не было музыкальных способностей, знания, вбитые когда-то наставниками и строгостью родителей, никуда не делись. А талантливой девушке зачастую оказывалось достаточно только лёгкого намёка и самого простого объяснения. И скоро в сёлах зазвучали баллады лесного народа, которые среди людей не слышали уже несколько столетий:

Мне любовь дарит отраду,

Чтобы звонче пела я.

Я заботу и досаду

Прочь гоню, мои друзья.

И от всех наветов злых

Ненавистников моих

Становлюсь ещё смелее —

Вдесятеро веселее!

Строит мне во всем преграду

Их лукавая семья —

Добиваться с ними ладу

Не позволит честь моя!

Я сравню людей таких

С пеленою туч густых,

От которых день темнее, —

Я лукавить не умею.[2]

А у магистра вдруг прихватило тоской сердце — когда он сможет услышать эти же песни, но только уже из уст эльфа-соплеменника?

Следующей отличилась Лейтис. Она вспомнила рассказы Ислуина о жизни на Юге и о том, как девушки там танцевали с огнём. В её мире подобное искусство было забыто, ведь ставший Шахрисабзсом союз городов больше не разрешал своим женщинам брать в руки оружие и уж тем более выступать перед публикой в лёгком облегающем костюме. Потому и в Империи, и на Бадахосе, и в остальных местах самое большее — жонглировали факелами. Лейтис сначала подговорила Лаури, потом попросила Белку сочинить для них музыку, сложила рассказы магистра и воспоминания, как её саму учили сражаться на мечах... Когда во время очередного выступления в густых синих сумерках вдруг появились две стройные и гибкие фигуры, окружённые пламенным ореолом, потрясённо замерли не только селяне, но и остальные актёры.

Но больше всех удивил Никаси. Мальчишка пристал к Ислуину — как придумывать фокусы. Тот в ответ купил и подарил ему книгу "Алхимия и жизнь: основы мироздания". И пояснил, что ловкость рук, конечно, важна — но точный расчёт и знание законов природы главнее. Как, например, с "волшебным шаром". Обычные половинки стального шара, из которых хитро спрятанный в столике насос во время "магических" пассов откачивает воздух. А дальше их держит атмосферное давление. Мальчишка кивнул, согласился... И через пару недель показал на очередном выступлении пусть ещё не очень чисто выполненный, но самостоятельно придуманный фокус.

На этом месте старый Фер взял самодеятельность в свои руки. Высказался, что, мол, хорошо бы ставить сначала в известность его как старейшину, если уж чего в голову пришло... Стаф и Дав в ответ густо покраснели, так как тоже готовили сюрприз. Фер вежливо не заметил, закончил выволочку... И вдруг предложил совершенно необычную идею: а не объединить ли все номера в единую программу-спектакль? Как делают, когда ставят пьесу? И пусть до нынешнего дня так никто не пробовал, они будут первыми! Старика шумно поддержали, и очень скоро труппа выступала не только отдельными номерами, но и давала целые представления. На одной ярмарке их даже попросили задержаться — слишком многие хотели увидеть необычное зрелище, и ради этого даже приехали на торжище второй раз, привезли семьи.

Закончился жаркий август, позолотил деревья сентябрь, отгорело жаркое бабье лето. Фургоны неторопливо тащились по октябрьской распутице на запад, к океану... когда актёров встретила одна из тех неприятностей, что всегда мечом висят над судьбой бродяг-хугларов. Места попались глухие, поэтому хоть что-то заработать можно было и не надеяться. Но другого пути не было, либо здесь — либо огромный крюк до Западного Лесного тракта. А терять месяц или полтора ни Ислуин, ни Лейтис не хотели. Выступала лишь Белка — ночевать на улице стало прохладно, а хозяева гостиниц не брали за постой денег, если девушка соглашалась спеть вечером перед завсегдатаями.

В одном таком трактире и попался неприятный слушатель: непонятный дородный мужик то ли с прислугой, то ли со свитой из трёх типов с откровенно разбойничьей рожей. Мужчина громко пьяно восхищался пением девушки, а потом потребовал, чтобы она обязательно посетила его дом, мол, он благородный барон и понимает толк в искусстве. Когда всё затихло, к актёрам подошёл хозяин гостиницы и рассказал, что мужик и правда барон... Вот только слава у него недобрая, любит по окрестным деревням задирать крестьян. А имперский судья — тот далеко, да и вряд ли будет слушать незнатного жалобщика. И ещё говорят, что вместе со своими дружинниками барон время от времени выходит на большую дорогу. Потому артистам лучше бежать с утра пораньше, пока не барон не протрезвел. Актёры согласились, и сами прекрасно всё поняли. Уехали ещё затемно, расспросив трактирщика, свернули не на запад, а на северо-восток, объехать владения барона подальше. Вроде всё обошлось, только тревожный холодок всё равно остался.

Но ни на утро, ни в следующие три дня барон-разбойник их не догнал. И, въехав в очередную деревню, где была харчевня, как обычно договорились с хозяином "песня за ночлег". Белка, в сопровождении Стафа и собаки, пошла петь, а остальные ждали на окраине села. Даже лошадей распрягать не стали. Зритель в здешней глухомани непритязательный, трёх-четырёх песен хватит. А возиться с упряжью куда приятнее в тепле сарая, чем на улице в осенние сумерки и под мелкую морось.

Первой забеспокоилась Лейтис. Собака уже давно только внешне оставалась собакой. На самом деле — магический конструкт, пусть и сделанный на скорую руку, но информацию хозяйке передающий исправно. Следом из фургона выглянул Ислуин, которому девушка шепнула, что что-то не так... Это их и спасло. Дома в деревне выстроились всего в одну прямую улицу, и когда на другом конце буквально через пару минут показался Стаф, за которым гнались несколько людей с факелами, магистр не раздумывал ни мгновения. Крикнув Лейтис приказ, он хлестнул коня и погнал фургон навстречу Стафу, которого втащили буквально на ходу. После чего Дав кинул топор в ближайшего врага — ловкость и сила жонглёра не подвели, непонятный мужик выронил окованную железом дубину и осел на землю, остальные шарахнулись в сторону. А оба фургона, не останавливаясь, промчались в лес, драться голыми руками с десятком вооружённых разбойников Ислуин и Лейтис не собирались. Вслед полетело несколько стрел, но все мимо. Никто не ждал, что актёры будут прорываться сквозь деревню, а не побегут назад.

Сколько длилась бешеная скачка, не считали. Остановились на какой-то поляне, лишь когда остатков вечернего света сквозь ветки деревьев перестало хватать, и дорога окончательно потерялась во мгле. После чего принялись врачевать Стафа — парня хорошо избили, расплывался синяк на половину лица, да и дышал он осторожно. И слушать рассказ, что же произошло.

Разбойники барона ворвались, когда Белка уже почти закончила петь, и Стаф разговаривал с трактирщиком, в какой сарай можно загнать фургоны. Сидевшая в углу собака получила два арбалетных болта, парня скрутили и начали бить. Девушку схватили и сунули под нос какую-то дрянь, от которой она потеряла сознание. А дальше всё пошло неожиданно. Магических конструктов в мире Лейтис не знали, даже на родине магистра это было совсем новое изобретение. Потому-то в сумке Ислуина и оказались несколько трактатов, по которым он собирался на досуге изучать новую для себя область науки. И поэтому сейчас ему и Лейтис удалось создать Зайчика. Раны, смертельные для обычной собаки, лишь замедлили конструкта да заставили на несколько минут замереть, пока организм перестраивался в обход повреждённых участков. После чего собака неистовым демоном бросилась в бой, располосовав когтями ближайшего врага и кинувшись на остальных. Девушку Стаф вытащить не смог, снаружи трактира остались и другие разбойники — но зато получилось убежать и предупредить товарищей.

Едва закончился рассказ, Ислуин и Лейтис переглянулись, после чего холодно прозвучало:

— Ждите нас здесь. А мы пойдём, навестим господина барона. И обещаю, он горько пожалеет о своей похоти.

Ислуин и Лейтис скрылись в своём фургоне, а когда спрыгнули на землю, остальные ахнули: вместо актёров появились воины, с мечами и луками. Оба вскочили на коней — по степному, без седла. Грузовые першероны в ответ заржали и рысью бросились в темноту, словно привыкли не таскать фургоны и телеги, а нести в бой всадника.

— Мы скоро! Ждите! — зазвенело на прощанье.

Где находился дом барона, они выспросили трактирщика ещё в первую встречу, и сейчас подгоняли коней магией, надеясь примчаться не сильно позже похитителей. Потому ещё до полуночи были на месте. Жилище барона представляло собой обычную двухэтажную усадьбу, с хозяйственными постройками и бревенчатым тыном метра три высотой. К удивлению, в доме было тихо. Лишь во дворе брехала собака, ходил часовой да магический эфир подсвечивали охранные амулеты.

Скрывать свои следы Ислуин не собирался, потому смёл примитивную магическую сигнализацию мощным ударом. Ни один талисман даже не успел забеспокоиться. Сторож получил удар метательным ножом, а Лейтис тем временем убила собаку — для мага Жизни, если на жертве нет защитного амулета, заставить сердце мгновенно постареть и устроить инфаркт не так уж и сложно. После разрушения охранных устройств и вплетённых в стены защитных заклятий, для зрения боевого мага дом стал как стекло: где, сколько и чем заняты обитатели. Потому магистр отправил ученицу добить четверых стражников, спавших в сенях и вообще всех внизу, а сам полез в комнаты второго этажа.

Лежавшая на широкой кровати женщина проснулась от того, что с неё сорвали одеяло. Присела, растерянно хлопая глазами... и зажала себе рот, чтобы не закричать. Похищение пришлось на те несколько дней, когда Ислуин сбрасывал изменения под человека, заменяя их иллюзией. Поэтому сейчас просто развеял личину, глаза и губы подсветил зловещим алым светом, а на руках отобразил острые как бритва, когти. Всё равно испуганная жертва не додумается, что с такими когтями он попросту не смог бы держать меч и вообще порезал бы себе ладонь. Дополнял картину шарик тёмно-красного цвета над макушкой. Шарик пульсировал, давал всполохи, отчего по комнате время от времени пробегали похожие на кровь пятна.

— Где ваш муж? Будете молчать — в доме не останется живых. И начну с детей в соседней комнате, — на этих словах женщина дёрнулась, вскрикнула, но звук пропал в мягкой вате магического полога. — Расскажете — и можете о бароне забыть, — Ислуин показал на здоровенный синяк, украшавший лицо хозяйки и уже начавшие желтеть следы на руках. — Только быстро, времени у меня мало.

— С одним условием.

Магистр восхитился самообладанием женщины. Мгновение назад она хотела кричать от страха, до сих пор боится за детей. Но уже готова торговаться за их будущее. Ведь со смертью барона в банде начнётся передел власти, и официальных наследников вместе с матерью зарежут первыми.

— Вы должны убить Одноглазого. Он спит в сенях с остальными. И Ловкача Тино, он спит на первом этаже, в комнате...

— Уже, — магистр прислушался магическим чутьём к происходящему внизу. — Можете быть спокойны, живых на первом этаже не осталось. На подворье — тоже.

— Остальные в лесном доме. Это находится...

Указания оказались точными и подробными, потому всего через полчаса Ислуин и Лейтис были на месте. Вот только внутрь женщина ни разу не заходила, потому магистр решил одного из двух часовых взять живьём. Тем более что разбойники нападения не ожидали, потому расслабились. Без спиртного конечно, но вот разговаривать, отложив оружие, себе позволили.

— ... а хороша девка. Скорей бы Хозяин закончил и по кругу её пустил.

— Не, скорей бы за этими, — хрипло ответил второй. — Собака Лося порвала, а тот, с фургона, Хромому попал так, что не жилец, похоже. Да и Лось не ясно когда встанет. А оба мне по серебряному в кости должны. Так эти у меня за всё запла...

Договорить разбойник не успел, получив удар мечом. После чего магистр повернулся ко второму. В темноте леса "демон" смотрелся куда страшнее, и у мужика на штанах сразу поплыло мокрое пятно. И на вопросы — сколько комнат, сколько людей и где держат девушку, он торопливо начал отвечать едва ли не раньше, чем спросят.

По рассказу выходило, что два покойных разбойника были единственными сторожами, оставленными в наказание: они должны были не дать сбежать актёрам из деревни. А изба, где сейчас развлекается остальная банда вместе с бароном, хоть и просторная, но комната в ней всего одна. Там десять человек. Когда Ислуин и Лейтис подобрались к дому, веселье явно только-только началось. На улице были хорошо слышны треск материи платья, и пьяные вопли:

— Так-то лучше!

— Пой давай!

Магистр жестом показал на окно, сам направился к двери. Через несколько секунд Лейтис кивнула, что готова — и штурм начался. Первым опять последовал удар по магической защите, после чего воздушным тараном Ислуин снёс и дверь в сени, и дверь в избу. Почти сразу бросила заклятье Лейтис — отчего окно и кусок стены рассыпались в гнилую труху. В дом ворвались две безжалостные тени: магическая лампа и факелы затухли, бандиты испуганно метались по комнате, мешали друг другу. А вот зрению Ислуина и Лейтис темнота была не помеха. Когда магистр зажёг под потолком небольшой шарик света, всё можно было бы считать законченным... Если бы не то, что разбойников оказалось больше, чем сказал часовой. И один из них оказался слишком умным, поэтому в общей неразберихе замер у стены, а теперь стоял и держал нож у горла Белки.

Магистр проверил лезвие. Бесполезно, ковал нож явно не деревенский кузнец, а хороший оружейник. Перехватить клинок магией не получалось, да и создать около горла прослойку-защиту, способную оттолкнуть такое лезвие, Ислуин не успевал. Пару секунд спустя еле заметно покачала головой и Лейтис: парализовать руку до того, как бандит ранит Белку, она не сможет. Разбойник перемигивание понял по своему, поэтому крикнул:

— Но-но! Не шевелитесь, иначе я её!

— Отпусти девушку! — прозвучал голос магистра. — Тогда обещаю, что уйдёшь живым.

— Нашёл дурака. А ну сами бросай железки!

Ничья... Если, конечно, не попробовать по-иному. Пара фраз-объяснений на языке ханжаров, Лейтис кивнула, что поняла. Разбойник снова крикнул:

— По-каковски? А ну давай не шутя, чтоб я...

Смазанная тень стремительно кинулась вперёд, стараясь отвести от горла руку с ножом. Но и разбойник почти успел, лезвие чиркнуло по горлу... Лейтис, как маг стихии Жизни, разом выплеснула силу и сомкнула рассечённые ткани, заставляя их с бешеной скоростью зарастать и восстанавливаться. От напряжения на мгновение потемнело в глазах, пришлось опереться на стену. Но результат того стоил: разбойник был мёртв, а на Белке — ни царапины.

Девушка, едва поняла, что всё закончилось, зарыдала в голос, не стесняясь разодранного платья, даже не думая прикрыться. Это было понятно. Но вот дальше она вдруг рухнула на колени, взгляд стал восторженно-изумлённый, а губы горячо зашептали что-то неслышное. Первой в чём дело, поняла Лейтис. И показала на щёку — второпях магистр ошибся, и, формируя для разбойников и Белки иллюзию человеческого лица, забыл про шрам.

Ислуин вздохнул. Жалко, конечно. Но теперь придётся уходить, к актёрам возвращаться нельзя. Хорошо хоть и у него, и у Лейтис переносные магические сумки, где хранилось всё ценное, с собой. А остальное не жалко оставить. Только просто бросить тех, с кем не один день вместе ели хлеб, тоже не годится.

Тайник обнаружился быстро. Пусть Ислуин и специализировался на Воздухе, а не на Земле и поиске разных металлов, деревянные перекрытия и небольшой слой грунта оказались не помехой. А магическую маскировку тайника магистр разрушил вместе с остальными защитными заклятьями дома ещё перед штурмом. Тщательно пригнанная встык с досками пола крышка лаза в подпол разлетелась в щепу, и Ислуин спустился вниз. Всякие сундуки и мешки его особо не интересовали, потому он сразу прошёл в конец низкого влажного подвала. Здесь пришлось немного повозиться: золото было не просто спрятано отдельно, а ещё и под защитой стальной дверцы с большим навесным замком.

Едва преграда поддалась, магистр удивлённо присвистнул: судя по всему, грабил барон давно и успешно. Наверняка, не гнушался искать поживы не только на ближних дорогах, но и наведывался на большие торговые тракты. Одних золотых монет получился солидный мешочек, навскидку не меньше четырёх или пяти сотен тайров. А ещё были разные украшения — вот только их пришлось наспех сплавлять и превращать в золотой и серебряный лом. Кольца да серьги не монеты, если опознают — неприятностей не оберёшься.

Когда Ислуин поднялся обратно, Белка уже успокоилась, а Лейтис нашла для неё что-то вроде большой шали. Магистр кивнул: хватит, чтобы не замёрзла, пока едут, и жестом позвал за собой на улицу. Лейтис поняла его без слов, Белка же не сводила со своих спасителей детского восторженного взгляда. Села на коня вместе с Ислуином, доверчиво и осторожно прижималась к нему всю дорогу. А когда в зыбких предрассветных сумерках вдалеке показался костёр, возле которого ждали актёры, безропотно взяла в одну руку два тяжёлых мешка, в другую поводья коней и пошла к костру одна.

Спать не ложился никто из труппы. Едва девушку заметили, кинулись к ней. Сразу посыпались вопросы как она, почему с ней нет Ивара и Лейтис... Белка в ответ коротко рассказала, что с ней произошло, и показала на мешки. Фер как старейшина развязал тесёмки на горловинах...

— Не может быть! Золото! И сколько! — ахнули все наперебой.

А старый Фер вдруг сказал:

— Это был сам святой Женезиу.

Сказал, вроде бы, негромко — но услышали все. И тут же замолчали. А тётушка Мала добавила:

— Не зря он нам явился. Историю о тех, кто нарушает его завет, рассказал. И подарил нам своё искусство. Денег хватит и на вступительный взнос в гильдию, и на театр. А ещё... Как обустроимся — мы обязательно должны открыть школу. Чтобы те, кому Единый дал искру таланта, могли перенять дар святого и нести его людям.

Все снова зашумели, тут же начали строить планы — куда ехать, как лучше открывать театр... Лаури в обсуждении не участвовала. Она со всем соглашалась, время от времени вставляла в разговор какие-то ничего не значащие междометия и слова. Но мысли её были совсем не здесь — а там, в рассветных сумерках. Рядом с Лейтис. Пусть мужчина и правда оказался святым, но Лейтис — она в этом была уверена — самый обычный человек. Говорят, иногда такие путешествуют вместе со святым по воле Единого, пока не искупят какой-то долг или не внесут службой плату за какое-то обещание. Лейтис стала ей подругой, и не просто подругой — а такой, каких за всю жизни встречаешь только раз или два. Потому на общую радость вдруг наложилось острое как нож горе: ведь они, наверняка, никогда в этой жизни больше не увидятся. И губы, словно сами собой, прошептали:

— Кто бы ты ни была, пусть дорога твоя будет лёгкой, пусть Единый скорее приведёт тебя к тому, что ты ищешь. Прощай. И спасибо тебе за всё.

[1] Першерон — лошадь тяжеловоз крупной и выносливой породы

[2] Авторство строк приписывается графине де Диа, одной из самых знаменитых женщин-поэтов средневековой Франции. Примерно конец XII века

Пламя четвёртое. Тень столичного света

Турнейг, столица Империи. Декабрь, год 498 от сошествия Единого.

Харелту снился сон. Странный сон. Обычно даже в самом подробном видении ты слышишь звуки, что-то замечаешь — но расплывчато, образы сменяют друг друга словно солнечные зайчики, бегущие по зеркалу речной глади. А сегодня всё было совсем по-другому. Темнота вдруг сменилась ненормально-чёткой картиной бесконечной серой равнины, над которой в вышине парили еле различимые громады облаков. Но вот небеса, ещё непроницаемые над головой, у горизонта чуть посветлели, равнина стала рельефной водой с резкими тенями и тёмными, почти металлическими изгибами и вмятинами волн. По мере того как купол над головой светлел, среди облаков, походивших на заманчивый фантастический пейзаж, появлялись пляжи, лагуны, множество островков и песчаных мелей, заполненных инертным небесным океаном. В нос ударили запахи соли, йода и морских водорослей — а уж такому во снах случаться не положено вообще.

Тем временем облака стали походить на незыблемые скалы, вылепленные светом и тенями, потом белые и серые тона сменились на тёплые. Мгновение — и горизонт вспыхнул розовым и голубым, а солнце, краешком прорвав водную гладь, вырвалось на свободу нового дня. Облака тут же заиграли палитрой художника, словно нахваливаясь богатством цветов, не отставали от них и волны, щедро разбрасывая по мутной зелени волн красную медь и жёлтое золото солнечного света. В невидимую спину ударил утренний ветерок, принёс с собой новые запахи: пряных пахучих трав и каких-то духов, горячих просмолённых досок... И людей, которые уже не первый день плывут, не имея возможности покинуть тесную скорлупку судна.

Харелт обернулся: так оно и есть. Он находится на небольшой каракке[1], причём судно, судя по смуглым матросам, владельцу корабля и шкиперу, с Бадахоса: разной степени поношенности пурпуаны[2] и остроносые башмаки для них не дань моде, последние несколько лет захлестнувшей Империю, а привычная повседневная одежда. На палубе рядом с мачтой два пассажира-северянина: мужчина лет тридцати-сорока и девушка лет шестнадцати. В своих рубахах небелёного полотна до середины бедра и штанах среди бадахосцев они — словно вороны-альбиносы.

Хозяин судна хмурился, время от времени смотрел в подзорную трубу и что-то горячо обсуждал со шкипером. Едва солнце окончательно встало над горизонтом, причину беспокойства получилось увидеть невооружённым глазом. С северо-востока каракку догоняли два драккара. Ситуация самая что ни на есть обыденная. В море закон прост: если нет сил отбиться, и не получилось прокрасться незаметно, то будь готов, что станешь добычей. Потому-то торговые суда стараются ходить большими караванами... Которые и сами не гнушаются разбоем вдали от родных берегов. Были даже случаи, когда прибыль такого каравана от случайно захваченного приза оказывалась больше заработанного от продажи собственного груза.

Каракку, на чьей палубе находился Харелт, в этот раз постигла судьба неудачников. Судя по запаху, трюмы были забиты багряным маслом: его добывали недалеко от Безумного леса, и служило оно основой знаменитых и невероятно дорогих бадахосских духов и благовоний. Вот только имело масло две неприятные особенности — сезон добычи приходился на конец лета, и хранилось в сыром виде оно, как правило, всего несколько месяцев. А обрабатывать багряное масло умели только в Бадахосе. И если не успел доставить в порт и продать торговцам до начала осенних штормов, то сбывай за бесценок тому, кто возьмёт. Покупатель же тогда играет в лотерею, стухнет товар до весенней навигации или нет... Впрочем, можно поступить как владелец каракки — попытаться проскочить в сезон короткого зимнего затишья в стороне от обычных маршрутов, надеясь, что хищники моря тоже будут пережидать бури в портах или не заметят в безбрежной солёной пустыне небольшое одинокое судно. Вот только в этот раз явно не повезло. Драккары, судя по всему, тоже почему-то обходили привычные пути, а, завидев беззащитную добычу, решили не упускать удачного случая.

Гонка длилась полчаса, на кораблях-преследователях уже можно было различить отдельных гребцов, когда северянин подошёл к владельцу каракки. Харелта притянуло следом, поэтому разговор он слышал сначала и до конца.

— Надеетесь отбиться? Потому что при таком ветре шансов уйти нет.

Бадахосец замялся. Признаваться в том, что своих сил не хватит, и тем самым соглашаться на прозвучавший в словах пассажира намёк-предложение до того, как тот прозвучит, не хотелось. Но здравый смысл возобладал.

— Не сможем...

— Ваш шкипер владеет основами морской магии?

— Да, конечно.

— Тогда ложитесь в дрейф, и пусть подымет сначала синий дым, потом белый, потом зелёный. Я так понимаю, вы согласны на любые условия? Вот и попытаемся, — северянин усмехнулся, — договориться. И ещё. Чтобы, когда подойдут северяне, наверху оставалась только палубная команда. Увижу хоть кого с мечом или луком — сверну шею.

Преследователи догнали остановившееся судно почти сразу. После чего один драккар подошёл борт-в-борт, а второй встал чуть поодаль, готовый в любой момент пойти на абордаж: воины с крюками и арканами так и остались стоять на носу. Северянин спрыгнул на палубу драккара, девушка осталась на каракке. Харелта потянуло за мужчиной, хотя он и желал бы остаться: очень уж дочь севера напоминала ему Тарью из Зимногорья... Но у сна — свои законы. Гостя встретил сам ярл. Совсем ещё молодой, с Харелтом не больше двух-трёх лет разницы. А также старшие левого и правого борта, чьим роскошным седым усам и бородам Харелт позавидовал чёрной завистью: у него такой никогда не будет. Остальные воины остались на своих местах.

— Здравствуй, волк моря, — чуть прищурившись и усмехнувшись краешком рта, начал ярл. — Далеко от фьордов завела тебя нить Ильматар.

— Пусть Укко-громовержец пошлёт и вам хорошей добычи, а нить Ильматар окажется гладкой, — после чего, словно получив ответ на какой-то заданный без слов вопрос, северянин обратился к одному из молодых воинов, сидевшему на вёслах. — Рад, что сын Рууно оказался достоин своего отца и пошёл его дорогой.

Парень в ответ покраснел и сделал уважительный кивок. Ярл, наоборот, нахмурился, махнул чужаку оставаться на месте, а сам вместе со старшими бортов подошёл к молодому воину. Из-за шума волн слов Харелт не разобрал, но рассказ явно пришёлся ярлу не по душе. И вернувшись обратно, смотрел хозяин на гостя уже совсем иным, отнюдь не насмешливым взором.

— Ярл Ойви Виртанен и его волки моря счастливы приветствовать столь славного воина и будут рады помочь ему добраться, куда он попросит. Как только закончим наше дело.

— У меня встречное предложение. У меня интерес на Бадахосе и мне пригодится благодарность владельца судна. Взамен я своим словом обещаю вам четверть от продажи груза в любой монете или слитках.

— Треть. В имперских тайрах.

— Принято.

На лице ярла тенью мелькнуло сожаление: продешевил, мог потребовать и половину. Но что сделано, то сделано.

— Мы заберём нашу долю в весеннюю навигацию. До тех пор поместите её в банковский до...

...за окном комнаты послышался шум, и Харелт проснулся. Несколько мгновений в душе бушевала острая как нож, жалость, что так и не удалось досмотреть до конца такой чудесный и необычный сон. Следом пришла новая мысль: с его снов хоть рисуй картинки в дополнение к вышедшей недавно книге модного столичного врача "Дух и жизнь, или о познании сокрытых сторон души". Ведь как раз перед тем, как лечь, Харелт читал извиняющееся письмо отца Энгюса. Сберегающие временно потеряли след Ивара и Лейтис. Вот только в это "временно" верилось не особо, дан Ивар уже не раз демонстрировал свои умения играть в прятки. И, значит, Лейтис он опять потерял... Как не нашёл когда-то Тарью из Зимногорья, хотя тоже, приехав домой, искал очень тщательно. Не зря ему сегодня приснилась девушка, похожая одновременно и на Тарью, и на Лейтис. Разве что моложе — по возрасту вполне сойдёт обеим за младшую сестру.

На первом этаже забили часы: половина десятого. Харелт по привычке вздрогнул, ожидая, что его придут будить, а он ещё валяется в постели... Но тут же успокоился и довольно потянулся. Всё-таки есть что-то хорошее в том, когда все ещё тебя считают больным, а ты уже давно здоров. А ведь и зацепило в Торфинсе не сильно, на иной тренировке и тяжелее доставалось. Впрочем, до обеда валяться в постели — всё равно не дело. Тем более что пока из-за "нездоровья" отец освободил от обязанностей, надо пользоваться случаем. К родителям приехал в отпуск Дугал Морей, а полк Булли стоит лагерем недалеко от столицы. Другой такой удачной возможности увидеть сразу обоих друзей может не представиться ещё долго.

Первым делом стоило чем-нибудь перекусить, а самая короткая дорога на кухню шла через лестницу на первый этаж, дальше через одну из гостиных... Там звучали чьи-то голоса. Харелт замер, вслушиваясь: это перед своими можно показаться в одной рубахе и заправленных в сапоги штанах, перед посторонними не стоит. Впрочем, почти сразу стало понятно, что в комнате именно свои. Сестрёнка занималась обучением нового секретаря... Харелт невольно улыбнулся, вспомнив переполох, вызванный появлением Кайристины. Нет, против ещё одного личного вассала семьи никто был не против. Особенно когда стало известно, что клятву девочка принесла на поле боя. И там защищала своего сюзерена как могла. Но вот что дальше? Личный вассал слишком большая ценность, чтобы сначала отправлять Криси в школу, а только когда подрастёт, думать, к какому делу её приспособить.

В комнате Харелта тогда, кроме родителей и Мирны, собрались все доверенные люди, чьё мнение имело вес в доме: подруга и наперсница сестры — Иннес, старый Оуэн, мажордом и главная горничная, а также личный секретарь отца. Предложений сразу поступило несколько, но самым удачной казалась идея сделать из Криси личную горничную Мирны. Все уже согласились, когда вдруг вмешался до этого молчавший секретарь отца:

— Пока да. Но учить девочку я бы советовал на секретаря. Я с ней пообщался, задатки неплохие. А вам, дана Мирна, уже давно пора обзаводиться личным секретарём. Потому что очень скоро я следить за корреспонденцией и прочими делами не только лорда Малколма и дана Харелта как наследника, но и за вашей, буду не в состоянии. И раз нам повезло, что нашёлся подходящий человек, доказавший свою преданность — упускать случай не стоит.

Согласились все единогласно. А Мирна вдруг нашла удовольствие побыть не только ученицей, но и наставницей. И, судя по успехам за несколько последних месяцев, до смены статуса Кайристине осталось недолго. Харелт несколько минут слушал урок, довольно кивнул и уже было собрался шагнуть в комнату, когда раздался новый голос. И этот голос заставил замереть с кислой миной на лице — припёрлась его бывшая ненаглядная.

— Я хочу видеть моего Харелта! Я имею право его видеть.

— Господин Харелт болен, потому не принимает, — Криси ответила сразу, не успела гостья договорить.

Про девицу она уже наслушалась от прислуги и успела возненавидеть до глубины души.

— Не ври мне, ничтожество. И запомни — для таких, как ты — он дан Хаттан. А я дана...

— Между прочим, — вдруг с какой-то кошачьей ленцой прервала её Мирна, — в отсутствии сюзерена личный вассал является его рукой и голосом. И сейчас Голос Харелта тебе ответил, что мой брат болен и принять тебя не может. Оскорбление же личного вассала приравнивается к оскорблению сюзерена... Но с учётом ваших, пусть и бывших, отношений, я готова сделать одолжение и ничего не заметить. Вон! Чтобы духу твоего здесь не было. И немедленно. Ясно?

Едва стих цокот туфель, гневно стучащих по коридору к выходу, Харелт вошёл в гостиную и со вздохом сказал:

— Да-а-а, не зря отец Гилвелл любил говорить, что прошлое — это страницы книги жизни, в которых мы пишем настоящим, чтобы появилось будущее. Выдрать некоторые страницы, чтобы они не портили "завтра", очень сложно.

— Надеюсь, что эту страницу мы всё-таки выкинули, — усмехнулась Мирна. — И вообще. Шёл бы ты, братик, и не мешал нам. Криси у нас девочка, конечно, талантливая, — Кайристина как всегда, когда её хвалили при Харелте, тут же заалела, чуть ли не сравнявшись цветом с платьем, — но северные языки — штука сложная. Так что не отвлекай.

Вскоре пришлось ретироваться не только из комнаты, где занималась Мирна, но и из дома вообще. Заканчивая завтрак, Харелт из окна кухни заметил, что подъехала коляска, в которой восседала Уна — а кузина спелась с его бывшей невестой сразу и накрепко, поэтому цель нежданного визита проглядывала вполне очевидно. Двоюродную сестру Мирна так грубо выгнать не посмеет, да и Харелт от встречи увильнуть не сможет.

Выбор, к кому из друзей отправляться первым, был очевиден. К Дугалу Морею. А от него вдвоём к Булли, попытаться оторвать уважаемого молодого легата от повседневных дел, чтобы посидеть в каком-нибудь кабачке и повспоминать о старых временах... Свою ошибку Харелт понял, едва часовой их встретил и повёл через лагерь к дому легата. Надо было договариваться о встрече где-нибудь в городе: оказавшись на территории полка, Дугал сразу же стал похож на сеттера, который почуял добычу. И не успели гости отряхнуть снег, а в кабинете Булли отзвучать приветствия, как сразу же начался разговор двух влюблённых в своё дело военных профессионалов. Разговор, в котором Харелт понимал с пятое на десятое. Потому что его, конечно, тоже учили, как и любого мужчину императорского клана... Только вот солдатами он ни разу в жизни не командовал, да и тонкости подготовки пехоты и конницы к совместным действиям от него были далеки. А Булли тем временем вызвал адъютанта, и по лагерю заиграл сигнал тревоги. После чего сначала первую половину дня все участвовали в незапланированных учениях, а потом всю вторую половину Харелт сидел на совещании, где центурионы вместе с легатом и экспертом из личной сотни генерала Доннахи, как отрекомендовали центуриона Морея, разбирали результаты.

Дугал уезжал из расположения полка с восторгом, приговаривая: "Вот это солдаты! Да я с такими парнями в огонь и воду. Сколько там полку? Пять лет всего, а уже четыре наградных венка!" Харелт в ответ отмалчивался, мечтал о кровати, куда уронит измученное тело, и давал себе клятву, что в следующий раз они втроём встретятся только в городе или в поместье Мореев. Иначе весь отпуск Дугала проведут в учебных марш-бросках — а зимой это куда неприятнее, чем летом.

Повод встретиться ещё раз нашёлся через пять дней. Так получилось, что за время своей недолгой активной светской жизни Харелт познакомился со многими, но после разрыва со своей невестой почти сразу вычеркнул из жизни всех. Исключением стал один человек — дан Ригарт, двадцатилетний солдат первого гвардейского полка Золотого легиона. Немного наивный и с самомнением, как все гвардейцы, но, в целом, парень неплохой. Оказалось достаточно оговорки, что Харелт знаком с офицером из личной сотни знаменитого генерала Доннахи, чтобы Ригарт загорелся, будто сопливый пацан, которому обещали встречу с седым заслуженным ветераном. Следующим шагом стал аккуратный разговор с сестрой — она давно хотела познакомить Иннес с кем-нибудь вроде Дугала... И предложение своей лучшей подруге Марион съездить на загородный пикник в знак того, что Харелт раскаялся, признаёт: весной он встал в ссоре с её мужем на сторону бывшей невесты — и был неправ. Мирна, когда считала, что ей надо, умела становиться очень настойчивой, поэтому и Дугал, и Булли под её натиском пали быстро. Чтобы выглядело всё благопристойно, Ригарт пригласил ещё двух знакомых девушек.

Пронзительное голубое небо, яркое солнце, на улице ещё не оттепель, снег хрустит — но и не мороз. Харелт и Ригарт арендовали на весь день загородный охотничий домик, все оставили там под присмотром егеря и грумов лошадей, и отправились на поляну неподалёку. Причём, как с удивлением обратил внимание Харелт, Дугал словно невзначай всё время оказывался неподалёку от Иннес. А девушка, вроде, и не протестовала. Кидалась в ответ снежками, обычно сдержанная — весело хохотала и дурачилась вместе с остальными. Прогулка получилась замечательной, свою долю желаемого общения получили и сам Харелт, и Ригарт... И даже две его подружки: девочки буквально прилипли к Марион, увидев в ней идеал настоящей молодой леди.

Мелкая, хотя и досадная неприятность случилась лишь за обедом, пока все стояли вокруг разложенной прямо на снегу скатерти, перекусывали бутербродами и горячим травяным настоем. Утолив голод, самая молодая из девушек, похоже, устала от расспросов и разговоров про войну и вдруг заявила:

— И без армии можно найти приключения. Правда, дан Харелт? Расскажите, расскажите, я столько слышала...

Харелту захотелось в ответ выругаться: вопрос прозвучал крайне неудачно. Марион обожала чужие тайны не меньше даны Фионы, вон и сейчас навострила ушки. И память у неё великолепная. Если заподозрит, потом может попробовать разговорить Иннес, а та сейчас слишком увлечена общением с Дугалом и запросто ляпнет что-нибудь лишнее... Марион, заметив нестыковки, обязательно начнёт копать дальше. Нет, своей подруге Харелт доверял, знал — от неё ни одна тайна, которая может повредить друзьям, не уйдёт. Вот только есть обязательства перед Сберегающими, да и секреты Верящих-в-Ночь слишком опасные игрушки. Значит, надо так смешать правду и ложь, чтобы ни у кого не возникло даже тени подозрений.

— Приключения — слишком громко сказано. Глупость там была. Эти демонопоклонники с контрабандой опия были связаны, — заметив краем глаза, как кивнула Марион — про опий она тоже слышала, Харелт чуть успокоился: вроде, наживка заглочена. — А я тогда весь дёрганый был, после скандала. Даже в одну дуэль по дороге чуть не ввязался. Вот когда на контрабанде барона поймал, решил поиграть в следователя. Зря, что ли, я этим пару лет назад увлекался? Я тогда даже помощником дознавателя раз или два ездил, расследовать всякие пустяки. Потом надоело, если честно, нудное занятие. А тут вдруг вспомнилось. Ну и прикинулся, что меня их дела заинтересовали, и я поучаствовать решил. Думал, склад мне покажут, пробную партию "для доставки" прикуплю — а там сдам всех страже. Кто ж знал, что они меня за столичного дурачка держат, который мимо ехал и вроде дальше проехал... если спросят. И потому его можно в жертву принести, хватятся не скоро. Повезло, что там сплошные лавочники были, не знали с какого конца за оружие держатся. Да и Сберегающие уже давно их пасли, как раз готовились с поличным во время ритуала взять.

Ригарт, который к неблагородным сословиям относился слегка высокомерно, тут же поддержал рассказ. Мол, вот оно преимущество обучения мечному бою с раннего возраста: Харелт чуть ли не с голыми руками почти победил толпу простолюдинов. Неожиданно в разговор вмешался Булли, весь полк которого как раз и состоял из вчерашних крестьян и мастеровых. За разгоревшейся перепалкой разговор о поездке Харелта отодвинулся в сторону, потом и обед подошёл к концу. А игра в снежки гораздо приятнее скучных военных разговоров, особенно для девушек.

Время летело незаметно, а ночь зимой настаёт рано и быстро. Поэтому когда собрались ехать обратно, уже вовсю полыхал закат. К тому же, если Иннес и Марион наездницами были хорошими, то две другие девушки в седле держались средненько. Отчего ехать через лес пришлось медленно, и до тракта в город добрались уже в темноте. Дорога к этому часу обезлюдела, и телеги не мешали, но, посоветовавшись, мужчины решили коней не торопить. Стража, конечно, следит... Вот только и на лихого человека нарваться в темноте можно запросто. Десять минут спустя, словно подтверждая опасения, вдали раздались завывающие звуки и топот копыт. Дугал и Булли отреагировали сразу, поставив коней так, чтобы прикрыть девушек от нападения и не мешать друг другу. Пару мгновений спустя к ним присоединился и Харелт, положив руку на седельную сумку и приготовившись метнуть спрятанные там ножи. Пусть у него и не было такого опыта сражений, как у друзей, во время поездки Тенью в Суолахти случалось разное. И привычка сначала вслед за остальными готовиться к бою, а уже потом выспрашивать, никуда не делась. Только Ригарт остался стоять на месте, непонимающе хлопая глазами. И сообразил, лишь когда мимо промчалась кавалькада весёлых подвыпивших всадников. Парень тут же начал наливаться бессильной краской стыда: сколько он распинался о том, что гвардия — лучшие в Империи солдаты... А опасность заметил только вместе с девушками. Положение спасла Иннес, которая вдруг поцеловала Дугала в щёку и поблагодарила "настоящего защитника". После чего все добродушно шутили уже над новой жертвой смущения.

Когда Харелт прощался с друзьями в воротах своего дома, то с удовольствием подумал, что день удался лучше некуда. Вот только умей jy слушать чужие разговоры на расстоянии, от радужного настроения не осталось бы и следа. Едва друзья вдвоём отъехали от особняка Хаттан, Булли задумчиво произнёс:

— А Харелт здорово изменился. Хоть и старается не показывать.

— Ты о чём? — рассеянно ответил Дугал, чьи мысли всё ещё были заняты знакомством с Иннес. — По мне — так не особо.

— Может быть, может быть... — задумчиво потянул Булли. — Только вот тебе несколько загадок. Вопрос первый. Поехали мы отдыхать, ты, вон, засапожник сунул, я кинжал захватил. Этот молокосос столичный про то, что мечом среди деревьев орудовать несподручно, даже не подумал. А вот зачем светский бездельник, каким старался выглядеть Харелт, таскает с собой метательные ножи в седельной сумке и кинжал под одеждой? Я тогда на дороге заметил, и ещё подумал — надо бы себе такую же сумку заказать. Вроде и ножен внутри не видно, и если что выхватить удобно.

Дугал хмыкнул что-то невнятное, мол, на пустом месте огород городишь. Булли, не обращая внимания, продолжил.

— Ну ладно, может, подсказал кто. Тот же дядя по матери — калач тёртый. Но вопрос второй. На дороге ты сразу взял правее, если драться придётся. Почему Харелт сразу же встал третьим, прикрыть меня с левой стороны, а Ригарт вообще ничего не успел сообразить? Но ведь чему-то гвардию всё же учат? Ну и на закуску, третье. Ты слышал, чтобы у Сберегающих, когда они демонопоклонников ловят, случайный человек под ногами мешался? Прямо оживший анекдот про недотёпу-инквизитора. Добавь сюда "частные" знакомства Харелта с семьёй Раттреев...

— Нам-то что с того? — пожал плечами Дугал. — Даже если Харелт и впрямь связан с тайными делами, тоже нужное занятие. А за друзьями он шпионить никогда не станет.

— Кому как, — усмехнулся Булли, — а мне очень даже пригодится.

Морей дальше общаться на эту тему не захотел, поэтому разговор заглох. Но Булли пришедшая на ночной заснеженной улице идея понравилась. Потому всего через несколько дней он обратился к Харелту с просьбой: использовать свои связи и проконтролировать расследование воровства интендантов. В столице многие считали бывших штрафников отбросами, поэтому на махинации складских служб смотрели сквозь пальцы. А страдали солдаты, да и гнать своих парней на убой с дрянным оружием, когда поступит приказ выступать, легат не хотел.

Харелт согласился сразу. Других занятий не было, дело намечалось интересное. И главное, что, в отличие от просьбы отца Энгюса, никаких драк не предвиделось даже при самом худшем раскладе. Следующие три недели Харелт появлялся дома в лучшем случае через день и только наскоро поужинать и завалиться спать. Слишком уж много выявило самое поверхностное расследование, едва стоило провести его не формально, а как полагается. К тому же сын лорда Хаттан оказался слишком непотопляемой фигурой, чтобы его можно было отстранить простыми интригами или росчерком пера того или иного покровителя. Сам Харелт при этом не стеснялся пользоваться знакомствами, которые сохранились ещё с тех пор, когда он занимал временную должность адъютанта генерала Доннахи. Последним камешком, сдвинувшим лавину скандала в военном министерстве, стали копии документов, которые Харелт неофициально передал виконту Раттрею через Фиону. И хотя армейскую верхушку всей цепочки махинаторов глава Хранящих покой сам арестовать не мог, никто в столице не сомневался, что теперь, когда всё выплыло наружу, закрывать глаза на неудачников военный министр не станет. Особенно после того как на сторону виконта неожиданно встала новая фаворитка императора. А Дайв Первый во время еженедельного приёма намекнул министру, что надеется на полное и объективное расследование.

Записка от сестры нашла Харелта в военном министерстве, за разбором очередных бумаг. И пусть дело отлагательств не терпело — от того, успеют ли собрать доказательства, зависела судьба очередного генерала-мздоимца — Харелт бросил всё и сломя голову помчался домой. Два слова: "Срочно приезжай". Одна коротенькая строчка, выведенная прыгающим почерком — что для Мирны было просто ненормально: воплощённый хаос в повседневной жизни, к написанному слову она всегда относилась очень трепетно и аккуратно.

Мирна встретила брата на пороге, тут же утащила в одну из комнат и закрыла дверь.

— Харелт, то, что я скажу, не должен знать никто, — сбивчиво начала она. — Я и так совершаю грех, нарушая слово, данное Иннес. Но иначе нельзя, я чувствую — быть беде. Ты знаешь, что твой приятель Дугал ухаживает за Иннес?

— Нет. Я последние недели кроме этих проклятых бумаг вообще ничего не вижу.

— Дошло до того, что он сделал ей предложение. Вот только его отец — против, причём последние несколько дней фактически поставил Дугала под надзор доверенных слуг. Но у твоего приятеля Ригарта сегодня праздник, его назначили десятником гвардии, он устраивает банкет...

Харелт кивнул: паренька вполне можно понять, десятник гвардейского полка Первого золотого легиона равен младшему центуриону линейных частей.

— Ригарт пригласил всех, кого мог. Иннес сказала, что для них это последний шанс. Послезавтра Дугал уезжает обратно на службу и вернётся нескоро... И ещё, она видела Узел на их судьбу. Узел будет во время банкета, что-то связанное гвардейцами... Харелт, я боюсь за неё...

Харелт кивнул: отношения между простыми военными и гвардейцами теплотой никогда не отличались, а Дугал сейчас на нервах. Да и характер у Морея — как огонь.

— Мирна, быстро, пока я бреюсь. Пусть мне приготовят подходящий для визита камзол, я туда. И обещаю, всё окажется хорошо.

Харелт подоспел, когда веселье было в самом разгаре. Слуга проводил нового гостя на большую закрытую веранду, где хозяин дома встретил его радостными восклицаниями "как он рад видеть"... От Харелта не укрылся ни гордый взгляд, брошенный новоиспечённым десятником на приятелей — смотрите, мол, какие у меня есть знакомства, ни то, что компания была уже слегка навеселе. Сам Харелт от предложения выпить отказался, сославшись на то, что целый день не ел и не хочет, чтобы его развезло. А как только позволили приличия, не обращая на снисходительные усмешки гвардейцев — слабак, отправился искать в шумной толпе веранды Дугала и Иннес. Впрочем, когда нашёл, подходить не стал. Друзья спрятались в дальнем углу возле боковой колонны и что-то обсуждали... И дело явно не ладилось.

— Нет. Дугал, я... Я... Я согласна, но только не тайком. Пусть откажет, пусть уедем без благословения твоего отца. Только не тайно, — донёсся до вставшего за колонной Харелта шёпот.

Ответ из-за рёва очередного поздравительного тоста разобрать не удалось, но всё было понятно и так. Дугал резко повернулся и отошёл с хмурым лицом, Иннес осталась стоять. Харелт заторопился следом... не успел. Очередной приятель Ригарта громко поздравил армию, в которой стало одним настоящим офицером больше, а то отребье наподобие полков Тринадцатого легиона уже появилось даже рядом со столицей. И Дугал сорвался.

— Кто это говорит? Картонные солдатики, годные только для парадов? Радуйтесь, пока настоящие мужчины хранят Империю.

Дугал пришёл в обычном камзоле, поэтому в ответ сразу же раздались гневные вопли, крики, что какой-то гражданский штафирка ещё учит лучших из лучших — гвардию, а сам службы не нюхал. В ответ прозвучало холодное и презрительное:

— Дугал Морей, центурион личной сотни Пятого восточного легиона. К вашим услугам.

Гуляки замерли, над верандой повисла душная тишина, кричавший про "службы не нюхал" парень наливался краской бессильного позора. Хозяин дома оценил всё по-своему. Ригарт подошёл к Дугалу и почти прокричал:

— Дан Морей, вы злоупотребили гостеприимством моего дома и моим приглашением, оскорбили гвардию, в которой я имею честь служить. Поэтому вызываю вас на дуэль. А вас, дан Хаттан, прошу быть моим свидетелем и секундантом.

Харелт бессильно выругался в уме: идиот! Мало того что публично впутал его — значит, стать посредником в ссоре и решить дело миром уже не получится. Так ещё этот дурацкий вызов на дуэль. Если в гвардии на запрет дуэлей смотрели сквозь пальцы и даже негласно поощряли, то генерал Доннаха своему офицеру нарушение устава не простит. И вылетит из армии Дугал с позором... Жаль паренька, конечно, но один раз Харелт уже сделал неверный выбор. И снова ошибку повторять не собирался.

— Дугал, — шепнул Харелт так, чтобы никто посторонний не услышал, — завтра ты и я в качестве твоего свата прямо с утра едем к Иннес. И только попробуй отказаться. Выпрошу у Булли десяток крепких парней, получишь в зубы — и всё равно поедем, — после чего ледяным тоном в полный голос, так, чтобы услышали все, добавил: — Дан Ригарт. Поскольку центурион Морей находится на действующей службе и не имеет права принимать вызовы лично, он согласился с моими услугами в качестве замены. Как принимающая вызов сторона, поединок объявляю до первой крови. Время и место оставляю за вами. Жду от вас завтра уведомления о предполагаемом секунданте с вашей стороны.

Не обращая внимания на ошеломлённого Ригарта, Харелт схватил за руку Дугала, подвёл к Иннес... Под гнетущее молчание они покинули празднество втроём.

[1] Каракка — парусное судно от 20 до 50 метров с развитыми высокими надстройками на баке и юте, водоизмещение несколько сот тонн, количество мачт от 2 до 4. Самые известные каракки — суда Колумба и Магеллана

[2] Пурпуан — короткая мужская куртка с узкими рукавами, к которой крепились штаны-чулки

Пламя пятое. Оракул

Бадахоское море. Декабрь, год 498 от сошествия Единого.

Остров Бадахос, подаривший название всему архипелагу, дал о себе знать приближавшемуся кораблю утренним туманом и ароматами, совершенно непохожими на те, что можно встретить на континенте или далеко в океане. Казалось, морские запахи предыдущих недель уже не витают свободно, а наталкиваются на полупрозрачное белое марево. Собираются в густой концентрат, столь насыщенный, что повергает в состояние обонятельного опьянения. Зачерпни такой бутылкой, заткни пробкой — и продавай, словно духи. Если, конечно, кому-то нужны благовония терпких вкусов йода и водорослей, чередующихся с оранжерейными благоуханиями. Но сам огромный остров соизволил появиться на горизонте лишь к обеду. И до самого вечера неторопливо росла громада рассекающих остров пополам гор — огромных не по своей высоте, а по бесконечности хаотического переплетения хребтов, издалека сливавшегося в единый давящий массив. Следующие дни северные гости удивлялись и незнакомым тропическим деревьям, сохранившим сочную зелень посреди зимы, и резким переходам буйной лесной растительности в скалы, песчаные пляжи — и обратно. А уж поля, вызревающие вокруг деревень, затерянных на границе океана джунглей и океана морского, казались и вовсе чудом: на континенте декабрьские морозы уже давно сковали землю холодом и снегом.

В сумерках очередного дня на горизонте заполыхало зарево, которое по ночам сопровождает любой крупный город с его светильниками и уличными фонарями. Вот только идти в темноте через просторную, но изобилующую мелями гавань Лангрео — крупнейшего порта и некоронованной торговой столицы всего архипелага, капитан побоялся. Лишь утром шкипер, бывавший здесь не один раз, не стал дожидаться лоцмана, а приказал выбрать якорь. Судно тут же двинулось вперёд, обходя широкую болотистую косу, где, не смотря на ранний час, уже сидели рыбаки, и нырнула в загородивший бухту туман. Тянуть корабль на буксире шлюпок, медленно пробираться в полупрозрачном молоке и мерить глубину пришлось почти час. Зато, едва с неба ударили яркие лучи солнца и окончательно рассеяли туман, распустив паруса каракка помчалась вперёд, разгоняя бредущие к выходу в море судёнышки лоцманов. Пока осторожные капитаны ждут на внешнем рейде, можно выбрать любой из причалов. А у пассажиров появилась редкая возможность рассмотреть город, не отвлекаясь на мельтешение лодок, баркасов и океанских судов.

Лангрео оказался совсем не похож ни на приморские города Империи, ни на Шахрисабзс. Расположившись на широкой плоской равнине, с трёх сторон окружённой бухтой и устьем реки, дальше город втискивался между угрюмыми каменистыми склонами и забирался на холмы, чтобы, как рассказал шкипер, выплеснуться с другой стороны. Вот только если встречал Лангрео корабли как положено: пирсами и причалами, остальные портовые строения занимали своё обязательное место только с левой стороны бухты, где расположились верфи. В остальной части полуострова, отделённые от причалов только широкой дорогой, сразу же возвышались роскошные особняки. Там, где заканчивались богатые дома, в подзорную трубу можно было разобрать пёстрые торговые кварталы, и лишь потом шли бесконечные склады, а на холмах начинались трущобы бедноты. Ислуин удивлённо взглянул на хозяина судна, но тот объяснил такую "зеркальность" просто: до раскалённых солнцем холмов морскому ветру не добраться, да и воды там нет. Поэтому чем ниже занимаемая ступенька социальной лестницы — тем выше и дальше от моря находится твоё обиталище. Селиться же с другой стороны холмов большинство считает зазорным: Лангрео живёт морской торговлей и к жителям "из глубины суши" в портовой части города относятся свысока.

Пришвартовавшись, судно тут же начало разгрузку. Но Ислуин и Лейтис ждать не стали, лишь предупредили, что вернутся завтра поучаствовать в продаже багряного масла. Пока же хочется не торопясь выбрать гостиницу и осмотреть город: жизнь здесь кипела уже с рассвета. По мозаике чёрной и белой плиток мостовых сновали пешеходы, мальчишки-разносчики зазывали не успевших позавтракать прохожих купить у них жареной рыбы и печёных бататов. А владельцы и бедных лавочек, и богатых магазинов уже выставили товары не только в витринах, но и на улице — под навесом или просто на кусках расстеленной ткани.

До постоялого двора Ислуин и Лейтис добрались перегруженные впечатлениями и мелкими покупками, хоть и отбивались от навязчивых торговцев всю дорогу. Под их натиском пал даже Ислуин, хотя имел хорошую "закалку" базаров Южного союза. Лейтис же притащила в гостиницу чуть ли не мешок разных вещей, после чего вывалила всё кучей на кровать и недоумённо попыталась понять: зачем ей целых пять одних только нашейных платков, пусть и красивых — если она не носит такие платки вообще?

Со следующего дня Лейтис гуляла по городу уже одна, магистр отправился участвовать в продаже багряного масла. Когда последняя сделка была оформлена, обещанное ярлу золото положено на депозит, а нотариус заверил все бумаги, Ислуин, изобразив долгие и трудные размышления, "надумал обратиться за помощью" к хозяину шхуны:

— Куда Вы посоветуете мне положить мою долю посредника? Желательно, чтобы отделения были и в других городах Бадахоса.

— Тогда... Я бы рекомендовал "Банковский дом Лорка и Фернандес". У него даже есть отделения в Турнейге, а его векселя свободно принимают и в Империи, и у вас в Суолахти. Так что когда надумаете ехать обратно... И хочу предложить Вас сопроводить до конторы дома в Лангрео, а также дать от своего имени рекомендацию.

— Благодарю Вас, не откажусь.

Протекция купца была отнюдь не лишней, солидные банковские дома всегда отличались осторожностью. И даже с большими деньгами человек "со стороны" сразу же привилегированным вкладчиком стать не мог. Но тут, едва управляющий выслушал рекомендации и узнал сумму, которую клиент собирается внести, как немедленно вписал "господина Ивара" в число "серебряных" клиентов. После чего лично сопроводил в каморку, где старательный клерк проверил золотые монеты и векселя, и выдал вместо них три изумруда. А вот дальше начиналось то, ради чего Ислуин всё и затеял. В само хранилище ценностей магистр и управляющий даже не заходили, хотя для всех и скрылись за первой железной дверью. На самом деле из небольшой комнаты-прихожей оба по потайной лестнице поднялись в кабинет управляющего, где к изумрудам добавились несколько прихваченных из развалин Киарната рубинов. Камни улеглись в обитую бархатом шкатулку, и магистр запечатал крышку личным оттиском. Шкатулка будет храниться в особом сейфе вместе с другими себе подобными, и открыть её сможет только клиент. Или если соберутся три ключа: управляющего, главы городского торгового совета и главы городской стражи.

Теперь любое отделение "Банковского дома Лорка и Фернандес" даст магистру нотариально заверенный документ, что господин Ивар — его "серебряный клиент". На Бадахосе это значит не меньше, чем бляха полного гражданина в Империи. И поэтому Ислуин ни на мгновение не удивился, когда после оформления депозита управляющий предложил отобедать с ним в его кабинете. А обед, доставленный из дорогого ресторана, очень быстро превратился в деловые переговоры: не желает ли уважаемый господин поучаствовать своими капиталами в одном из предприятий "Лорка и Фернандес"? Прибыльность инвестиций магистра интересовала слабо, зато возможность создать себе статус и легенду, если придётся наведаться в Архипелаг повторно, подвернулась весьма кстати. Поэтому, хоть и торговались оба за каждую мелочь, договор подписали, едва слуга унёс пустые тарелки и вытер стол.

Пришлось ждать нотариуса, и оформление сделки затянулось. Когда Ислуин вышел на крыльцо, солнце почти коснулось земли, а сумерки ещё несмело, но уже неотвратимо принялись выползать из длинных теней домов. Магистр на несколько минут остановился посреди улицы — поглядеть на курчавую пену разбежавшихся в разные стороны от горизонта облаков и поразмыслить: куда идти дальше? Перебрав несколько вариантов, Ислуин решил отправиться в "Виноградную лозу". Ведь не просто так это заведение ему нахваливали все, включая управляющего. Мол, лучшая во всём городе кухня, самые красивые в Лангрео официантки, а на втором и третьем этаже номера люкс, способные роскошью затмить даже дворец императора. И, главное, все девушки только из свободных граждан, хоть и готовы склониться перед толстым кошельком — могут и отказать. Хозяин специально никого не принуждает, как в других подобных заведениях. Это создаёт особую атмосферу и привлекает самые сливки некоронованной торговой столицы Бадахоса.... "Точно. Пофлиртовать и сыграть в кошки-мышки с хорошенькой девушкой для меня сейчас лучший отдых! Заодно и проверю, правду ли рассказывают про второй этаж", — Ислуин быстрым шагом двинулся в сторону западной части города, не придав значения возникшему на несколько мгновений ощущению, что за ним следят.

Обходить город по дуге не было смысла, и магистр свернул на небольшую улочку, которая вывела его к безликим двухэтажным кирпичам складов. Вечером безлюдных — поэтому услышав неподалёку мягкие шаги, Ислуин насторожился и положил руки на рукояти мечей. Несколько мгновений спустя из-за угла ближайшего здания выскочили четверо, трое тут же выхватили клинки и кинулись на магистра. Удар, обманное двойное движение, уйти в защиту... Ислуин порадовался, что не попытался контратаковать сходу. Слишком бешеную скорость задал противник, слишком слажено троица защищала друг друга! Укол в грудь, сделать вид, что пытаешься достать мимо отведённой правой руки противника, самому двинуть клинок ещё правее, отбить удар и сделать шаг назад, разрывая дистанцию. Чтобы тут же сделать шаг вперёд, вторым мечом обвести лезвие третьего врага, попытаться его захватить в ловушку возле гарды, переломить — и снова уйти в глухую защиту. Клинки летали словно вихрь, и магистр чувствовал, как по спине ползёт тревожный холодок. Ислуин был сильнее любого их нападавших, мог поспорить на равных с двумя одновременно... Но сработавшаяся тройка оказалась неодолима. Рано или поздно кто-то проберётся сквозь его оборону, первый же пропущенный удар станет смертельным. А ещё скоро вступят в полную силу сумерки, в это время эльфы видят чуть хуже людей — повязка же истинного зрения лежит в сумке. И темп боя слишком высок, чтобы отвлекаться даже на самое простое заклятье. К тому же перед ним явно профессионалы и амулеты у них, наверняка, не хуже клинков: какими-нибудь примитивными ледяными иглами бросаться бесполезно.

Впрочем, таланты по части мечного боя магистра для атакующих тоже стало неприятным сюрпризом. Схватка затянулась, ширина улицы позволяла нападать втроём, но не давала обойти магистра со стороны и прижать к стене. В любой момент с другого конца переулка мог появиться посторонний, стать нежелательным свидетелем или вызвать стражу. Из-за спин тройки раздался неразборчивый возглас, мечники сделали несколько синхронных шагов назад, и в магистра полетели боло[1]. Решение созрело мгновенно. Ислуин не стал уклоняться, а принял все три боло на клинки, после чего мечи полетели на землю — а враги непроизвольно вздрогнули от потока горячего сухого воздуха, из которого чары магистра мгновенно высосали всё влагу. Защита наёмников на атаку не отреагировали, ведь угрозы владельцам заклятье не несло. Только заставило неприязненно поморщиться и чуть помедлить с новым нападением... Подарив драгоценные мгновения.

Приходилось рисковать, вдруг у кого-то из мечников артефакт с зачатками разума и способностью приспосабливаться — но обошлось. Ислуин кинул во врага пару десятков ледяных игл, те благополучно столкнулись с защитой, до людей долетели лишь безвредные капли воды. А дальше вступила в действие вторая ступень заклятия. Капли тут же перебрались с одежды на клинки и обернули лезвия серебристой плёнкой: теперь мечи не могли разрубить даже примитивный полог, который успел сотворить магистр. Конечно, равновесие продлится недолго — магистр чувствовал, как амулеты трудятся над проклятием. Но выигранных секунд достаточно подхватить с земли свои мечи и активировать один из последних сохранившихся "Криков тишины". А дальше враги были обречены: в безмагической зоне их клинки превращались в хорошую, но всего лишь сталь — а Сыны битвы сохраняли все свои необычные свойства. Поэтому легко сначала освободились от потерявших укрепляющие чары верёвок, потом на лету рассекли ещё одно боло. После нескольких обменов ударами переломился сначала один вражеский меч, потом второй. Минуту спустя Ислуин стоял над четырьмя агонизирующими телами.

Сканировать окрестности магией мешал "Крик тишины", но тонкий слух следопыта различил, что поблизости есть кто-то ещё. И этот кто-то пытается убежать. Магистр на это лишь усмехнулся: дурак. Ему бы замереть, отсидеться — может и получилось. Но как только оба выберутся за пределы безмагической зоны, Ислуин повесит маяк и снимет слепок ауры. Ошибиться сложно, кроме них двоих на складах сейчас никого. А дальше пособника не так уж трудно отыскать даже в таком большом городе, как Лангрео.

Впрочем, долгие поиски не понадобились — Ислуин догнал высокого человека в глухом плаще ещё в складском районе. После чего неведомый помощник получил удар в спину и растянулся в дорожной пыли. Ислуин осторожно обошёл неподвижно лежащую фигуру, проверил, что оружия вроде бы нет. Затем носком сапога откинул с головы капюшон и легонько пнул в бок. Последний из бандитов испуганно вскочил, получив ещё один чувствительный тычок, плюхнулся на землю и сел возле стены, зажимая голову руками. Магистр внимательно осмотрел смуглое костистое лицо, задержал взгляд на водянистых глазах цвета испуганной лягушки и родинке на горбинке носа. Они точно встречались, причём совсем недавно. Человек дёрнулся, судорожно вздохнул — плащ от этого распахнулся, а эмблема "Банковского дома Лорка и Фернандес" на тёмно-синем пурпуане всё объяснила. Тот самый парень, который оформлял запись насчёт обмена золота на изумруды. О том, какие клиенты имеют особый статус, известно лишь управляющему и старшему клерку. И только они знают про второе хранилище. Обычные же вкладчики получают банковский вексель, который в случае больших сумм подписывает не старший клерк, а управляющий. Как решил для себя незадачливый наводчик, "управляющий захотел подольститься к богатому клиенту, потом обед перерос в небольшую попойку" — с точки зрения младших клерков всё равно у главы филиала дел особо нет... Вот парень и не устоял перед соблазном безнаказанно разбогатеть. Особенно если откуда-то знаком с наёмниками-профессионалами, потому что на уличных грабителей четвёрка совсем не похожа.

Стражу звать не имело смысла, отпускать наводчика — тоже. Ислуин потянулся за кинжалом прирезать неудачника, парень всё понял и нечленораздельно захрипел и заскулил... Рука магистра вдруг остановилась на середине движения. А ведь этот "неудачник" как раз то, что Лейтис искала по улицам города все последние дни, пока наставник занимался торговлей. Попытка ограбления отольётся в крючок, вклад в "Лорка и Фернандес" будет удочкой, а уловом станет ответ Чаши Судьбы. Вместо кинжала в руках появилась золотая монета. И глядя, как непроизвольно заблестели глаза, а взор прилип к жёлтому кружочку — хотя пленник отчётливо понимал, что его жизнь висит на волоске, тут не до богатства — магистр мысленно усмехнулся. Хороший кандидат. Игра началась.

— Здравствуй, Избранный. Встань. И скажи, как твоё имя и сколько тебе лет?

— Керубин из Уэльма, мне двадцать один.

Парень машинально повиновался, ещё не до конца осознав, что немедленная расправа откладывается. Потом посмотрел на магистра, ещё раз взглянул на монету и решился аккуратно спросить.

— А почему избранный?

— Потому что ты такой же Избранный удачей, как и я.

— Что-то я за свою жизнь этой удачи ни разу не видел — буркнул Керубин, на глазах наполняясь самоуверенностью. — Особенно сейчас, — парень потёр спину в том месте, куда пришёлся удар Ислуина.

— А это мы сейчас проверим. Возьми.

Магистр положил в подставленную ладонь монету, и Керубин замер с открытым ртом. И дело было даже не в том, что монета была старая, из развалин эльфийской столицы. И сама по себе стоила немалых денег. Как только она соприкасалась с кожей Керубина, тут же начинала сверкать искрами и мягким жёлтым светом. Но стоило взять её материей плаща, как становилась простой старинной монетой.

— Вот и доказательство. Этот знак передали мне больше двух десятков лет назад, и тогда я был босяком, который перебивался случайным заработком в порту. А сегодня — богатый купец, который не прогорит ни в одной сделке. И всё потому, что я нашёл свой Путь Удачи. Пока ты следуешь этому пути, успех тебя не покинет. Но бойся свернуть, все начинания тут же пойдут прахом.

— Но я... Как я?..

— Не бойся. Как когда-то помогли мне, так и я помогу тебе. А ты передашь знак и знания следующему Избранному. Вот, смотри. Ты почувствовал меня, твоя удача вела к нашей встрече. Но ты свернул с дороги. Связался с бандитами. Моя удача оказалась сильнее, поэтому я одолел. Ты согласен?

Парень тут же кивнул: ясное дело, победить загадочный незнакомец мог только везением, своими силами одолеть четвёрку наёмников какой-то торгаш не смог бы никогда.

— А теперь я помогу найти твой Путь. Завтра же мы встретимся снова, и ты попросишь крупный займ в одном из банковских домов.

— Мне никогда не дадут, — замотал головой парень. — Я младший клерк, такого даже слушать не станут.

— А ты попробуй. Подумай, и встретимся возле ратуши завтра в полдень.

— Но меня выгонят, если я не приду на работу...

— Что тебе эта глупая работа, когда тебя ждёт великое будущее? Оставь себе монету, как символ завтрашнего успеха. И до встречи.

На следующий день Керубин ждал возле ратуши ещё за полчаса до назначенного срока, и то, как он провёл ночь, было написано на лице: метался между желанием пойти — и сохранить место. Держал монету в руках и любовался огнями. Жажда лёгкого богатства опять пересилила. Ислуин подошёл, поздоровался, после чего оба пошли обходить банковские дома и ссудные конторы. Естественно, нищего просителя, едва парень называл подсказанную магистром сумму, тут же вежливо, но твёрдо выпроваживали. После десятка неудачных попыток Керубин совсем пал духом, смотрел на своего искусителя волком... И согласился на то, про что Ислуин ему аккуратно намекал после третьей неудачи.

На пороге до боли знакомого отделения "Банковского дома Лорка и Фернандес" парень нерешительно замялся. Если его выгонят и здесь, даже про призрачную надежду отделаться штрафом за прогул и вернуться обратно можно забыть. Керубин непроизвольно сделал шаг с крыльца на землю, споткнулся о насмешливый взгляд магистра... После чего с отчаянием обречённого нацепил на себя важный вид и толкнул дверь.

К удивлению, необычного посетителя не встретили насмешки коллег и гнев старшего клерка. Сидевшая за конторкой у входа девушка отнеслась к нему как к ещё одному клиенту: спросила о цели визита и попросила подождать на диванчике в зале. После чего невозмутимо посмотрела, как хорошо ей знакомого младшего писаря встречает сам управляющий. От неожиданности Керубин даже не сразу сумел встать. После чего вопросительно посмотрел на магистра, получил безмолвный ответ: "Лови свой шанс сам", — и пошёл в святая-святых, куда ещё вчера и не мечтал попасть. В кабинет главы отделения.

Дальше чудеса не закончились. Управляющий выслушал просьбу о кредите, сказал, что Керубин уже давно зарекомендовал как надёжный и подающий надежды молодой сотрудник, поэтому "Лорка и Фернандес" готовы выделить ему ссуду на льготных условиях... Правда, деньгами только часть. Остальное — "портовым векселем". Бумагой, по которой банковский дом обязуется оплатить в пределах указанной суммы подготовку корабля к плаванию. Керубин сделал вид, что задумался, потом, как по его представлению полагалось, чуть поторговался об условиях и, наконец, всё подписал. А когда старший клерк, перед которым парень ещё вчера дрожал от страха, принёс плотно набитый кошель и гербовую бумагу именного векселя, высокомерно взглянул на старика, демонстративно пересчитал деньги и проверил, не подложили ли ему плохих монет с обрезанным краем. После чего удостоил ответа: "Претензий нет", — и, не прощаясь, вышел.

Едва за Керубином закрылась дверь, управляющий и старший клерк снисходительно переглянулись. За годы работы в банковском доме оба видели немало таких же простофиль. Для них ситуация была прозрачна как хрусталь ещё утром, когда Ислуин попросил выдать одному из клерков кредит "портовым векселем", который тут же выкупал с положенной банковскому дому комиссией. Ведь как пайщик одного из предприятий "Лорка и Фернандес" Ислуин имел на это законное право. Крупная торговая акула — а деловую хватку северянина оба оценили ещё вчера — решила провернуть сомнительную сделку, где не хочется мараться самому. И значит, нужен "хозяин дела", который и будет нести ответственность в случае провала. Причём комбинация явно не была придумана заранее, ведь договор об инвестициях предложил управляющий. Поэтому остаётся только восхищаться, как уважаемый северянин Ивар с первого взгляда нашёл слабое звено и сумел за один вечер втереться к дурачку в доверие. А "Лорка и Фернандес" может радоваться, что избавился от ненадёжного человека и неплохо на этом заработал.

На улицу Керубин вышел словно пьяный: пошатываясь, глаза ничего не могли разобрать, руки дрожали. Магистр подхватил за локоть, коротко расспросил "как прошло". После чего заявил, что отныне Керубин должен привыкнуть чувствовать себя солидным человеком — не зря часть денег ему дали наличными. Сначала они зашли к портному, где парню быстро подобрали и подогнали солидный пурпуан благородного тёмно-красного цвета, затем Ислуин повёл новоиспечённого счастливчика в дорогой ресторан. А следом настал черёд лучшего в городе публичного дома... Утро Керубин встретил с тяжёлой головой и соображал с трудом. Только поддакивал, когда магистр вёл от его имени переговоры о найме судна и экипажа. К тому же все мысли у парня были о вчерашней девице, с которой он кувыркался полночи — поэтому едва были закончены дела в порту, отправился сначала похмелиться и перекусить, а потом быстрее в тот же самый бордель... К сожалению, в остальные дни здравый смысл у парня всё же возобладал, и Керубин принялся активно участвовать в подготовке экспедиции. Доставил магистру немало неприятных минут: "хозяин" родился и вырос в Лангрео, но, как оказалось, в морских делах не смыслил ровно ничего. Зато всё время пыжился, строил из себя эксперта и старался "с помощью своей удачи направить подготовительные работы в правильное русло".

Через неделю труды, наконец, были закончены. Небольшая двухмачтовая каракка "Гавьёта" отчалила от причала, снабжённая всем необходимым для дальнего плавания. От припасов до команды, в меру отчаянной сунуться в самые гиблые места — но при этом обязующейся соблюдать все пункты контракта, особенно пока жалованье платят вовремя. Осунувшийся за последние дни магистр, наконец, выспался. И с удовольствием принялся наблюдать, как уже привыкший к женскому вниманию Керубин пытается подкатиться к единственной девушке на корабле. Лейтис. И как ученица строит из себя наивную дурочку, которая вот-вот упадёт в объятья... Но каждый раз что-то да идёт не так. То матрос не вовремя пройдёт, то непривычного к плаваньям парня морская болезнь замучает.

Едва судно отошло от порта на три дня пути, Керубин, наконец, перестал делать вид, что всё идёт, как он задумал. Во время обеда растеряно обратился к сидящему с другой стороны стола магистру:

— Так что же дальше?

— Следуй судьбе.

— Н-но как?

— А ты попробуй довериться своему чутью. Куда оно поведёт?

Ислуин сдвинул тарелки и расстелил карту. Керубин задумчиво посмотрел на лист, повёл над ним рукой. Вдруг уверенно ткнул в один из островков: нам сюда! И гордо взглянул на собеседника. Ислуин с важным видом довольно кивнул... Хотя причина его хорошего настроения лежала совсем в иной плоскости. Манипулировать сознанием, чтобы заставить человека что-то сделать против его желания, очень сложно даже для специалистов в области ментальной магии. Слишком уж много защитных механизмов заложила природа, да и блокирующие амулеты стоят недорого и по карману любому. Конечно, используя грубую силу, можно превратить человека в живую куклу, как это делают "ошейники воли". Вот только, даже если не задумываться о том, что неприятностей, когда про "ошейник" узнает посторонний, можно огрести немало — такой раб окажется бесполезен. К Чаше нужно прикасаться только по своей, ничем не замутнённой воле. Поэтому и пришлось идти сложным путём. Не зря Ислуин первые два дня поил Керубина до бесчувствия и таскал в бордель: истощённый организм и утомлённый разум в сочетании с гипнозом позволили заклятью Разума пробить дорожку, по которой уже на корабле Лейтис вложила несколько простых рефлексов. Чтобы получить результат, схожий с дрессировкой собаки, которая садится или рычит хоть и по команде хозяина, но своим желанием. Сегодня магистр опробовал закладки первый раз, и результат вышел удовлетворительным. Никаких посторонних шумов в ауре или ментальном фоне незаметно.

К безымянному островку "Гавьёта" подошла через два дня, встала на якорь... После чего вечером все на борту каракки незаметно для себя уснули, хотя вахтенные считали, что бдят как положено: Ислуин всыпал в котёл с пищей хитрую смесь, придуманную ханжары для обмана часовых. А магистр вместе с ученицей отправился прятать клад. Причём глубокую яму пришлось копать вручную, следы магии к утру рассеяться не успеют, и подделку выявит даже самый дешёвый поисковый амулет. Поэтому на следующий день Лейтис "отправляться на поиски" категорично отказалась, да и Ислуин с удовольствием составил бы ей компанию выспаться — но от выбранной маски никуда не деться. Зато из Керубина силы и жизнерадостность били фонтаном, отчего хотелось парня успокоить чем-нибудь тяжёлым. Вместо этого приходилось показывать заинтересованность и обсуждать, почему "судьба привела их именно сюда". Наконец, пытка кончилась: парень встал и приказал двум сопровождавшим матросам копать. А на обратной дороге не произнёс ни слова.

В каюте Керубин поставил сундучок на стол, и, убедившись, что дверь надёжно заперта, а кроме него и Ислуина никого нет, принялся неумело ломать замок.

— Не может быть! Золото! Слиток, и две эльфийские монеты! Но как?

— Судя по монетам, сундучок пролежал в земле не меньше трёх столетий. Вот и ответ на вопрос, к чему ведёт тебя Судьба: твоё призвание — искать скрытые сокровища. Иначе не объяснишь, почему мимо этого островка плавало столько кораблей — но пробиться сквозь укрывающие чары смогли только твои чувства. Куда дальше?

Керубин с лихорадочным блеском в глазах тут же достал карту и ткнул пальцем в первый намеченный для разведки остров. Но ни на него, ни на пару следующих не пришлось даже высаживаться. Магистр ещё издалека почувствовал, что ничего интересного там нет. А четвёртый остров вообще встретил крайне неприятным сюрпризом: на нём обосновались гарпии. И стоило кораблю подойти к берегу — как злобные твари засыпали каракку своими перьями, по твёрдости и остроте не уступающими дротикам. "Гавьёта" еле "унесла ноги"... Радовало только то, что и этот остров можно было смело исключить из возможных хранилищ артефакта. Если бы сюда часто приплывали корабли для встречи с Чашей, опасных созданий давно бы истребили. Зато Керубин загрустил, ведь одно перо чуть не пробило ему голову. Оказалось, что поиск сокровищ может даже стоить жизни... Пришлось срочно организовывать ещё один клад. Парень сразу повеселел и немедленно приказал плыть к следующей точке на карте. Зато Лейтис следующие несколько дней смотрела на наставника волком: в этот раз магистру пришлось удерживать маскирующий полог, так как вахтенных в диких землях усыплять было нельзя — и копать яму выпало ученице в одиночку.

Следующее место заставило Ислуина затрепетать в предвкушении ещё на подходе. На картах остров числился как "предположительно существующий": его несколько раз видели в подзорную трубу, но подойти к побережью не получалось из-за частых туманов, в которых суда теряли направление. Магистр разобрался в причинах быстро, ведь в его мире искусство телепортационных порталов утеряно не было. Остров окружало свёрнутое пространство, похожее на кляксу. И если Чаша пряталась именно здесь, неудивительно, что слухи давали такую неточность с местом расположения святилища. "Клякса" разбросала вокруг себя длинные, иногда до полутора-двух сотен километров "отростки", через которые люди запросто могли попадать к Оракулу Судьбы даже без корабля. Зато любое идущее напрямую судно снесёт мимо берега.

Попотеть в определении нужного курса пришлось изрядно. Ислуин не раз вспомнил добрым словом своего преподавателя по топологии искривлённого пространства, будто молотком загонявшего в головы учеников нужные знания — хотя тогда и нудную зубрёжку формул, и самого профессора студенты тихо ненавидели. А ещё порадовался, что таблицы констант и логарифмов для построения порталов обязательно входили в любой справочник по математике — это позволило справиться с вычислениями всего часов за сорок... Когда до цели всего пара шагов, плевать, что от бессонных ночей под глазами появились тени, характер стал раздражительным... И даже головорезы из команды ходят мимо каюты "помощника владельца судна" на цыпочках, а все приказы-требования исполняются чуть ли не раньше, чем будут озвучены — лишь бы не попадать под страшный взгляд льдистых зелёных глаз, от которого немеют ноги.

За штурвал магистр решил встать лично. В день, назначенный для прорыва к острову, разыгрался сильный ветер, воздух превратился в душный насыщенный влагой кисель, небо заполнилось облаками. Не заставил себя ждать и мелкий моросящий дождик. Поднялись сильные волны, время от времени окатывая ставшей скользкой палубу. Кто-то, было, зароптал, что стоит выждать день-два — но Ислуин в ответ бросил короткое: "Сейчас". Сказано было так, что новых охотников возражать не нашлось.

— Плавучий якорь выбрать! — взлетело над кораблём. — Бизань и грот поднять! Левый бакштаг!

По вантам засновали матросы, "Гавьёта" распустила часть парусов и медленно двинулась к острову. Когда показалась первая полоса тумана, шторм разыгрался вовсю. Небольшая каракка словно потерялась среди сизых и мутно-зелёных водяных громадин, то взбираясь на очередной гребень, то проваливаясь. Выглянувший из каюты Керубин что-то испуганно закричал, насколько молодых матросов на него оглянулись, на их лицах проступил испуг. Следующую команду они выполнили с заминкой. Внезапно по всему кораблю загремел голос боцмана, вперемешку с многоэтажными флотскими матюгами поминавшего богов и обещавшего утопить первого, кто подымет панику. Следом начал чеканить шаг спокойный голос магистра, отдающий команды... Страх вдруг исчез, словно вокруг царил штиль, а не ревел ураган, готовый перемолоть любого, кто сорвётся в воду. Матросы теперь будто летали по вантам и палубе, приказы выполнялись не успев отзвучать, а на лицах горело поднявшееся откуда-то из глубин души безумное желание доказать стихии и морским демонам, что "Гавьёта" — сильнее. Волны накатывали одна за другой, хлестали клочьями пены, ветер рвал паруса, канаты стали скользкими и тяжёлыми, но никто не замечал. Ведь главное — каракка раз за разом успевала встретить носом очередную волну. Чтобы тут же стремительным дельфином проскользнуть в новую щель между языками тумана, из которых, казалось, скалили пасти голодные чудища — а через мгновение выдержать новый удар обезумевшей стихии.

Кончилось всё внезапно. Мгновение назад небо ещё накрывал свинец облаков, ревели штормовые волны — и вдруг "Гавьёта" оказалась в небольшой бухте, где прозрачная вода была неподвижна, словно стекло, а пронзительно-голубую синь небосвода не омрачало ни одной тучки.

— Ур-р-ра! Слава! Шкиперу слава! — загремели крики.

От восхищённых и благоговейных взглядов команды, кажется, собиравшихся качать до сих пор судорожно сжимавшего штурвал магистра, Ислуину стало не по себе. И чтобы скрыть смущение, он принялся осматривать место, куда их занесло. Бухта напоминала огромный бассейн в доме великана. Справа и слева увитые лианами и поросшие пальмами отвесные скалы, прямо по курсу они образовали широкий проём, где белел песком пляж. И даже без подзорной трубы можно было различить уходившие под воду ступени широкой лестницы и разбросанные каменные блоки бывшего пирса. К тому же, если присмотреться — скалы тоже носили следы чьих-то рук. Конечно, разрушено всё не одно столетие назад. Но ведь не зря это когда-то строили, да ещё потом возводили вокруг острова столь непроницаемый барьер?

Хотелось высадиться немедленно... Ислуин с трудом заставил себя успокоиться. Чаша слишком опасный артефакт, чтобы допустить оплошность из-за переутомления. А безумное плаванье сквозь ураган вымотало его окончательно. Поэтому магистр отдал приказ становиться на якорь, команде выдать по наградной чарке, и отдыхать. Керубин на "самоуправство" попытался, было, возмутиться — мол, хозяин судна он. Его слова даже оба юнги пропустили мимо ушей. В ответ обиженный парень утащил в каюту целый бочонок рома, заливать горе спиртным. Магистр на это только пожал плечами: Лейтис как маг Жизни в любой момент приведёт выпивоху в чувство. И отправился отсыпаться.

Следующее утро порадовало лёгким ветерком, приятной прохладой и двумя-тремя облачками, пугливо заблудившимися в ясном небе. И это притом, что всего в десятке километров от берега по-прежнему лютовал вчерашний ураган! Шлюпку подготовили быстро, боцман вежливо осведомился, не понадобятся ли магистру сопровождающие. А получив короткое: "Нет", — понимающе кивнул, лишь сказал, что на всякий случай вторая шлюпка тоже будет спущена на воду возле корабля. Керубин от разговора сморщился, будто проглотил лимон целиком, помрачнел. И молчал до самого берега. Только ругнулся себе под нос, когда спрыгивал в воду у пляжа: приставать к берегу магистр запретил. Но увидев, как за полосой пляжа начинаются древние плиты дороги, парень чуть повеселел: наверняка на другом конце ждёт позабытый храм, полный богатств. Магистр и Лейтис переглянулись. После чего девушка взяла Керубина под руку, чуть отстала, и принялась втолковывать: ничего плохого в том, что именно Ислуин взял командование на себя, нет. Ведь искатель сокровищ часто пользуется трудом помощников. Например, не сам же Керубин копал ямы, когда доставал сундуки? Поддался уговорам парень не сразу. Но когда дорога, наконец, довела путешественников до развалин у подножия небольшой горы в центре острова, прежняя вера в свою счастливую звезду снова сыпала искрами во все стороны.

Стоило последнему из путников ступить внутрь круга истёртых временем мозаичных колонн, как в густой пальмовой роще за храмом мелькнуло большое чешуйчатое тело, и на всех вдруг накатили странные ощущения: хотелось одновременно плакать и смеяться, преклонить колени в молитве и выругаться, лечь на землю и мчаться вперёд без роздыха. У Лейтис и Керубина выступили на глазах слёзы, оба часто задышали. Магистр же невозмутимо сделал в сторону рощи лёгкий полупоклон и громко сказал что-то на незнакомом певучем и чуть раскатистом наречии. После чего повторил на языке Бадахоса:

— Равный приветствует мудрого.

Странное ощущение тут же исчезло. Ислуин выждал несколько секунд, повернулся спиной к роще, и Лейтис почувствовала ментальный всплеск, направленный на Керубина. Следом прозвучала внедрённая с помощью гипноза кодовая фраза. Глаза парня тут же стали пустыми и бессмысленными: сработала особая вкладка "на случай неприятностей". Теперь отданный приказ возвращаться на корабль и ждать магистра Керубин выполнит, словно ему прозвучало божественное откровение. Вот только аура стала изрядно замутнённой, для встречи с Чашей парень будет пригоден не скоро.

Едва Керубин скрылся за поворотом, магистр перехватил недоумённый взгляд и пояснил:

— Он нам больше не нужен, только под ногами путаться будет. Нас коснулся своим разумом Истинный дракон. Рядом с Чашей Судьбы это создание жить не станет.

— Дракон? Зверь...

— Истинный дракон. От обычных отличается как собака от человека. В моём мире Истинные исчезли за пару поколений до моего рождения, но про ощущения от встречи с ними я читал. Как и изучал в Академии язык, на котором с ними говорили. Вот только с ними очень трудно общаться, слишком уж их разум отличен от нашего. А насколько мы знаем, просители разговаривали с неким Оракулом обычными словами. Так что предлагаю посидеть и подождать второго хозяина острова.

Сидеть на тёплых камнях развалин пришлось ещё минут двадцать. Наконец, ударил невидимый колокол и сквозь заросли вышел высокий бородатый старец в белой хламиде.

— Приветствую вас, чада мои. Преодолев трудности пути сюда, вы доказали, что достойны встречи и пророчества Оракула.

Магистр затаил дыхание, хотя внешне и сумел остаться бесстрастным. Аура, манеры, облик — всё соответствовало человеку лет семидесяти. Вот только пластика движений... Когда-то, много лет назад, преподаватели из "ночных глаз" Ясного владыки мучили Ислуина, вколачивая искусство имитировать человека или гнома даже в мелкой моторике. Оракул же или не знал про отличия, или решил, что никто не обратит внимания — всё равно с эльфами в мире Лейтис не сталкивались уже несколько веков. Да и маскировка наверняка выдержит любую проверку или магическую атаку. Если только не... После осады Ланкарти Ислуин заинтересовался возможностями почитателей Единого. Конечно, большая часть способностей мирянам недоступна. Но разрушить иллюзию при должной подготовке сможет любой из прихожан. Повинуясь условному знаку, девушка свела ладони, вознося молитву... И выплеснула энергию в пространство.

На мгновение окружающий мир дрогнул, переваривая божественную силу и отделяя истинное от ложного. Развалины храма остались прежними, зато с Ислуина слетела иллюзия человеческого лица, в воздухе растворилась часть рощи, открывая продолжение дороги. А на месте старца возник эльф в кремового цвета тунике.

— И почему я не удивлён? — с ленивой высокомерностью бросил магистр. Приветствую, кер?..

— Эйлаха. А вот я наоборот, весьма удивлён. Кер? Гвена?

— Кер Ислуин. Моя дочь, гвена Лейтис.

Оракул с растерянностью сумел справиться не сразу. В задумчивости взлохматив пятернёй свои тёмно-русые с рыжиной волосы, он ещё раз посмотрел на необычных визитёров — эльфа вместе с дочерью-человеком. Потом приглашающе махнул рукой:

— Полагаю, просителями Оракула вас можно не считать. Поэтому, будьте гостями моего дома. Следуйте за мной.

Идти пришлось ещё полчаса, пока сузившаяся до тропинки дорога не вывела к настоящему двухэтажному особняку, с полным цветов садом вокруг.

— Красиво, — восхитилась Лейтис. — А мастер, который украшал дом резьбой — настоящий гений.

— Я думаю, ему были бы приятны ваши слова. Да вы проходите, не стесняйтесь. Вместе со мной нас, — на губы вдруг набежала печальная улыбка, — в доме живёт всего трое. Марисела, — обратился Эйлаха к выглянувшей на голоса хрупкой женщине лет тридцати, у нас неожиданные гости. А Рафи передай, что если не хочет — может не выходить.

После чего в полголоса пояснил Ислуину и Лейтис:

— Рафи попала на остров пару месяцев назад. А до этого к своим пятнадцати столько натерпелась... Боюсь, душу исцелять придётся не одно лето.

Женщина настояла, что гостей положено сперва искупать, потом накормить. И лишь после обеда позвала всех на веранду, выставила на стол пиалы и необычный пузатый глиняный кувшин, где заварила незнакомый гостям терпкий и душистый травяной настой красновато-коричневого оттенка. Отрекомендовав его как "чай, завозят понемногу из Матарама, а Оракулу в подарок несут". После чего устроилась на четвёртом стуле с видом "не прогоните", и принялась слушать. Ислуин вопросительно взглянул на хозяина, получил в ответ: "Ей можно знать", — и принялся вкратце рассказывать про своё путешествие через Зеркало миров и долгие поиски эльфов.

— Вот, значит, как, — задумчиво потянул Эйлаха, когда магистр закончил. — Вы выбрали неправильный способ, кер Ислуин. Даже до нашествия мы людям почти ничего не продавали. А уж про то, чтобы заказывать у них заготовки для амулетов, использующих магию Земли...

— У эльфов не рождаются маги Земли, — пояснил Ислуин для Мариселы и Лейтис. — Даже в рудознатстве мы вынужденно используем Воду. — Но амулеты и талисманы четвёртой стихии всё равно необходимы. Поэтому либо заказывать у других рас — либо пробуждать Землю косвенным методом через остальные Силы. Вот только второй способ требует очень уж больших затрат. Кстати, с амулетами Смерти то же самое.

— Вы используете даже силу Смерти? — удивился Эйлаха.

— Конечно. Ведь смерть неотъемлемая часть жизни.

— У нас стихию Смерти называли нечестивой, а всех, кто её использует — продавшими душу Тьме. Слушая ваш рассказ, кер Ислуин, я всё больше и больше понимаю, насколько мы были глупы. Ведь даже оттолкнув от себя союзников, мы попытались вести войну на землях орков — и, естественно, потерпели поражение. Тогда погибла почти половина нашей армии...

Марисела и Лейтис недоумённо переглянулись. Обеим хотелось понять: только ли она одна глупая, что ничего не понимает — или это манера общения у эльфов такая, недоступная людям? Пришлось Ислуину опять читать коротенькую лекцию-пояснение.

— Если верить трудам Хауэлла, орки пришли к нам из какого-то чужого мира. В чистых стихиях магии орки слабее остальных рас, зато одновременно могут использовать все шесть начал: Огня, Воды, Земли, Воздуха, Жизни и Смерти. А защита по принципу противоположности стихий далеко не всегда эффективна. С другой стороны, орки могут очень быстро вырастить и вооружить большое число малообученных пехотинцев-одноимённых. Самый эффективный способ — перед серьёзным наступлением выжигать лагеря молодняка. Но для этого нужно делать стремительные и глубокие рейды. Вот тут и сказывается разница в физиологии рас. Эльфы быстрее людей, сильнее в рывке, лучше видят днём. Отсюда и непревзойдённые эльфийские лучники. Плата за это — низкая выносливость. Мы решили проблему смешанными отрядами, где люди брали на себя подготовку и охрану лагеря сразу после марш-броска. Во время крупных сражений, кстати, разница в способностях ещё важнее. Первый натиск всегда держат гномы — только с их силищей можно в одиночку пользоваться ростовыми пехотными щитами и пятиметровыми копьями. Затем начинают контратаку люди, а мечники эльфов, как самые быстрые, заполняют возникающие разрывы в строе и охраняют фланги. Ну и, конечно, знаменитая эльфийская лёгкая конница — ей уступают даже ханжары.

На несколько минут над верандой повисла тишина, каждый размышлял о чём-то своём. Наконец, Лейтис задумчиво произнесла:

— Не сходится, мастер. Вы говорите, что люди выносливее. Но в заповедном лесу ханжаров я этого чего-то не заметила.

— А ты по мне не суди, — усмехнулся магистр. — Бакса Октай принимал меня учеником как я тебя — через Радугу. Со всеми последствиями. Да и учил как обычного мальчишку... Подозреваю, просто не задумывался насчёт разницы. Потом многое с моей подачи переняла Серебряная гвардия Владыки. Не всё — решили, что даже самый выдающийся результат не стоит таких мучений. Но у меня-то выбора не было. Да и не жалею.

— Выбор есть всегда, — подал голос Эйлаха. — Это я вам говорю как Оракул с многовековым стажем. Просто мы не всегда его видим... Или не желаем видеть. Даже после поражения ханжаров и первого разгрома мы могли сохранить хотя бы часть своих земель. Если бы приняли помощь людей сразу. А не тогда, когда стало уже поздно. И то — помощь расколола наш народ. Кто-то остался сражаться, но многие отказались "ущемлять подачками Младшей расы достоинство Высокорождённых". Среди сохранивших трезвость разума, была мессир Нерис...

— А-а-а, — улыбнулся Ислуин. — Знаю, знаю. Талантливая девочка. Моя студентка. Значит, говорите, она стала ректором Академии? Всегда верил, что далеко пойдёт.

— При мне её называли сильнейшим из магов. А я был ассистентом на одной из кафедр. Мессир Нерис понимала, что надолго у горстки захотевших драться сил не хватит. И придёт черёд тех, кто надеялся отсидеться. Поэтому она собрала немногих единомышленников и решила повторить эксперимент ханжаров.

— Так вот почему я не мог найти никаких следов!

— На самом деле, в точности повторить мы не смогли, жизнью согласились рискнуть слишком немногие. И больше половины погибло во время прорыва к Радуге-в-Огнях. Мы лишь отгородили и "растянули" большой кусок западного удела. А дальше... остался я один. Наверное, потому что был самым молодым. И вложенная в чародейство мера жизненных сил оказалась чуть меньше отмеренного мне Эбрелом.

Эйлаха вдруг посмотрел на горизонт, где солнце уже скрылось до половины, и нахмурился:

— Заболтались мы.

— Но...

— Завтра. Остальное — завтра. У меня есть обязанности, которые я не имею права отложить даже ради самых дорогих гостей. Рафи без меня не уснёт, а это потом скажется на её здоровье. Марисела покажет вам комнаты и объяснит, что на острове можно делать и куда ходить нельзя. Если что-то понадобится — тоже обращайтесь к ней.

Утром все встали поздно, сказалось нервное напряжение последних дней. После чего Марисела повела гостя вместе с дочерью в дальние купальни, устроенные так, чтобы в искусно выдолбленные каменные чаши с лежаками падала небольшим водопадом вода из горячего источника... Ислуину на мгновение показалось, что ложа делали не для человека или эльфа, хотя отдыхать на этих каменных выступах было удобно. А когда распаренные и расслабившиеся путешественники вышли, вместо дорожной одежды их уже ждали тёмно-синяя с золотым шитьём туника и травяное с серебряным узором подчёркивающее фигуру платье непривычного покроя. Ислуин помог Лейтис с незнакомыми застёжками и шнуровкой, хмыкнул, мол, хозяин определил им слегка высоковатый общественный статус. Но было заметно, что неожиданному кусочку Родины магистр очень даже рад.

Следом женщина подала завтрак, причём, к своему удивлению, гости обнаружили на столе немало продуктов и даже деликатесов с континента. Марисела на вопрос "откуда" только уклончиво ответила, что если хозяин захочет — раскроет секреты сам, почему-то помрачнела и выгнала Ислуина и Лейтис прогуляться в сад. На этом загадки не закончились. Дом, кроме небольшого куска второго этажа возле спальни хозяина, был открыт для магического наблюдения. И даже поверхностный осмотр показал, что спален и разных комнат там не меньше чем на полсотни обитателей, многими пользовались не так уж и давно. Месяца три-четыре назад, не больше.

К обеду Эйлаха не появился. Марисела объяснила, что внезапно прибыли паломники, и Оракул отправился в развалины храма. Зато вышла Рафи, хрупкая смуглая девушка с непонятной смесью страха и детского восторга в глубине больших карих глаз. Рафи скромно заняла один из стульев, а когда закончилась трапеза, и все перебрались на отдых в сад, легко включилась в беседу о всяких пустяках... И стала для магистра очередной загадкой. По случайным обмолвкам можно было предположить, что не так давно девушка жила в Лангрео. Тогда как она оказалась здесь? И в каком статусе? Вышла она из спальни хозяина — но аура и поведение упорно говорили, что постель с мужчиной Рафи не делила несколько месяцев.

Идиллию послеобеденной сиесты нарушило появление Оракула, который буквально подбежал к дому с девушкой-северянкой на руках. И стало не до вопросов: несчастную, судя по всему, пытал умелый палач, и пытал довольно долго. Ни одного серьёзного перелома — но множество кровоточащих порезов, ожогов и вывихов. Помощь Эйлаха принял сразу, особенно когда узнал, что Лейтис — маг Жизни. Но даже трём целителям пришлось долго возиться, прежде чем удалось обработать все раны, снять боль и вывести девушку из забытья в обычный сон. Поручив больную заботам Мариселы и Рафи, остальные отправились сначала ужинать, а потом любоваться с веранды закатом и слушать объяснения.

— Этот остров — особенный. Его занесло к нам из другой Вселенной, с непохожими законами природы. Поэтому даже сейчас он принадлежит нашему миру не до конца. Мы знаем о первых хозяевах немногое. Только то, что они во многом напоминали нас, и у них остров тоже был священным. Не зря от них осталось столько следов: лестница в бухте, купальни, сады и многое другое. Наверное, из-за дыхания чужой Вселенной место и облюбовали Истинные драконы, пригласив в Стражи другие расы. Когда мессир Нерис начала свой последний поход, остров уже был заброшен, а драконы давно ушли. Но там, у Радуги, я почувствовал зов, пришёл сюда — и теперь храм понемногу возрождается.

— Наказываете грешников и помогаете праведникам? — насмешливо фыркнула Лейтис.

— Не совсем, — покачал головой Оракул. — Нет, откровенным негодяям я, конечно, стараюсь предсказаний не делать. Кстати, скрыть от меня в пределах острова своё прошлое и настоящее могут очень и очень немногие. Главное — это воля, стремление идти ради своей цели до конца. Несмотря на любые трудности, преграждающие дорогу к победе.

— Это всё замечательно. Но при чём тут мы? — прервал магистр.

— Кер Ислуин. Вы хотите встречи с нашим народом. Но единственный известный мне проход сквозь барьер Нэрис находится недалеко от бывшего Западного удела. Вам придётся переходить границу с Империей, а потом идти по джунглям, в которых орки готовятся к новой войне. Мне доступны часть троп будущего, и все они ведут через поля сражений. Вы не пройдёте. Но есть и другой способ.

На веранду вдруг зашла Марисела, до этого стоявшая в тени комнаты.

— Некоторые приходят на Остров Драконов как я — по своей воле. Но чаще сюда попадают по-другому. Проситель обязан поднести Оракулу дары. Не только монеты, травы, ткани — а что-то очень дорогое для себя. Гребень любимой станет дороже бриллианта... Разрешено поступить и иначе. Выкупают и дарят осуждённого на смерть преступника. Не душегуба — а такого, как Рафи. Её обвинили: она соблазнила престарелого мужчину жениться на себе, потом зарезала из корысти ради наследства. И даже не стали слушать, что выдали против воли девочкой тринадцати лет, а предыдущие четыре жены умерли от насилия и побоев. Стоит любому, кроме Стражей, провести день-два на острове, и судьба наша едина. Если выдержим, сумеем вернуть ясность души, то переродимся в Истинных драконов. Если нет — то станем частью острова. Мой срок наступит через несколько дней. Но какое-то время я ещё буду помнить, как была человеком — и отнесу вас к Двери.

Эльф и женщина переглянулись, лежавшие на коленях руки Эйлахи на несколько мгновений сильно сжали ткань туники. Лейтис подумала, что, похоже, этих двоих связывает много больше, чем они показали нежданным гостям. Спросить она не решилась.

— Хотя бы день? — вдруг жёстко усмехнулся магистр. — Я бы почувствовал вмешательство и в свою судьбу, и в ауру. Да и экипаж моего корабля я проверял только сегодня утром.

— Поэтому, прежде чем вы покинете остров, я должен задать вам вопрос, — вдруг многоголосым хором загремел голос Эйлахи, его глаза загорелись, засверкали двумя изумрудами.

Веранда исчезла, все четверо оказались в полумраке бесконечного зала, где под ногами мерцало звёздами чёрное ночное небо, а потолок радовал глаз лазурью и курчавыми облачками полудня. Оракул стоял в ослепительно белой хламиде между двух пышущих жаром костров. От каждого из огней пламенела багряными, красными и жёлтыми языками дорожка — чтобы закончиться под ногами Ислуина и Лейтис, теперь одетых в серые хламиды. А где-то за их спинами терялась одетая во всё чёрное Марисела.

— Вы пришли сюда дорогой Стражей, поэтому я вопрошаю Ищущих: хотите и вы взять на себя бремя хранителей, помогать страждущим отыскать судьбу и возвращать гармонию души алчущим перерождения?

— Надо оно мне, — фыркнула Лейтис, потом провела ладонью по своему одеянию: ткань почему-то одновременно казалась и холодной, и горячей.

Ответ же покатился, то ли отражаясь от далёких стен, то ли невидимый хор принялся повторять, выкрикивая и нашёптывая: "Надо — не надо, не надо..."

— Я понимаю: порядок есть порядок, — хмыкнул магистр. — Но могли и просто спросить без всяких фокусов. Всё равно знаете ответ, вам же в пределах острова видны тропы будущего. Хотя иллюзия, признаю, выше всяких похвал. Я, например, ощущаю всё как настоящее.

Зал тут же исчез, снова вернулась прежняя веранда. Вернулась и прежняя одежда, голоса... Только глаза хозяина острова по-прежнему горели изумрудным огнём.

— Никакого уважения к традициям, — буркнул Оракул, усаживаясь обратно в кресло. — Я понимаю, гвена Лейтис ещё очень юна. Но вы то, кер Ислуин, могли бы и подыграть. Ладно уж. Вопрос задан, ответ получен, формальности соблюдены. Вы отказались, но право на пророчество за вами сохранилось. Как и право тех, кто прошёл дорогой Стражей, но не остался: каждый из вас может в любой день и в любом месте задать мне один вопрос о тропах судьбы — и я отвечу. Достаточно лишь чётко и внятно спросить вслух Оракула и добавить "правом дороги стражей".

— Ну и зачем оно нам? — демонстративно повёл плечами Ислуин. После чего вытянул телекинезом с ближайшего дерева каждому по апельсину, достал нож и принялся чистить свой.

— Нужно. Слушайте. Один раз вы встретили своё прошлое. Вы, гвена Лейтис, решили, что сможете жить так, словно не было ни знакомства с кером Ислуином, ни путешествия. Словно вы не стали именем Радуги-в-Огнях дочерью двух народов — а прежняя дочка небогатого горожанина, смысл существования которой присматривать за домом, растить детей да повиноваться во всём мужу. Вы, кер Ислуин, надели личину и поселились возле торгового тракта, собирать новости и слухи. Словно вернулись во времена молодости, стали разведчиком среди чужого народа — а Зеркала миров никогда и не существовало. Вы дали своему прошлому неверный ответ, поэтому оно настигнет вас обоих снова. И то, что вы скажете ему в этот раз, определит вашу судьбу до последнего часа.

— Как всегда во всех пророчествах: пафосно и непонятно, — подвёл итог магистр. — Мне кажется, пора закругляться? Сколько там осталось дней? Если вы не против, я пока осмотрю остров и развалины. Очень уж вы меня заинтриговали первыми хозяевами сего места.

Ислуин встал и направился к выходу в сад. Уже на крыльце его остановил мягкий вопрос Эйлахи:

— Последнее. Что нам делать с вашим кораблём? Как только вы покинете остров, защита Ищущих перестанет на них распространяться. А такое количество головорезов будет несколько... излишне.

— Да как вам будет удобно, — пожал плечами магистр. — Мне они тоже больше не нужны. Единственно, топить в бухте не советую. Жалко портить ауру такого чудного места.

Оракул покачал головой, явно что-то собираясь сказать — но передумал. Вместо этого он произнёс:

— Корабль я, разумеется, выведу. Но вот этот ваш бедный Керубин... За вами матросы пойдут хоть в огонь и воду, особенно после прорыва границы острова. Но стоит им понять, что вы не вернётесь — никакие контракты ваших разбойников не остановят. Хорошо, если парня просто зарежут. А то попытаются выпытать что-нибудь про другие клады.

— Вот уж этого точно не жалко, — фыркнула Лейтис, вспоминая наглые ухаживания на корабле. — Наш боцман, даром, что бывший пират — и то куда симпатичнее.

— Заблудшая душа. У неё мало шансов достичь гармонии. Ну да ладно, его заберу к себе.

— Если вам так нравится... — махнула рукой Лейтис, — то я "за". Но чтобы точно после нашего отъезда. Не хватало мне терпеть этого балбеса ещё и здесь.

Девушка развернулась и вышла в сад вслед за наставником: мол, и ей разговор надоел. Марисела и Эйлаха переглянулись:

— Они и впрямь похожи, — тихонечко произнёс эльф. — Я слышал, родство в Радуге наступает, только если есть родство душ.

— Присмотришь за ними?

— Обещаю, присмотрю.

Через три дня Эйлаха вглядывался в пронзительно-синий горизонт, где, взмахивая крыльями, таяла радужная точка. Внезапно всё расплылось, в глазах стало солоно и мокро. Оракул судорожно вздохнул... и вдруг почувствовал, как тонкие, ещё по-детски нежные руки Рафи обняли его со спины за талию.

— Не надо. Жизнь продолжается. Я начну новый круг, только... вы мне поможете?

— Обязательно, девочка. Ты права. Жизнь продолжается. И, раз уж ты только что взяла на себя обязанности хозяйки, пойдём. Надо будить Керубина. Остальные дела я тоже подзапустил.

Эйлаха ещё раз взглянул в пустое теперь небо, аккуратно взял ладонь девушки в свою и пошёл к дому. Если он замкнётся в своей тоске, то как выполнит слово, данное Мариселе? Да и мир, который взялись расшевелить от вековой спячки эти двое, нашёптывал, что скучать в ближайшие годы вряд ли получится.

[1] Боло или бола — метательное оружие, состоящее из верёвки до 1,5-2 метров и двух тяжёлых грузиков равного веса на концах (камней, металлических шариков). Третий, меньшего веса грузик крепится посередине верёвки на отдельном ремешке и служит для раскручивания и стабилизации в полёте. Боло служило в первую очередь для обездвиживания противника и его оружия (а также для охоты на крупную дичь, умело брошенное боло спутывало даже кабана). Опытный мастер бросал одновременно до трёх-четырёх боло

Пламя шестое. Высокорождённые

Великий лес. Январь, год 499 от сошествия Единого.

Перелёт над Великой пустыней Шахрисабзса утомлял. И виновата была отнюдь не жара, на высоте огненное дыхание земли совсем не чувствовалось. Но вот постоянство скал, напоминавших развалины неведомых дворцов, и бесконечного песка вводило в какой-то сон-полубред. Везде господствовал телесный цвет: шкурка персика, чешуя рыбы, отблеск перламутра. В какой-то момент чувствуешь себя насекомым, ползущим по телу великана, а сетка оврагов и высохших русел рек только усиливает сходство с обветренной задубелой кожей исполина. И тем радостнее было встретить первые пятна жухлой растительности и одинокие рощицы, вскоре соединившиеся в новый океан. Только теперь — мягко-зелёного бархата.

Впрочем, оказалось, что и буйная растительность способна быстро утомить своим однообразием. К счастью, полёт над бывшим Западным уделом продлился всего час. Дракон вежливо помог пассажирам спуститься вместе с поклажей на прогалину, кивнул на прощание и растаял в воздухе. Путники не особо расстроились, их уже охватило радостное возбуждение близкой победы. Магистр тут же начал высчитывать положение Двери, а Лейтис разобрала мешки, поставила в стороне укутанную клетку с небольшой свиньёй и принялась осматриваться. Непривычно. Ноги утопали в терпкой пене густых мхов, путешественников окружали переплетение лиан и папоротников, необычные хвойные деревья напоминали перевёрнуты ели. Но при этом сохранялось ощущение солидной сдержанности, будто здесь даже необузданные лианы стесняюлись вести себя так же нагло, как собратья возле экватора.

Ислуин перехватил взгляд ученицы и обеспокоенно сказал:

— Не нравится мне всё это. Насколько я помню, в Западном уделе должны преобладать грабы и каштаны, с вкраплениями дубрав. А не это субтропическое безобразие.

Лейтис в ответ пожала плечами:

— Мало ли что? Например, откат от Радуги...

— В том-то и дело. В той же бывшей степи места, по которым прокатились откаты, хорошо различимы. Очень заметная "ступенька" свойств. А здесь я ничего не чувствую, словно всё появилось естественным путём. Начинаю жалеть, что дома интересовался многими вещами по принципу "пригодится — не пригодится".

Магистр сел на один из мешков и достал книгу по разработке магических конструктов. Затем открыл её на предпоследней странице.

— Вот этого трактата сейчас очень не хватает. "Там" топологическая магия в основном интересовалась незамкнутыми искажениями, то есть телепортами. А закрытые пространства, какие создавали с помощью Радуги-в-огнях, оставались уделом чистых теоретиков от магии и физики. Вот тут список изданных Академией за последние пять лет трудов по новым открытиям и теориям. В том числе книжка, которая очень бы пригодилась, — Ислуин подчеркнул ногтем нужную строчку. — "О некоторых вариантах замкнутых пространственно-временных конструкций". А теперь придётся лезть вслепую. Я так не люблю.

Магистр замолчал, убрал книжку и встал. Потом разрезал бечёвку на холстине, укрывавшей клетку.

— Ладно. Давай-ка подготовим нашего героя-первопроходца. А то вечереет скоро.

Лейтис кивнула: этот вариант они оговаривали ещё на острове. По некоторым параметрам свиньи близки к людям, поэтому заклятие-ключ понесёт к Двери животное. Лейтис как маг чистой Жизни закрепит чары на свинье и внушит ей подойти к определённой точке, которую высчитает магистр.

Усыплённая на время перелёта "первооткрывательница", словно догадываясь о своей участи, просыпаться не хотела. А потом вообще забилась в угол клетки и отказалась вылезать, пыталась кусаться... Наконец, животное поставили на землю, и нетвёрдым шагом, всё время проваливаясь в мягкий мох, оно двинулось к дальнему концу прогалины. За ней полупрозрачным маревом тут же вставали один за другим щиты. Сорок метров, тридцать, пять. Ислуин и Лейтис не заметили точно, в какой момент свинья встала в "скважину замка". Но результат ждать себя не заставил: из ниоткуда вдруг пополз горчичного и фисташкового цвета туман. Всё, чего касались его клубы, тут же менялось. От свиньи мгновенно остался один скелет, молодые деревца на глазах вырастали в могучих гигантов, падали трухлявыми старцами, а на их месте немедленно вставала свежая поросль. Щиты, едва их касалась таинственная эманация, лопались один за другим. Ислуин и Лейтис приготовились бежать... как всё закончилось. Туман рассеялся, прогалина так и осталась заросшей густыми зарослями, а рядом с костями бедного животного заиграла в отблесках предзакатного солнца бежевая плоскость исполинского квадрата, метров восьми или десяти в поперечнике.

— Лейтис, — вдруг обратился к ученице магистр, — что ты, как специалист по живому, можешь сказать про это место теперь?

Девушка осторожно просканировала ближайший участок, которого коснулся туман. Затем подошла к одному из свежих кустов, отломила веточку и поднесла её к дереву, стоявшему за границами изменённой зоны.

— Не пойму. Такое ощущение, что...

— Говори, говори. Не стесняйся.

— Это, наверное, глупо. Но ощущение, что между этим двумя растениями много столетий. Будто там, куда дотянулся туман, прошла пара тысяч лет. Очень характерные изменения почв и остального, связанные с лесами, долгое время растущими в какой-то местности.

Ислуин растерянно посмотрел на трепещущий рябью квадрат.

— Значит, мне не показалось, — после чего, почему-то смутившись, добавил: — Понимаешь, такими вот замкнутыми системами интересовались не только влюблённые в теорию учёные сухари. Это была ещё и модная тема для всякого рода писателей. Я... В общем, была маленькая слабость к таким книжкам. Особенно если хороший автор старался свои придумки обосновывать последними новостями науки. Это я к чему? Сюжет у таких романов имел в основе одно и то же исходное событие. Группа эльфов или людей отрезана на территории, где время течёт быстрее... А дальше бесконечное поле для фантазии, как эволюционирует замкнутое общество. И с чем столкнётся пришелец из внешнего мира. Когда "быстрое время" начало вытекать наружу, всё стало очень уж похоже на книжку, которую я читал незадолго до путешествия через Зеркало миров. Жаль, она осталась дома, в Киарнате. И сейчас я даже боюсь предположить, что нас ждёт внутри.

— Что будет, то будет, — пожала плечами Лейтис. — Не останавливаться же в двух шагах от цели?

Через Дверь пришлось идти, взяв друг друга за руку — чтобы попасть в один момент времени. Причём, если Лейтис несла во второй руке оба мешка с вещами, то Ислуин держал обнажённый клинок, на конце которого висела заготовка многоступенчатого магического щита. Пользоваться артефактами тоже побоялись, поэтому повязки Истинного зрения остались в сумках. И ударивший по глазам яркий свет полудня, вдвойне болезненный после царившего только что полумрака вечера, стал неприятным сюрпризом. Мешки полетели в сторону, Лейтис выхватила свой меч, магистр развернул полог заклятия и тут же встал спиной к спине ученицы, если придётся отражать нападение...

В ответ закуковала кукушка. Мирный голос птицы оказался таким неожиданным, что оба вздрогнули, нервно рассмеялись, опустили мечи и принялись осматриваться, куда их занесло. Дверь вывела на продолжение той же самой прогалину — только шумели вокруг каштаны и грабы, а в самом конце пытались отвоевать себе место несколько дубов. На взгляд Ислуина, всё как и положено в Западном уделе. Даже трели птичьих голосов — и те ничем не отличались от мест, знакомых по родному миру. Магистр опустился на колени, сорвал пару цветов и внимательно рассмотрел. Лесной тюльпан, причём только-только начал отцветать. Здесь примерно май — начало июня. А во внешнем мире — февраль.

— Проверь, — Ислуин поднялся и отдал сорванный тюльпан ученице.

— Цветок как цветок, — пожала плечами девушка. — Без нужных инструментов я могу лишь сказать, что ничего особенного я в нём не вижу. А что?

— Это хорошо, — довольно кивнул магистр. — Время внутри Барьера течёт быстрее, — Ислуин показал на примятую и начавшую жухнуть растительность. — Судя по траве — "изнутри" Дверь открыта не меньше недели-двух, а у нас прошло полдня. Насколько я помню основы замкнутых систем, некомпенсированная энергия либо уходит в откат — как с Безумным Лесом, либо на ускорение внутреннего времени. Причём ещё до того, как это "избыточное" время начнёт рвать границу изнутри, в замкнутой области пойдут мутации. И начнётся всё с ближних к Барьеру областей. Но если ты ничего не видишь, то химер пока можно не опасаться. И на этом спасибо.

Вдруг птичьи переговоры смолкли, неподалёку послышался хруст ветки под ногой.

— О! Хозяева пожаловали, — Ислуин повернулся к дальней стороне прогалины, вслед за ним — Лейтис. Там, продираясь через кусты, на свободном пространстве как раз показались пятеро эльфов. — Думаю что-то вроде стражи. Хорошо, не придётся искать кого-нибудь для расспросов.

Если не считать Оракула, это были первые "обычные" эльфы, которых видела Лейтис. Поэтому рассматривала девушка стражников внимательно, ничуть не стесняясь. Будь перед ней люди, четверым парням она бы дала лет восемнадцать, начальнику — около сорока. Все напоминали Эйлаху. Впрочем, призналась себе Лейтис, скорее всего это потому, что с непривычки чужой народ всегда на одно лицо. Разве что хозяин Острова драконов причёску, как принято в Империи и на Бадахосе, носил не очень длинную — а у этих волосы спускались роскошным хвостом ниже лопаток. Одеты тоже непривычно: нечто вроде длинных рубах чуть выше колена, голые ноги обуты в сандалии, и завершает наряд пояс высотой до подмышек с закреплённым на нём фартуком. Причём, судя по материалу плотной кожи и металлическим бляхам-нашивкам, пояс и фартук играют роль лёгкого доспеха. Против коротких, похожих на лавровый лист мечей, составлявших вооружение эльфов — самое то. Ислуин отреагировал на стражников совсем по-другому. Он ошеломленно таращился на их "рубахи" и "вооружение". И если бы встретил не эльфов, а разодетых в кружевные платья и с хлебом-солью орков — явно удивился бы меньше.

Тем временем хозяева остановились метрах в десяти, и старший прокричал:

— Кто вы? Назовите цену своей чести. Равна ли она благородному Aire desa, владеющему землёй bo-aire — или вы не можете заплатить даже aire?

Ислуин в ответ издал нервный смешок и, давясь смехом, переспросил:

— Вы... Вы серьёзно?

Стражник набрал воздуха прокричать вопрос ещё раз, вдруг его взгляд зацепился за что-то в облике магистра:

— Это deorad! Убейте их!

Четверо парней тут же выхватили оружие и кинулись в драку. Выпад. Противный скрежет твёрдого железа, столкнувшегося с железом. И — длинная пауза. Ислуин и Лейтис успели встать спиной к спине, поэтому первый натиск мгновенно захлебнулся. Впрочем, почти сразу стало понятно: выучка у нападавших настолько плоха, что даже Лейтис справилась бы со всей четвёркой в одиночку. Парни делали зверское лицо, грозно ухали... Но выбрасывали клинок слишком медленно, размашисто, без настоящей силы. Нападали вразнобой. Ислуину всё время приходилось успокаивать себя, чуть придерживать порывы Лейтис — но слишком уж от горячки боя разгоралось сердце. Так и хотелось раскроить ту или эту глупую голову, если она всё равно просится под удар.

Внезапно один из парней со всей силы неумения ударил в подставленный блок, меч плохой стали не выдержал и переломился. Бой можно было считать законченным: если уж все четверо разом не могли одолеть чужаков, то оставшиеся трое не смогут тем более. Понял это и командир. В сражающихся полетела пышущая жаром, извивающаяся огненная плеть. Там, где верёвка из пламени коснулась земли, трава мгновенно почернела, рассыпалась пеплом. Магистр отбил новую атаку не задумываясь, хотя и подивился ещё одной странности. Если судить по плотности энергии и толщине пучка, то вражеский маг не новичок. Заклятие явно отработано годами практики. Но при этом выполнено всё так, словно чары творил ленивый первокурсник: жар удерживался жёстким внешним каркасом, из которого так и сочилась колдовская энергия. Да и полог, выставленный вслед за плетью, недоделан — элементы плетения соединены неряшливо, магическую составляющую ещё развеет, но чисто физический удар почти не остановит. Для проверки Ислуин бросил "Искру гнева"... Так и есть. Его заклятие собирало водяной пар, разлагало на составляющие, а потом поджигало гремучий газ. Вдали от речки или пруда взрыв вышел слабенький — но чародея бросил назад, ударил о дерево, заставил ненадолго потерять сознание. Пока Ислуин разоружал остальных, Лейтис прижала к горлу вражеского командира нож.

— Ты о своих воинах подумал? — недовольно спросил магистр, что-то высматривая в отобранных мечах. — А если бы задел? Зажарил на месте.

Эльф в ответ высокомерно посмотрел на Ислуина, потом скосил взгляд на нож у горла и презрительно бросил:

— Воин должен быть готов умереть в любой момент. Отдать жизнь ради общей победы — это его долг.

— Ну-ну, — усмехнулась Лейтис. — Вот только лучше, если этот долг исполняют другие, — девушка показала на выступивший от страха пот и расширившиеся зрачки. — Сам-то умереть не рвёшься.

Магистр же холодно добавил:

— Ещё раз услышу подобную глупость — отрежу язык. Причём так отрежу, что потом ни один лекарь не исправит.

— Я принадлежу к aire ard, и готов обсудить выкуп. Я предложу за себя половину цены моей чести.

Ислуин вытащил из ножен командира меч, положил к остальным трофейным клинкам. После чего достал из сумки-хранилища склянку с крепкой кислотой и старательно полил оружие. Следом аккуратно опустилось заклятие, от которого процесс ускорился в несколько раз, на железе стремительно разрослись бурые пятна. Пару минут спустя небольшой вихрь довершил дело: на траве остались лежать одни ржавые обломки. Лица эльфов-стражников растерянно вытянулись, командир же побелел от гнева и страха.

— Вопрос о выкупе и цене чести можно считать исчерпанным, — ехидно ухмыльнулся магистр.

После чего буркнул себе под нос непонятную фразу:

— А вот дальше, если меня не подводит память про эти дурацкие игрища... — и уже в полный голос обратился к остальным. — Отведёте меня в деревню и сообщите управителю области...

— Ribenn, — поправил один из парней.

— Вот даже значит как, — удивлённо покачал головой Ислуин. — Дожили. Ладно, пусть будет ribenn. А сейчас бегом, показывайте дорогу. Пока я не поторопил, — магистр сделал суровое и жестокое лицо, на ладони загорелся и погас язык пламени. Эльфы испуганно вздрогнули, а Лейтис поперхнулась, чтобы не рассмеяться в полный голос.

Идти пришлось больше пяти часов. Всего через несколько сотен метров каштаны сменились дубравами с густым подлеском, к тому же постоянно попадались ложбинки и ямы, заросшие кустарником. А ходоками эльфы оказались плохими. И если по натоптанной за последний месяц тропе шли более-менее сносно, то когда Ислуин почувствовал, что впереди свинопасы со стадом и потребовал обойти их стороной — на "целине" стражники сникли и тащились еле-еле. Лейтис презрительно хмыкнула, мол, тоже мне — Дети леса. Магистр на это невежливо отгородился от эльфов пропускавшим звук лишь в одну сторону пологом и принялся делиться своими соображениями.

— Понимаешь, с момента встречи меня не покидает ощущение странности, театральности, — Ислуин неожиданно тепло улыбнулся. — Когда я ещё только в начальную школу ходил, меня иногда на год-два оставляли у бабушки. Родители часто были в отъезде по делам государственной службы. Бабушка преподавала в университете Южного удела, тамошний историко-социологический факультет мог поспорить даже со столичной Академией. Так вот, бабушкины студенты и просто любители истории устраивали реконструкции. Когда группа, скажем, месяц или два живёт точь-в-точь как предки. Обычаи, одежда, дома. А остальные наблюдают: верно ли мы догадались, так ли всё было сотни лет назад, или практика показала ошибки. А ещё делали иначе. Брали какой-нибудь известный исторический роман, жили один-в-один по нему — а затем разбирались, что в придумке искажено, почему идеализированный мир "не работает", и как ошибки связаны с современными взглядами обывателей.

Магистр остановился и показал на пыхтящих парней, которым в "рубахах" было очень неудобно перелезать через очередной поваленный ствол.

— Похоже эльфы одевались больше трёх тысяч лет назад. Вот только на самом деле устроено всё было чуть иначе, с расчётом обитания именно в лесах. Да и остальное... Оружие, поведение. Титулы произносят на древнем наречии, хотя с корявым произношением. "Deorad" означает не имеющий прав, "aire" — означает всех, кто может говорить на собрании мужчин, "bo-aire" дословно "имеющий не меньше пяти коров". Но здесь не возврат в прошлое, а ожившая художественная книга. Даже стиль фехтования — переделка постановочных приёмов театрального боя. Ещё ходят, словно... Словно горожане, для которых лес — это разновидность парка. Поэтому, решив поиграть в героев древности, об известных когда-то даже ребёнку вещах не задумались. И вообще, в старинных сагах про то, что сквозь кусты удобнее лезть не в сандалиях, а в башмаках или лаптях, ничего не сказано. Зато сандалии красивей, вот и лепят их во все романы...

Дальше рассказать не получилось. Один из парней неудачно зацепился, упал, вывихнул ногу и сильно расшибся. Причём выяснилось, что даже командир не владеет хотя бы основами медицинского чародейства, а остальные незнакомы с магией вообще. Значит, больной не может направить энергию целительных чар точно на повреждённые места, и о варианте "вылечить на месте" не стоит и заикаться. Проще сначала доставить в деревню. Но "гордые последователи древних героев", отправляясь в бой, о возможных ранениях не думали. Ни у кого из пятерых не было с собой даже бинтов. Поэтому рубить жерди и делать из своего плаща носилки пришлось лично магистру. Настроение у него от этого испортилось, даже на вопросы Лейтис он теперь либо отмалчивался, либо отвечал короткими фразами, сухо и временами резко. Лишь на тащивших носилки парней Ислуин рычал и покрикивал постоянно.

Равнодушно магистр отнёсся и к деревне: двум десяткам круглых, метров пятнадцати в диаметре, домов из жердей и веток, обмазанных глиной. Лишь хмыкнул, что защитный вал могли бы рыть как полагается и заполнить водой — а не полметра в глубину и метр вверх. Перед центральным домом благородных aire встретил староста. Ислуин отдал приказ насчёт раненого — Лейтис уже знала, что, сломав мечи, магистр захватил право распоряжаться делами и честью пленных... После чего бывший командир спросил разрешения известить о госте правителя области-туата и приказал старосте написать, а затем послать с гонцом письмо. На этом магистр, который уже собирался уйти, ошеломленно споткнулся и спросил:

— А сам? Или... ты писать не умеешь?..

— Дело благородного aire ard, — важно и с презрением ответил старший стражник, — это охота, война и искусство сказаний. Остальным пусть занимается чернь.

— Сгинь с глаз моих, идиот! — простонал магистр. — Чтобы, пока не придёт ответ от вашего хозяина туата, я тебя не видел.

После чего вполголоса объяснил недоумённо наблюдавшей за происходящим Лейтис.

— Ладно, Шэт с этой дурацкой театральностью. Включая то, что область, судя по титулу правителя, называют туатом. Такое фактически независимое образование, государство же — аморфная конфедерация этих самых туатов. Но эльф, не умеющий читать! Особенно эльф из благородного сословия... Мы с Эйлахой сравнивали, до войны наши миры были похожи. А слава эльфов как самого умелого народа пошла не оттого, что мы умнее людей или срок жизни у нас больше. Просто Ясные Владыки давно поняли — мастерство народа отсчитывается от среднего уровня, а не по гениям. То же самое пытается делать Империя: система школ и университетов, а столица собирает лучших из лучших. Это я к тому, что найти эльфа, незнакомого с основами магии, механики и философии было чуть сложнее, чем встретиться с Истинным драконом. Среди военной и торговой аристократии вообще держалась мода на два или три образования. Причём не просто получить диплом, а обязательно поработать хотя бы несколько лет по специальности. Здесь же — "занятие для черни", — передразнил Ислуин.

Ждать ответа пришлось неделю, и за это время гости извне познакомились ещё с одной древней традицией. Фении. Неженатые молодые свободные аристократы, которые решили жить охотой и... грабежом чужих туатов. То ли кто-то не поленился тайком пройти четыре десятка километров в соседнее владение, чтобы донести — у них в деревне живёт благородный герой без вооружённой свиты, и его голова может стать отменным трофеем. То ли как-то узнали содержание отправленного письма... На четвёртый день магистра от обеда оторвал истошный женский крик откуда-то со стороны полей. Выскочив на улицу, Ислуин чуть не столкнулся с одним из разбойников. Дальше всё случилось мгновенно. Незадачливый бандит получил удар кинжалом, а в остальных полетел "багряный поток": чары магистра не только формировали огненный жгут, но и выжигали вокруг себя кислород, чем создавали сверхзвуковую ударную волну. Готовившего ударить заклятием вражеского мага разорвало напополам вместе со злорадной ухмылкой и водяным щитом, четверо его приятелей умерли на месте от смертоносного перепада давления. После чего магистр подхватил мечи и бегом отправился выяснять, кто кричал и что творится.

На дороге, рассекавшей поля, стояли несколько повозок, рядом с которыми стоял десяток фениев и готовился развлекаться: из толпы связанных друг с другом крестьян выхватили молодую девушку, разорвали на ней платье-рубаху и первый из разбойников уже развязывал пояс. Ждать продолжения Ислуин не стал. Разве что пришлось не кидаться заклятиями — можно задеть селян, а поработать клинками. В пёстро вооружённой палицами и копьями толпе даже попался один молодчик, доставивший Ислуину несколько интересных мгновений — виртуозно махавший дубиной самородок, из которого при должном обучении вышел бы неплохой воин. Впрочем, поиграв с парнем, магистр с сожалением разорвал дистанцию и кинул пару метательных стрелок. Если в округе бродят ещё фении, надо поторопиться, пока чего-нибудь не натворили. К счастью, спешить не понадобилось. Одного из грабителей магистр лишь ранил, и, прежде чем добить, выпытал — на дороге были последние. Но дальше пришлось успокаивать крестьян, кажется, испугавшихся спасителя больше, чем налётчиков. И все последующие дни на чужаков смотрели с дрожью в коленях, а вопросы, если возникала нужда, задавали, заикаясь через слово. Поэтому, когда утром восьмого дня в деревню въехал отряд для "сопровождения до столицы", магистр потребовал уезжать немедленно.

Перед самым отправлением случилась новая заминка. Для героя, пусть и с непонятным статусом, прислали почётное сопровождение из десяти колесниц и нескольких повозок. Причём, если свита из бывших стражников должна была ехать в повозках, то благородным господам пристало передвигаться исключительно в колесницах. Глава эскорта сначала не понял отказа и требования дать обычную лошадь, затем принялся настаивать... Магистр в ответ взорвался:

— Я! В лоханке! Не поеду! — наорал он на опешившего мужчину.

После чего щелчком воздуха вышиб возницу, перерубил постромки и небольшим ураганом превратил колесницу в щепу.

— Довели, — буркнул себе под нос Ислуин, — совсем нервы никудышные стали, — и принялся мастерить из остатков ремней и отобранной одного из эльфов верёвки хоть какое-то подобие уздечки.

Лейтис обошлась без красочных эффектов: предназначенная ей колесница просто обратилась в гнилую труху и обломки, а не ожидавший возница упал на землю. Да и с уздечкой вышло проще: вызнав, как принято ездить, заранее, девушка озаботилась необходимыми частями. Эльфы, что воины, что крестьяне, ошеломленно застыли, не в силах вымолвить хоть слово. Да и на тракте все встречные останавливались, изумлённые двумя всадниками, лихо скачущими даже без седла. Зато всю дорогу сопровождение слушалось магистра с полуслова.

Первым вестником столицы стала дорога. Рассекавший густой сосновый лес тракт остался таким же широким и переполненным телегами и пешеходами, но вместо плотной утрамбованной глины, лишь в немногих местах крытой булыжником или кирпичом, копыта лошадей и колёса повозок теперь касались серой ленты необычного камня. Словно нечто растопили до жидкости, а потом вылили на дорогу — как кондитер украшает глазурью торт. Ислуин, заметив интерес Лейтис, пояснил: на самом деле это не камень, а специальные растения. Сначала делают основу из щебня, а потом засевают особыми мхами и травой. За пару лет они "сплавляют" верхний слой и результат выходит ничуть не хуже природного асфальта, который для тех же целей добывают в Южном Бадахосе. Даже лучше. Потомки явно утеряли секрет, дорога не чинилась столетиями — но можно почувствовать, как остатки высаженных когда-то растений до сих пор пытаются ремонтировать тракт, затягивая небольшие трещины и выбоины.

Без ям, луж и грязи ехать оказалось намного легче. Поэтому требование возницы передней колесницы "освободить путь благородным aire" перестало носить символический характер, и опушку леса процессия достигла всего через пару часов. К удивлению Лейтис и Ислуина, дальше почти сразу начинался город, без положенных предместий и слобод. Лес заканчивался небольшим обрывом, следом шла равнина — и было хорошо видно, что вдоль невысокого вала-границы шла лишь неширокая, всего полтора или два километра полоса садов и огородов. Аза валом сразу же начинались дома. Но не уже знакомые низкие круглые или прямоугольные постройки из прутьев и дубовых плах, а симпатичные двух, трёх и даже четырёхэтажные особняки красного или жёлтого кирпича. Дома заботливо укрыты не соломой, а рыжей черепицей. Да и работавшие среди деревьев эльфы были одеты не в "рубахи", а такие же как у Оракула туники.

Магистр на это только хмыкнул:

— Кто бы сомневался. Возврат к истокам — это хорошо для простонародья. Элита, вижу, без канализации и горячей воды в ванной жить не хочет.

Тракт уходил через сады к домам, но командир сопровождения на первом же перекрёстке свернул вправо, объезжая город по большой дуге. И ехать пришлось ещё целый час, пока дорога не добралась до большого поместья... на границе которого снова разделилась. Причём, если средняя часть, обрамлённая с двух сторон кустами, шла напрямую к огромному трёхэтажному особняку, который смело можно было назвать настоящим дворцом, то остальные два пути делали петлю через хозяйственные постройки. Чтобы уткнуться в тот же особняк, но каждый со своего крыла и через свои ворота в окружавшей поместье ограде. К удивлению гостей, сверкающая парадными одеяниями делегация встречала не у центрального крыльца, а у именно бокового. Второй странностью, на которую обратил внимания магистр, прежде чем они свернули влево, было то, что будто бы за разделёнными главной дорогой половинами поместья ухаживали разные садовники: чуть иначе выровнены ветви деревьев, чуть на разную высоту подстрижена трава.

Разными были и полтора десятка эльфов, ждавших на широком крыльце, размерами, лепкой и изразцами не уступавшем главному входу. Впереди стояли трое среднего возраста мужчин в одинаковых белых "рубахах", разве что у одного пояс и заколка длинных волос золотые, у двух других — серебряные. Чуть левее и на полшага дальше изящная высокая юная эльфийка, в усыпанном блёстками синем платье, руки в перстнях, серьги и тиара в волосах сверкают бриллиантами. Рядом с хозяйкой три девушки постарше, вроде фрейлин. Украшения намного проще, а платья неброского травного оттенка. И чуть в стороне от остальных, ближе к воинам охраны — причём тоже в зелёных туниках и нормальных кольчугах — пожилой мужчина в синей тунике и совсем без украшений. Даже заколка, собиравшая длинные волосы в причёску — из посеребрённой стали.

Первым, судя по торжественному выражению лица, собрался заговорить мужчина в "рубахе" и золотых украшениях. Он уже открыл рот, явно ожидая, лишь пока гости спешатся, а подбежавший конюх разберётся с непонятной упряжью и уведёт коней. Но если все — и возницы, и пассажиры повозок едва подъехали, тут же сошли на землю и склонили голову, даже Лейтис спрыгнула с коня — то Ислуин почему-то слезать не спешил. Пауза затягивалась. Конюх, было, протянул руку всё-таки взяться за уздечку — но жеребец, за время дороги успевший проникнуться вкусами и характером нового хозяина, злобно посмотрел и попытался укусить. Парень еле успел сначала отдёрнуть руку, а потом отпрыгнуть: раз уж не удалось зубами, жеребец решил попробовать догнать копытом.

— Уберите от меня этих недоумков, — обратился Ислуин к мужчине в синей тунике. — Воще, будто коня первый раз увидели. Где у вас тут конюшня? Да не, не собираюсь я, это, сразу туда коня вести, — магистр спрыгнул на землю. — Потом. Позвольте представиться. Кер Ислуин, вольный философ. Кер? Гвена? — прозвучало в сторону пожилого и девушки в алмазах.

Лейтис с трудом удержала смешок и вдруг заметила: аура наставника — поддельная. Магистр теперь кажется вдвое, а то и втрое моложе настоящего возраста. Возникшее было после выходки коня дурашливое настроение исчезло. Девушка собралась, приготовившись подыграть... или драться, если что-то пойдёт не так. Тем временем мужчина в "рубахе" справился с негодованием от того, что его демонстративно не замечают, сделал два шага вперёд и попытался начать свою речь:

— Приветствую вас, чада мои...

— Я, папаша, тебе не родственник.

Эльф от хамства поморщился, но продолжил.

— Все мы дети великого Эбрела. Я же старший из филидов дворца Хранителей Ясного престола, поэтому возношу общие молитвы на алтаре бога. Через своих жрецов Эбрел присматривает за грехами нашими...

Холодный огонёк, на мгновение мелькнувший в глубине взгляда магистра, заметила только Лейтис. Миг спустя стоял прежний паренёк, только нахальства прибавилось.

— Если уж богу больше нечего делать, кроме как подглядывать — это его дело. Только вот я шпиков никогда терпеть не мог, даже если сам Эбрел просит. А он, кстати, просит? Не могли бы вы, как в следующий раз с ним на встречу поедете, меня захватить? Чтоб он это, типа подтвердил. А сейчас, папаша, исчезни. Пока я чего не удумал. Например, поясок твой на память взять.

Ислуин спрыгнул на землю, демонстративно обошёл филида, преклонил колено перед девушкой в синем платье и поцеловал ей руку.

— Так как мне вас называть, прекрасная гвена?

— А они милые, — девушка благосклонно кивнула и обратилась к пожилому. — Первый советник, стоит их пригласить.

— Как скажете, Ваше высочество. Вы правы, нам и правда стоит их хорошенько расспросить.

Девушка звонко рассмеялась, затем подала Ислуину руку, чтобы он поднялся.

— Имя моё Серен, я Высокая принцесса. Встань, рыцарь и будь гостем в доме моём.

В отведённых магистру покоях пришлось выдержать ещё одну небольшую баталию. Лейтис приняли за служанку и пожелали поселить в пристрой для слуг. А когда узнали, что она дочь Ислуина, новому взрыву негодования со стороны филида, казалось, не будет предела. Принцессу же ситуация, наоборот, явно позабавила. Несколько минут она слушала поток красноречия, потом коротко заявила, что гость есть гость — и слуги бегом начали готовить ещё одну комнату, а филид обиженно умолк и ушёл.

Когда пришельцы остались одни, магистр пододвинул к одному из кресел г-образный столик с вином и закусками и сел так, чтобы ноги прямо в сапогах удобно лежали на столе. Но брать бутылку не мешали. После чего обратился к Лейтис, устроившейся в соседнем кресле, на языке ханжаров:

— Как думаешь, с сапогами не переигрываю дикого варвара? Не догадаются? Я специально всё подвинул сюда, потому что на прежнем месте в потайной глазок будет плохо видно. Вино кстати, — Ислуин глотнул прямо из горла, — у них паршивое. Впрочем, не удивительно. У нас это был экспортный товар, поэтому Западный удел и Южный союз городов отчаянно интриговали, переманивая к себе лучших специалистов.

Лейтис в противоположность наставнику изысканным движением налила рубиновую жидкость себе в бокал, пригубила, затем кивнула, соглашаясь: вино и в самом деле качества не самого хорошего.

— С сапогами нормально. Вот только на крыльце было лишнего. А если бы оскорбилась принцесса или этот, как его, Первый советник?

— У эльфов стало бы одной принцессой и советником меньше, а следующие несколько недель мы проверяли, насколько хороши местные следопыты.

Лейтис пожала плечами, показывая, что самоуверенность магистра она не разделяет. Ладно, уровень сопровождавшей их охраны она оценить успела, можно в расчёт не брать. Но семеро гвардейцев? Да и принцесса Серен маг нечета встретившемуся у Двери: её щит мог выдержать полноценную атаку. Магистр на это улыбнулся и с силой бросил бутылку в один из потайных глазков.

— Риск, конечно, был. Но оправданный. Филид — в дописьменную эпоху так называли сказителей-законников. Что-то вроде сегодняшних судей пополам с хранителями традиций. Вот только даже тогда быть жрецами Эбрела им запрещалось, слишком большая власть в одних руках. Здесь же... Признать его главенство и над нами — потенциальные неприятности. А насчёт боя... Там, кстати, среди гвардейцев ещё один маг был. Да, для местных столичные маги неуязвимы. Но они почему-то используют не систему гибкого плетения заклятий, а жёсткую, состоящую из блоков. Я тебя такому не учил, эту школу даже в повседневном использовании признали тупиковой лет сто назад — а на войне отказались ещё раньше. Строить результат из заранее созданных заготовок-"кирпичиков" быстрее, во многом надёжнее. Но даже против элементарных двуступенчатых заклятий, где первой частью идёт какое-нибудь сложное проклятие, система почти бессильна. У меня же наготове был "гром шёпота", а вдогонку кое-что из алхимической гадости, ещё из старых запасов.

Магистр зевнул, потом ещё раз. Глядя на него начала зевать и Лейтис.

— Ладно, предлагаю спать, — Ислуин, наконец, сумел справиться с зевотой, — нам с утра ещё надо договориться, что врать хозяевам. Пока не разберёмся в здешней кухне, рассказывать про Зеркало миров и остальное я не хочу.

Следующий день вышел насыщенным. Началось всё с того, что гостям принесли платье и тунику того же травяного цвета, как и у фрейлин — и попросили отдать оружие. Мол, во дворце? под защитой самой Высокой принцессы, бояться нечего. Ислуин в ответ поскандалил, но мечи, кинжалы и луки стражником всё же отдал. Специально на такой случай у него лежала пара комплектов, купленных в одной из гномьих лавок, ещё пока они жили в Тейне. Лейтис, когда после завтрака её Высочество Серен захотела лично провести для гостей экскурсию по дворцу всего лишь с четырьмя телохранителями, еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Поясные магические хранилища тоже проверили — но для непосвящённых в секрет там нашлось лишь немного денег, дорожные мелочи и всякие "дорогие сердцу" безделушки. Поэтому вопросов, зачем чужаки постоянно таскают эти небольшие сумки с собой, ни у кого не возникло.

Путешествие по поместью вышло долгим. Сначала неторопливая прогулка через длинную галерею розового мрамора: полюбоваться, как разноцветные пятна от высоких витражных окон разбегаются по мозаикам пола и стен, на которых множество изысканных рисунков складываются в карту когда-то подвластных эльфам земель. Затем — парк, где каждое дерево это произведение искусства, каждая травинка и куст выращены и подстрижены так, чтобы не нарушать идеальной гармонии. Следом бесконечная череда залов и коридоров, изукрашенных новыми мозаиками, золотом, серебром, парчовыми тканями и гобеленами, мрамором, порфиром, янтарём... В какой-то момент Лейтис и Ислуин переглянулись, обоим пришла в голову одна и та же мысль: деньги у хозяев явно в избытке, а вот хорошего вкуса маловато. Принцесса Серен ничего не замечала, она вела гостей дальше и дальше. Упивалась возможностью похвалиться всё новым и новым богатством, рассказать про очередное сокровище и насладиться подхалимским одобрением постепенно разраставшейся свиты. Ведь к процессии присоединялись некоторые из встреченных вельмож, а также знакомый по вчерашнему дню жрец-филид и десяток его помощников.

Когда очередной коридор привёл в библиотеку — Серен захотелось похвастаться собранием редких фолиантов, толпа заполнила читальный зал, а принцессе и гостям пришлось отступить в одно из примыкавших хранилищ. При виде множества шкафов до потока, набитых книгами: ухоженными, нигде ни следа пыли — но если нет ни одного читателя никому не нужными, магистру стало грустно. Наверное поэтому, когда филид сначала брезгливо буркнул себе под нос про бесполезный бумажный хлам, а потом спросил, почему это пришельцы не появились на утренней службе в храме, ответил магистр резко и едко. Мол, Лейтис вообще молится Единому, и если уж ходить — то в его святилище. Вот только ни одной подходящей часовни в поместье почему-то нет.

Мужчина вспыхнул багрянцем гнева, но под взглядом принцессы, которая явно забавлялась происходящим, сумел сдержаться и елейным голосом поинтересовался, чем это Единый выше отца Высокорождённых? Ведь не зря эльфы появились первыми из народов. Ислуин коротко пересказал учение Церкви Единого — о создании мира и участии остальных богов... На это филид вместе с помощниками просто взорвались бранью, криками и требованиями покарать унизившего достоинство Эбрела. Магистр же ровным голосом принялся объяснять, что сам он в рассуждениях насчёт сотворения основы мира именно Единым ничего крамольного не видит. Ведь не унижает достоинство делавшего окна и двери плотника то, что стены возводил каменщик? А каменщик будет гордиться, если именно его стены возьмётся украшать самый искусный из резчиков. Это подлило масла в огонь. Разъярившихся фанатиков не смогло остановить даже требование принцессы Серен прекратить свару. И лишь когда подоспевшая на шум гвардия сначала вытолкала крикунов из библиотеки, а потом вывела на улицу, всё успокоилось. И никто не заметил, что пока магистр отвлекал на себя внимание, Лейтис незаметно стащила с дальней полки небольшую книжку с тиснёной золотом надписью "Краткий курс современной истории".

А вот дальше Серен решила извиниться за безобразную сцену как могла. Поэтому экскурсия продолжилась не только по общей части дворца, но и по личным покоям. Затем гостям оказали честь, пригласив отобедать вместе с её Высочеством, потом позвали играть в мяч — тоже знак внимания. Вечером торжественный приём, пусть и малый, всего на три десятка приглашённых: с чужаками захотел познакомиться старший брат принцессы его Высочество Гиллакэвен. Он, как гордо объяснила Серен, не только носил титул Высокого принца, но и являлся Хранителем Ясного трона. А значит, правил всеми эльфами. Причём посадили Лейтис и Ислуина на достаточно почётное место в середине стола, недалеко от принца. К концу банкета магистр был готов взвыть: если образ тихони пай-девочки от ученицы особых усилий не требовал, то роль нагловатого юнца с самомнением требовала постоянно следить за каждым жестом и словом. Чтобы и впечатление произвести, и не переиграть. А наблюдать придворные за новой персоной в окружении хозяина будут тщательнее любой разведки, ведь чужак запросто может оттеснить кого-то из них. Когда банкет, наконец, закончился, счастье Ислуина было безграничным... В это время пришельца извне вместе с дочерью как раз представили принцу и тот принял восторг на свой счёт, довольно улыбнулся и царственно назначил на следующий день приватную аудиенцию. Магистр рассыпался в благодарностях, но все мысли давно были в книжке, которая спряталась в сумке Лейтис.

Ждать пришлось середины ночи, когда успокоились ходившие по дворцу с поручением слуги. Магистр сразу же разрядил "Око истины" — теперь соглядатаи даже под пыткой будут твердить, что гости беспробудно спали до утра. После чего Лейтис пробралась в комнату Ислуина, зажгла тусклый шарик света и оба углубились в чтение. Слог у книжки был пафосным, автор через абзац восхвалял мудрость и дальновидность тогдашних правителей, но всё равно можно было понять, что же случилось несколько столетий назад.

Подвиг ректора Академии и её сподвижников стал для эльфов полной неожиданностью. К тому же Радуга не только отделила Западный удел непроницаемой стеной, но смяла и растянула его — так что, например, соседние деревни внезапно оказались разделены сотней километров, а портовый город на побережье океана перенёсся внутрь суши. Вдобавок катастрофа затянула в себя несколько островов из Бадахоса и кусок царства Матарам с обратной стороны моря. И, как трагично написал автор, "перед Избранным народом встала угроза вырождения, к которому ведёт смешение с низшей расой". Тогда-то, мол, и возникло движение о возврате к заветам предков. Магистр на это не выдержал и тихонько рассмеялся.

— Если боги хотят наказать, они первым делом лишают разума. Ладно, что "возврат к предкам" поручили недоучкам, нахватавшимся верхов. Удивлён, как эта подделка под романы вообще заработала. Но, между прочим, даже если оба родителя полукровки, в трёх случаях из четырёх у них рождаются чистокровные эльфы. От генетики и наследственности никуда не деться. Зато теперь понятна странная реакция встретивших нас у Двери сторожей. Я то, глядя на их длинную причёску, решил, что deorad они кричат про меня. В древности коротко стригли рабов и преступников. А они то, оказывается, заметили, что ты — человек. Но это как же подогрели тогда ненависть к людям, если до сих пор не утихло.

— Самый простой способ, — пожала плечами Лейтис. — Чужаки, на которых можно свалить несчастья — это спасение для нерадивого правителя. Поэтому "ревнителей старины" и поддержали.

— Ты даже не представляешь, насколько угадала, — Ислуин довольно улыбнулся, сразу став похож на сытого и довольного жизнью тигра. — Короновать претендента можно только из рода правителей и только Венцом владык. А венец остался в сокровищнице, я сам его там видел. Потому-то, наверняка, и возник дурацкий титул "хранителя престола", затем под него подвели "законный" фундамент. Но сильная оппозиция явно сохранилась, не зря нас старательно не подпускают ко второй половине поместья. Если поманить, что венец можно доставить сюда... Поиграем?

Играть магистр начал со следующего дня, с аудиенции у принца Гиллакэвена. Ходить пришлось по лезвию ножа: если принц оказался избалованным сопляком, получившим власть, но не умеющим этой властью как следует распорядиться — то Первый советник был хитрой изворотливой змеёй. Слушая рассказ гостя, он постоянно возвращался назад, уточнял, переспрашивал, пытался поймать на нестыковках. А закончив допрос, потребовал вызвать Лейтис и дотошно сравнил её слова со словами магистра... Ислуин на это лишь посмеялся. Самоуверенные чародеи "Высшей расы" даже не подумали всерьёз проверить человека насчёт магических способностей, к тому же обманулись ложной аурой магистра, где горело сродство исключительно к сфере Огня. Да и физику знали очень плохо. Поэтому не составило труда прямо на ходу превращать звуки беседы с принцем в ультразвук, системой сотканных из воздуха зеркал передавать в дальнюю комнату. Лейтис же, как маг Жизни, легко расширила на время свой слуховой порог до очень высоких частот. А уж изображать растерянность и беспомощность "пай-девочка" умела замечательно. Ислуин вечером даже устроил скандал — "бедную дочку замучили до истерики". Неожиданно на сторону гостей встала и принцесса Серен, так что больше Лейтис не приглашали.

Зато магистра принц звал к себе через день, и что про Ислуина думают принц и Первый советник, можно было догадаться, даже не пытаясь прочитать их мысли. Молодой беспринципный авантюрист, статус которого в небольшой общине эльфов за пределами Барьера невысок. Сопляк жаждет славы и почестей, ради них он отправился в рискованную экспедицию на основе туманных слухов. И теперь без зазрения совести присягнёт любому, лишь бы не упустить своего. Поэтому дурачка сначала можно использовать в местных интригах, раздавить оппозицию... А затем попытаться наладить контакты с внешним миром исключительно на выгодных для принца Гиллакэвена условиях. Ислуина сложившаяся ситуация тоже устраивала. Пусть церемонии и мероприятия, в которых его заставлял участвовать Первый советник, и были иногда нудными и утомительными, зато власть Хранителя трона оберегала от излишнего внимания фанатика-филида и позволила неплохо ознакомиться с делами в стране. Удачно вышло и объяснить, как магистр победил сразу пятерых возле Двери: Ислуин всё списал на оружие-артефакт. Даже продемонстрировал, как со своим мечом он снова одолеет пятерых, а с клинком из местной оружейной еле-еле бьётся на равных с единственным гвардейцем. Принц не скрывал своего разочарования, явно мечтал получить неодолимых фехтовальщиков. Теперь же пришлось забрать "артефакт" и отдать на исследования своим магам... Лейтис, когда наставник пересказал её эту историю, смеялась до икоты. Обманки они заказывали у известного кузнеца-гнома, а секретных чар и на структуру металла, и на прочность, и на защиту от разнообразных пологов и проклятий у настоящего мастера немало. Разбираться, какое именно заклятье отвечает за "непобедимость в бою" можно до второго сошествия Единого.

Не сидела на месте и Лейтис. После допроса с истерикой принцесса стала девушку опекать, постоянно то приглашала играть в мяч, то поучаствовать в очередном приёме, в знак милости дарила платья и украшения. За месяц магистр уже привык, что с ученицей видится он раз в пять-шесть дней: праздники, балы и приёмы шли вечерами, и возвращалась девушка поздно, а когда Ислуин уходил — ещё спала. Поэтому встретить Лейтис в своих апартаментах в обед было непривычно.

Едва войдя в комнату девушки, магистр машинально отметил ещё одну странность. Живых шпионов давно уже убрали, хозяева ограничились лишь магическими амулетами-подглядчиками. Обмануть их для магов уровня Лейтис и Ислуина труда не составляло, но по возможности они старались так не делать. Сегодня же все амулеты были заблокированы наглухо. Лейтис, едва заметила, кто вошёл, разгневанно зашипела:

— Мастер, это уже чересчур! Ради пользы дела я готова терпеть ухаживания, хотя то, что принцесса Серен так откровенно тащит меня вместе покувыркаться на простынях, и противно. Не знала, что среди эльфов тоже есть любители подобных извращений. Но когда меня из ревности пытается убить другая претендентка на постель принцессы — на такое я согласия не давала!

Магистр непонимающе замер на пороге. Лейтис на это показала на тщательно связанную служанку, лежащую в дальнем углу и коротко рассказала, как сначала заметила под манжетами платья девицы тряпки, на всякий случай приставила ей к горлу кинжал... И выяснила, что застёжки вечернего наряда смазаны ядом. Лейтис должна была умереть во время танца, когда рука партнёра прижмёт платье к спине. Яд полностью растворится в крови, девица окажется вне подозрений — главное, не уколоться во время одевания самой. А когда конкурентка сдохнет, Серен снова обратит внимание на любимую служанку и ручеёк золота и подарков забьёт опять.

Магистр в ответ заковыристо выругался на пяти языках, потом добавил:

— Везёт нам с тобой на всякую дрянь. Ну почему я не заметил этого сразу!

— А кто-то заигрался. Решил, что он новое отражение Единого, а остальные — фигурки для игры в шахматы.

— Ладно, ладно, — поморщился Ислуин, — ты права. Вот только... Смотри. Не на ауру, а на распределение потоков стихии Жизни. Видишь небольшие завихрения? А теперь мысленно расширь и дострой эти завихрения вот так, — магистр описал рукой что-то вроде сложной спирали. — Результат нового равновесия называли sarff. Затем переняли придуманное людьми прозвище: тёмный эльф.

— Тёмный эльф? — от удивления Лейтис даже перестала злиться. — Мастер, это же сказка. Глупая, невежественная легенда.

— К сожалению, нет, — сухо ответил магистр. — Просто последнего тёмного эльфа уничтожили так давно, что они превратились в страшную выдумку для обывателей. Не рождается эльфа без сродства со стихией Жизни. Поэтому хоть немножко, но способны к магии все. Обратная сторона — как и Природа, мы должны соблюдать внутреннее равновесие. Его очень сложно раскачать, но если так всё же произошло — начинается перерождение. Меняется психика, меняется рисунок магических потоков. Постепенно начинает доминировать чудовищный эгоизм, удовлетворение своих желаний любыми способами. А способов у sarff немало. В какой-то момент магические способности растут скачком, Тёмные — единственные создания кроме орков, которым доступны одновременно сферы Смерти и Жизни. Внешне это проявляется в двух вещах. Первое — закат и рассвет вызывают дикие мучения, на это время тёмные вынужденно прячутся в закрытое помещение. Второй признак — эльф внешне меняется на свою противоположность. Необязательно, как в легенде, тёмная кожа и чёрные волосы. Если от рождения эльф был смуглым брюнетом — то становится блондином с белоснежной кожей.

— И при чём тут Серен и эта жадная дура? — Лейтис легонько пнула лежащий на полу свёрток, и девица замычала сквозь кляп.

— А то, что способ нарушить равновесие они выбрали один из самых экзотичных. Понимаешь, тут ведь важнее не только действие, но воля, намерение, искреннее желание. Принцесса Серен, как я успел понять, с детства получает всё, чего захочет. Пресытились ей доступные удовольствия, захотелось чего-нибудь необычного. Вот и начала таскать в свою постель девушек. А эта, — магистр брезгливо показал на несостоявшуюся убийцу, — решила, что нашла лёгкий способ разбогатеть, не рискуя нежелательной беременностью. И если служанкам, которых Серен заставляет спать с собой, ничего кроме нервного срыва и отвращения не грозит, то две эти дуры уже обречены. Пока спасает только то, что, во-первых, женский организм устойчивей мужского. И во-вторых принцесса развлекается не только с девушками, но и с парнями, а её любовница оказывается в постели госпожи не слишком часто. Но в какой-то момент женское начало из них начнёт вытекать быстрее, чем пополняться от мужчин или изнутри естественным путём. Однополые утехи станут необходимостью, и настанет день, когда очередную любовницу выпьют досуха, до смерти. Перерождение завершится... впрочем, лет десять-пятнадцать ещё есть.

— Какие лет десять, нам бы неделю прожить, — фыркнула Лейтис. — Ладно, раз мы не ушли говорить в другую комнату, встаёт вопрос: как спрятать тело, чтобы его не нашли?

— Спрятать совсем не получится. Но у меня сохранились несколько амулетов, укрывать магические мины-ловушки. Хотел оставить оркам на память в Киарнате, но пожадничал. Оказалось, не зря. На два дня, даже если начнут искать по нашим комнатам, хватит. А потом... Я так понял, завтра его Высочество Гиллакэвен и Первый советник, наконец, решили разыграть карту общины за Барьером в конфликте с конкурентами. Потребовали, чтобы я участвовал в какой-то встрече в Главной зале дворца. Я в ответ захочу пойти вместе с тобой, мне не откажут. А там переметнёмся на другую сторону. И даже если они окажутся такими же фанатиками, несколько дней подготовить побег у нас будет.

Главный зал, насколько мог рассмотреть Ислуин через наполовину открытые створки дверей, построили очень давно. Можно было судить хотя бы потому, что все колонны стояли только вдоль стен — сегодняшним архитекторам эльфов создать свод в семьдесят на сорок метров без центральной опоры было уже не под силу. Да и вымощено всё, даже колонны, медового цвета мрамором и напоминающим янтарь камнем. Этот секрет потомки тоже потеряли. А вот боковые двери с двух сторон от центрального входа и комнату пристроя, где сейчас ждал принц Гиллакэвен вместе со свитой, явно доделывали много позже. Стены завешаны гобеленами, а не украшены мозаиками, плитка пола уже местами начала истираться — не то что вечная работа гномов в янтарной зале.

Но вот невидимый глашатай загрохотал: "Рэган рода Ясных Владык вступил в Главный зал!" Первым сквозь дверь напротив вошёл десяток телохранителей, и магистр сразу напрягся. Движения, взаимное расположение — словно перед ним солдаты из линейного пехотного полка, расквартированного неподалёку от столицы. Неудивительно, что Гиллакэвен так заинтересовался искусством фехтования пришельцев: с таким уровнем подготовки этот десяток спокойно вырежет сотню не только дилетантов-aire, но и дворцовых стражей Гиллакэвена. За телохранителями вошла свита, всего пятеро. И, наконец, показался второй хозяин эльфийских земель. Не молод и не стар — для человека лет тридцать пять — сорок, для эльфа около ста семидесяти. Двигается мягко, чуть вальяжно, но фору даст даже своим бойцам. Да и меч на боку серебряно-синей туники не парадная украшенная бриллиантами зубочистка, как у Гиллакэвена, а хорошо подогнанное и явно привычное боевое оружие.

Тем временем, пока магистр сравнивал двух Высоких принцев, Рэган дошёл до второго конца зала и занял один из трёх тронов — в своём углу залы. Окна в потолке были рассчитаны так, что троны освещались сильнее остального помещения, пятно света как раз удачно упало на лицо... Ислуин вздрогнул, перестав дышать. Не может быть! То же самое лицо, только вдвое моложе! Или ошибка? Но память тут же услужливо подсказала: всё верно. Его Величество Финнтан. Этот же самый взгляд у него был, когда во время сражения за Киарнат пехота союзников дрогнула — и Ясный Владыка вместе с гвардейцами и отпрысками лучших эльфийских семей возглавил самоубийственную контратаку, чтобы дать войску хоть немного роздыха. Ислуин тогда сражался вместе с ханжарами... И до сих пор не мог забыть бешеную ярость, то неудержимое желание победить, которое охватило его и остальных воинов, когда бронированный клин таял на глазах — но знамя Ясных Владык всё равно шаг за шагом неудержимо продвигалось к вглубь строя орков. И горечь, что сам Ислуин был в тот момент не рядом с Финнтаном. Неужели... Додумать мысль Ислуин не успел. Гиллакэвен едва дождался, пока соперник займёт своё место, и приказал выдвигаться. Сначала пышная свита, не меньше полусотни разряженных в пух и прах придворных во главе с Первым советником, следом телохранители. Вот уже знакомый голос заговорил со всех сторон: "Гиллакэвен рода Ясных Владык вступил в Главный зал!" И занял принц не крайний трон, а центральный.

О чём разговаривали два правителя, издалека было неслышно, но беседа шла недолго. И вот уже перед Ислуином возник распорядитель, приказал заходить, напомнил о том, как полагается приветствовать повелителей. Магистр переглянулся с ученицей, девушка пристроилась сразу за ним, и оба вошли под янтарные своды.

— Ислуин рода Ясных Владык вступил в Главный зал! Лейтис рода Ясных Владык вступила в Главный зал! — вдруг загрохотал голос невидимого глашатая.

Планы были сломаны, все присутствовавшие замерли от удивления... Над головами поплыл заливистый хохот магистра:

— Не могу! Ой, не могу! Ну, вот такой глупости от потомков я не ожидал. Знала бы мессир Нерис, ради каких дураков отдала свою жизнь — она бы вам такого наговорила. Уши в трубочку бы свернулись, — после чего, не стесняясь остальных, пояснил для Лейтис. — Понимаешь, моя мама была родственницей, пусть и дальней, Ясного Владыки. Но замуж вышла по любви за эльфа не из её круга. Поэтому ни я, ни сёстры соответствующего образования и воспитания не получали, и, естественно, в число претендентов на трон никогда не входили. Но кто мог подумать, что здесь вернуться к дурацкому наследованию только по родству?

Несколько придворных Гиллакэвена, было, кинулись к возмутителям спокойствия — и покатились с криком по полу, зажимая уши: удар магистра вызвал рядом с ними резкий скачок давления. Остальные рисковать не стали. Ислуин успел достать два своих клинка, за его спиной уже стояла Лейтис с луком и наложенной на тетиву стрелой. Сбоку не обойти, мешает колонна — а в лобовую, пока магистр прикрывает стрелка, девушка успеет всадить в любого из нападающих по нескольку стрел. От стрельбы в упор не спасут даже тяжёлые латные доспехи, не говоря уж о лёгких кольчугах гвардейцев. Принц Гиллакэвен попытался закрыться магическим щитом и начал выстраивать какие-то сложные чары. Но магистр, едва заметил, тут же хлестнул сложным проклятием, и недоделанное творение принца рассыпалось жалобными всплесками эфира. Потянуло резким запахом аммиака.

— Не стоит, Ваше Высочество, — сразу после этого на весь зал с лёгкой издёвкой произнёс Ислуин. — Это только для местных магов вы неуязвимы. Да, те железки тоже можете оставить себе на память. Не мучайте своих подданных, никакого секрета в мечах нет. И последнее. Чтобы не возникло ещё каких-нибудь недоразумений.

Магистр взмахнул рукой, и рядом с ним возник полупрозрачный, словно выточенный из горного хрусталя крылатый эльф ростом до пояса. Зал ахнул: сильф, фейри воздуха. Дикое, необузданное создание, способное разрушить всё поместье — но стоит, ждёт приказа, словно послушная собачка. Ислуин мысленно улыбнулся. Пусть проверяют, вон, у кого есть способности — магическими зондами создание так и истыкали. Традиция, что студент, создавший иллюзию сильфа, которую преподаватель не сумеет отличить от настоящего фейри, получит просто так зачёт по любому предмету с кафедры Воздуха, существовала не одно поколение. И выплетались время от времени призраки, на которых ловился даже сам ректор — не то что здешние дилетанты.

Пауза затягивалась. Принц Рэган сумел хоть как-то с собой справиться первым, поэтому решил перехватить инициативу разговора:

— Вы так уверенно отзывались о последнем ректоре Академии, будто хорошо знали Нэрсис лично.

— Ну, "хорошо" я бы утверждать не стал. Так, пересекались с этой хорошей девочкой по некоторым делам... — машинально ответил магистр, и осёкся: гулкая тишина стала гробовым молчанием, казалось, все остальные перестали даже дышать. — Нет, право слово, — смутился Ислуин, — ничего такого...

Рэган сумел остаться внешне невозмутимым даже теперь, хотя в душе у него, наверняка, царила буря не меньшая, чем у остальных.

— Тогда, кер Ислуин, гвена Лейтис. Я приглашаю вас быть почётными гостями в моём доме.

Магистр кивнул, потом согласился: такой расклад его более чем устраивал.

Ислуина и Лейтис принц Рэган принимал в своём кабинете один. Конечно, наверняка где-то рядом были спрятаны телохранители, возможно, сквозь потайную щель слушал кто-то из советников. Но формально беседа шла с глазу на глаз, и это был доверие. Поэтому Ислуин вкратце рассказал про Зеркало миров, остров Драконов и как была открыта Дверь. А затем предложил помощь. Рэган не прерывал собеседника ни разу, хотя время от времени и нервно покусывал щёку. Лишь когда рассказ был закончен, задумчиво потянул:

— С тех пор, как мой далёкий пра-прадед сделал глупость, проморгал движение "возврата к обычаям предков" и позволил украсть у себя три четверти земель, которыми наш род правил не один век, прошло много времени. И все эти столетия обе наших ветви враждовали, подсылали убийц, временами сталкивались в открытых кровавых сварах — но одолеть друг друга не могли. И сейчас вы предлагаете нарушить равновесие в мою пользу. Почему именно в мою?

— На ваших землях сосредоточены девять десятых мануфактур, шахт и мастерских. Ваша гвардия просто великолепна. Считайте комплиментом — она достигает подготовки солдат моего мира, и это без постоянных войн. К тому же, — Ислуин показал на стеклянный кувшин на столе и чашки, — это чай. А ваши гвардейцы вооружены клинками чешуйчатой стали. В мире её всегда умели делать только гномы и матарамцы. Кому попало эти секреты не выдадут, даже оказавшись среди чужого народа. Значит, когда к вам попал кусок Матарама, вы сумели мирно ужиться с людьми. При нынешнем раскладе сил за Барьером очень ценное качество.

— Нам иначе не удержать паритет, задавят числом, — согласился принц и щёлкнул по плафону лампы на столе. — Вот только Гиллакэвен — избалованный мальчишка, а вы даже не представляете, как его унизили. Причём дважды. Эпоха до войны с орками у нас считается чем-то вроде "золотого века", а тут пришелец из тех времён. Был в его руках, но при всех предпочёл уйти ко мне. Не верю. Извините. Точнее верю, но не до конца.

Магистр пожал плечами: мол, если уж так хотите знать....

— На самом деле, с вашими противниками дело я бы не стал иметь в любом случае. Жить рядом с sarff не к добру.

— Знаете, если бы мне кто-то ещё вчера рассказал байку про тёмного эльфа, — искренне удивился Рэган, — я бы только рассмеялся и посоветовал меньше читать детских сказок. Но после встречи с вами я готов поверить даже в это.

— У вас будет возможность убедиться лично, — сухо ответил магистр. — Лет через десять или пятнадцать, когда эта сказка получит вполне конкретное имя "принцесса Серен". И с учётом её общественного положения, неприятностей хлебнут все.

Принц кивнул, глаза тут же стали жёсткими и холодными, а ручка заскрипела по листку бумаги. Насколько мог видеть кверху ногами Ислуин, Рэган сделал пометку сразу после разговора обсудить это с кем-то из советников. Но вот ручка легла в сторону, и на гостей снова устремился полный искренней доброжелательности заинтересованный взгляд. Магистр вздохнул, и вынуждено закончил:

— Мой окончательный выбор определила одна единственная вещь. Вы, Ваше Высочество — новое воплощение Ясного Владыки Финнтана. Одного из создателей Тройственного союза против орков. И спасителя Киарната. Я не смог встать рядом с ним в его последней битве. Но раз Сарнэ-туром снова привёл меня под ваш стяг — я без колебаний встану рядом. Чтобы, когда Барьер падёт, эльфы могли воевать вместе с Империей и ханжарами как равные союзники против орков.

— Да будет так! — торжественно ответил принц. — Пусть стяг Ясных Владык снова подымится над древними стенами Киарната и над всеми пятью Уделами!

Следующие два месяца Ислуин и Лейтис не имели ни одной свободной минуты. Магистр и принц Рэган опасались, что взбешённый проигрышем Гиллакэвен решит отыграться, его поддержит Первый советник — который фактически и правил второй половиной эльфов последние годы. И начнётся война. Да, даже раньше армия Рэган была сильнее, пусть и уступала в числе. А теперь, с помощью некоторые сохранившихся из родного мира Ислуина боевых артефактов и знаний магистра, Рэган победит неизбежно... Вот только победа окажется пирровой, страна будет по большей части в развалинах. А там Дверь могут обнаружить орки. И пусть из-за разницы в течении времени проникать они смогут только небольшими отрядами, для беззащитных деревень этого будет достаточно. Поэтому в своих владениях рядом со столицей принц спешно собрал лучших командиров, инженеров и чародеев. А Ислуин и Лейтис с утра до вечера читали лекции по магии, механике, военной тактике и стратегии, потом опять по магии. К тому же на основе одной из столичных школ было решено возродить Академию, и по вечерам магистр объяснял будущим преподавателям устройство университета, помогал набросать хотя бы основные курсы, разобраться в принесённых из "своего" Киарната учебниках. К ночи сил хватало доползти до кровати и свалиться спать — чтобы утром продолжить бешеную гонку.

К всеобщему удивлению, со стороны принца Гиллакэвена никаких вестей не приходило. Начальник департамента разведки докладывал, что ни личная армия, ни дружины вождей туатов не сдвинулись с места. Даже молодые драчливые аристократы-фении собирались в обычные разбойничьи шайки, а не спешили встать под стяг борца с поправшими заветы предков. Что-то происходило лишь среди религиозных фанатиков Эбрела, но тут, скорее всего, дело было в обиде личного филида принца. Ведь пришедшие из прошлого чужаки вдобавок ко всему не поклонялись Эбрелу вообще.

Это было очень странно: каждый пропущенный день усиливал врагов Гиллакэвена. За полтора месяца Ислуин сумел подготовить первую часть офицеров и боевых магов, они уехали тренировать свои подразделения. Ещё два-три месяца — и победа достанется малой кровью, ещё полгода-год — и новая армия даже не заметит противника. Поэтому, когда Рэгану пришёл вызов на внеочередной совет Высоких принцев, готовились к встрече очень тщательно. Ислуин даже добавил к защите Рэгана кое-какие артефакты и заклятья собственного плетения, чтобы делегация могла пробиться к своим, даже если на неё нападёт целая армия.

Обратно кавалькада принца Рэгана мчалась бешеным галопом, в поместье, где шла учёба, ворвалась не останавливаясь. Едва принц резко остановил лошадь возле крыльца, спрыгнул, и его встретили с растерянным видом Ислуин и Лейтис, стало понятно: он опоздал, но самого страшного не произошло.

— Вы знаете, Ваше Высочество, нас пытались убить.

— Как? — резко выдохнул Рэган.

— Меня — зарезать, причём дважды. Первого остановила охрана, какого-то фанатика я прикончил сам. А Лейтис — отравить. Повезло, что не знали: на магов чистой Жизни даже самые сильные яды почти не действуют.

Рэган сжал зубы. Было видно, как ему хочется выругаться — но при подданных он себе этого позволить не имеет права. Быстро вызвав начальника службы безопасности и канцлера, принц неожиданно мягко попросил Ислуина и Лейтис подняться в его кабинет. В комнате уже ждал начальник внешней разведки. Когда все расселись, Рэган начал:

— Вас можно поздравить, кер Ислуин. Вы теперь тоже Высокий принц. А вы, гвена Лейтис, имеете право на Ясный трон. Гиллакэвен сделал ход. Вполне для его натуры логичный, хотя я такой глупости не предполагал. Информацию, что Первый советник угодил в опалу, можно считать подтверждённой, — начальник разведки кивнул. — Удержать жаждущих мести Гиллакэвена и Серен старый змей всё-таки не смог. Если бы началась война, вашу охрану усилили ещё сильнее. А эти двое хотят нанести удар лично вам. И тут вступает в действие один старый обычай... Когда соперничество наших семей только начиналось, все боялись, что если подсылать с кинжалом и ядом ко всем подряд — мы просто перебьём друг друга и династия пресечётся. Поэтому под ударом может быть только глава вражеского клана, иначе откажутся даже собственные убийцы. И если вы вдруг войдёте в одну из наших семей, то окажетесь недосягаемы. Подозреваю, именно Серен и придумала другой...способ.

— Запросто, — усмехнулась Лейтис. — Новая игрушка ускользнула мимо постели, любимую фаворитку зарезали. Есть от чего взбеситься.

— На сегодняшнем совете было объявлено о признании ещё одной наследственной ветви. Я согласился. Не думал, что начнут так быстро.

— Долго мы не продержимся, — немного резко и поспешно ответил Ислуин. — Я так понимаю, спустили с поводка не только убийц, но и религиозных фанатиков. Как только узнают, что комбинация с последовательным устранением "старого и нового главы" сорвалась, на нас устроят охоту. И кто-нибудь добьётся успеха. Мы сегодня же ночью уходим за Барьер. И вернёмся, лишь когда всё успокоится.

Начальник внешней разведки кашлянул, привлекая внимания. А дождавшись разрешения от Рэгана, спросил:

— Может, стоит подождать? У Двери вас наверняка ждут, да и по дороге к ней — тоже. Потребуется время организовать безопасную дорогу.

Ислуин на это только хитро улыбнулся:

— Я приношу извинения, не стал говорить раньше. Нам не обязательно возвращаться старым путём, изнутри я открою новую Дверь на любой из границ. Это даже лучше, так образуется что-то вроде "сквозняка", и убыстрённое время начнёт выдувать сильнее. А там постепенно и Барьер рухнет.

Рэган кивнул, и вдруг заговорил официальным тоном:

— За Высоким принцем Ислуином признаны права на туат в составе земли рядом с Дверью, деревня, которую он отвоевал в честном поединке и нескольких соседних селений. А также права на земли восточнее барьера. Я, Высокий принц Рэган, предлагаю вам обменять ваш туат на равные владения. С учётом стоимости Двери я предлагаю вам один из моих городов вместе с ближними шахтами и принадлежащими мне мануфактурами, а также права на земли не к востоку, а к западу от Барьера.

— Согласен и признаю, — так же официально ответил магистр.

— Услышано и засвидетельствовано, — хором добавили остальные в кабинете.

После того как на уже приготовленных свитках легли пять подписей и все печати, Ислуин поинтересовался.

— Объясните, Вам-то эта морока зачем? Ну, то, что там надо держать гарнизон — согласен. Орки могут сунуться в любой момент. Но остальное? Ни мне, ни вам это сомнительное "владение" даром не нужно. Но Вы готовы понести очень солидные расходы, чтобы в договоре обмена не нашли ни одной щёлочки?

— Даже больше, — весело ответил Рэган. — Я в эти убыточные земли вложу огромные деньги. И ударю по Гиллакэвену его же системой туатов. Сейчас это фактически независимые образования, а власть Высокого принца там держится на обычае вести всю торговлю за пределами конфедерации туатов только через верховного правителя. Но между собой туаты могут вести обмен неограниченно. Запретить же доставку грузов с моих мануфактур и шахт в мой личный туат нельзя. Первое время я даже готов продавать кое-что ниже себестоимости. Лет десять — и я разорю Гиллакэвена, а туаты привяжу к себе экономически, без войны. Дальше останутся формальности.

— Пусть Сарнэ-туром дарует гладкий путь твоей победе, — кивнул магистр. — Да обойдёт твои дороги чёрный лик Уртегэ, да сядет на круп твоего коня удача Красного Хозяина.

Столицу Ислуин и Лейтис покидали глухой полночью, тайно, всего с десятком охраны. Для остальных в сопровождении большого отряда они уехали прятаться в одно из поместий Рэгана ещё на закате. Когда зарево ночных огней столицы окончательно скрылось за горизонтом, магистр вдруг остановился, обернулся назад и подумал: он обязательно вернётся. Надо же взглянуть, в какую бурю вырастут посеянные им ветры. Но не скоро, через пару десятилетий. А пока — его и Лейтис ждут новые дороги! И уж Сарнэ-туром позаботится, чтобы эти дороги не оказались пустыми и скучными!

Пламя седьмое. Чистые братья

Турнейг, столица Империи. Февраль, год 499 от сошествия Единого.

Харелт скрипел сапогами по свежевыпавшему снегу и радовался: на время встречи с информатором изображать именно выходца из северных королевств оказалось на редкость удачной идеей. Если начало зимы выдалось негадано тёплым и малоснежным, то январь решил отыграться и за себя, и за декабрь. Завалил город вьюгами так, что дворники не успевали убирать снег. В начале февраля добавились трескуче морозы. А среди складов на окраине Турнейга ветра гуляли даже летними днями. Сегодня же холод разыгрался вовсю, так и норовя забраться под шубу и меховую шапку. Левый сапог вдруг поскользнулся на льду, Харелт взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие... Но в выходной склады не работали, и дворники чистить улицы поленились. А с утра валило белой стеной, поэтому и вторая нога соскользнула с узенькой протоптанной тропинки. Харелт с размаху рухнул лицом в сугроб и отвёл душу смачной руганью: снег не только залепил глаза и рот, но и попал внутрь шубы.

— Чтоб тебя, — пришлось быстро расстёгивать ворот и вытряхивать ледяную крошку, пока не растаяла и не затекла под камзол. — Ну, каких ночных демонов меня понесло сюда! Сидел бы дома, пил горячий травяной отвар...

Вот только Харелт не мог не прийти: Марион нужна была помощь. Две недели назад подруга обратилась к нему с необычной просьбой — помочь расследовать обвинения против её мужа. Якобы, заняв должность торгового инспектора, он берёт взятки за то, что ставит на некоторые грузы личный оттиск без досмотра. Обвинения формально логичные — ведь пока не сломана печать, проверенные столичной таможней товары стража никогда не досматривает. Обвинения совершенно глупые: когда дед дана Килраука получил потомственное дворянство, их семья уже носила золотой купеческий пояс. И с тех пор ничуть не обеднела. Да Кристен Килраук на воскресный бал-приём, который раз в месяц обязательно устраивал вместе с женой, тратил больше, чем могли составить взятки лет за пять! А службу в таможне рассматривал как первую ступень государственной карьеры. Но кто-то не поленился состряпать такие весомые улики, что если бы Харелт не был уверен в невиновности приятеля, то мелких нестыковок в "доказательствах" не заметил.

Дело пахло с каждым днём всё более скверно. Зацепок же почти не было, а на днях Фиона Раттрей предупредила, что заместитель министра торговли вскоре подпишет указ о "комиссии для выяснения обстоятельств". Поэтому, как только нашёлся информатор, готовый за солидное вознаграждение сообщить "интересные сведения", и Харелт проверил, что мужичок, кажется, не врёт — то согласился на все условия встречи. Условия странные: во второй половине дня, в выходной, в глубине складов. И узнают Харелта по тому, что он оденется как подданный страны за пределами Империи.

Закончив, наконец, вытряхивать снег, Харелт посмотрел на большую надпись на стене: "69 — 35". Значит, до нужного склада недалеко. Сейчас до перекрёстка, потом ещё три заледенелых "кирпича", и на месте. Принявшись насвистывать какую-то весёлую мелодию и внимательно теперь смотря под ноги, Харелт неторопливо двинулся дальше. До назначенного срока уйма времени, так что вполне успеется не только дойти до нужного склада, но и внимательно проверить само здание и окрестности. Чтобы, если информатор окажется недостаточно разговорчивым, не нарушать слова "не принуждать в месте встречи"... а аккуратно проследить. Дать отойти подальше в город, схватить и приставить к горлу кинжал.

Харелт успел добраться до конца шестьдесят девятого склада, когда со стороны перекрёстка вдруг раздались смазанные эхом и расстоянием крики, и звон стали. К пересечению улиц Харелт мчался бегом, но, добравшись до перекрёстка, выскакивать не стал, а сначала аккуратно выглянул из-за сугроба. Происходящее было понятно сразу. Три десятка в свободных лиловых плащах с двумя большими нашитыми белыми вложенными друг в друга кольцами — Чистые братья. Возникшее несколько лет назад движение "за возврат к истиной чистоте нравов Единого". В последние полгода оно неожиданно набрало в столице популярность и силу. Чистые уже не просто проповедовали на площадях, а устраивали шествия, молитвенные ходы. Или как сейчас — собравшись толпой, отправлялись "устранять скверну". Например, бить "подданных Империи, потакающих разврату и нечистым чужеземным обычаям".

Вот только широкоплечий чернобородый мужчина с морской полусаблей в руке вжавшийся спиной в стену склада — не богатенький сопляк-щёголь, надевший костюм бадахосца из моды. И тёмно-синий короткий плащ, и пурпуан под ним — ношеная повседневная одежда, да и оружием сегодняшняя жертва владеет хорошо. На снегу уже алело пятном одно тело, а ещё двое стоящих в задних рядах "братьев" явно зажимали раны. Простым мордобитием теперь дело не закончится.

Несколько мгновений Харелт размышлял, вмешиваться или нет — как Чистые братья решили за него. С криком: "Ещё один вкусивший чужеземной скверны!" — сразу десяток бросился к новой жертве. Харелт едва успел выхватить меч. Удар, обвести вражеский клинок, колющий выпад. И невыразимое словами ощущение, когда весело играющее смертоносное железо распарывает живую плоть.

Наследника рода Хаттан учил сам великий Ренан, да и опыт не тренировочных, а боевых схваток у Харелта был не такой уж и маленький. Первый враг сразу же получил нехороший колющий удар в грудь, второй обзавёлся широким разрезом на горле. А вот дальше ситуация сложилась нехорошая. Чистые братья оценили, что противник им попался серьёзный, и нахрапом его не возьмёшь. Поэтому сразу несколько человек бросились в обход здания. А остальные тем временем связали Харелта боем. Нападали Чистые теперь аккуратно, стараясь особо не рисковать. Спешить им некуда: стоит жертве отойти из узкого места между сугробов, попытаться сбежать — на широкой улице задавят числом. Снег не настолько глубок, чтобы помешать драке. Будет жертва стоять на месте — скоро ей ударят в спину. Магия тоже не поможет. В толпе свой чародей: пусть слабенький, но с каким-то мощным защитным амулетом. Если только...

Когда-то, давным-давно дан Ивар до зубовного скрежета заставлял своего ученика отрабатывать двухступенчатые плетения чар. Харелт эти занятия ненавидел, особенно когда требовалось согласовать половинки из разных стихий. Скажем, чтобы Огонь маскировал Землю. Несмотря на способности, профессиональным чародеем молодой Хаттан никогда становиться не собирался и необходимости осваивать мало кому известную и сложную научно-магическую школу не видел. Вот только эти уроки уже спасли один раз жизнь в стычке с сектантами... Едва с обратной стороны улицы послышался торжествующий крик, Харелт бросил назад и вперёд по огненному шару. Заклятие примитивное, защита Чистых братьев его легко отразила. Дохнувшее пламя лишь заставило врагов на несколько мгновений поморщиться. Харелту этого хватило. Вторую половину заклятия, к тому же направленную не на людей, а на окружающие предметы, ни амулет, ни чародей врага не заметили. Оба здания за спиной тут же дрогнули, сбрасывая с крыш снежные шапки: теперь, даже если кто-то из врагов выберется из-под сошедшей лавины, перебраться через огромные сугробы сможет нескоро.

Обманная атака справа, противник переводит свой клинок левее, чтобы отразить настоящий выпад — но меч летит мимо. Жалящий укол в незащищённую шею второго, сократить дистанцию с третьим и нанести удар в грудь, чтобы довернуть клинок и закончить добивающий удар первому, который споткнулся в яме внезапно просевшего под ногой снега. Дорога свободна! Мужчина в пурпуане оказался опытным рубакой. Едва услышал крик Харелта пробиваться навстречу, тоже ринулся вперёд, умело пользуясь внезапно возникающими под ногами врагов ямами. А вот Чистые братья так и остались разношёрстной толпой и сообразили в чём дело, лишь когда Харелт и чернобородый встали спиной к спине... Но стало уже поздно. Пара сражающихся вместе головорезов — уже не просто два воина, а настоящая боевая машина. Чистые ощутили это быстро. Первые четверо, кто кинулся наперерез, почти сразу закричали и захаркали кровью на снегу: оказалось, что уходя от удара первого воина, тут же попадаешь под клинок второго. А разорвать дистанцию мешала напиравшая сзади толпа. Тем временем Харелт и чернобородый перешли в наступление. Шаг, ещё шаг. Клинки махали словно лопасти стальной мельницы. Ша-а-ших — вжик — шших.

Умирать фанатики не захотели. Оставив на снегу ещё пять или шесть тел, последние уцелевшие бросились в разные стороны. Быстро добив тех, кто ещё подавал признаки жизни, чернобородый сказал:

— Не думаю, что кто-то из них побежит в стражу... Но мне кажется, лишнее внимание вам тоже не к чему?

— Вы правы. Харелт.

— Родерик.

Чернобородый пожал протянутую руку... Харелт мысленно себе кивнул: всё в порядке. Приставка "дан" не прозвучала, фамилии он не называл, а имя не такое уж и редкое. Сына лорда Родерик в нём не признал.

— Я должен перед вами извиниться. И кажется, я обязан вам жизнью. Похоже, искали меня: среди складов должна будет состояться одна встреча, а опознавательным знаком станет иноземная одежда. Приглашаю вас отобедать вместе со мной — за мой счёт, и поговорить.

— Я не скромная девица на выданье, — усмехнулся Родерик, — томно ломаться и отказываться не буду. Тем более что с деньгами у меня и в самом деле не густо. А вы, как понимаю, хотите предложить мне какое-то дело.

Трактир Харелт выбрал расположенный неподалёку, но необычный. "Три копчёных окорока" были известны тем, что ходили сюда исключительно легионеры или отставники. В крайнем случае те, кто хоть как-то был связан с армией. Поэтому, когда стоявший за стойкой хозяин не выпроводил необычных гостей, а кивнул Харелту и показал, какой столик можно занимать, Родерик удивлённо поднял бровь. Но едва оба уселись, подбежал мальчишка-официант, выслушал заказ, сразу же принёс первое блюдо — зимой хозяин всегда держал его горячим. Мужчины сосредоточились на еде, отложив разговор на потом.

Харелт думал, как объяснить суть дела, с момента знакомства. И теперь, когда первый голод затих, и оба блаженно растеклись по лавкам в ожидании рагу, достал и положил на стол небольшой диск-медальон в половину ладони. Знак Харелт получил в канцелярии канцлера, ещё когда занимался расследованием махинаций с армейским имуществом. А дальше, пользуясь своим положением, оставил у себя. К лету, когда иссякнет вложенный заряд, амулет превратится в обычную железку — но до этого пригодится. Например, сейчас. Родерик задумчиво посмотрел, как в его руках на диске тускнеет эмблема в виде свитка и короны, положил знак обратно на доски стола и негромко задумчиво протянул:

— Вот, значит, как...

— Не совсем. Постоянно в службе канцлера я не состою. Просто меня попросили поинтересоваться одним делом в обход официальных структур.

— Понимаю, — кивнул Родерик. — Подозреваете, что где-то завелась крыса. Почему же вы уверены во мне, что даже предлагаете участие?

— Вы явно попали в дело случайно. И убивали вас вместо меня всерьёз. Я же, начиная расследование, предполагал, что в самом худшем случае дело ограничится попыткой сунуть в тёмном переулке нож под ребро. Искать другого надёжного человека нет времени. Все расходы я готов взять на себя. А вот насчёт оплаты... возьмёте долю с добычи? Скажем, пятую часть.

Харелт не стесняясь внимательно посмотрел на собеседника: правильно ли он его оценил? Родерик на это понимающе усмехнулся.

— Предложение щедрое. Согласен. Но тогда мне, я так понимаю, придётся рассказать о себе?

Харелт кивнул. Мол, да — прямо сейчас.

— Ну что же... Родился я в Ригулди, это крупный торговый порт на океанском побережье. Отец был служащим в магистрате, так что грамоту в голову забил, — усмехнулся мужчина. — Жалко вот только ума не вложил. Слышали поговорку: "Сила есть ума не надо?" Так вот, если кулаки пудовые, — Родерик посмотрел на свои руки: хотя пальцы и тонкие, даже изящные — но ударом кулака явно способны уложить быка, — думать стоит вдвое прилежнее. Я же по молодости глупый был сильно. В каждой бочке затычка. Вот в одной таверне и вступился за какую-то девицу... Шлюшку, как я теперь понимаю. Из тех, кто спать готов с кем попало не из-за денег, а по натуре своей. Вот такая и подцепила хахаля на вечер, а мужичок по пьяни начал её колотить. Ну, я морду этому сморчку и расквасил. Мне бы потом сразу затеряться, город торговый, большой — незнакомого народу полно. Я же как последний дурак отправился с девицей на всю ночь кувыркаться, "заслуженная награда герою". А мужик не просто злопамятный оказался. Он был связан с нелегальной торговлей людьми. На следующий день меня прямо у девки подловили — и на корабль обоих. Очнулся я весь в железо закованный, а сморчок этот злорадно и ухмыляется. Убить, мол, слишком легко отделаешься. Но раз ты так за девочек любишь вступаться — будут тебе девочки, высший сорт. И продали меня учебным пособием в Шахрисабзс, в школу корддами.

Харелт мысленно удивлённо присвистнул. Девушки-корддами считались лучшими телохранителями от жаркого Юга до ледяного Севера. Вот только слухи про то, как их готовят, и что творится в закрытых школах, ходили самые нехорошие. Родерик, заметив выражение лица собеседника, кивнул.

— Девочки только в самые первые годы тренируются на манекенах. Потом — всегда живые люди. И не только в спарринге, в отработке защиты и нападения. Мне повезло, меня "зачислили" не в мишени — хоть и бьют тупыми стрелами и мечами, хоть и лечат их после каждого занятия, больше полугода никто из таких не живёт. Я стал куклой — мы имитировали атаку на клиента, дрались на тренировках. Поэтому и нас учили. А чтобы стимул был — даже посулили свободу. Мол, выпускной экзамен у корддами — когда девчонку запускают против двух кукол в дом-лабиринт. Кто последний останется в живых, тот и выйдет за стены школы. Вот только, как шептали в темноте камер казармы, ещё ни разу куклам не удавалось победить. Самое большее — забрать девчонку с собой... Но надежда ведь умирает последней?

Родерик вдруг замолк, чуть сгорбился, глаза посмурнели от какого-то воспоминания. Губы беззвучно шепнули чьё-то имя. Но вот мужчина взял себя в руки: теперь перед Харелтом сидел прежний сильный, уверенный в себе человек.

— Я говорил, что везучий? Вскрылось когда дело, и торговцы людьми на плаху пошли, император под угрозой войны потребовал вернуть всех украденных подданных. Школы корддами на это сначала сквозь пальцы смотрели, они всегда стояли вне законов и воли падишаха. Только вот император всерьёз начал грозить, а погань из Ригулди, на моё счастье, бухгалтерию вела. Когда, кому и сколько продали. Тут бы нас по-тихому удавить, а трупы вывезти и закопать. Да у хозяина школы вдруг жадность взыграла: здоровый молодой мужчина-раб немалых денег стоит. Вот и продал он всех в Матарам. По поддельным документам.

Родерик достал из-за пазухи стальное колечко. Харелт присмотрелся и чуть было не поперхнулся: вместо камня в кольцо была вделана обточенная кость фаланги человеческого пальца. В определённых "братствах" Бадахоса, особенно среди пиратов — популярная вещь, так делают с врагами.

— Записали нас как шахтёров из Рудных гор, добавили что "склонны к буйству, поэтому цепей не снимать". На корабль из школы пятнадцать человек угодило. Главный надсмотрщик-сопровождающий редкая скотина был, лупцевал, особенно закованных, почём зря. Три дня терпели, а как берег скрылся — первой же ночью мы замки поломали. А дальше что нам два десятка неумёх-стражников да тридцать человек матросов?

Харелт кивнул: там, в схватке с Чистыми братьями, умения Родерика он оценил. Бойцом мужчина был знатным. Пятнадцать таких головорезов и в самом деле легко отправят команду на корм рыбам. Особенно если и среди остальных рабов найдутся отчаянные люди.

— Когда на Бадахос приплыли, я домой было собрался. Да вдруг знакомого встретил, с Ригулди. Он и сказал: как я пропал, семья быстро собралась и уехала. Шепнули им добрые люди, что если не поторопятся — тоже могут исчезнуть. А куда делись — не сказали. Империя большая, где искать? Повезло ещё раз. Среди тех, кого мы из рабского трюма вытащили, немало народу с Бадахоса было. Один и рассказал про Оракула, и пообещал свести с нужными людьми — чтобы дорогу показали. Вот только им заплатить, да ещё подарок Оракулу купить денег понадобилось немало. Пришлось задержаться, даже дослужился до помощника боцмана. Говорят, этот Оракул не каждому предсказывает, но если кому ответил — ни разу не ошибся. Я услышал ехать в Турнейг и жить в городе, пока я не встречу младшую сестру.

Харелт кивнул: понятно. И чем Родерик зарабатывал, тоже можно предположить. Но лишней крови на нём нет, это отец Энгюс научил видеть. Остальное же, да ещё сделанное за пределами Империи, никого не волнует. Даже наоборот — не просто умелый боец, а ещё и знакомый с контрабандой изнутри, пусть и не на суше, а в море — сейчас приобретение ценное вдвойне. Харелт положил руку на значок и произнёс:

— Хорошо. Сделка заключена. Именем канцлера.

Металлический кругляш на мгновение затрепетал медовым светом и погас. Теперь Родерик считается официально нанятым... Вот только негласное расследование теперь перешло в официальную плоскость. Впрочем, иного выхода, кажется, уже нет.

Прежде чем собраться и выйти, Харелт попросил обождать пару минут. Сам же направился к стойке, увидев знакомое лицо: сержант Дайви из полка Булли, а вместе с ним, судя по значкам, двое солдат того же полка. Учитывая встречу с Чистыми братьями, стоило озаботиться поддержкой. Родерик на это иссверлил спину любопытным взглядом, но Харелт только отмахнулся, мол, потом объясню. И мысленно вздохнул. Родерик показался ему достойным и интересным человеком. Если он узнает, что перед ним сын одного из Великих лордов — выклянчивать для себя выгод не станет. Но может решить, что такое высокородное и беспокойное знакомство ему не к чему.

Когда все пятеро вышли на улицу, Харелт сказал, что на встречу отправится именно Родерик. Если обещание "позволить уйти и не пытаться догнать" даст не Харелт, то можно будет не искать потом информатора в городе, а взять прямо на месте. Порасспросить в безлюдной тишине складов — уж больно много вопросов появилось после встречи с Чистыми братьями... Бывший моряк и легионеры на идею командира злорадно ухмыльнулись. Последнее, что сделал Харелт перед тем, как Родерик отправился вперёд — вручил необычный предмет, напоминавший грушу на шнурке.

— Это "переговорник". Из тех, которые носит столичная стража. Действует не очень далеко, зато его не заблокируют амулеты против подслушивания или записи голоса. Я смогу услышать всё, что нужно — и успеем, если что, на помощь.

Родерик кивнул, спрятал амулет под пурпуан и быстрым шагом двинулся вглубь складов. Следом чуть медленнее двинулись и остальные. Когда из амулета послышались голоса, остальные четверо отстали как раз на длину одного склада. Писклявый от нервного возбуждения, сбивчивый голос сначала потребовал деньги, потом было слышно, как монеты пересчитывают. Затем начался рассказ. Харелт скривился, будто его заставили проглотить целиком редкий южный фрукт лимон. Объяснения доносчика мешались с морскими терминами, описаниями какой-то бухты. Причем чем дальше, тем больше складывалось ощущение, что информатор повторяет заученный текст... Додумать мысль не получилось, из амулета раздался непонятный звук, а следом густой бас Родерика:

— Убили! Арбалетный болт, откуда-то с тридцать шестой линии! Точно, вот он! В вашу сторону побежал, гад!

Харелт и Дайви отреагировали мгновенно. Сержант в сопровождении одного солдата кинулся на тридцать шестую линию, чтобы зажать врага между собой и Родериком, вторая пара бросилась к арке в складе, если убийца попытается выскочить через неё на соседнюю улицу. Арбалетчик выбрал первый путь отступления. Выбежав из арки, Харелт как раз увидел, как неизвестный мужчина в белом сливающемся со снегом халате почти сумел обойти легионеров — но в последний момент Дайви изогнулся в какой-то невероятной позе и в прыжке сумел ухватить врага за каблук башмака так, что оба полетели в сугроб. Подбежавший следом солдат изо всей силы пнул уже начавшего вставать убийцу в живот, дальше подоспели остальные и мужчину скрутили.

— Хорош, — улыбнулся Харелт, глядя на измазанное начавшим подтаивать снегом лицо убийцы, — ну прямо хоть сейчас на рисунок, где изображён идеальный Чистый брат. Сам заговоришь?

Мужчина на это только презрительно улыбнулся и даже захотел, было плюнуть — но наткнувшись на взгляд Дайви, который недвусмысленно пообещал за "гордое геройство" ещё один пинок ниже пояса, поостерёгся.

— И что нам с ним делать? — продолжил Харелт.

— Ваш знак даёт ведь право на личный допрос? — вдруг спросил Родерик, нехорошо посмотрев на убийцу: от второй стрелы, предназначенной "следователю", еле удалось заслониться телом информатора.

Дождавшись утвердительного кивка Харелта, моряк продолжил:

— Я тут кое-чему, особенно пока плавал, подучился...

— Я могу помочь, — добавил один из солдат. — Тоже был... некоторый опыт.

— Только не на улице, — предложил сержант Дайви. — Насколько помню, ваш знак, мастер Харелт, позволяет для нужд следствия реквизировать любое помещение? Замки тут ерундовые, я сейчас открою вон ту дверь, там всё и выясним. В тепле сподручнее. К тому же, в складах всегда очаг есть. Это если железо калить придётся.

Убийца заметно побледнел. Только почему-то не торопился ни ругаться, ни грозить местью со стороны подельников. Словно почти не испугался... Объяснение прибежало уже через несколько минут. Дайви как раз открыл дверь, а солдаты поволокли пленника внутрь склада, когда неподалёку послышался звон железа, скрип кожи и снега. Из-за угла показался десяток стражников. Старший тут же засвистел, а остальные с криками, ухватив поудобнее дубинки, кинулись к " похитителям".

— Стоять, — во всё горло гаркнул Харелт. — Кто такие, номер десятка?!

После чего вытянул вперёд руку со знаком. Но не тем, который показывал Родерику — здесь красовались свиток и меч, символ тайной канцелярии. Харелт несколько дней назад на всякий случай выпросил медальон у виконта Раттрея, пользуясь давним знакомством. И как оказалось, не зря. Командир стражников тут же вытянулся по струнке, назвал свой номер и начал докладывать, что его десяток направили в район складов "для поддержания порядка". Мол, выходной, народу никого, могут и лихие людишки забраться. Харелт, слушая болтовню вполуха, напряжённо думал: где же собака зарыта? Десяток балбесов из казарм магистрата явно не при чём. Удивление, восторг от неожиданной сопричастности поимки убийцы, да ещё с участием легионеров под командованием агента хранящих покой — искренние. Но зачем-то же их кто-то сюда послал?

Ответ пришёл, когда все вышли к домам. Десятник, страшно смущаясь, вежливо попросил, чтобы пойманного преступника конвоировали до ближайшей управы его люди — мол, таковы правила. Харелт возражать не стал: он с помощниками всё равно будет рядом, да и стражники парни хоть простые, но тащить пленника со связанными руками большого ума не надо. К тому же на границе складского района к ним присоединился ещё один десяток — их командир, узнав, в чём дело, решил примазаться к славе поимки "важной птицы". Вдруг и ему потом перепадёт что-нибудь от благодарности тайной канцелярии? На наградные хранящие покой обычно не скупились. Харелт расслабился, убийцу теперь окружало двойное кольцо охраны... Поэтому когда пленник вдруг развязался, ударил конвоира, выхватил у него нож, пырнул двух других стражей и бросился бежать — это стало полной неожиданностью. Впрочем, далеко уйти не удалось. Командир второго десятка успел бросить свой нож... но по случайности попал куда-то возле шеи. А дальше не помог бы даже маг-целитель. Оставалось лишь глядеть на агонизирующее, истекающее кровью тело, в глазах которого навеки застыло удивление и недоумение.

Подстроено всё было чисто. Харелт мог поклясться, что первый стражник отлетел в сторону и согнулся не после, а до удара. Да и в случайную меткость ретивого десятника тоже не верилось. Но претензий формально выдвинуть было нельзя. Убийца ранил стражников, попытался сбежать. Командир действовал строго по инструкции, а что рука дрогнула — так он даже под присягой спокойно оправдается ослепившей яростью от ранения своих подчинённых. Наметившаяся было ниточка, способная размотать клубок расследования, оборвалась.

Совещание о том, что же делать дальше, решили провести в кабинете Кристена, в его особняке. Родерик, сначала увидев особняк, а потом услышав, как его наниматель и хозяин дома обращаются друг к другу просто по имени, только многозначительно хмыкнул. А Харелт почувствовал, как краснеет. Можно было сообразить, что уж выходец-то из торгового города Ригулди герб семьи Килраук над воротами узнает сразу. Дальше догадаться о фамилии Хаттан труда не составит. Но вот поведение Родерика ничуть от этого не изменилось — а напридумывал-то себе Харелт...

Когда слуга убрал со стола тарелки позднего ужина, Харелт заговорил:

— Нитку с информатором нам обрезали. Можно, конечно, попытаться расколоть этого десятника. Я так и сделаю... Вот только на это нужно время. Понимают это и наши противники. Значит "нечто" должно случиться в ближайшее время. Причём это "нечто" должно похоронить тебя настолько хорошо, что показания какого-то стражника значения иметь уже не будут.

— А ведь я могу попытаться определить место, — вдруг задумчиво произнёс Родерик. — Тот, кто писал текст для информатора, не знал, сколько и что вам известно, мастер Харелт. Поэтому и постарался правду разбавить таким количеством незнакомых терминов и морского жаргона, чтобы целая картинка у вас никогда не собралась. Но если будет хорошая и подробная карта окрестностей Ландина, я могу попробовать найти нужную бухту.

— Будет вам лучшая карта. Через час, из военного министерства. Только пусть попробуют не дать, — мрачно ответил Харелт.

— Нам ещё понадобятся воины, — добавил Кристен. — Я возьму два десятка с нашей мануфактуры. Люди опытные, не один год ходили с караванами. И маршрут проложим так, чтобы проехать через конезавод моего кузена. Там можно будет сменить лошадей.

— Не только твои охранники, — подвёл итог Харелт. — Я расскажу виконту Раттрею и попрошу отправить с нами несколько следователей. Чует моё сердце, поддержка на таком уровне будет ой как не лишней. А ещё захвачу у Булли центурию всадников и прикажу присоединиться вместе с дружинами парочку вассалов нашей семьи.

Дорога далась тяжело, до Ландина коней гнали как сумасшедшие. Уставали даже Харелт и Кристен, а уж их-то тренировали лучшие мастера конной езды. Родерик только ругался сквозь зубы, он за годы в море от лошадей вообще отвык. Но гонка того стоила. Добравшись до секретной гавани, полторы сотни всадников сходу стоптали укрывшуюся на небольшом холме внешнюю охрану. После чего бой расплескался по разношёрстным домам и складам тайного посёлка... И по небольшой двухмачтовой шхуне: корабль, про который рассказал покойный информатор, ещё стоял в бухте. Контрабандисты сопротивлялись отчаянно. Но пусть их было не меньше — противостоять выучке и опыту кадровых солдат разношёрстная толпа долго не могла.

На шхуну Харелт, Кристен и Родерик поднялись вместе с четвёркой следователей, ещё когда в остальной деревне шёл бой. Капитан и шкипер, которых привязали к якорной цепи прямо на палубе, увидев форменные камзолы, попытались, было, протестовать насчёт произвола. На их крики не обратили внимания. Следователи и Родерик сразу же принялись проверять все возможные места в поисках тайников. Долго искать не пришлось: "дома" секретные люки и крышки хоть и закрывали, но щели и петли ещё не замазывали и маскировку не накладывали.

Первый же извлечённый тюк заставил удивлённо поцокать языком: на нём стояла таможенная печать столицы. Причём подделка оказалась столь высокого качества, что если бы у Кристена не было с собой оригинала, отличить оттиск и подпись "проводившего досмотр" от настоящих не сумели даже многоопытные следователи Раттрея. А уж они-то были знакомы с самыми "передовыми технологиями" преступного мира. Содержимое мешков заставило ахнуть ещё раз. В первом лежали заготовки для особых амулетов армейских магов, во втором — кинжалы для гвардии. Из особого заказа, который гномы выполняли вместе со специально присланными магами из людей. И за попытку вывезти любой из этих предметов полагалась виселица или пожизненная каторга, невзирая на имя и родовитость семьи.

Капитан, едва его подвели и ткнули в содержимое крайнего тюка, посерел и чуть не хлопнулся в обморок. После чего слова хлынули из него неудержимым потоком: он не знал, он никогда!.. Просто недавно попался на контрабанде — серьёзной контрабанде, лет на десять каторги. Но нашёлся хороший человек в магистрате Ландина, который предложил обменять приговор на небольшую пустяковую услугу. Как только в Ландин доставят груз, шхуна его примет — легально примет — и пойдёт вместе с караваном. Потом ночью надо выбросить всё в море и подменить тюками из тайника. А дальше доставить и совершенно открыто сдать груз покупателю. Ничего необычного, иногда так делают, чтобы покупатель получил товар с "чистыми" документами.

Оставив капитана и следователей в трюме, вскрывать остальные схроны, Кристен, Харелт и Родерик поднялись обратно на палубу. Харелт принял доклад от подошедшего вассала: деревня взята, два десятка легионеров и дружинников отправлены зачищать окрестности. Кристен же задумчиво скинул в воду носком сапога какой-то лежавший на палубе мусор и сказал:

— А ведь изящно придумано. Или в порту, или в караване уже после подмены, встречает их пограничная стража, начинает досмотр... И я сразу же иду на плаху. Никто мои оправдания даже слушать бы не захотел. А вы, мастер Родерик, теперь небедный человек. Награда высчитывается как процент стоимости перехваченного груза. Ваша пятая часть — это очень хорошие деньги.

— Если только казначейство не зажмёт, — буркнул Родерик.

— В таком случае я оплачу вашу награду из собственного кармана. Я вам обязан не только жизнью, но и честью семьи.

— Выплатит до последнего ломаного семина, — пообещал Харелт. — Лично прослежу. У меня в казначействе после случая с интендантами Булли та ещё репутация. Но вот что ещё. До Ландина отсюда недалеко. Предлагаю дать людям роздых, а наутро взять с собой пару десятков, кого-нибудь из следователей и навестить посредника. Поинтересуемся, кому ты, Кристен, насолил так, что он готов выложить немалые деньги — лишь бы убрать тебя из столичной таможни.

В город отряд добрался к обеду. Арест вышел эффектным. Магистрат как раз собрался на какое-то совещание, потому на входе в ратушу с ленивым видом стояли четверо стражников. Увидев, как Харелт и остальные спешиваются, один из сторожей робко проблеял:

— Не положено...

И смолк. Увидел, что под плащом у одного из визитёров на камзоле вышит свиток и меч. А в сопровождении легионеров Хранящие покой ходят только по особым случаям, от которых законопослушному подданному императора лучше держаться подальше. Харел тем временем скомандовал:

— Десяток оцепить ратушу, при попытке выйти бить сразу, только не насмерть. Нам с ними ещё разговаривать. Остальные за мной.

Минуту спустя Харелт, следователь Фентон и Кристен в сопровождении легионеров уже грохотали сапогами по коридорам ратуши. Их сопровождали испуганные взгляды клерков из кабинетов.

Дверь в зал заседаний была заперта, из-за неё слышались громко спорящие голоса.

— Ломай, — приказал Харелт.

Двое дюжих солдат тут же подхватили стоявшую в нише статую, размахнулись и ударили. Харелт невольно чихнул от поднявшейся тучи пыли. Солдаты невозмутимо раскачали статую и ударили снова. Замок выдержал, на третий раз с жалобным лязгом сломался, от пинка двери с грохотом ударились о стены.

В зале стояли и сидели с открытыми ртами десяток самых именитых и богатых граждан города.

— Что здесь происходит? — городско голова пытался говорить с гневом и негодованием, но получился жалкий писк.

Тут из-за спины Кристена выглянул капитан шхуны, ткнул пальцем в круглолицего толстяка за столом и визгливо крикнул:

— Он это, он!

Сразу же двое легионеров, выволокли толстяка из-за стола и ткнули лицом в мрамор пола, а следователь Фентон хорошо поставленным и не раз натренированным голосом произнёс:

— Этот человек именем императора и словом Хранящих покой обвиняется в государственной измене. В сговоре с врагами Империи, продаже им государственных секретов и умышленном вреде делом против Империи.

Купец, которого, чтобы он лучше всё слышал, подняли с пола, стал белее полотна и бессильно обвис на руках солдат. Кто-то из членов магистрата охнул, а городской голова судорожно схватился за грудь.

Полчаса спустя городской палач в подвале той же ратуши подвесил своего бывшего начальника на дыбу, а ещё через час Харелт, Кристен и следователь просматривали бумаги из тайника в доме посредника.

— Ушлый мужик, — усмехнулся Кристен. — Жадный, но не без осторожности. Знал, что он в готовящейся схеме по вывозу контрабанды самое заметное звено, и его могут устранить. Документы для страховки своей шкуры собрал убийственные. Знал бы главный заказчик, что этот тип срисовал даже его. Жаль, имя не узнал.

— Имя, имя, — задумчиво потянул Харелт. Потом взял из рук друга бумагу с описанием внешности таинственного заказчика, вчитался и на несколько минут прикрыл глаза, мысленно выстраивая образ. — Будет тебе имя. Граф Дирлтон. Я встречал этого человека всего месяц назад. И не зря меня отец Энгюс натаскивал: девять из десяти, что здесь, — Харелт щёлкнул пальцем по листку в своих руках, — хоть и в гриме, но именно он.

— Граф Дирлтон! — хором ахнули остальные в комнате. — Да ведь это же...

— Член канцлерского совета. Лорд Арденкейпл будет счастлив узнать, какую змею он пригрел на груди. Мастер Фентон, — обратился Харелт к следователю, — вам придётся заканчивать дела с архивом без нас. Мы срочно возвращаемся в столицу. Виконт Раттрей должен узнать об измене Дирлтона как можно быстрее.

В столице Харелт направился к Хранящему покой сразу же, не заезжая домой. И один. Но через неделю глава тайной канцелярии выслал приглашение в свой загородный дом всем троим. Харелт на присланное со слугой письмо только пожал плечами — он ждал его все последние дни. После чего отправился в особняк Килрауков за Кристеном и Родериком. Успел как раз вовремя, чтобы застать обоих за сложными раздумьями: в каком статусе их будет встречать хозяин. Как дан Раттрей или как Хранящий покой? И потому в каком виде ехать? Харелт советовать что-либо отказался, лишь ехидно улыбался... В конце концов, Кристен решил остановиться на тёмно-вишнёвом камзоле служащего таможенной службы, а Родерик выбрал светло-коричневый с желтоватым оттенком камзол и миртового цвета штаны, как было принято среди умеренно зажиточных горожан. Харелт на вопрос "сгодится ли" опять ничего не сказал, лишь напомнил, что времени добраться осталось впритык... И всю дорогу наслаждался сомнениями и переживаниями своих спутников.

Раттрей встретил их в просторной комнате, украшенной дорогими гобеленами и большим, от стены до стены, пушистым узорчатым шахрисабзским ковром на полу. Хотя на улице уже начинали понемногу сгущаться ранние зимние сумерки, света сквозь огромные, во всю стену окна и выходившую на веранду стеклянную дверь проникало достаточно, чтобы не включать светильники на потолке. Особенно когда хозяин подбросил в камин несколько поленьев из лежащей рядом с каминной решёткой небольшой вязанки, и пламя загудело, добавляя к белой и серо-голубой палитре улицы свои красные и оранжевые тона. Едва последний из гостей переступил порог, на каминной полке забили стоявшие там часы. Кристен и Родерик даже слегка запнулись, такая игрушка размером всего с полметра стоила баснословно дорого — а вряд ли виконт Раттрей живёт в особняке постоянно. Хозяин на это не вставая с кресла лишь слегка улыбнулся краем рта, негромко бросил:

— Вы точны. Присаживайтесь.

И махнул рукой, показывая на три глубоких кресла с другой стороны невысокого резного столика.

Едва все расселись, Раттрей позвонил в небольшой колокольчик. После чего Кристен и Родерик снова еле удержались, чтобы не открыть рот от удивления. Вошедший слуга внёс поднос с четырьмя бокалами и бутылкой вина. Харелт присмотрелся к этикетке. Дорогие коллекционные напитки были одной из немногих слабостей главы тайной канцелярии, которые он мог себе позволить. И сегодня виконт выбрал сотерн, сладкое густое десертное вино с Бадахоса. Дождавшись, пока хозяин разольёт напиток по бокалам и подымет свой, Харелт аккуратно взял со стола враз похолодевшее стекло и громко произнёс:

— Предлагаю первый тост нашего сегодняшнего вечера за удачное завершение дела!

— Ты прав, Харелт, — кивнул Раттрей. — Удача, чтобы распутать тот клубок, который вы мне привезли, нам очень даже понадобится.

Когда все неторопливо допили свою порцию, разливать вторую хозяин не стал. Внимательно оглядев троих сидящих перед ним мужчин, глава тайной канцелярии негромко и с какой-то задумчивостью в голосе заговорил:

— Вы трое проделали замечательную, не побоюсь сказать, работу. Одной потайной гавани и содержимого трюма достаточно...

— А ещё я слышал, — усмехнулся Харелт, что император уже выразил соболезнования семье графа Дирлтона в связи со скоропостижным инсультом главы семьи. Как он сам, кстати? Ещё поёт в ваших подвалах?

— Соловьём, — согласился Раттрей. — И граф — это наша главная удача. В Ландине дела хуже. Фентон специалист надёжный и опытный, но и противник нам попался жёсткий. Моего человека сумели обыграть: купец-посредник убит, его бумаги сожжены. Вы и Фентон единственные, кто их читал. Поэтому мне нужно, чтобы вы сейчас вспомнили их содержание...что сможете.

Стенографировал рассказы глава тайной канцелярии сам, в той же комнате. Дело затянулось, пришлось даже включать светильник под потолком. Наконец, Раттрей устало отложил ручку, повёл головой, разминая шею и довольно сказал:

— Изумительно. Дан Килраук, мастер Родерик, восхищён вашей памятью. А теперь предлагаю поговорить о вашем будущем. С Харелтом всё ясно. Наследника лорда Хаттан не посмеют тронуть даже сумасшедшие фанатики. Что касается вас... Дан Килраук, для вашего здоровья будет полезно переждать пару лет в провинции. Предлагаю вам должность секретаря мормэра, скажем, в Кейтнессе или Мидлотиане.

— Согласен. Кейтнесс, — Кристен ответил мгновенно, не раздумывая: да, Кейтнесс, — это самый север Империи. От столицы далеко. Зато должность секретаря — это возможность перепрыгнуть через пятнадцать, а то и двадцать лет карьеры. И если удачно получится проявить себя на новом месте, то можно смело задуматься даже о том, чтобы самому годам к пятидесяти сесть в кресло мормэра провинции.

— Теперь с вами. Деньги у вас, как я вижу, теперь есть, — взгляд Раттрея скользнул по камзолу Родерика, — и на что прожить даже в нашей недешёвой столице вы найдёте. Уезжать ведь не собираетесь?

— Нет. Первая часть предсказания Оракула сбылась, поэтому ждать вторую буду хоть до сошествия Единого.

— А почему бы вам не поступить на службу к семье Хаттан? — вдруг предложил Харелт. — Последнего, кто посягнул на жизнь нашего человека, мы искали много лет. Пока я лично не привёз голову виновника из Суолахти. Отдельно от тела.

Раттрей кивнул, показывая, что не против. И Родерик решился:

— Хорошо. Что там с меня требуется? Клятва?

— Пока достаточно вашего согласия. Его утвердит мой отец, таковы правила — вы ведь присягаете не мне лично, а нашему роду. После чего мы произнесём взаимные обязательства над алтарём Единого. Пока же давайте я помогу вам перебраться в особняк Хаттанов. И заодно обрадуем Оуэна. Старик постоянно ворчит, что возраст у него не тот уже, сопровождать меня. А для сына лорда иметь рядом человека, способного прикрыть спину, обязательное условие здоровья и долголетия.

Когда все уже были на пороге комнаты, Кайр Раттрей оторвался от своих записей и бросил вдогонку:

— Харелт, у меня просьба. Всё равно поедете мимо моего дома. Передай пожалуйста Фионе, что я задержусь здесь, но ночевать обязательно приеду. Только ещё раз внимательно всё перечитаю, — он хлопнул по листкам со стенограммой.

Харелт кивнул. Кайр ждал, пока не увидел в окно, что все трое покинули поместье. После чего встал и вышел из комнаты. Через пятнадцать минут глава тайной канцелярии мчался в сопровождении всего двух телохранителей к резиденции патриарха. Время было уже позднее, стоявшие на входе монахи-охранники поначалу пускать гостя отказались. Пришлось напоминать, что Раттрей имеет право входить к патриарху в любое время суток, даже будить ночью. И если до этого он никогда своей привилегией не пользовался — это ничего не значит. В рабочий кабинет кироса Брадана Кайр входил раздражённый неожиданной заминкой, но увидев сидевшего в одном их кресел посетителя, тут же просветлел лицом:

— Мессир Кентигерн! А я как раз посылал за вами гонца, чтобы попросить приехать сюда.

— Судя по вашему виду, Кайр, — сухим и усталым голосом сказал патриарх, — вы обнаружили нечто крайне важное. Рассказывайте, — и приглашающе махнул присаживаться в свободное кресло рядом с камином.

— Вы правы, Ваше святейшество. Так получилось, что некоторое время ко мне обратился Харелт Хаттан. С просьбой помочь, он как раз увлёкся очередным расследованием.

— Толковый молодой человек, — кивнул Великий Инквизитор. — Прошлый его интерес немало нам помог. И что он отыскал на этот раз?

Кайр на мгновение усмехнулся: редко можно услышать, чтобы мессир хоть про кого-то так отозвался. Потом заговорил:

— Он даже сам не понял. Помните, вы передавали мне записи допросов Тёмного учителя Кайлика? Отступник упоминал, что встречался с неким Повелителем, лица которого не видел, но обратил внимание на одну примету. Хозяина сопровождал необычный телохранитель: высокий, худощавый, горбоносый и непривычно смуглый. Даже темнее бадахосцев.

— Матарамец, — кивнул инквизитор.

— У графа Дирлтона был свой Хозяин. Он всегда приходил на встречу в маске, всегда заходил в дом один. Сегодня нам удалось восстановить часть тайного архива покойного посредника из Ландина. Купец присутствовал на нескольких встречах графа с Хозяином и один раз сумел углядеть интересную примету: на улице в карету тому помогал садиться телохранитель-матарамец.

Мессир Кентигерн на этих словах от неожиданности уронил себе на ногу небольшое полено, которое собирался подбросить в камин — и даже не заметил. Патриарх же шумно и резко выдохнул, затем зашёлся в приступе кашля. А Раттрей тем временем продолжал.

— Наверняка ни Тёмные, ни Чистые братья друг про друга ничего не знают. Контрабанда, которую обнаружил Харелт, должна была, по мнению "братьев", уйти единоверцам в других странах. Вот только я уверен, что настоящий заказчик — орки. Деньги же от сделки пошли бы на финансирование обеих сект здесь. Судя по всему, этот Хозяин надеется, что как только он получит власть, то сумеет договориться с орками. Может, отдаст им в обмен за помощь южные провинции. И не понимает, что с орками соглашения заключать бессмысленно — они вообще видят в нас не себе подобных, а разновидность говорящих животных.

— Кайр, не стоит пересказывать мне перевод дана Ивара. Я внимательно ознакомился с присланной вами копией.

В голосе мессир Кентигерна прозвучало раздражение, но Хранящий покой на это лишь понимающе кивнул: новость он принёс, способную выбить из колеи любого. Тем временем инквизитор продолжил:

— Я молил Единого: пусть наш противник здесь окажется обычным фанатиком Тёмных демонов... Но столкнуться с умным человеком, готовым ради власти откинуть все земные и Божьи законы — это худшее из всего возможного. А таланта и возможностей у него, судя по масштабам, достаточно.

— Виконт Раттрей, — вступил в разговор патриарх. — Новость, конечно, важная. Нам придётся менять в наших планах многое. Но ведь вы были готовы вытащить двух стариков из постели не только ради этого?

— Мы должны разгромить Чистых братьев. Немедленно.

Патриарх и Великий инквизитор посмотрели с удивлением, переглянулись. Но вопрос прозвучал от кироса Брадана.

— Их хозяин уйдёт в тень, и мы снова его потеряем. Не лучше ли попробовать сначала протянуть ниточку до него?

— У нас нет времени, — покачал головой Кайр. — Некоторые детали в расследовании Харелта намекают, что мы уже не можем доверять городской страже, подчинённой магистратам. Ещё только в столице и паре соседних городов. Но зараза ползёт дальше, и не только в стражу. Пока секта не распустила свои щупальца слишком далеко, её надо выжечь огнём. Объявить вне закона. Лишить нашего врага кулаков важнее, чем пытаться добраться до головы.

— Хорошо. Что вам нужно от нас?

— Пропагандистский фон. Я приехал сейчас, потому что как только я начну копать под Чистых братьев, меня возьмут под плотное наблюдение. Предательство члена канцлерского совета показывает — крыса-информатор может оказаться в любом месте. На сбор доказательств против руководства секты мне нужно ещё две-три недели. Хорошо бы за это время вы публично осудили и наказали несколько греховных священников. Из тех, кто пользуется своим положением в ущерб Церкви... Вы лучше меня в этом разбираетесь. Мол, нельзя служить Единому и деньгам одновременно. Тогда, как только станет известно, что руководство Чистых братьев занимается вымогательством, контрабандой и наркотиками — я разверну истерию гнева против секты. Говорят о чистоте заветов — а сами грабят доверчивых простаков. После чего последует петиция от приходов к Сберегающим, и к расследованию подключитесь уже вы, мессир. Это я тоже беру на себя.

— Да будет так, — кивнул патриарх. — Послезавтра воскресная проповедь. Вот там я и стану обличать тех, кто забыл, что негоже смешивать заботу о душе, и заботу о мошне.

Столица по праву считалась главным деловым и светским перекрёстком Империи. Слова патриарха разлетелись по стране очень быстро, особенно когда его поддержал митрополит Эллер, во всех остальных случаях — главный противник многих решений кироса Брадана. А через месяц всех встряхнуло новое известие. Тайная канцелярия арестовала руководство Чистых братьев по обвинению в контрабанде и торговле наркотиками. И не каким-нибудь опием: сразу в двух домах, принадлежавших Чистейшим помыслами, нашли тайники с "белой пылью" и "слезами лотоса".

Страна, уже подогретая речами патриарха, взорвалась почти сразу. В столице Братья были сильны, какое-то время им удавалось сглаживать недовольство... Вот только следы замести не получалось. Тайная канцелярия не зря выжидала столько времени, тщательно выискивая каждый, даже самый мелкий грешок. Против неведомого Хозяина сработала его же задумка: чтобы держать исполнителей на коротком поводке, в руководство секты он подбирал людей, моралью не отягощённых. Теперь их всех брали с поличным или при попытке уничтожить улики. Первые несколько дней общественное мнение ещё колебалось. Но во время очередного обыска "был обнаружен" самый настоящий гарем по шахрисабзскому образцу... где всем наложницам не было и двенадцати лет — и плотину "всенародного гнева" прорвало. В своё время привыкшие к сытой и спокойной жизни обитатели столицы легко сломались перед волей "несущих свет истиной веры", теперь же кинулись мстить со всей пылкостью почуявшего безнаказанность труса. Поэтому никого не удивило, что вскоре Великому магистру ордена Сберегающих легла на стол петиция от магистрата Турнейга. А мессир Кетингерн с благословения патриарха объявил о полном запрете Чистых братьев до окончательного прояснения: посланы ли основателям мысли от Бога, или это тёмные демоны нашли способ смутить верующих, заманивая нестойкие души перевранным учением Единого.

Споры о Чистых братьев гремели везде: от лавок до светских салонов. Но Харелт от разговоров старался держаться подальше. Фанатики запросто могли вспомнить, кто стал камешком, вызвавшим лавину — а терять им теперь нечего. Того же самого мнения придерживались и виконт Раттрей вместе с отцом Энгюсом. Мол, раз уж в силу общественного положения наследник лорда Хаттан столицу покинуть не может, лучше побольше времени проводить в загородном поместье. А в остальных случаях отмалчиваться, сразу же давая понять, что рассуждения о вере и Чистых братьях Харелта не интересуют и никогда не интересовали. И тем удивительнее оказалась неожиданная просьба отца Энгюса.

В дом тёти Гэйл Харелт не заглядывал уже несколько месяцев. С тех пор как разругался со своей бывшей невестой — девушка была протеже тётки. Прислугу о ссоре, конечно, уведомили. Поэтому, когда подъехав к воротам Харелт высокомерно бросил:

— Я к мадмуазель Элин. Она дома? Сообщите ей.

Привратник, попытался, было заявить:

— Госпожа сейчас занята и никого не принимает...

Харелт в ответ взорвался гневом:

— Да как ты смеешь, ничтожество! Запомни: меня зовут дан Хаттан, и я сын лорда! С дороги! Можешь не сопровождать, дорогу я знаю. Пшёл!

И потянулся за плетью, будто собирался хлестнуть ослушника. Сопровождавший Харелта Родерик, глядя на спектакль, аккуратно прикрыл рот ладонью, чтобы не выдать себя усмешкой. В доме Хаттанов за подобное хамское обращение привратник вызвал бы пару лакеев, и визитёра вытолкали взашей, не глядя на родовитость. Но у даны Гэйл люди была воспитаны совсем по иному: мужчина втянул голову в плечи и отодвинулся в сторону. После чего шепнул пару слов помощнику, и тот стремглав понёсся к дому.

Так получилось, что младшую кузину Харелт не видел года два или три. Тогда же последний раз и бывал в её комнатах... Кабинет, где их и встретила Элин, конечно, сохранил свои тиснёные золотом благородного тёмно-зелёного цвета обои. Вот только вместо цветов и женских безделушек на каминной полке теперь расположился небольшой алтарь Единого, а голые стены жаловались тёмными пятнами там, где ещё недавно висели картины и гобелены. Из мебели стояли только массивный письменный стол и единственный жёсткий неудобный стул. Изменилась и кузина, превратившись в шестнадцатилетнюю девушку. Полную противоположность старшей сестры. Уна и до замужества была склонна к полноте, волосы каждый раз заплетала в настоящее произведение искусства, и носила только модные платья. Элин выросла худощавой, каштановые волосы собирала в пучок на затылке, а платье... Просторное. Но если старшая две недели назад явилась в особняк Хаттан, преисполненная множества кружев и складок, призванных одновременно подчёркивать фигуру и имитировать беременный животик — как предписывала мода, то наряд Элин напоминал скорее приталенный балахон.

— Что вам надо? Харелт, это невежливо вот так без спросу входить к незамужней девушке.

Встать из-за стола и сделать приветственный книксен девушка даже не подумала. Хотя и была обязана, гость был мужчиной старше по возрасту и общественному положению.

— Не стоит, Элин, — Харелт махнул Родерику встать возле входной двери, а сам шагнул так, чтобы при необходимости перекрыть проход во внутренние покои. — Ты сама знаешь, зачем я пришёл. Мне нужны бумаги. Они здесь, у тебя? — девушка попыталась было сделать вид, что не понимает о чём речь. Но актриса из неё вышла плохая, губы дрогнули, руки на мгновение сильно сжали перо, которым она писала. — Здесь. Если ты давала слово не передавать их в третьи руки, просто скажи, в какой они комнате. Я найду сам...

Элин вдруг вперила взгляд в неожиданных визитёров, и оба мужчины невольно сделали маленький шаг назад — во взоре обжигающе полыхала фанатичная ненависть.

— Вы! Вы! Вы сначала сами погрязли в грехе, а теперь решили уничтожить Слово Единого? Прикрываясь Его же заветами, казнить новых пророков, призванных Им очистить мир от скверны?

Девушка вдруг резко вскочила, выдернула ящик стола, запустила руку в щель и достала оттуда пачку листов.

— Вы никогда их не получите!

— Элин. Эти люди тебе врали. Они преступники, забывшие не только земные, но и небесные законы. Вспомни, что нашли в доме на улице Стекольщиков. Чем эти люди лучше поклонников Тёмных? Если тоже готовы насиловать детей?

— Ложь! Ложь! Их оклеветали! Или ты заодно с этим чудовищем Раттреем? Убийцей! Головорубом! Который ради своей власти не задумываясь перешагнёт через любого! Не боишься, братец, — на последнем слове девушка сделала язвительное ударение, — что он и тебя отправит на плаху? Когда решит, что ему это выгодно?

Харелт тяжело вздохнул и сделал знак Родерику: если они кинутся сразу с двух сторон, не помешает даже массивный стол. Мужчины успели сделать всего шаг, когда в комнату вдруг вошла леди Гэйл.

— Харелт. Что здесь творится?

Женщина встала между дочерью и Харелтом.

— Тётя Гэйл. Вашей дочери Элин передали на хранение документы. Передал один из Чистых братьев. В этих документах — имена чиновников, помогавших Чистым за золото продавать секреты нашей страны, и суммы, которые эти люди получали. Имена тех, кто занимался "белой пылью". Имена подкупленных священников, раскрывавших Чистым тайну исповеди. Я... Узнав об этом, я упросил Сберегающих не врываться в дом в поисках бумаг. Сказал, заберу их сам. За это мне обещали, что про участие Элин никто не узнает.

— Спасибо, Харелт. Я всегда знала: честь и репутация семьи для тебя не пустой звук. Элин, — женщина повернулась к дочери, — это правда? Вижу, правда. Элин, — в голосе появились стальные нотки. — Отдай. Бумаги. Харелту.

Девушка вздрогнула. Привычка повиноваться матери была столь сильна, что руки сами потянулись выполнить приказ. Вдруг девушка взвизгнула:

— Нет! Я не предам Веру и новых Пророков!

С безумием фанатика она нанесла удар Харелту в живот, заставила согнуться. И пользуясь тем, что Родерик стоял с другой стороны стола и помешать не мог, оттолкнула мать и кинулась к камину... Леди Гэйл приехала в столицу из провинции, там до сих пор учили обращаться с оружием не только сыновей. То, что женщина носит с собой кинжал, стало неожиданностью для всех. Как и стремительная точность, с которой леди Гэйл воткнула лезвие в спину дочери. Элин ещё хрипела в агонии, пытаясь дотянуться и бросить документы в огонь, когда женщина вынула из обессилившей руки бумаги. Вручила Харелту и безжизненным голосом произнесла:

— Наш род служит Империи и императору три века. И всегда беспощадно карал за предательство. Забирай. И прошу, уезжай.

Харелт молча взял документы, поклонился и вышел. Больше ему здесь и правда делать было нечего.

Пламя восьмое. Когда вчера встречает завтра

Великий Лес, земли Барьера. Год 499 от сошествия Единого.

До Барьера Ислуин и Лейтис добирались почти две недели. Можно было и скорее, но бросать неоконченные дела с Академией не хотелось. Поэтому магистр и ученица решили рискнуть. Дописать хотя бы основные курсы лекций и вчерне закончить подготовку учебников. К тому же принц Рэган захотел отправить во внешний мир вместе с магистром посла — а на подбор надёжного подходящего эльфа из свиты тоже требовалось время. Решение задержаться выглядело разумным со всех сторон... Но постоянно жить в ожидании удара в спину было тяжело. Поэтому едва показались растущие рядом с Барьером дубравы, и Лейтис с Ислуином, и охрана вздохнули с облегчением.

К вырубке в глубине леса отряд добрался к обеду. Первым вестником, что осталось совсем недалеко, стала ударившая по ушам тишина: разложенный вокруг лагеря полог гасил все внешние звуки. Нни шороха ветра в кронах, ни свиста птиц и гудения насекомых. Одна вязкая, забившая уши вата, да ненормально громкие из-за пустоты шум стройки и ржание лошадей. Ощущение было неприятным, но стоило из-за деревьев показаться палаткам и навесам, как про него тут же забыли. А когда всадники обогнули лагерь и остановили лошадей рядом с площадкой будущего портала, Лейтис вдруг подумала, что магистр сейчас напоминает ей довольного пойманной добычей камышового кота. "Сама не лучше", — сразу же поддела себя девушка. И тут же с внутренним голосом согласилась. Дело было отнюдь не в изматывающей работе последних месяцев, просто слишком уж чужими казались этикет и обычаи эльфов. Даже Ислуин временами тяготился, слишком много в нём от ханжара. Куда больше, чем эльфа, пусть магистр никогда с этим не согласится. А уж родившуюся и выросшую среди людей Лейтис иной уклад тяготил вдвойне. Зато теперь они снова вольные птицы!

Как только все спешились, радужные мысли о новом путешествии на некоторое время пришлось загнать поглубже. Открывать портал изнутри, особенно когда в спину ударит "сквозняк" времени от второй Двери — дело опасное. Округу может захватить катастрофа не меньшая, чем при создании Барьера. А что произойдёт с лагерем, оказавшимся в центре временного урагана, лучше даже не загадывать. Поэтому магистр и потребовал, чтобы, пока он добирается, ему подготовили матрицу портала и выстроили вокруг системы защиты. Вот только, хотя сомнений в старательности эльфийских магов и не было, Ислуин и Лейтис всё равно дотошно проверили каждый штрих пентаграммы и каждый амулет: слишком высока цена ошибки.

Портал решили открывать на закате. Какое выпадет с другой стороны время суток — неизвестно, из вечерних же сумерек зрение проще адаптировать хоть к полудню, хоть к полуночи. Эльфийские маги волновались, Ислуин внешне был спокоен как скала... Лейтис слишком хорошо его знала, чтобы не догадаться — наставник тоже переживает. Иначе не теребил бы пояс, постоянно проверяя застёжки. Но вот, как и в прошлый раз, небольшая свинья донесла заклятие-Ключ, воздух замерцал и задрожал, собираясь в бежевый десятиметровый квадрат... После чего перепуганная свинья с истошным визгом бросилась бежать прочь. Ислуин и Лейтис довольно переглянулись с остальными магами — откат на внутреннюю сторону Барьера получился нулевой, всё ушло наружу. Значит, случайно оказавшихся рядом с порталом орков опасаться не стоит: изменённое время захватит область радиусом не меньше полутора сотен километров. Можно не выходить сначала налегке на разведку, только потом переносить через портал вещи и брать с собой посла — а выступать в дорогу сразу. Обговорён был и такой вариант. Во второй лагерь немедленно поскакал гонец с сообщением, что можно отправляться.

Эльфы в сумерках видят чуть хуже людей, поэтому ехавшего первым всадника Лейтис узнала раньше остальных: принц Рэган! Тем временем отряд добрался до портала, принц спрыгнул на землю и Лейтис ещё раз мысленно удивлённо присвистнула. Роскошный хвост волос, обязательная принадлежность любого эльфа-аристократа, был срезан до короткого ёжика! Рэган перехватил взгляд девушки и весело сказал:

— Всегда терпеть не мог эту моду. Положение обязывало. Зато теперь — плевать.

Ислуин, наконец, тоже справился с удивлением, и подчёркнуто ровным тоном спросил:

— Ваше Высочество. Вместе с нами должен был ехать посол. Но приехали Вы. Означает ли это, что Вы же и отправляетесь за Барьер? Не слишком ли это неразумно?

Взор Рэгана сразу потерял насмешливость, затвердел:

— Оказалось, что у меня тоже выбор небольшой. С одной стороны, я не знаю точно ситуации за Барьером. Одних ваших слов мало. Поэтому не могу определиться с полномочиями для посла. С другой — Гиллакэвен и Серен словно с ума сошли. Первого убийцу уже взяли, глава внешней разведки сообщает ещё о четырёх готовящихся покушениях. "Там" для меня в ближайшие несколько лет тоже безопаснее.

— Вас объявят умершим, если не появитесь на очередном Совете, — покачал головой магистр.

— Пусть попробуют, — широко улыбнулся Рэган. — Способы проверить, жив ли ещё старый глава клана, есть. А отвечать на каждый вызов на Совет я не обязан, это всего лишь традиция. Так выступаем? У меня всё с собой. Включая штук пять кинжалов из чешуйчатой стали на продажу. Вы говорили они среди людей ценятся высоко и подозрений не вызовут.

Магистр в ответ на слова Рэгана посмотрел таким недовольным взглядом, что Лейтис чуть не рассмеялась в кулак. Но спорить не стал: старшинство принца Ислуин признал ещё при первой встрече, поэтому сейчас лишь кивнул. Сборы заняли совсем немного времени, после чего все трое, закинув на спину дорожные мешки и взявшись за руки, шагнули в портал.

По глазам сразу мазнул мягкий бархат ночи. Лейтис заморгала, подстраивая с помощью магии глаза, эльфы обошлись и без этого. Ислуин сразу же развернул поисковую сеть на случай, если рядом всё-таки окажется враг. Но линии магического полога не заметили даже крупных животных.

— Интересно, — протянул Рэган, вдыхая непривычные запахи и вслушиваясь в незнакомое шуршание леса: с этой стороны стояли высоченные сосны и лиственницы, редкие гости внутри Барьера. Затем принц поднял голову к небу и принялся там что-то рассматривать, пользуясь тем, что луна ещё не встала, а облаков почти не было. — У нас звёзды никогда не мерцают. И созвездия застыли на одном и том же летнем дне, когда возник Барьер. Я только читал, как они меняются в зависимости от времени года.

— Март, — быстро прикинул магистр, следом за принцем взглянув на небо. — Значит, коэффициент ускорения времени примерно равен десяти. Но это ненадолго, Ваше Высочество. Думаю, он скоро уменьшится как минимум вдвое.

— А, оставьте, — махнул в ответ принц. Высочество я с той стороны. Как, кстати, и вы. А здесь просто Рэган. По крайней мере, сейчас.

— Вам нужно ещё и человеческое имя, — сказала вдруг Лейтис. — Если, конечно, не хотите отвечать на расспросы каждого второго знатока эрда. А таких среди людей немало.

— Хорошо, гвена. Выбирайте.

— Тогда Роари. И заодно забудьте всех этих "гвена", "кер". Если точно не знаете статус собеседника, то обращайтесь мастер. Магистра Ислуина среди людей зовут Ивар.

— Хорошо. Тогда, мастер Ивар, куда нам теперь?

Ислуин в ответ раздражённо буркнул:

— Понятия не имею. Я, как кто-то говорил, не отражение одного из богов. Могу только сказать, выбираться будет сложно. Граница кипит, орки готовятся к войне.

Лейтис чуть улыбнулась краешком рта: всё-таки иногда наставник мелочно злопамятен. Мог ведь и просто сказать "не знаю". И спросила:

— А можно я?

Мужчины удивлённо переглянулись, потом ответили, что у них всё равно никаких идей нет. Но что может предложить Лейтис, если она тоже не знает перемен в землях орков за последние месяцы? Девушка в ответ загадочно улыбнулась, после чего громко и чётко выговаривая каждое слово произнесла:

— Я хочу узнать дорогу, которая приведёт нас всех троих к моему брату. Живому и здоровому. Правом дороги Стражей.

Вокруг Лейтис мгновенно замерцала рассеянным светом, закружилась и спиралью ушла в небо радуга. А откуда-то из воздуха над головами голос Оракула сказал:

— Идите за судном, которое встретите в бухте, где жил тот, кто ценил закат дороже денег.

Ислуин расхохотался.

— Ну, Пророк священного острова, ну, пройдоха. Тихоня-аспирант из Академии! Вот ни на секунду не поверю, что он это заведение видел лишь на тропах судьбы.

После чего объяснил остальным:

— Знаю я эту бухту. Место для кораблей не очень удачное, много мелей. Берег неудобный, широкий песчаный пляж, твёрдой земли узкая полоска. А дальше довольно крутые холмы. Но было там не протолкнуться. В бухте стоял один ресторан, кухня и погребок владельца славились на весь Западный Удел. И была у старика-хозяина интересная привычка. Он любил закаты и раз в неделю устраивал конкурс: кто лучше всего опишет сегодняшний закат, того следующую неделю кормят обедом задаром. Вот только репутация у местечка была своеобразная. Благовоспитанным мальчикам из хороших семей там делать нечего.

— Думаете, там сохранился какой-то корабль? И мы сможем покинуть земли орков морем?

— Не знаю, — ответила за магистра Лейтис. — Но Оракул ещё никогда не ошибался, как говорят. А нам всё равно, в какую сторону идти.

Западный Удел Ислуину был хорошо знаком, поэтому уже наутро путники двинулись к нужной бухте. Первые несколько дней шли довольно медленно, старались избегать старых дорог и идти лесом. Но вскоре стало понятно, что орки земель между Барьером и океаном избегают. Сказывалась и нелюбовь к морю, и неожиданно большое количество химер: если на востоке рядом с Дверью укоренное время медленно вытекало, меняя ландшафт и лес — то на западе оно прорывалось резкими всплесками, порождая чудовищ. Конечно, для хорошо вооружённого отряда или сильного мага серьёзной опасности чудища не представляли. Но жить постоянно здесь можно было только за частоколом и с хорошей охраной. А пригодных и удобных для заселения мест наверняка хватало и в остальных Уделах. Поэтому вскоре Ислуин, Лейтис и Рэган дружно решили, что удобство передвижения по тракту стоит небольшого риска столкнуться со случайным патрулём. Развалины эльфийских городов стали попадаться теперь всё время, до войны Западный Удел был заселён очень густо. Принц, встречая очередной след разрушенного величия, только хмурился. А Лейтис, наоборот, с интересом расспрашивала, каким всё было несколько столетий назад. Ислуин поначалу отвечал мало и неохотно, но вскоре разговорился. И чем ближе к морю, тем больше: оказалось, со здешними краями у него было связано немало интересных воспоминаний. Так что вскоре даже принц не стеснялся интересоваться, какими были когда-то "вот эта речка и вон та долинка".

К сожалению, закончилось путешествие очень быстро. По старым трактам до побережья они добрались всего за неделю. Последние часы, остававшиеся до берега моря, всех охватила какая-то эйфория, настроение стало лёгким и немного праздничным. Долгий переход через лес заканчивается... Первой неладное заметила Лейтис: над бухтой беспокойно летали чайки. Через пять минут до побережья сумел дотянуться магистр — и коротко рассказал, что чувствует в бухте много орков и людей. Не сговариваясь, все трое бросили дорожные мешки и побежали вперёд.

С высоты холмов картина разыгравшейся трагедии была понятна сразу. На мель возле самого берега сел драккар, а бухта по каким-то причинам была орками давно обжита и укреплена. У корабля на мелководье шла отчаянная рубка, а три стоявших на твёрдой земле катапульты и два шамана мешали другому судну подойти на помощь. Рулевой на втором драккаре был отчаянный и умелый, гребцы не жалели себя — но было понятно, что прорваться в непростреливаемую зону возле самого берега и прийти на помощь товарищам морские волки не смогут.

Лейтис и Ислуин атаковали шаманов сходу. Но бухта для орков была чем-то важна, противники попались явно не вчера получившие посвящение. Даже столкнувшись с неизвестной школой, шаманы не растерялись, а сразу ушли в глухую защиту. Подвело их свойственное многим сильным чародеям пренебрежение к не обладающим талантом. На Рэгана как на слабого мага внимания они не обратили... Лучником принц был даже лучше магистра — а нескольких секунд, пока шаманы сосредоточились на чисто магическом противодействии и ослабили остальные щиты, ему хватило всадить одному из оркских колдунов сразу три стрелы в лицо и горло. Пологи над бухтой с треском полопались, маг с драккара успел бросить какое-то заклинание в одну из катапульт и на какое-то время она даже замолчала... Дальше ситуация снова застыла в равновесии. Катапульты снова отогнали драккар от берега, магистр вынуждено спустился до середины холма, остановить бегущих по тропе вверх вражеских мечников. А Лейтис и Рэган остались против второго шамана, который снова на ту же уловку попадаться не спешил.

Принц и девушка словно ничего не поняли. Не обращая внимания на магистра, завязавшего схватку с лезущими вверх орками, они снова попытались повторить трюк со стрелами. Шаман успешно отбил несколько атак, в колдовском эфире можно было даже почувствовать растекающееся удовлетворение от тупости людишек. Как вдруг Рэган бросил сразу с десяток стрел, причём так быстро, что не успевала одна сорваться с лука, как следом летела следующая, шаман сосредоточился на них — и тут Лейтис атаковала катапульты. Причём не стала повторять ошибку мага с драккара и бросать хорошо приметные заклятья вроде Искры гнева, а просто заклинила механизмы, заставив рассыпаться трухой какую-то мелкую деталь. Маг морских волков почувствовал перемены сразу же. Драккар, перестав выписывать петли, помчался напрямую к берегу. Несколько мгновений спустя орки оказались зажаты между севшим на мель кораблём и свежим десантом, а в шамана с обеих сторон полетели смертоносные заклятия. Сражение можно было считать законченным.

Ярл и старший правого борта второго драккара подошли, ещё когда морские волки прочёсывали округу в поисках уцелевших врагов. Ислуин и Лейтис переглянулись: да ведь это же ярл Ойви Виртанен, которого они встретили по дороге на Бадахос! Северяне их тоже узнали сразу. Ойви уважительно поклонился:

— Вы уже второй раз выручаете наш род, мастер Ивар.

— Второй? — удивился магистр. — Ах да, демон-страж.

— И как вы здесь оказались? — добавила девушка.

— Мы шли в Ларгс, это один из портов Империи. И попали в странный жёлтый туман, где, как выяснилось, блуждали несколько дней — хотя нам всем казалось, что не прошло и часа. Попали возле дома, а выбрались здесь, за сотни километров к югу. Второму кораблю повезло, а вот "Кайса" попала в течение, и её бросило на мель раньше, чем рулевой успел что-то сделать.

Ярл вдруг охнул и начал оседать на песок: в схватке он стоял в первых рядах, и несколько раз кольчугу просекли. Лейтис как лучший лекарь тут же бросилась к ярлу, еле слышно ругаясь сквозь зубы на глупцов, которым бы сначала подлечиться, а потом болтать. Впрочем, ругань была только для проформы: иначе молодой командир поступить не мог. Если он после боя остался жив, но сразу не отблагодарил хотя бы словами спасших его суда и экипаж, от него отвернётся Ильматар-плетельщица-судеб. А под парусом такого капитана на следующий сезон не соберётся ни одного воина. Ислуин и Рэган подошли было помочь — но девушка отмахнулась, дело лишь в потере крови да реакции организма на боевой транс, в котором не чувствуешь боли. Эльфы только пожали плечами и пошли к месту сечи: если они не нужны здесь, то на корабле полно раненных, и лишними целители не станут.

В бухте пришлось задержаться на несколько дней, хотя это и было рискованно. Но "Кайса" нуждалась в ремонте, несколько раненых требовали покоя на берегу. А потом вдруг начался шторм. Причём шторм странный — то ветер рвал пену на воде, чёрные от морского гнева волны неистово бились о берег... Чтобы всего через пятнадцать-двадцать минут мгновенно застыть зеркальным штилем, а потом снова яростно кинуться штурмовать побережье. И опытные моряки, и вышедшие в первый раз в поход новики только недоумённо цокали языками, силясь хоть что-то угадать в приметах на погоду. Корабельный маг заработал себе головную боль от перенапряжения, пытаясь разобраться в воздушных течениях. Всё казалось бесполезным. Поэтому, едва шторм несколько ослабел, а полосы штиля стали больше, ярл Ойви решил сниматься с якоря и уходить в море. Стоило отплыть от берега едва ли на три-четыре десятка километров, как хаос морских и воздушных стихий исчез, словно его никогда и не было.

Всю обратную дорогу экипажи драккаров, не стесняясь, обсуждали, что творилось в странной бухте и возносили жаркие молитвы Укко-громовержцу. Чьим только заступничеством все и выбрались из ловушки неведомых демонов. Ислуин, Лейтис и Рэган в споры старались не вступать, так как были уверены, что виноваты в злоключения морских волков требование Лейтис да воля Оракула, который и направил вихрь времени на корабли ярла Ойви. И вряд ли благодарность за спасение перевесит гнев, если всё откроется. Поэтому на вопрос, куда их доставить, магистр сразу ответил, что его устроит и первоначальная цель драккаров — Ларгс. Порт пусть не самый оживлённый, но зато в пределах Империи. Времени после событий в Торфинсе, как решили Ислуин и Лейтис, прошло достаточно, чтобы Сберегающие перестали их старательно искать. Если соблюдать меры предосторожности — например, не касаться всех "засвеченных" на имя дана Ивара или торговца Ивара банковских счетов и не показывать бляху полного гражданина — то затеряться легко. Особенно с учётом того, что интересоваться, зная прошлые привычки магистра не брать попутчиков, станут двумя, а не тремя путешественниками. Принцу же будет полезно познакомиться с жизнью Империи изнутри. Чтобы потом знать, на каких условиях будет лучше всего заключать договоры. Не только политические, но и торговые: едва первая оторопь от возвращения Высокорождённых пройдёт, желающих нажиться на вышедших из изоляции эльфах найдётся немало и в Империи, и в Бадахосе. К этому дню нужно точно знать, что и по какой цене люди готовы купить, и что полезного купцы из людей могут предложить в ответ.

Рэган рассматривал первый в своей жизни торговый порт с жадностью, хотя и старался делать это по возможности незаметно от северян. Ислуина и Лейтис бухта Ларгса оставила равнодушными. До Ригулди или Лангрео по размерам ей было далеко, гавань не самая большая и удобная. Поэтому и заходили сюда в основном многочисленные каботажники из Империи и рыболовные шхуны. Город тоже хоть не маленький, но однообразный: склады, одно-двухэтажные дома, опять склады, опять дома. Лишь сложенные из белого известняка резиденция мормэра и ратуша хоть как-то выделялись среди однообразных выскобленных солнцем и морем деревянных построек.

Сразу два драккара вызвали на берегу оживление. На отмели рядом с пирсами собралась толпа галдящих мальчишек, из города жадно потянулись зеваки. Впрочем, зрелища всё равно не вышло. Корабли явно ждали, и давно. Северяне ещё только набрасывали швартовы, когда на причале уже возник небольшой отряд частной торговой охраны, и цепочка вооружённых людей отрезала корабли от случайных прохожих. А солидный приказчик вместе с парой таможенных чиновников подошёл к "Кайсе", дожидаясь момента, когда затянут последний узел и можно будет подняться на борт.

У Лейтис, Ислуина и Рэгана товаров на продажу и большой поклажи с собой не было, как и подлежащих декларированию предметов. Всё, что могло вызвать подозрения, спрятали в сумки-хранилища, а ярл не стал рассказывать, где он подобрал пассажиров. Поэтому один из таможенников прямо на борту выписал бумагу "претензий не имею", и уже через пару часов все трое неторопливо пылили по забитому телегами с ящиками и бочками тракту. Когда даже предместья Ларгса скрылись за поворотом, Рэган спросил:

— Куда теперь?

Магистр на ходу сорвал травинку, и, задумчиво её жуя, принялся рассуждать.

— Нам желательно проехать всю страну, чтобы составить общее впечатление. Но до моих схронов с деньгами нам не по пути, по крайней мере, пока. Вопрос с деньгами не очень острый, нашего запаса хватит... Но лучше бы продать пару ваших кинжалов. Только не здесь. В Ларгсе за них не дадут и половины нормальной цены. А вот в Арнистоне можно не только выручить хорошие деньги — это заодно нам предлог, зачем трое наёмников идут именно туда. Добычу продать, кое-что из воинского припаса взамен прикупить. Пойдём по Арнистонскому тракту, заодно по пути можно выспросить многое, что вас интересует. На торговой дороге если на юге станешь интересоваться ценами на зерно на севере — никого не удивишь. А ещё можно наведаться в несколько особых лавок, которые как раз и торгуют новостями. Тоже в образ наёмников, ищущих работу, вписывается.

— Хорошо. А что скажете вы, Лейтис?

— Раз обстоятельства ведут нас в Арнистон — почему бы и нет? Я тоже согласна.

Коней покупать не стали — общаться с всадником смогут и захотят не все. А кроме экономики и торговли Рэгана интересовало и то, как живут простые люди. Поэтому шли пешком, время от времени брали билет на дилижанс или подсаживались на попутные телеги. Иногда приставали к какому-нибудь каравану, готовому взять в охрану троих воинов за проезд и еду. И если мужчины постоянно что-то обсуждали, завязывали полезные разговоры и анализировали полученную информацию, то Лейтис вдруг с удивлением обнаружила, что ей заняться нечем. Впервые со дня отъезда из Тейна. Можно предаваться безделью в своё удовольствие, наслаждаться весной — апрель в этом году выдался по-майски жаркий, трава уже густо покрывала землю, а леса гордо шумели свежей листвой. В деревнях же и городах юноши, словно мартовские коты, вовсю заглядывались на девушек, знакомились, ухаживали... Появление симпатичной молодой наёмницы действовало на забитые романтикой путешествий головы как масло на огонь. Полные искреннего восхищения предложения прогуляться вечером в загадочной темноте Лейтис получала чуть ли не на каждом постоялом дворе. И не только от молоденьких парней. Это было лестно, это было приятно... Вот только почему-то весна и комплименты словно невод рыбака поднимали из глубин памяти всегда один и тот же день. Не весну — конец осени. В Зимногорье, рядом с памятником Морской нимфе. Казалось, что прошедшие годы и несостоявшееся замужество воспоминания стёрли, похоронили под завалами времени. Но арнистонский тракт проходил через Салайн... И стоило показаться стенам города, как Лейтис вдруг наяву ощутила, что она снова сидит возле холодной каменной нимфы, держит в своих ладонях горячую руку незнакомца. И оба произносят обещание встретиться снова, найти друг друга здесь, в Салайне — иначе жизнь не будет иметь смысла.

Впрочем, когда до Арнистона оставалось чуть меньше недели неторопливого пути, весна решила показать, что она умеет не только радовать проснувшимися от зимнего сна лесами и воспоминаниями. Очередная деревня встретила большой даже для торгового тракта толпой и множеством телег и повозок. Гадать в чём дело пришлось недолго. В придорожном трактире, тоже переполненном, дородный лысеющий краснолицый мужик-хозяин на вопрос "что творится" ответил сразу, явно спрашивали не первый раз.

— Так этоть, переправу через Инчерил порушило. Канат, значит, столб опорный-то подмыло и порвало. Не, наладили уже. Но исчо недавно поправили, а до тоготь ждать пришлось.

Сделав паузу, мужик поскрёб лысую макушку и добавил:

— Народу много. Толпа, значит, на переправе будет. Так что я бы, значит, это. Совет бы дал. Вы денёк-другой лучше здесь обождите, пока все разъедутся-то. Чем на голой земле-то очереди ждать, лучше здесь.

Магистр усмехнулся: раз паром наладили, народу на постоялом дворе уже завтра станет куда меньше. Вот трактирщик и пытается уговорить возможных клиентов. Но здравое зерно в словах было, поэтому отойдя к столу, где расположились остальные, Ислуин предложил задержаться. Лейтис его горячо поддержала. С момента приезда в Империю у неё никак не получилось сходить в церковь. А тут, хоть своей церкви в деревне и не было, приходской священник обязательно заезжал сюда хотя бы раз в неделю-полторы. Девушка узнала, что отец Батер как раз должен прибыть через три дня, и захотела посетить проповедь. Мужчины согласились — дело действительно важное. Поэтому дружно решили остаться, а уехать на следующее утро после проповеди.

К встрече со священником Лейтис подошла серьёзно. Конечно, святой отец к мужскому наряду отнесётся с пониманием, ведь девушка в дороге, а проповедь станет проходить на обычном лугу. Но Лейтис всё-таки достала платье и попросила хозяйку трактира помочь нарядиться. Женщина в ответ довольно покачала головой, мол, не ожидала от горожанки такого вот приличного поведения. После чего предложила идти девушке вместе с их семьёй, а не одной. Неожиданно за Лейтис увязался и Рэган: ему стало интересно посмотреть, как проходят службы Единому.

Тут-то и случилась неприятность. Чтобы ненароком не оскорбить чужую веру, принц перед началом обратился к отцу Батеру, можно ли присутствовать, если Рэган приехал из далёких мест и поклоняется Эбриллу? Священник погладил окладистую бороду, после чего доброжелательно ответил: мол, главное — это вера. И если кто-то поклоняется одному из Отражений Единого и хочет взглянуть на другую грань мудрости Бога, то долг любого пастыря с радостью ему помочь. Поэтому конечно же пусть гость из чужой страны не только послушает, но и, если у него потом появятся вопросы, подойдёт... В этот момент стоявший поблизости мужичок выхватил нож и с криком: "Святотатцы! Язычник!" — кинулся на священника и Рэгана.

Ничего сделать у него, конечно, не вышло: несколько стоявших рядом крестьян и ремесленников-мастеровых мужичка тут же повалили на землю и скрутили. Над лугом повисла нехорошая тишина, которую разорвал голос священника:

— Ишь, слово-то какое нечестивое выдумали. "Язычник". Думаю, — обратился отец Батер к державшим Чистого брата мужикам, — мне стоит подождать, пока вы не посадите этого отступника куда-нибудь под замок. А перед вами, мастер Роари, я должен извиниться. И, надеюсь, один нечестивец не отвратит вас от желания познакомиться с верой в Единого.

Отступника увели под трагичные вздохи старосты: "Позор, позор-то какой". Проповедь была прочитана с особым вдохновением, люди разошлись с луга умиротворённые... Но нехороший привкус всё равно остался. Поэтому ни Лейтис, ни Рэгана не удивило, что вечером того же дня на постоялый двор заглянули староста деревни и несколько самых уважаемых владельцев мастерских.

— Это... Ну... — замявшись начал староста, обратившись к Ислуину, которого признал главным. — Отец Батер сказал к Сберегающим заедет, скажет. Вот только позору-то, да и слух нехороший пойдёт. Вот, значит это. Просьба у нас. Вы бы не могли, значит, задержаться на пару деньков? Чтобы, это, как отступника забирать будут, сказали братьям святым, что не в обиде. Значит на нас. Комнаты за наш счёт, значит...

— Да что вы! — всплеснул руками трактирщик. — Какая плата! Это самое, лучшие комнаты и еда от меня просто так.

— А мы, значит, обещаем, пока ждёте, может помочь чего. Там что в дороге потрепалось...

Ислуин, Лейтис и Рэган понимающе переглянулись. Про Чистых братьев они уже были наслышаны. И как к ним относятся в провинции — тоже. А деревня стоит хоть и на самой удобной дороге к переправе, но не единственной. Стоит только пройти слуху, что здесь заправляют Чистые, мастерские и постоялый двор разорятся мгновенно. Объезжать станут как зачумлённых. Если же гости после случая на лугу останутся, староста всегда сможет ответить, что была паршивая овца, но её давно Сберегающие вычистили, и обиды постояльцам никто не чинит.

— Ну что? — негромко спросил магистр, так, чтобы не услышали посторонние. — Остаёмся? После Торфинса много времени прошло, не думаю, что нас ещё всерьёз ищут.

— Как раз и проверим, — поддержала Лейтис. — В Арнистоне всё равно на всех приезжих инквизиция поглядывает, город большой и торговый всё-таки. Если здесь всё пройдёт гладко — значит и там трудностей не будет. Если же нет... Отбиться и бежать на тракте проще, чем рядом с резиденцией арнистонской командории.

— Решено. Ждём, — после чего уже во весь голос добавил: — Вы нас уговорили.

Староста и остальные просветлели лицами, после чего трактирщик сразу же побежал отдать приказ служанке подготовить для гостей лучшие комнаты.

Задержаться пришлось на неделю: инквизиторы в дальнюю деревню ехать особо не торопились. Впрочем, и потерянным зря время тоже назвать было нельзя. Купцов и караванов с товаром по тракту шло немало, приказчики и возчики, уставшие от монотонной дороги, болтали охотно. Особенно если собеседник был готов проставить бесплатное пиво. Принц сумел узнать почти всё из того, что планировал выяснять на арнистонских базарах. Да и Лейтис с удовольствием наслаждалась прелестями оседлой жизни: ежедневной ванной, завтраком за столом, а не из миски на коленях, сном на мягкой кровати, а не на земле. И возможностью вставать, накидывая на себя сухое платье и башмаки — а не брюки и сапоги, мокрые оттого что вчерашним вечером всех накрыл дождь.

На седьмой день ожидания лица деревенских старейшин совсем посмурнели: сколько ещё гости согласятся ждать? Ислуин и Рэган, наоборот, расслабились, ленивое настроение от Лейтис передалось и им. Поэтому, когда в дверь комнаты, где все трое завтракали и неторопливо обсуждали, стоит ли им вообще заезжать в сам Арнистон или проще продать кинжалы на пригородном базаре, и сразу отправиться на восток, в сторону Безумного леса, постучал мальчишка-слуга и громко закричал: "Сберегающие приехали", — спускаться в общую залу никто не захотел. Ислуин лишь бросил, что пусть инквизиторы, если у них будут вопросы, поднимаются наверх.

Вопросы, видимо, всё-таки нашлись, так как минут через пятнадцать-двадцать в дверь вежливо постучали. Молодой голос спросил, дозволят ли ему и брату-Сберегающему войти. Получив: "Да", мужчина в угольно-чёрной рясе Пса Господня открыл дверь, переступил порог, сделал шаг в сторону, пропуская напарника... Следом вошёл отец Энгюс! Ислуин и Лейтис напряглись, пытаясь понять: узнал или их инквизитор или нет. Энгюс не произнёс ни слова. Вместо этого он вдруг сложил ладони в молитвенном жесте, а затем резко развёл руки в стороны. Совсем как Лейтис на острове Драконов. Мир тут же поплыл, сначала двоясь, потом возвращая себе единственный, истинный облик. Вот только распались не одни иллюзии! Рэган и Ислуин машинально потёрли начавшие зудеть лица: божественная сила заставила их стать прежними, стерев все навязанные магией изменения.

Первым справился с собой Ислуин. После чего спросил, нарушая повисшее молчание:

— Я даже не предполагал, что поклоняющиеся Единому способны не только разрушать иллюзии. А вы, смотрю, результатом не удивлены.

— Господа нашего не зря зовут Творящим истину, — кивнул отец Энгюс. — Хотя вернуть не только зримое, но и материю к исходному облику, могут очень немногие. Да и нам злоупотреблять этим не стоит. И да, не удивлён, — священник вдруг перешёл на эрд. Говорил Энгюс чисто, но Рэган невольно поморщился: акцент и произношение у инквизитора были устаревшие. — Тень подозрения у меня возникла ещё в первую встречу, когда вы, кер...

— Ислуин. Кер Рэган и гвена Лейтис.

— Когда вы, кер Ислуин, слишком уж хорошо говорили на эрде. Причём на классическом эрде, — священник кивнул в сторону принца, которому отдельные слова явно были привычны в несколько ином значении, — как носитель языка. Демонстрировали множество забытых знаний. И даже победили на мечах самого Ренана.

— Перехвалите, — усмехнулся магистр. — Всего одну тренировочную схватку из трёх. И вторую еле-еле свёл вничью по очкам. На большее против столь великого мастера я не способен, хотя и входил когда-то в сотню лучших мечников от земель Дикой магии до океана.

— Тем не менее, — продолжил инквизитор, — для одного человека слишком много умений. Были у вас некоторые просчёты и в Тейне. А окончательно я убедился, когда узнал, что пострадавший от рук отступника поклоняется Эбриллу.

— Вам не говорили, отец Энгюс, что лесть никому не к лицу? — усмешка магистра стала ещё шире. — Просто мои знания чуть выходят за границы того, что помните вы. Но это скорее заслуга моих учителей. Кстати из людей. Впрочем, предлагаю вернуться к сегодняшнему дню. Из-за одного желания повидать старых знакомых вы бы не стали мчаться из Турнейга или какой-нибудь другой командории. Да и не стойте вы истуканом, присаживайтесь. И ваш коллега тоже пусть садится.

Инквизиторы пододвинули к столу из угла пару стульев, сели, после чего Энгюс продолжил.

— Силой я вас заставить не имею права: вы, кер Ислуин, полный гражданин. Да и ваши заслуги перед Церковью велики и неоспоримы. Я могу лишь попросить. Дело в том, что искал я вас по просьбе семьи Хаттан и обещал им устроить с вами встречу.

Магистр, Рэган и Лейтис переглянулись. Ислуин на заданный без слов вопрос кивнул, после чего ответил уже принц.

— Я хотел переводить наши отношения в официальную плоскость несколько позже. Но если тропы судьбы легли именно так, поступим по воле Эбрилла и вашего Единого. Передайте, лорду Хаттан, что полномочный посол Высокий принц Рэган вместе со спутниками готов приехать в Турнейг обсудить взаимоотношения наших народов к общей выгоде и процветанию.

До столицы ехали не торопясь. И ради безопасности о том, что они скоро будут, кроме лорда никого другого отец Энгюс не предупредил. Так что возле особняка гостей никто не встречал, а привратник попросил обождать, пока он доложит хозяевам. Впрочем, отец Энгюс был ему хорошо знаком, поэтому воспользоваться стойлом для лошадей слуга всё же разрешил. Путники смогли спешиться и размять уставшие после долгой скачки спины и ноги.

Ожидание несколько затянулось, и от нечего делать Лейтис принялась рассматривать дом. Дом необычный: когда-то он явно был вдвое меньше, но потомки не стали ломать раннее здание, а просто достроили второе крыло. И если старая часть удивляла непривычными по нынешним временам сводами — словно крышу собрали их нескольких полуцилиндров, стрельчатыми башенками по углам и высокими узкими стрельчатыми окнами — иногда даже с витражами, рядами колонн с капителями цветочных орнаментов, стены выложены из тёсаного камня... То ближнее крыло хоть и напоминало старика-соседа, но теперь в фасаде чередовались кирпич, камень и стекло огромных окон, порождая красочность и нарядность. Угловые башенки-мансарды венчали крутые конические кровли, переходя в прямые плоские черепичные скосы основного массива, вокруг разбегались служебные флигеля-пристрои. Да и скульптур в новом крыле было куда больше. Но вот удивительно: толи благодаря соединявшим всё галереям с огромными окнами, толи из-за красивых орнаментов и скульптур, но смотрелось сочетание старого и нового очень естественно и гармонично. А ещё Лейтис была уверена, что где-то этот дом уже видела. Будто во сне... Но ведь в особняк Хаттан она никогда не заезжала!..

С мысли сбил отец Энгюс, увидевший, как девушка внимательно рассматривает дом и решивший пояснить:

— Особняк строил лет сто назад Нивин Хаттан, и родовой дом — один из немногих сохранившихся почти в неизменном виде образцов его выдающегося искусства. Вам обязательно надо будет взглянуть на северное крыло загородного императорского дворца, где он встраивал в общий архитектурный комплекс часовню Единого. До сих пор часовня считается непревзойдённым шедевром столичного зодчества.

— Параноик он был, этот ваш Нивин, — рассмеялся магистр.

Инквизитор удивлённо поднял бровь и заинтересованно спросил:

— Почему вы так считаете?

— Обратите внимание: даже после реконструкции вход в старый дом остался на высоте метра. И сделано крыльцо из дерева. А окна первого этажа узкие, света дают маловато. Так зачем терпеть неудобства и лишние расходы на ремонт и искусственное освещение? А вот если мы отделим старое и новое крыло, — магистр резким движением сверху вниз махнул рукой, показывая, где нужно обрушить связывающие галереи, — то дом превращается в крепость. Наверняка на уровне первого этажа в галереях глухая стена. С земли ворваться можно только через высокий вход. А сад и новое крыло расположены так, чтобы закрыть старый дом от осадных машин, которые установят на мостовой улицы. Да и башенки на крыше старого здания выполнены так, словно приглашают расстреливать атакующих из лука. Стрелок будет там почти неуязвим, а на таком расстоянии бронебойные стрелы прошьют любой доспех как масло. Два-три десятка защитников удержат дом против любого врага.

Энгюс задумчиво покачал головой.

— С такой стороны я усадьбу Хаттан никогда не рассматривал. Но вынужден признать, что вы правы. И кстати, вспоминая остальные строения Нивина, полагаю теперь, что они тоже несут двойное назначение. Та же часовня во дворце позволит...

Закончить рассуждения инквизитору не дали, так как к воротам вернулся привратник в сопровождении широкоплечего чернобородого мужчины со знаками семьи Хаттан на тёмно-зелёном камзоле. При виде встречающего Лейтис вдруг крикнула, срываясь на визг:

— Род! Родерик! Не может быть!

Словно брошенное из катапульты каменное ядро девушка кинулась вперёд, не разбирая дороги, не глядя, кто попадётся на пути — и повисла на шее мужчины.

— Лей? Лейтис! — Родерик сгрёб девушку в охапку.

Намеченный порядок встречи оказался скомкан. Родерик объяснил, что лорд Малколм неожиданно вынужден был уехать к канцлеру, а Харелт в отъезде по делам семьи. Поэтому леди Хаттан приказала Родерику встретить гостей, помочь им разместиться, а затем ехать предупредить мужа. Но Лейтис брата отпускать куда-либо категорически отказалась, других же мужчин, посвящённых в то, какие гости должны приехать, в доме не было. Поэтому встреча с лордом вынужденно откладывалась на вечер.

Сначала Родерик показал комнаты Ислуину и принцу, затем повёл сестру на третий этаж в её апартаменты. Но стоило только заикнуться, мол, он заглянет потом, когда девушка отдохнёт — как Лейтис снова вцепилась в его руку со словами

— Успею, наотдыхалась по дороге уже. А вот рассказать, куда и где ты пропадал столько лет, просто обязан, и немедленно.

Родерик добродушно улыбнулся, что сестрёнка ничуть не изменилась: если уж ей очень надо, так всех на уши поставит, но своего добьётся. После чего шагнул вслед за Лейтис в комнату.

— А это ещё кто? — Лейтис показала на золотоволосую девушку лет четырнадцати, склонившуюся в приветственном книксене.

— Меня зовут Кайристина, леди. Пока вы здесь, я буду вашей личной горничной.

— Это ещё зачем? — фыркнула Лейтис. — Как-то до сих пор я обходилась без служанок.

— Не упрямься

Комната была обставлена как гостиная, поэтому с креслами для сидения трудностей не возникло. Родерик сдвинул к окну пару, отодвинул шторы — отчего солнечные пятна и тени от растущего под окном дерева сразу же начали весело играть в догонялки по золочёному тиснению тёмно-красных обоев. Усадил сестру и сел напротив сам.

— Во-первых, Криси — личный вассал и секретарь леди Мирны Хаттан. Поэтому посвящена во всё здесь происходящее. А доверенный человек, через которого ты сможешь обратиться, если понадобится в чём-то помощь, лишним не будет. И во вторых. Забыла, ты у нас теперь важная персона? Личная горничная для тебя не прихоть. Криси станет следить за твоим распорядком дня, всякими мелочами, оказывать помощь с подготовкой к тому или иному приёму. Делать это самостоятельно у тебя попросту не будут времени.

— Ладно, ладно. Уговорил, — насупилась девушка. — А теперь давай рассказывай. Только... Что у тебя с волосами?

Родерик непонимающе посмотрел на сестру, затем провёл рукой по волосам и бороде — не растрепались ли, взглянул в стоявшее на столе в углу небольшое зеркало и затем понимающе рассмеялся.

— А-а-а, ты про цвет? На Бадахосе светлые — редкость, а я там жил несколько лет. Вот, чтобы в глаза примета не бросалась, зашёл к одному магу. Мне пообещали, что это не насовсем, и года через три-четыре всё вернётся.

Лейтис демонстративно надула губки, потом рассмеялась.

— Ты забавно выглядишь. Но мне не нравится. Дай исправлю. Тут всё очень просто.

Девушка протянулась рукой и начала гладить волосы брата ладонью. И там, где она касалась, чернота тут же сползала, а волосы становились тёмно-русыми. Родерик передернул плечами от неожиданности — ощущения были странными, будто тебя щекочут сразу в нескольких местах. Потом схватился за зеркало: оттуда смотрела лицо, помолодевшее лет на пять — Лейтис заодно убрала старившие мелкие морщинки на лбу и в уголках глаз.

— Ну и ну! Сказал бы кто — не поверил! И где ты такому научилась?

— Нет уж. Сначала ты.

Родерик пожал плечами и начал подробный рассказ. Как попал в Шахрисабзс, что случилось там. Времени это заняло немало, так как временами Лейтис переспрашивала, начинала делиться своими впечатлениями о поездке через владения падишаха. Потом, спохватившись, останавливалась и требовала, чтобы Родерик продолжал. Кайристина к тому времени закончила дела в гостиной и ушла готовить спальню, поэтому без посторонних разговор пошёл свободней. Но и беспорядочней, так как Родерик спросил про родителей, и уже оба рассказывали попеременно, переплетая истории друг друга.

Когда старший брат дошёл до продажи на корабль в Матарам и побега, Лейтис попросила назвать точную дату, беззвучно шевеля губами, что-то быстро посчитала и сказала:

— А знаешь? Один человек как-то мне сказал, что мы пишем "сегодня" на страницах прошлого и создаём этим будущее. Я сейчас вот вспомнила. Там, в Радуге, я видела именно этот дом. И мечтала снова встретить тебя. Вот Радуга и навеяла хозяину школы эту самую жадность.

— Хорошие слова. А что за человек?

Лейтис внезапно замялась, чуть покраснела. Потом посмотрела за окно, что-то выглядывая в подступающих сумерках: лампы в комнате включать не стали. Но всё же с запинкой ответила:

— Эти слова мне сказал один человек... Я встретила его в Зимногорье, возле фонтана-нимфы. Я не знаю его имени, я искала его — и не нашла. Но до сих пор, кажется, чувствую, как его рука держит мою. Позови он тогда — бросила бы всё и пошла за ним. Но он не решился... и я не решилась. Я, кстати, поэтому сдуру чуть замуж и не выскочила. Мне казалось, балбес из Тейна был похож на того, из Зимногорья.

Кайристина в это время прибирала соседнюю комнату. Нет, девочка не старалась подслушивать специально. Но Лейтис и Родерик говорили, не снижая голосов, а ей было очень любопытно. К тому же Криси убедила себя — леди Мирна обязательно должна знать, что за гости приехали. Поэтому девочка старалась запомнить каждое слово... На рассказе про встречу в Зимногорье Кайристина от неожиданности выронила металлическую подставку для цветов, которую хотела переставить на соседнее окно. Та упала с громким звуком, ударилась о ножку комода. Девочка испуганно сжала плечи — если сейчас Лейтис заглянет и застанет за подслушиванием? Но брат с сестрой были так увлечены разговором и привыкли — из остальных комнат время от времени доносится рабочий шум — что ничего не заметили. И рассказ о приключениях неторопливо полился дальше.

На следующий день Лейтис обнаружила, что ей опять нечем заняться. Ислуин и Рэган с утра засели в кабинете с лордом Малколмом, не встретила их Лейтис даже за обедом — все трое уехали ещё до завтрака. Да и потом своих спутников девушка видела в лучшем случае только вечером и ненадолго. Лейтис бы с удовольствием, пока принц и магистр заняты, куда-нибудь съездила... Но Харелт задерживался по делам семьи, а лорд Малком и отец Энгюс в один голос утверждали, что парень тоже очень хотел встретиться и будет расстроен, если не застанет девушку в городе. Впрочем, на третий день Кайристина, заметив, как гостья скучает, познакомила её с сестрой Харелта. Леди Мирна оказалась не только замечательной собеседницей, но и очень чутким и тактичным человеком. Поэтому, хотя Лейтис обычно старалась незнакомых людей держать на расстоянии, сама не заметила, что начала общаться с Мирной как с давней и близкой подругой. Да и Криси рядом с младшей Хаттан теряла свою величавую вежливость образцовой горничной и становилась весёлым, временами шумным и проказливым подростком. В хорошей компании время полетело незаметно, а Мирна стала ежедневной гостьей в отведённых Лейтис покоях.

Лейтис сидела и болтала вместе с Мирной в комнате-гостиной и тогда, когда заглянула Кайристина, сообщила, что приехал Харелт, и спросила, можно ли его звать. Лейтис кивнула, потом добавила, мол, можно. После чего посмотрела на Мирну, которая с интересом наблюдала за реакцией собеседницы. Лейтис на это только пожала плечами и без слов ответила взглядом: она совершенно спокойна. Они не виделись много лет, и даже если когда-то были хорошими друзьями — теперь друг для друга самое большее давние знакомые. Поэтому когда раздался стук в дверь, снова вошла Кайристина и, как образцовая горничная, придержала перед хозяином дверь, Лейтис не почувствовала ни капельки волнения. Лейтис встала, начала делать положенный воспитанной девушке из хорошей семьи приветственный книксен... дальше всё смешалось! Харелт вдруг споткнулся от поставленной Криси подножки, Мирна толкнула Лейтис в спину. Мгновение кутерьмы — и оказывается, что Харелт сидит на полу, опирается спиной на кресло и держит в объятиях шлёпнувшуюся ему на колени Лейтис. А над ними звонко летит голос Кайристины:

— Я встретила его возле замёрзшей нимфы в Зимногорье. И если бы он меня позвал — пошла за ним на край света не раздумывая!

В ответ в один голос раздался вопль Харелта и Лейтис:

— Уйди, противная девчонка!

Мирна на это только усмехнулась: не смотря на негодование, объятий брат не расцепил, а Лейтис вырываться тоже не спешила.

— Ты, братик, не шуми. И на Криси мне оба не кричите. Она умница. А ещё напомню, что кто-то мне в своё время все уши прожужжал про удивительную девушку Тарью из Зимногорья. А ещё тайком от всех любовался изображениями одной своей сокурсницы по имени Лейтис. Вот только сам мог бы догадаться — от меня подобное скрыть довольно трудно.

После чего Мирна взяла Кайристину за руку, бросила короткое: "Объясняйтесь сами", — показала язык и обе вышли. Некоторое время девушки постояли, вслушиваясь сквозь дверь в начавшуюся перепалку "как ты мог не узнать", "а сама куда смотрела"... Потом весело переглянулись, хихикнули друг другу и ушли совсем.

Несколько следующих дней Мирна и Кайристина внимательно следили за Харелтом и Лейтис. Вот только молодые люди общались хоть и весело, непринуждённо — но сохраняли между собой ту небольшую дистанцию, которая остаётся между приятелями, и исчезает лишь между близкими людьми. К тому же Харелт неожиданно отыскал способ закрыть свои чувства от способностей сестры, и той оставалось только гадать, что у брата на душе.

Поздним вечером четвёртого дня, когда уже давно стемнело, в окно спальни Лейтис раздался аккуратный стук. Накинув халат поверх ночнушки, девушка подошла, отомкнула задвижку и впустила в комнату тяжело дышавшего Харелта.

— Уф. Старею, — выдохнул парень. — Мальчишкой, помнится, пользовался лепниной и украшениями на стене сбегать втихаря в сад. Тут конечно, не второй, а третий этаж. Но и мне вроде не десять. А ты почему?..

— Я думала ты уже не придёшь. Поэтому не стала одеваться, когда Криси ушла.

— Меня Мирна задержала. Я как твой амулет себе повесил, так сестрёнка, — Харелт совсем по-детски хихикнул, — сама не своя. Привыкла чувствовать даже то, чего ей не положено, понимаешь. А теперь пытается выведать, уболтав меня. Но я же тебе ещё в Зимногорье обещал прогулку по ночному городу?

— Тогда отвернись. Я быстро.

Харелт кивнул и повернулся к окну, разглядывая сквозь тёмный прямоугольник окна фонари на улице, затихший парк рядом с особняком. И вдруг почувствовал, как сердце бешено застучало: стекло ощутимо зеркалило, и в нём хоть и немного мутно, полупрозрачно — но отражалось все, происходящее в комнате. Лейтис, сбросившая халат и ночнушку, оставшаяся только в невесомом, полупрозрачном белье. Одевает костюм для прогулок. Харелт напрягся, стараясь не выдать себя, пытаясь понять — что же с ним? Ведь у него были женщины, а Лейтис ему даже не подружка. Так почему же так хочется схватить девушку в объятья, касаться не ткани камзола — а бархата атласной кожи, вдыхать чуть терпкий запах золота волос, почувствовать сладкий и одновременно горький вкус первого поцелуя... Чтобы через мгновение с головой нырнуть в океан нежности поцелуя второго?

Но вот Лейтис сказала, что она готова, можно оборачиваться. Наваждение... нет, не ушло. Лишь спряталось выждать момент и вернуться снова. Харелт на это только мысленно фыркнул, наконец сумел взять себя в руки, и как ни в чём не бывало подсадил девушку сначала на подоконник, а потом помог спуститься на траву газона. Прижав палец к губам — ни звука — взял ладонь девушки в свою, и повёл к участку ограды, который не просматривался сторожем. И где уже заранее была проделана "дырка" в магической сигнализации.

— И куда теперь? — спросила девушка, когда особняк скрылся за поворотом улицы.

— Сначала на площадь Пяти стаканчиков, — ответил Харелт, и, увидев лицо девушки, рассмеялся: — Ну, это прозвище у неё такое. На самом деле называется она Пять звёзд, но на ней расположено одно заведение с вывеской из пяти вафельных стаканчиков. Там делают самое лучшее в городе мороженое. Поэтому "звёзды" уже давно существуют только в документах городской ратуши.

— Ха-а-арелт, — протянула Лейтис. — Ты надо мной издеваешься? Ночь на дворе. Какое мороженное?

Парень хитро улыбнулся:

— А летом они до утра работают. Специально для таких, как мы с тобой. Пошли.

Площадь и в самом деле встретила ярким огнями и толпой гуляющих парочек. Да и мороженое оказалось очень вкусным. Взяв с собой ещё пару стаканчиков, Харелт повёл девушку дальше. Улицы главные широкие и узкие извилистые на окраине. Набережная реки, где в воде играли своими отражениями звёзды — и дворцовая площадь, где ночь отступала перед светом созданного человеческими руками дня... До своей кровати Лейтис добралась только незадолго до рассвета. А весь следующий день зевала, старательно закрываясь ладонью от подозрительных взглядов Мирны.

Две ночи прошли спокойно и чинно. Тем более что заподозрившая неладное Мирна следила за братом вдвойне старательнее. Но ничего не происходило, сестра успокоилась... На третий вечер Харелт раздеваться не стал. Лишь скинул сапоги и устроился на кровати, гадая: как именно к нему проберётся Лейтис, как девушка собирается выбираться из города после закрытия ворот, и почему она предупредила, чтобы Харелт ждал её именно сегодня?

В окно гостья лезть не стала. Вместо этого от двери раздался негромкий металлический лязг, и замок тихонько щёлкнул. В комнату Лейтис зашла, засовывая в карман куртки связку отмычек. Харелт на это хмыкнул:

— Интересные у кого-то таланты.

Лейтис покраснела, было заметно даже в неверном свете уличных фонарей.

— С магистром Ислуином чего только не наберёшься. Мастер не любит ходить напролом, если что-то ищет. Но давай быстрее. У нас десять минут, иначе придётся лезть через забор. А мне не хочется.

Девушка надела лямки оставленного в коридоре заплечного мешка и пошла по главной лестнице. Харелт, натянув сапоги, поспешил за ней. Как Лейтис всё-таки собирается выходить? Ладно, в доме все спят. Но у ворот-то охранник дежурит круглые сутки. А девушка, выйдя на улицу, направилась именно к калитке у ворот... Охранник почему-то спал и там. От удивления Харелт даже замер, но Лейтис требовательно схватила его за руку и потащила дальше почти бегом. Лишь когда они отошли на квартал от дома, соизволила остановиться и объяснить:

— Всё очень просто. Список дежурств, если постоянно живёшь в доме, можно раздобыть. И постепенно, частями скормить человеку безвредное заклинание сна. А чтобы ни защита, ни амулеты не почувствовали вмешательства, надо не запускать всё "снаружи", а заложить: пусть в строго определённый час сторож сам уснёт на несколько минут. И снится ему пусть, что он бодрствует.

— Ага, просто, — ухмыльнулся Харелт. — В каждом доме у нас есть сильный маг, которому приспичило ночью тайком гулять по улице.

— Ну, так уж и сильный, — тряхнула головой девушка. — Вот ты магистра не видел...

— Про кера Ислуина не знаю, — быстро ответил Харелт, — а вот про то, как ты Родерику шевелюру исправила, шепчутся до сих пор. Ну да ладно. А как с воротами быть? То же самое? Или ты рискнула оформить ночной пропуск? И что у тебя в мешке?

— Скоро сам увидишь, — загадочно улыбнулась Лейтис.

Северо-восточные ворота располагались от особняка Хаттан не очень далеко, и добрались молодые люди быстро. Но к самим воротам Лейтис подходить не стала, а выбрала участок стены, который не просматривался из окон башни, приложила к камням ладонь и что-то зашептала. Почти сразу в стене возникла небольшая дверца, а камень вокруг прохода тут же стал прозрачным, играя в неверном лунном свете хрустальными отблесками. Девушка схватила парня за руку, и повела за собой. Но стоило обоим оказаться снаружи, как всё исчезло. Харелт даже специально провёл ладонью по стене — камень он и есть камень.

Едва молодые люди отошли достаточно, чтобы говорить, не опасаясь быть замеченными случайно остановившимся на стене стражником, Харелт восхищённо произнёс:

— Нет, я, конечно, и раньше считал тебя великим магом. Но теперь... Я отката вообще не почувствовал. Но мы снаружи!

Лейтис зарделась и ответила:

— Мне, конечно, приятно... Вот только мои таланты тут не при чём. Ты слышал, кто строил Турнейг?

Харелт пожал плечами:

— Конечно. Это в любой школе рассказывают. Финварра, эльф, которому так нравились люди, что он даже уехал из Великого Леса. Его до сих пор, и, кстати, вполне заслуженно, считают одним из величайших зодчих. Императорский дворец — тоже его работа.

Девушка только усмехнулась:

— Ну да, ему нравились люди. Однако всё равно он оставался эльфом. Высокомерным по отношению ко всем "младшим народам". Поэтому вложил в стены города лазейку для эльфов. А я стараниями магистра Ислуина теперь тоже немножко эльф. Жаль только, что с тех пор укрепления перестраивали, нужный кусочек сохранился лишь возле северо-восточных ворот.

Теперь пришла очередь Харелта улыбаться:

— А-а-а, мечтаешь посмотреть на полночное цветение водяной лилии? Это я тебе и так устрою. В следующем месяце организую поездку в поместье к Раттреям, а там до Голубого озера рукой подать.

— Договорились. А теперь поспешим.

Девушка опять схватила Харелта за руку и буквально потащила парня за собой.

— И куда мы так торопимся? — из-за спешки Харелт споткнулся в темноте и чуть не полетел носом на землю.

— Мы почти на месте. Сегодня — день святого Женезиу, покровителя бродячих актёров. Поэтому этой ночью хуглары всегда собираются вместе. Идут переговоры между старейшинами, заключаются браки, меняются и хвалятся номерами.

— Так нас не пустят!

— Пустят, — покачала головой девушка. — Я знаю, что им сказать. Не зря мы с наставником прикидывались артистами целое лето. А тебе обещаю зрелище, которое никогда больше не увидишь.

Возразить Харелт не успел. Вскоре оба вышли на большой луг, где изнутри широкого круга повозок мелькали отсветы костров. Почти сразу из темноты выскользнули двое парней, Лейтис что-то зашептала одному из них. Парень кивнул, попросил обождать и растворился в скачущих тенях. Несколько минут спустя он вернулся в сопровождении широкоплечего и уже наполовину седого мужика, Лейтис теперь что-то зашептала на ухо уже старейшине. Тот слушал внимательно, несколько раз кивнул и, наконец, махнул пропустить гостей. Старейшина провёл к своему фургону, там и указал садиться. Харелт тут же спросил, как девушке удалось? Лейтис успела ответить, что наплела, мол, ходила с артистами, а потом встретила вот парня, уговорил остаться... Но почтить святого она хочет обязательно. На этих словах Харелт почувствовал, как кровь опять прилила к вискам, застучала... К счастью, началось представление, и Лейтис ничего не заметила.

Сегодня актёры выступали совсем иначе, чем в остальные дни. Здесь не старались распалить жадного до зрелищ обывателя, чтобы выжать лишнюю монету. Сегодня выступавших вела лишь красота, лишь отточенность каждого движения, лишь восхваление своего святого покровителя. Уровень артистов был разный — Лейтис пояснила, что сегодня ещё и сдают экзамен новички, а старейшины решают, кто уже достоин ранга подмастерья, а кто и мастера. Но в каждом горел огонь чистого искусства. Номера сменялись разговорами старейшин, обсуждениями каких-то проблем, которые Харелт не понимал, затем выходили новые актёры. В какой-то момент Лейтис шепнула, что скоро её очередь и скрылась в фургоне.

Харелт устроился поудобнее, следующий номер смотрел краем глаза, а спор старейшин, достоин ли жонглёр звания подмастерья или пусть пробует на другой год, еле высидел. Но вот зарокотал барабан, запела флейта. На площадку выскользнула гибкая фигура в облегающем костюме. И вдруг в руках девушки расцвело пламя! И начался танец! Легенда о сотворении мира, рассказанная огнём. Шаг, движение, ещё шаг. Вот беспощадный огонь Ничто, вот чистое пламя Единого. Сотканная из жара суша, а дальше — небо и океан. Завершилось всё созданием человека, флейта и барабан умолкли, актриса покинула сцену. Лёгшее на лагерь безмолвие стала красноречивей любых аплодисментов.

— Какое сокровище досталось тебе, парень, — раздавшийся над ухом негромкий голос старейшины заставил вздрогнуть. — Слышал я о таком, но вот видеть сподобился первый раз в жизни. И если уж она выбрала тебя, береги.

— Сберегу, — пообещал Харелт. — Я знаю. И клянусь Единым, что она для меня дороже жизни. И так будет, пока я жив.

Домой Харелт и Лейтис возвращались молча. Словно примерные мальчик и девочка из приходской школы, которые позволяют себе только взяться за руки. Но уже на пороге комнаты Харелт вдруг крепко обнял девушку, и шепнул:

— Спасибо. Ты была...

И Лейтис не оттолкнула, а на мгновение обняла в ответ, явно что-то хотела сказать.... Но вместо этого густо покраснела и юркнула к себе.

Следующие две недели Харелт и Лейтис сбегали из дома раз в два-три дня. Чтобы никто не заметил, и чтобы не возникало вопросов, чего это оба до позднего утра спят, а потом клюют носом и зевают. Вот только Мирна всё равно что-то подозревала... Но спросить так и не решилась.

На очередную прогулку Харелт попросил Лейтис одеть платье. Объяснив, что и в брюках девушку примут... Но статус будет у неё в таком случае совсем другой, и выйдет не так интересно. Лейтис согласилась, хотя и вздохнула, что через забор лазить в юбке неудобно. Харелт на это лишь мило улыбнулся и сказал, что готов нести такую красавицу на руках хоть до самого места. Правда в ответ получил лишь "нахал", весь вечер Лейтис делала вид, что на Харелта обиделась, сам Харелт лучился от довольства, а Мирна, наоборот, сгорала от беспокойства и не пыталась это скрывать.

Перелезать в юбке через забор и в самом деле оказалось неудобно. Да и идти потом пришлось в южную часть пригорода. А перед этим опять выбираться за стену через оставленную эльфом Финваррой лазейку. И непонятно зачем: на юге начинались склады, ничего интересного. Харелт загадочно молчал или отнекивался всю дорогу. Мол, ты с хугларами вела себя также. И лишь когда оба вышли на тракт, а вдали показались огни какого-то заведения и послышался шум, парень объяснил:

— Это трактир "Три копчёных окорока". Помнишь, мы ходили к артистам на праздник в честь своего покровителя? У легионов тоже есть особый день. Когда вспоминают павших и чествуют живых.

Лейтис демонстративно сморщила носик, потом рассмеялась:

— Ох, Харелт. Знала бы твоя мама, куда ты повёл девушку из общества.

Харелт не стесняясь в ответ расхохотался:

— Я не буду напоминать, как лихо одна "девушка из общества" орудует отмычками. И какими словами она обзывала это самое общество несколько лет назад, учась в Университете. Поэтому уверен, что сегодня тебе понравится. Хозяин отставной центурион, и именно здесь в столице можно встретить настоящих людей. А не то изнеженное подобие, которое любит шататься по дворцу, выклянчивая у императора подачек.

Лейтис на слова своего спутника только буркнула, что эти несчастные отмычки Харелт будет, видимо, вспоминать до второго сошествия Единого. Но парень уже повлёк девушку за собой.

Зал трактира был набит легионерами: как отставниками, так и теми, кто гордо красовался значками легионов на камзолах. Харелта явно ждали, так как с порога послышались приветственные возгласы. Кто-то спросил, кого Харелт привёл с собой.

— Позвольте представить вам мою невесту.

Трактир взорвался поздравительным рёвом: поздравляли и Харелта, который нашёл себе такую красивую девушку, и Лейтис, которой достался жених — настоящий рубака и прирождённый командир. Лейтис тихонько шепнула:

— Ты нахал. Мог бы спросить.

— Вот я и спрашиваю. Выйдешь за меня замуж? — и крепко поцеловал девушку.

Когда уста разъединились, Лейтис оглядела зал, а потом также негромко ответила:

— Выйду.

И поцеловала Харелта в ответ.

Пламя девятое. Светские визиты

Турнейг, столица Империи. Июнь, год 499 от сошествия Единого.

В загородный особняк Раттрея лорд Малколм Хаттан вместе с принцем Рэганом и магистром Ислуином прибыли уже под вечер и без сопровождения. Молчаливый слуга в камзоле без гербов встретил гостей на крыльце, поклонился и также без слов повёл всех вглубь дома. Ислуин усмехнулся: второй раз он встречается с Хранящим покой, и опять здесь. Только теперь можно не стесняясь сканировать окружающее пространство — и восхититься, как всё устроено. Изящно, со вкусом, удобная планировка...вот только защита от подглядывания стоит глухая, даже для мага с его уровнем — пять-шесть метров, и взгляд вязнет, будто в тумане. Но и увиденного хватает понять, что некоторые из перегородок могут в любой момент рухнуть, а многие проходы превратиться в глухие стены, и дорога к апартаментам хозяина станет непроходимым лабиринтом.

Слуга довёл всех до очередной двери, приглашающе её открыл и словно растворился в полутьме коридора. Гости шагнули в комнату и на мгновение прищурились от яркого света закатного солнца, вовсю светившего сквозь огромные, во всю стену окна и выходившую на веранду стеклянную дверь. После чего приветственно кивнули сидевшим за столом главе Тайной канцелярии, канцлеру и генералу Доннахе и заняли свободные кресла.

— Ваша любимая комната, господин Раттрей? — улыбнулся магистр. — В прошлый раз вы звали меня тоже сюда. Но вот этого ковра и часов, помнится, не было. Хотя признаю, с ними куда уютней.

— Спасибо за комплимент, — кивнул Хранящий покой. — Будем считать, что вашу деликатность — в количество защитных пологов, охрану и остальное тыкать мне вы не стали — я тоже оценил. А дальше, прошу прощения, предлагаю перейти сразу к делу. Оставим политические реверансы на потом. То, что вторжение орков не началось этим летом, подарок, о котором мы не смели даже мечтать. Но думаю это последний подарок, который у нас будет.

Взгляды Ислуина и Рэгана сразу захолодели.

— Вы уверены? — спросил принц.

— Уверены, к сожалению, — ответил за Раттрея канцлер. — Скажу открыто. Кроме Второго южного мы тайно вывели в ближнее Приграничье легион отставников-ветеранов, в несколько раз увеличили размеры баронских дружин. Но почти наверняка этого хватит лишь задержать первую волну, чтобы южные города и замки успели подготовиться к осаде. Причём осаде не на месяц-два, а как минимум до следующего лета. Поэтому у меня к вам вопрос. Смогут ли эльфы оказать нам какую-нибудь помощь немедленно?

Рэган покачал головой.

— Если бы вы начинали наступление на земли орков, полоса между нашими землями и океаном стала хорошим плацдармом. А так, пока существует Барьер и разница во времени... Эта разница удобна для снабжения армии, даст отводить войска к нам на отдых — но исключает возможность вывести к океану и погрузить на корабли хоть сколько-нибудь заметные силы. Орки сразу же обнаружат, а скоординировать нашу армию и подошедший для погрузки флот мы не сможем. Нас разгромят поодиночке. Если верить расчётам кера Ислуина, мы сможем вступить в войну только через два — три года.

Канцлер кивнул:

— Хотя бы так. Три года мы устоим даже при самом худшем раскладе. А дальше встречный удар со стороны побережья зажмёт орков в клещи. И раз уж мы все здесь, прошу, — лорд Арденкейпл пододвинул принцу две стопки листов. — Это исправленный вариант с учётом последних наших и ваших замечаний.

Рэган быстро просмотрел ближнюю к себе стопку, кивнул:

— Можно оформлять хоть сейчас. Вот только... С нашей стороны я могу подписать любой документ. К тому же кер Ислуин тоже носит титул Высокого принца, и совместное решение сразу двух ветвей правящей династии оспорить не посмеет никто. Как быть с тем, что император Дайв о нашем визите даже не знает?

Ответил эльфу Доннаха.

— Для этого лорд Арденкейпл и попросил прибыть в столицу меня. Старейшины императорского клана тоже обеспокоены угрозой с юга. Поэтому именно я стал не просто первым в линии наследования, а официальным наследником. Договор же вы заключаете не с императорами, а с Империей. В таком случае подписи наследника и канцлера равны подписи императора. А печать свидетеля поставит один из клановых старейшин и Хранитель традиции лорд Малколм Хаттан.

Рэган понимающе уважительно кивнул: кто такой Доннаха и чем прославился, он уже успел выяснить. Когда с бумагами всё было закончено, и листы отправились в особые шкатулки, тут же закрытые печатями принца Рэгана, канцлера, Доннахи и лорда Малколма, Раттрей вдруг задумчиво добавил:

— Помощь эльфов — это палка о двух концах. С внешнеполитической точки зрения, как недавно высчитывал лорд Арденкейпл, — последовал жест рукой в сторону канцлера, — будет изрядная выгода. Сразу снимаются все накопившиеся за последние годы мелкие неурядицы с Советом подгорных мастеров гномов. Можно будет ожидать помощи от Северных королевств, там многие знатные рода имеют примесь эльфийской крови и наверняка захотят помочь родственникам.

Принц усмехнулся:

— Я прикажу открыть сохранившиеся геральдические книги, и родственников северянам мы найдём среди самых достойных родов бывших Северных и Восточных уделов. Обещаю.

Канцлер и магистр на эти слова улыбнулись, Доннаха и Малколм остались внешне невозмутимы. Но и их глаза лучились смехом. Хранящий покой кивнул и продолжил:

— Вот только внутри Империи на известие о сотрудничестве с нелюдьми могут опять заволноваться Чистые братья. А в разгар войны это может стать смертельно опасным.

— С Чистыми пусть разбирается мессир Кетингерн, — резковато ответил Доннаха. — Сберегающие уже показали, как умеют выкорчёвывать ересь. К тому же за пределами ближних к Турнейгу провинций отступники не имеют серьёзного влияния, а нас сейчас больше должны волновать южные границы. Чем сильнее будут выжжены захваченные войной территории, тем вероятнее, что после мы вернёмся к статус-кво. Пока мы отстраиваем порушенное, орки копят силы и готовятся через поколение ударить снова.

Неожиданно заговорил молчавший с самого начала встречи Ислуин.

— Отсрочка вторжения даёт нам шанс. Я недавно слушал Радугу-в-Огнях. С последнего визита к ней прошло не так много времени, поэтому отголоски до меня ещё доносятся. Озеро почти успокоилось. Великая Степь вернётся в наш мир этим летом. Если вы готовы отдать ханжарам половину Безумного Леса...

— Да хоть весь! — в один голос ответили канцлер и Доннаха.

Магистр кивнул.

— В таком случае Империя получит на юго-востоке надёжного союзника с немалой и хорошо обученной армией. И главное — рвущегося поквитаться с орками за прошлое поражение. До нашего отъезда я говорил с Великим ханом про такую возможность. После совещания готов обсудить с лордом канцлером предложения ханжаров, и дать пояснения, по каким пунктам Владыка степи, скорее всего, будет готов на уступки, а где — нет. Послом же, — усмехнулся Ислуин, — предлагаю отправить Харелта. Как только он сыграет свадьбу с Лейтис: девушка хорошо знает обычаи Степи, кроме того, как моя дочь после замужества сразу получит титул ханши. В глазах ханжаров это тоже будет весить немало.

Канцлер и Раттрей так удивлённо посмотрели на лорда Хаттан, что магистр не выдержал и негромко рассмеялся. Оказывается, есть в столице что-то неведомое даже для ищеек Хранящего покой.

— Малколм, — обратился лорд Арденкейпл, — вы жените наследника? И когда? И почему тайно? Вы в чём-то против выбора сына?

— Никакой тайны, — улыбнулся Хаттан. — Официально всё будет объявлено, как только эти двое решаться рассказать о своих планах родителям. А насчёт против... Даже если забыть моё мнение, что лучшей девушки Харелту не найти. Бехан, вы же сами высчитывали выгоды от союза с эльфами. А тут — одна из Высоких принцесс, к тому же воспитанная в вере к Единому. Это не только внешняя политика, но и поддержка таких церковных ортодоксов как митрополит Эллер. Подобную невесту не стыдно иметь самому императору.

Канцлер сделал недовольное лицо:

— Вот только сколько нам ждать, пока молодость преодолеет нерешительность? Время терпит, но не особо.

— А давайте-ка я их потороплю, — усмехнулся Доннаха. У меня тут следующую пару недель вынужденно начнётся бурная светская жизнь. Слух о решении Совета клана, я так понимаю, уже ползёт, поэтому в поместье Морэев, где я остановился, карточек-приглашений нанесли несколько мешков. Буду таскать эту пару везде с собой и устрою так, чтобы они на людях часто оставались вдвоём, — генерал подмигнул лорду Малколму. — Харелт у нас мальчик воспитанный, о репутации дамы всегда думает. Так что вынужден будет объявить о помолвке. А дальше и до свадьбы недалеко. Можете втихую начинать готовиться.

За дело Доннаха взялся уже на следующий день. Заехал в особняк Хаттан и предупредил Харелта, мол, на ближайшие две недели тот, как и в прошлые разы, становится спутником и помощником генерала на всех светских мероприятиях столицы. Но поскольку статус у Доннахи теперь немного иной, то в одиночестве Харелту посещать балы и приёмы нельзя. Поэтому ему оставляется список девушек, из которого нужно выбрать себе спутницу. Когда Харелт прочитал имена и попытался было возмутиться — почему именно эти, Доннаха резко отрезал, что такова политическая необходимость. И уехал спокойный: кроме Лейтис всех остальных Харелт на дух не переносил.

Лейтис к требованию Доннахи отнеслась спокойно: надо — так надо. Но вот первый из намеченных визитов заставил изрядно понервничать и её, и Харелта. Не пожелавший разбираться в сплетнях и событиях многолетней давности, Доннаха принял приглашение нового лорда Кингасси: после смерти в прошлом году дана Шолто его сын рьяно принялся восстанавливать утраченное отцом влияние. Когда лакей в белых и красных цветах дома Кингасси провёл гостей в просторную бальную залу с бесчисленным множеством похожих на свечи ламп, играющих светом на золочёных фризах и тонкой чеканки бронзовых инкрустациях, Лейтис почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Всё выглядело почти точь-в-точь как в прошлый раз, после которого им с магистром пришлось бежать из Турнейга. Не хватало только жардиньерок с цветами... Молодой лорд Кингасси, перехватив обеспокоенный взгляд девушки, улыбнулся и поспешил заверить, что хочет оставить все разногласия в прошлом. А мелочной мстительности отца никогда не поддерживал. Вот только какое-то сосущее, неприятное чувство даже после слов хозяина дома проходить не желало. Поэтому едва объявили начало первого вальса, Лейтис тут же отправилась вместе Харелтом танцевать.

Доннаха вальсировать не захотел, хотя та или иная дама проходила мимо с намёками перед объявлением каждого нового танца. Поэтому подошедшего лорда Кингасси генерал встретил доброжелательно, ведь "деловой мужской разговор" был хорошим поводом отвадить всех претенденток на благосклонность столь привлекательного и до сих пор холостого мужчины. Беседа формально ни о чём длилась почти полчаса, когда лорд Кингасси наконец решился перевести разговор на интересующую его тему. Показав на танцующих вместе Лейтис и Харелта, он аккуратно спросил:

— Я так понимаю, это будущая леди Хаттан?

— Думаю, всё станет известно в своё время. Сам я ничего по этому поводу сказать не могу.

— Ну что же, спасибо. Ваших слов для меня вполне достаточно, — молодой лорд сделал неглубокий, но уважительный поклон Доннахе. — И прошу, лорд Макрэ, передайте дане Лейтис и дану Харелту, что семья Кингасси надеется оставить наши разногласия в прошлом и выражает им свою искреннюю поддержку.

— Кое-кто считает иначе, — краешком рта улыбнулся генерал.

— Я никогда не отказываюсь от родственников, — покачал головой Кингасси. — Даже таких, как Химиш. Но поверьте — на решения семьи его слово влияния иметь не будет.

— Слышали, что дана Ивара видели в свите лорда Арденкейпла? — теперь уже открыто усмехнулся Доннаха.

— Вы правы не только в этом, — молодой лорд демонстративно сделал вид, что двойного дна в вопросе собеседника не заметил. — Хотя и не спорю, что ссориться одновременно и с канцлером, и с Раттреем, и с вами — это крайне неразумно. Недавно мой кузен вернулся с Севера, куда ездил по торговым делам нашего клана. В последние годы слово дана Ивара среди северных ярлов весит немало. Я слышал, к примеру, князья Виртанен за какую-то помощь роду даже обязаны ему кровью. Наследнику ярл Ойви, недавно вернувшись из очередного морского похода, объявил, что дом Виртанен принимает дана Ивара как почётного гостя, а его враги будут и врагами семьи Виртанен. Так что повторять, скажу откровенно, глупость моего отца и рисковать кланом ради удовлетворения мелочной мстительности я не буду.

Кингасси ещё раз поклонился, и, не дожидаясь ответа, отошёл. А Доннаха остался сверлить заинтересованным взглядом его спину.

Ни о словах лорда Кингасси, ни про остальные беседы на тему будущей леди Хаттан, которые заводили с Доннахой на каждом приёме, генерал Харелту и Лейтис не говорил. Поэтому слухи до молодых людей дошли только через неделю. И на следующее же утро, стоило наследнику трона нанести визит лорду Малколму, как Харелт и Лейтис отправились в кабинет главы дома — ругаться. Причём договорились, что начнёт высказывать претензии сначала Лейтис: жених был разъярён и мог вспылить прямо с порога. Тогда выяснения отношений не получится, обоих просто выставят.

Фразы, с которых стоит начать, и Лейтис, и Харелт обдумали заранее раз по пять. С прошлого вечера, когда знакомый "заглянул по дороге", чтобы передала слух и посмотреть на реакцию: правдив ли он, времени прошло достаточно. Харелт, кипя от негодования, но внешне стараясь быть спокойным, открыл дверь, учтиво пропустил девушку вперёд, плотно прикрыл дверь за собой... И заранее придуманная речь у молодых людей застряла поперёк горла. Так как кроме генерала в кабинете Малколма сидели мама и дядя Харелта, мамин старший брат. Увидев кто вошёл, дядя встретил молодых людей словами:

— А, вовремя. Мы уже хотели посылать за вами.

— Зачем? — удивился Харелт, машинально беря ладонь девушки в свою.

— А потому, что нам всем пришло сегодня странное письмо. Читайте. Ты, девочка, тоже читай. Насколько я знаю племяша, ты тоже станешь частью семьи. Поэтому и тебя это дело касается.

Сдвинув свободные кресла, Харелт и Лейтис принялись читать. Письмо и правда оказалось необычным. Император требовал сегодняшним вечером срочно прибыть к нему во дворец. Причём звали мужчин не только впрямую принадлежащих к клану — но и таких, как дядя Харелта. То есть имеющих связи с правящей династией через родство.

— И отказаться мы не имеем права, — прокомментировал Доннаха.

Лейтис вдруг охнула, на мгновение осела в кресле. Но не успели остальные броситься к девушке, даже задать вопрос, что случилось, как Лейтис сама ответила:

— Харелт. Ты обязательно должен там быть? Я... У меня нет способностей провидицы, но я вдруг почувствовала, что над кем-то в этой комнате повис чёрный полог. Полог Небытия. И он пройдёт совсем рядом с тобой.

— Интересно... — протянул дядя Харелта. — Но любое увиденное будущее — лишь вероятность. Вопрос, насколько высокая...

Харелт взял ладони девушки в свои и принялся их растирать: от непонятного видения пальцы Лейтис закоченели, словно на морозе, и теперь мелко дрожали. И не отрываясь от растирания, ответил:

— Несколько лет назад мне был предсказан Узел судьбы. Предсказан сильной видящей. Это жена Дугала, вы её знаете.

Доннаха кивнул.

— Так вот, она предсказала, что моя встреча с Лейтис обязательно повлияет на судьбы многих людей. Встреча произошла, Узел — где-то сейчас. Так не связан ли с ним визит во дворец?

Лорд Малколм кивнул и добавил:

— Когда мы обсуждали ваше путешествие с твоим отцом, девочка, мастер Ислуин говорил, что вас с Харелтом объединяет какая-то необычная связь. И возможности у этой связи могут быть любые. Поэтому к твоим словам надо обязательно прислушаться.

— Тогда так, — решительно сказал Доннаха. — Не пойти мы не можем. Но к возможным неприятностям стоит подготовиться. Самое вероятное — это попытка покушения на Дайва. Гибель императора сейчас вызовет очень нехорошие последствия в стране, особенно учитывая некоторые события на юге и востоке Империи, — генерал и лорд Малколм переглянулись и кивнули чему-то известному лишь им двоим. — С учётом того, что канцлера и Хранящего покой в столице как раз нет — самое время попытаться раздуть смуту и повлиять на выбор наследника.

— Во дворце полно гвардейцев... — начала было леди Хаттан.

Мужчины на это дружно фыркнули. А Доннаха добавил:

— Картонные солдатики. Если бы не люди Раттрея, которые отрезают все попытки ещё на подходах к дворцу... Но если верить предчувствию Лейтис — кто-то сумеет их переиграть. Сделаем так. Раз Дайв вспомнил про один обычай из Книги Рода, то мы вспомним другой. Что на зов-собрание главы клана свободные мужчины клана имеют право пройти с оружием и без досмотра посторонними. Я передам, пусть все озаботятся не только парадными камзолами, и не оставляют ничего в комнате рядом с залом аудиенций.

— Император может возразить. Он... — задумался Харелт.

— Ничего, — резко оборвал молодого человека генерал. — Мы ему напомним, что воля собрания старейшин клана тоже имеет вес. И что лорд Малколм последним собранием назначен до коронации нового императора Хранителем традиции, — Доннаха посмотрел на открывшего рот от удивления Харелта. — Не знал? Теперь знаешь.

Генерал встал.

— Жду вас вечером у парадного входа во дворец.

Судя по всему, дворцовой охране тоже что-то было известно. Так как число патрулей в дворцовом саду удвоили, да и на всех постах стояли не как обычно по два солдата — а по четыре гвардейца.

Из-за повышенных мер безопасности и случилось досадное недоразумение. Доннаха и оба Хаттана подъехали первыми, ждать на улице не захотели... На входе их остановили гвардейцы, и командовавший десятник потребовал оставить мечи и вообще подвергнуться проверке. В ответ лорд Малком удивлённо посмотрел на стражника так, будто перед ним стоял обряженный в доспехи заморский зверь слон. А Доннаха поинтересовался, не надоело ли доблестному гвардейцу служить в столице? Ведь даже просто имевшие титул лорда и их наследники имели право входить во дворец при оружии. Что уж говорить про родственников императора! Но стремление выполнить приказ дословно в молоденьком служаке перевесило. Десятник попытался поднять тревогу, приказал своим солдатам арестовать нарушителей... На счастье в этот момент подбежал начальник стражи всего южного крыла. Сразу поняв, кто перед ним, легат немедленно извинился, приказал пропускать всех идущих в Малый зал беспрепятственно. А десятнику громко высказал благодарность за точное исполнение приказа — отчего парень вжал голову в плечи: было понятно, что "благодарность" легата запомнится излишне бдительному солдату надолго.

Инцидент был исчерпан... но осадок остался. Поэтому Доннаха приказал Харелту оставаться возле входа — проследить за поведением гвардейцев. И в Малый тронный зал младший Хаттан попал последним. Зал был небольшой, всего двадцать метров в длину. Поэтому пять десятков приглашённых гостей, патриарх Брадан вместе с двумя монахами-телохранителями и несколько непонятно зачем оказавшихся здесь придворных создавали ощущение огромной, непривычной для императорского приёма толпы. Но Харелта больше поразило другое. Стены от пола до потолка были завешаны гобеленами с изображениями сцен из жизни пророков и святых. А ведь для этого пришлось отдельные гобелены аккуратно сшивать, чтобы на восьмиметровых полотнищах ткани не было заметно грубых стыков. Да и на золочёных люстрах висели украшенные блёстками широкие ленты с изречениями из Книги Единого. Даже для Дайва Первого такая дорогая забава была излишеством. Особенно если вспомнить, что религиозностью император никогда не отличался.

Для подобных украшений могла быть и ещё одна причина. Изображения святых и картинки с житиями пророков обязательно вешали, если рождался ребёнок... Но эту идею Харелт отбросил сразу. Случайно он знал то, что было известно только главному дворцовому лекарю и старейшинам семей императорского клана: детей у Дайва Первого быть не могло. Вот только никакого разумного объяснения в голову не приходило — причём, судя по взглядам, которыми перебрасывались отец и Доннаха, и им тоже. Но придумать ещё какое-нибудь объяснение Харелт не успел. Появился герольд-глашатай и объявил: сейчас войдёт император.

Странности на этом продолжились. Из дверей в противоположном торце залы вынесли не одно, а два кресла. Вот только жены, которая могла бы занять второе место, у Дайва не было. Император вошёл почти вслед за слугами, и Харелт удивился, как Дайв постарел за те три или четыре месяца, которые он его не видел. Из пожилого мужчины император стал настоящим стариком, который и ходит то с трудом — даже сейчас Дайв шёл, опираясь на плечо своей последней фаворитки, леди Кенины. Картина выходила трогательная до слащавой приторности: седой морщинистый старец в строгом камзоле и двадцатитрехлетняя золотоволосая красавица в пышном кружевном платье. Годится Дайву чуть ли не во внучки, но смотрит на него очень уж влюблённым и нежным взором.

Два десятка шагов до кресла явно дались императору с трудом. А вот дальше зал зароптал: женщина помогла Дайву, а затем села рядом с ним. На место императрицы! Гул нарастал — и вдруг мгновенно стих. Герольд затрубил, и рядом с императором внесли и поставили укрытую балдахином детскую кроватку! На которой сверху ярким огнём горел амулет, подтверждающий, что лежащий в кроватке ребёнок принадлежал к потомкам правящей династии Кинросса. Тем временем император встал и заговорил, что долго ждал, пока Единый подарит ему наследника. И, наконец, свершилось. Но ему не хочется, чтобы кто-то обвинил — ребёнок рождён в блуде. Поэтому он просит патриарха проявить снисходительность и обвенчать его с леди Кениной законным браком.

Говорил Дайв недолго, и сел на своё место обессиленный. Почти сразу после него начал речь глава Гильдии магов архимаг Уалан, вставший рядом с кроваткой. Архимаг погладил пышную белоснежную бороду, затем провёл рукой по символу главенства в Гильдии — белой мантии с золотой оторочкой, и начал говорить. Долго, витиевато... Всё сводилось к одному: родственники и придворные немедленно должны признать наследника, после чего Уалан совершит над мальчиком все защитные обряды. Леди же Кенину нужно немедленно официально признать матерью наследника.

Харелт видел, как отец, Доннаха и многие другие переглядываются. Судя по крайнему удивлению дворцового лекаря, главный целитель вообще не знал про беременность леди Кенины, и история выходила мутная. Но даже если предположить, что случилось чудо — а амулет над кроваткой это подтверждал, ситуация всё равно получалась куда сложнее, чем кажется золотоволосой женщине, в открытую примеряющейся занять место императрицы. А может и регентши при наследнике. Совет старейшин клана уже вынес своё решение. Совокупное политическое влияние глав семей не меньше, чем у императора. Регентом провозгласят Доннаху, для этого достаточно мнения Хранителя традиции. Поэтому требование Уалана немедленно провести над мальчиком защитные обряды, которые ко всему прочему могут помешать установить отцовство, никто не поддержит. Если же тщательное расследование подтвердит, что ребёнок действительно сын Дайва — то править до его совершеннолетия будут регент и Хранитель. То есть Доннаха Макрэ и Малколм Хаттан. Леди же Кенина не получит вообще никакой власти, одни почести. Вот только вряд ли женщина с подобным согласится.

Пока Харелт думал, архимаг закончил свою речь и повторил требование принести присягу немедленно. Над залом повисло нехорошее молчание. Внезапно Харелт обратил внимания на одну странность. Кроватку, естественно, укрывал созданный Уаланом защитный полог. Вот только было в защите непонятное сгущение силовых линий рядом с амулетом династии. А ни одного сильного и способного заметить сгущение мага в зале почему-то не оказалось. Про способности же Харелта никому не известно... Дальше тело действовало, как в бою. Атаковать раньше, чем до конца оформится мысль! В Уалана полетел жгут, сплетённый сразу из двух стихий — Земли и Огня.

Архимаг не зря носил свой титул. Даже неожиданное нападение, даже мощная атака лишь слегка подпалила бороду да прожгла дыру в мантии. Следующий клок магмы бессильно рассеялся по щиту... Тут-то и сработал расчёт Харелта. Уалан слишком давно участвовал в настоящем сражении, где его пытались именно убить. И теперь от испуга в первую очередь усилил свою оборону, потом приготовился контратаковать. Архимаг забыл, что нападать магией во дворце почти невозможно, об этом позаботились ещё строители — и даже кровь родича императора не позволит Харелту обходить этот запрет долго. А ещё Уалан забыл про полог над кроваткой — Харелт же следующий удар нанёс именно в странное сгущение.

Полог рассыпался с громким шелестом, сразу же на плечи навалилась тяжесть и пустота: защита дворца погасила боевую магию. Но дело было сделано. Иллюзия рассыпалась, и стало видно, что рядом с амулетом укреплён фиал с кровью, который и чувствовало магическое устройство. Почти сразу над залом раздался голос дана Стафы:

— Дайв. Я был твоим другом на протяжении многих десятилетий. Поэтому не могу молчать. До этого момента я сомневался, но теперь я должен тебе сказать. Этот ребёнок — не твой. Я видел, как из комнаты Кенины выводили молодого мужчину, похожего на тебя. Тогда я подумал, что мне показалось. Но теперь уверен: тебя обманывают.

Харелт всегда относился к дану Стафе свысока, считал человеком недалёким, не очень умным, обязанным своим местом при дворе исключительно дружбой с императором. А сейчас хотелось уважительно поклониться этому высокому худощавому старику за его мужество. Характер у Дайва Первого в последние годы испортился, в гневе император нередко не щадил не только виноватых, но и принёсших дурную весть. Стафа рисковал отнюдь не местом в свите правителя, а головой — но не испугался. Внезапно раздался тонкий крик-визг леди Кенины, которой вторил архимаг Уалан:

— Измена! Спасайте наследника!

И сразу же с обеих сторон хлынули смуглолицые горбоносые воины с мечами и в панцирях поверх белых дхоти[1]. По залу понеслись звон стали, ругань, крики и хрипы умирающих. На Харелта налетел худой, гибкий как змея матарамец, который попытался атаковать с бешеной скоростью. Пришлось сразу же уйти в глухую защиту... Вот только, хотя враг и был чуть быстрее, скоро стало ясно, что как мечник он Харелту проигрывал. Клинок атаковал вроде бы беспорядочно то слева, то справа — но почти сразу Харелт заметил в движениях врага определённую схему. К тому же матарамец явно не ожидал, что жертва будет носить под камзолом кольчугу: когда Харелт сделал вид, будто открылся, меч вместо глубокого кровоточащего пореза на боку лишь разодрал ткань, бессильно скользнув по кольцам. Смуглолицый же в ответ получил нехороший укол в руку, вскрикнул и поспешил отступить.

Оглядевшись, Харелт понял, что схоже сложилось и у остальных. Враг не ждал — вместо парадного боевое оружие возьмут все приглашённые, а у большинства под камзолами будет спрятан лёгкий доспех. Впрочем, почти сразу последовала новая атака. Но за минуты передышки обороняющиеся успели разделиться на отряды под командованием Доннахи и Малколма. Нападение, встретившись со сплошной стеной клинков, тут же захлебнулось. К убитым во время первой стычки матарамцы добавили ещё несколько трупов своих воинов. Можно было бы считать это успехом, ведь во второй схватке у защитников появился лишь один легкораненый, да и в самом начале несмотря на внезапность погибло всего девять человек... Вот только среди хладных тел лежали император, дворцовый лекарь, патриарх и оба монаха-телохранителя.

— Нас просто так теперь не выпустят, — высказал общее мнение лорд Малколм.

Доннаха оглядел залу, потом посмотрел на тело Дайва. И быстро что-то подсчитал в уме. Потом произнёс:

— Гвардия наверняка на стороне мятежников, иначе бы эта шлюха не решилась. Харелт и дан Стафа, вы наши главные свидетели. И должны выбраться из дворца любой ценой. Мне нужно два десятка. Пока мы изображаем прорыв в сторону парадного крыльца, остальные пусть выбираются мимо покоев императора к малой конюшне. Даже если подстилки императора не ездят верхом, там всё равно постоянно держат две-три осёдланных лошади. И Харелт, объявляй Войну крови.

Зал одобрительно загудел, соглашаясь. Доннаха отобрал из добровольцев тех, кто пойдёт с ним. Потом вдруг шагнул к лорду Малколму и что-то зашептал ему на ухо. Тот закивал, соглашаясь. Доннаха повернулся к Харелту... и следующие его слова заставили зал замереть:

— Харелт Хаттан. С согласия Хранителя традиций и беря в свидетели всех, кто находится в этом зале. Уходя Последней тропой, передаю тебе старшинство над родом Кинросс. Остающийся, сохрани нашу кровь и нашу силу.

Харелт от неожиданности вздрогнул, нервно сглотнул, но нашёл в себе силы ответить согласием. Только что Доннаха не просто передал право наследования Харелту! Обычай Последней тропы уходил во тьму веков, когда мужчины оставались прикрывать бегство женщин и детей в тайные убежища, и никто из защитников не надеялся вернуться из боя живым. Возглавлял войско клана в этом случае вождь или наследник вождя, а старшинство передавалось кому-то из немногих сопровождавших беглецов мужчин. Но самым тяжким грузом вдруг легла не власть, которой Харелт не ждал, не ответственность. По сердцу резануло острой как нож болью: ни Доннаху, ни своего дядю, ни остальных, вышедших вслед за ними через тяжёлые парадные двери залы, живыми он больше никогда не увидит.

Долго переживать не получилось, отец отдал приказ, и второй отряд двинулся к конюшням, смяв охрану императорского входа. Отвлекающий манёвр Доннахи, судя по всему, удался. Ни матарамцев, ни гвардейцев на пути почти не встречалось. А когда отряд свернул в сторону хозяйственных помещений, обходя покои императора, дворец вообще стал казаться покинутым. Слухи, как обычно, распространились быстрее лесного пожара — и прислуга попряталась от вооружённых людей. Поэтому, когда раздались громкие шаги идущего навстречу человека, лорд Малколм приказал остановиться и на всякий случай приготовиться к бою.

Из-за угла коридора показался молодой парень в ливрее императорского слуги. Лакей поднял руки с раскрытыми пустыми ладонями, показывая, что оружия у него нет. И заговорил:

— Вас впереди ждут. Они догадались, куда вы идёте. И все там.

Парень показался Харелту смутно знакомым, но вопрос отца опередил воспоминания:

— Кто ты? И почему вдруг решил нас предупредить?

— Скотти. Меня зовут Скотти. Дан Харелт, вы меня помните? Тогда, в галерее. Вы спасли меня и двух моих сестрёнок.

Харелт кивнул.

— Поэтому я обязан вам помочь.

— Парень, ты уверен? — Малком внимательно посмотрел на слугу. — Если тебя поймают вместе с нами, то не просто убьют.

Скотти опустил руки, и кивнул:

— Долг чести есть не только у дворян. Моя семья и семья моего дяди обязаны вам жизнью. Я могу вывести вас, дан Харелт, кружным путём к двери, через которую вносят ящики на кухню. Там никогда никого нет. И даже по тревоге стоит самое большее один солдат.

Несколько мгновений Малком думал, потом произнёс:

— Хорошо. Стафа, Харелт. Вы отправляетесь со Скотти, мы же отвлечём врага на себя. Харелт, когда выберешься из дворца — беги к Сберегающим. Тебя пропустят к отцу Энгюсу, а он доложит всё мессиру. Сберегающие сейчас единственные, в ком я уверен, что они не на стороне мятежников. А теперь быстрее.

Харелт кивнул, сглатывая ком в горле. После чего ещё раз пристально посмотрел на отца и нырнул вслед за Скотти и Стафой в маленькую дверцу в стене. Дальше начался самый настоящий лабиринт подсобок, складов, разных хозяйственных помещений. Оставалось только гадать, как проводник ориентировался в этих запутанных коридорах и переходах. И везде следы поспешного бегства...

Очередной коридор закончился большой комнатой, выход из которой вёл на улицу. Только пост здесь оказался не из одного солдата, а из четырёх гвардейцев, сидящих на сложенных у стены ящиках! При виде вошедших охрана вскочила, командовавший десятник сделал шаг вперёд и Харелт ругнулся про себя. Ригарт! Вот ведь опять свела судьба. Впрочем, тут же пришла мысль — может оно и к лучшему. Несмотря на определённые разногласия, паренёк Харелта знал и мог ему поверить... Но уже на середине объяснений Ригарт закричал:

— Взять мятежников живыми или мёртвыми!

И кинулся на Харелта. За ним остальные.

В ответ в ближайшего солдата полетел нож, и совсем ещё молодой парень захрипел и забулькал на полу: дан Стафа в успех переговоров не поверил с первых слов. После чего комната наполнилась лязгом железа. Ригарт связал боем Харелта, два других солдата напали на Стафу, решив сначала взять старика молодостью и числом, а потом уже втроём одолеть Харелта. Вот только дан Стафа не зря в своё время отслужил несколько лет в легионах на северной границе, а потом выполнял самые разные поручения императора. Опыта сражений и боевых схваток у него было больше, чем у всех остальных в комнате вместе взятых. Старик тут же ушёл в глухую оборону, пользуясь тем, что ящики и тело третьего солдата мешают обойти его сбоку. И как не старались гвардейцы найти хоть одну брешь в защите — только раз за разом вынуждены были отступать, чтобы не попасть под очередной хитрый выпад старого придворного.

Равны вроде бы оказались и Харелт с Ригартом... Молодой офицер нападал, его противник оборонялся. Но очень скоро Харелт понял, что из их дуэли Ригарт так никаких выводов и не сделал. Ошибка, на которой Харелт подловил его в прошлый раз, осталась. Поэтому, едва убедившись, что это не обманка, Харелт провёл ту же самую комбинацию, как и на дуэли. Меч обошёл слишком далеко выставленный клинок и добрался до тела. Вот только придерживать силу удара теперь Харелт не стал, а подмышечную кольчужную сетку Ригарт не одел... Бравировать, нарушая устав в мелочах, среди гвардейцев считалось особым шиком. Отточенный клинок без препятствий вспорол живую плоть. Следом короткий добивающий удар — и меч уже полетел в спину второму солдату, а Стафа нанёс страшный рубящий удар в лицо третьему.

Два квартала от дворца беглецы промчались не останавливаясь. Дальше пришлось сделать передышку: драка во дворце и спешка на ночных улицах высосали из старика силы. Свернув в очередной проулок, он встал, тяжело дыша и опираясь на стену дома. И тут Харелт вдруг решился сказать то, что мучило его с первого мгновения бойни в Малом зале..

— Дан Стафа. Я понимаю, что нам лучше укрыться в резиденции Сберегающих. Но... Дома мать, сестра и невеста. Если...

Темнота в небольшом проулке стояла густая, но отблески фонарей с центрального проспекта позволили заметить, как старик усмехнулся.

— Мятежники их не получат. Бегите, Ваше Высочество. И не спорьте, молодой человек. Вы теперь у нас наследник трона. Бегите. А мы с мальчиком, — Стафа опёрся на плечо Скотти, — предупредим остальных. Спешите же.

Харел кивнул, на несколько бесконечно долгих ударов сердца позволил себе задержаться. А затем растворился в темноте улицы, ведущей к резиденции Великого Инквизитора.

[1] Дхо́ти (хинди ????, dhoti) — вид мужской одежды. Представляет собой прямоугольную полосу ткани длиной 2-5 м, обёртываемую вокруг ног и бёдер с пропусканием одного конца между ног. Обычно при этом используется белая или одноцветная ткань, иногда украшенная орнаментом по краю

Пламя десятое. Империя в огне

Турнейг, столица Империи. Июнь, год 499 от сошествия Единого.

Городская резиденция Великого магистра Ордена Сберегающих была местом необычным. Единственная усадьба в Турнейге, которую окружала настоящая толстая кирпичная стена высотой почти в шесть метров. Всем остальным строить что-то подобное внутри городских укреплений было запрещено. И даже императоры, подавая пример подданным, дворец и парк огородили лишь узорчатыми решётками. Второй особенностью была площадь рядом с резиденцией, точнее — вокруг, от забора до ближайшего из домов не меньше двадцати метров. И освещалась площадь очень хитро: вроде бы и горели повсюду фонари, но к паре небольших дверец с противоположных концов кирпичного квадрата можно подобраться незамеченным. Открыты были эти калитки круглые сутки, а в комнатках за ними постоянно дежурили монахи. Очень уж необычные посетители любили заглядывать к инквизиторам. Из тех, кому днём и через главные ворота приходить не с руки. Харелта тоже пустили без вопросов, словно и не выглядывала из-под продранного камзола кольчуга, а на одежде не было пятен крови. Лишь попросили отдать меч и нож. После чего бесстрастно выслушали просьбу о встрече с отцом Энгюсом, один из монахов остался с гостем, а второй кивнул и ушёл.

Энгюс появился минут через двадцать. И по заспанному лицу можно было догадаться, что подняли инквизитора с постели. Увидев, кто его ждёт, священник ахнул:

— Харелт! Что случилось?!

Парень сразу как-то обмяк на стуле, будто разом навалилась вся тяжесть последних часов.

— Во дворце мятеж. Император убит. Кирос Брадан тоже убит. Я единственный, кому удалось вырваться.

Один из монахов на этих словах выронил связку ключей, второй замер, беззвучно открывая и закрывая рот, напоминая выброшенную на берег рыбу. Энгюс остался почти невозмутим, лишь ладонь на пару мгновений сжала ткань рясы.

— Харелт. Пошли со мной. У меня в келье расскажешь остальное. Дуарх, закрой дверь и не впускай никого. Лаврен, поднимай тревогу, но так, чтобы со стороны не было заметно. Братию на стену. Если за Харелтом следили, штурм может начаться в любой момент. И пошли кого-нибудь к мессиру. Передай, как только Харелт будет в состоянии, мы идём к нему.

— Отче, лучше сразу...

— Харелт, — мягко ответил священник. — Посмотрел бы ты на себя со стороны. Несколько минут уже ничего не решат, а вот упустить что-то важное в рассказе для мессира ты сможешь легко. Так что сначала придёшь в себя и выпьешь подогретого вина.

Долго отдыхать Харелт всё равно не захотел, поэтому вскоре уже сидел в кабинете Великого магистра. Мессир Кетингерн слушал внимательно, несколько раз переспросил, а разоблачение бастарда попросил пересказать ещё раз отдельно. Когда отзвучали последние слова, глава ордена ненадолго задумался, потом кивнул каким-то своим мыслям, вызвал монаха и наказал подыскать молодому человеку место, где тот сможет жить. Крепость явно сядет в осаду не на одну неделю, поэтому в гостевой келье оставаться неудобно, да и небезопасно. Харелт молча встал, поклонился, соглашаясь со словами мессира, и вышел вслед за сопровождающим.

Почти сразу дверь снова открылась, впуская отца Энгюса.

— Мессир, я взял на себя смелость известить о случившемся митрополита Аластера и митрополита Эллера. А также сообщил отцу Маркасу из Ланкарти.

— Почему ещё и ему?

— Я занимался расследованием чудес в Ланкарти. Отец Маркас не только достойный во всех отношениях сын Церкви. Он единственный, кто сумеет удержать округу от измены, чтобы им не посулили мятежники.

— Хорошо, — кивнул глава ордена. После чего внимательно, словно ощупывая до самого дна души, посмотрел на подчинённого. — Это ведь не всё?

— Весть я передал нашим особым способом. Но враг должен быть уверен, что гонец выбраться из города не сумел. Я готов пойти сам...

— Нет, — ответ прозвучал резко. — Пошли даже двух. Но ты понадобишься здесь. Харелт должен быть коронован как можно скорее. А подбирать молодому императору другого духовника для церемонии у нас нет ни возможности, ни времени. Вот только...

Лицо Энгюса на несколько мгновений затвердело, потом он опустился на колени и сказал:

— Я знаю обязанности духовника императора, и что это значит для меня. Но если такова плата за спасение Империи и Церкви, если такова воля Единого — я обязан ей следовать. Я пришёл сказать не только о гонцах. Дозорный сообщил, что дом Хаттанов горит...

Скотти и Стафа добрались до особняка Хаттан ближе к полуночи. Здесь ничего не напоминало о яростном сражении, идущем во дворце. Загадочно мерцали фонари вдоль улицы, откуда-то издалека доносился стук колотушки ночных сторожей. В саду вокруг усадьбы трещали цикады, журчал водой фонтан, вдруг прошуршала крыльями какая-то ночная пичуга. Поэтому когда перед воротами появился Стафа — в окровавленной и разодранной одежде, тяжело дышавший и опиравшийся на плечо парня — привратник растерялся. Но едва гости потребовали немедленно вести их к леди Хаттан, мужчина словно ожил. Быстро кликнув помощника и сказав ему позаботиться о Стафе и Скотти, слуга бегом кинулся в дом. Чтобы через несколько минут вернуться вместе с Родериком, который тут же отдал приказ вести гостей к хозяйке.

Ни леди Хаттан, ни Лейтис, ни остальные ещё не спали: ждали, пока мужчины приедут из дворца и расскажут о причинах столь странного приглашения императора. Поэтому в холл первого этажа спустились все вместе. Едва Стафа увидел жену лорда Малколма, как на одном дыхании выпалил:

— Леди! Во дворце мятеж. Император убит, остальные остались прикрывать наше бегство. Харелт выбран новым наследником вместо Доннахи. Он укрылся у Сберегающих, а вам просил передать, чтобы вы немедленно уходили из города.

На этом старика словно покинул остаток сил, он пошатнулся и если бы не успевший его подхватить Родерик, упал на пол.

Леди Хаттан восприняла новость о гибели брата и мужа внешне спокойно... Только по тому, как женщина с такой силой сжала плечо Криси, что девочка аж дёрнулась от боли, можно было догадаться о творившемся на душе. Команды последовали незамедлительно.

— Всем на сборы пятнадцать минут, потом уходим. Кто не хочет бежать с нами, прячетесь в городе. Рэган, Лейтис как невеста Харелта и дан Стафа станут главными целями мятежников. Будете их охранять. Ислуин, Родерик. Берёте всех семерых охранников. Вы должны захватить северо-восточные ворота. Ислуин. Вы лучший среди нас всадник. Как только захватят ворота, скачите в поместье Мореев. Скажете, мы будем прорываться к ним. Там ждут легионеры Доннахи, пусть спешат на помощь. Оуэн, пошли кого-нибудь предупредить Раттреев, Арденкейплов и остальных. Они наверняка следующие в списках мятежников.

Несколько мгновений все ещё стояли, но как только слова леди Хаттан доходили до сознания, один за другим люди срывались с места и спешили выполнить приказ. Дом тут же наполнился шумом, криками, суматохой и ржанием коней. В последний момент, когда все уже готовились покинуть особняк, к хозяйке подошли Оуэн, воспитывавший Харелта "дядька"[1] и ещё человек восемь стариков-слуг из бывших легионеров.

— Мы остаёмся.

— Но как же... — в глазах стоявшей рядом с матерью Мирны выступили слёзы.

— Кто-то должен. Если дом окажется пуст, сразу поймут, в чём дело. И погоня вас настигнет.

Мирна вдруг заплакала навзрыд, по-детски. Леди Хаттан не сказала ничего. Только молча отвесила Оуэну и остальным глубокий поклон, схватила дочь за руку и потащила за собой, на ходу отдавая приказ поторопиться.

Несколько минут спустя дом затих, принял безмятежный вид. Словно все спят, лишь одинокий привратник, отгоняя дремоту, ходит неподалёку от въездных ворот. Но спокойствие царило недолго: вскоре на улице показалась шумно гомонящая толпа, в которой плащи Чистых братьев мешались с доспехами гвардейцев. Сразу же стало светло от множества факелов, под свист и улюлюканье привратник испуганно бросился в дом, а распалённые похотью безнаказанности и чувством собственной исключительной правоты люди начали ломать забор, ворота. Затаившиеся в доме люди выжидали до последнего момента. И лишь когда сапоги затопали в галереях, соединявших оба здания, а толпа сгустилась возле старого крыла, полетели стрелы. Выкашивали людей словно опытный косарь собирает спелую пшеницу. Воплям бегущих прочь людей, крикам раненых и убитых в парке вторили стоны тех, кого похоронили обрушившиеся галереи между домами. Штурм захлебнулся.

Следующее наступление легионеры и Чистые братья готовили куда тщательнее. С окружающих домов сняли двери и ставни, из которых быстро смастерили защиту от стрел, солдаты выстроились "черепахой", закрывшись со всех сторон чешуёй щитов. Отряды неторопливо двинулись к единственному входу... Нивин Хаттан в своё время предусмотрел и это. Статуи, фонтаны и кусты были живописно расставлены таким образом, что хоть где-то, но заставляли нарушить строй, сдвинуть укрытия, чтобы перешагнуть через очередное препятствие — и в появившиеся прорехи тут же летели стрелы. Даже те, кто пытался обойти новое здание и выскочить сразу ко входу, всё равно упирались в очередной завал или фонтан, и тоже показывали беззащитные места. А старые воины хоть и утратили былую силу, но сноровки и умений не растеряли. Поэтому, оставив ещё с десяток тел, штурм снова захлебнулся.

В третий раз разъярённый командир легионеров дождался подмоги из лучников и приказал бить не жалея стрел. Потеряв одного из товарищей, защитники ответную стрельбу прекратили, легионеры сумели подобраться к входной двери, выломать её, разметали баррикаду из мебели... И застряли. Все проходы из просторного холла на первый этаж и в подвал оказались намертво закрыты и завалены, единственным путём оставалась лестница на второй этаж... Чей изгиб и глухая стена, закрывающая ступени сбоку от пола до потолка, не давали стрелять по защитникам из луков или арбалетов. Только наступать в лоб, в кровавой рубке отвоёвывая ступень за ступенью. Молодость и число взяли своё. Когда стариков осталось всего четверо, они отступили на второй этаж. Легионеры и Чистые братья с радостным рёвом кинулись их преследовать... И упёрлись в новую линию обороны. Этаж оказался настоящим лабиринтом, где дверь, сквозь которую проходил защитник, вдруг наглухо перекрывала стальная решётка — после чего в совершенно крепкой и даже проверенной стене вдруг осыпалась часть камней, открывая проход, из которого выскакивал воин и бил растерянным солдатам в спину.

Бой затянулся, каждый сражался сам по себе и сам за себя. В какой-то момент Оуэн понял, что остался один. И жить ему несколько минут, либо выломают дверь в комнату, где он укрылся, либо раньше истечёт кровью. Губы старика озарила улыбка: что же, пришло время последнего средства. Много лет назад он стоял спиной к спине вместе со старшим сыном лорда Малколма. В том бою их кровь смешалась, а Хаттаны приняли Оуэна как ещё одного члена семьи. И теперь дом отзовётся на его призыв. Старик зашептал нужные слова, щедро расплёскивая по полу кровь из раны. Когда дверь, наконец, рухнула под ударами, дыхание Оуэна затихло, душа покинула тело. И сразу же дом вспыхнул! Призванные хранить от пожара чары теперь, наоборот, раздували пламя. Лестницы рухнули первыми, почти сразу провалились полы вдоль окон второго и третьего этажей. А крики сгорающих заживо солдат и Чистых братьев, разошедшихся по зданию в поисках защитников или уже начавших мародёрствовать, стали погребальной музыкой последним защитникам дома Хаттан.

Утро леди Кенина встретила в отвратительном расположении духа. Платье благородных пурпурного и синего цветов безупречно сидело по фигуре и не имело ни одной складочки. Золотые волосы были уложены под чёрную траурную сетку, на шее такой же чёрный траурный шарф. И всё, как подумал вдруг граф Эден, идеально гармонизировало с обоями в малой гостиной, невысоким столиком и чайником с травяным настоем. Безутешная красавица-вдова скорбит по злодейски убитому императору. Вот только слащавую картинку портило изуродованное гневом выражение лица. Оно больше подошло бы какому-нибудь тёмному демону, чем непорочной девушке-духу из свиты Единого, под которую и любила наряжаться Кенина. Впрочем, как с сожалением признал себе граф, повод у хозяйки комнаты и в самом деле был серьёзный. Столько усилий, чтобы сначала приворожить старикана, а затем организовать дело с наследником, почти стать императрицей... И всё повисло на волоске.

— Мурхаг, — девушка резко поставила чашку на столик, ничуть не заботясь, что настой расплескался, и несколько капель попало на платье. И не обращая внимания, что собеседник, вообще-то, вдвое старше её, — объясни мне. Ну зачем ты послал туда своих смуглолицых? И какой демон укусил твоего матарамца, что он убил Дайва?!

Граф Эден мысленно усмехнулся. Быстро же Кенина вошла в роль матери наследника и без пяти минут императрицы. Мятежники... Глядишь, скоро попытается отдавать приказы и ему. Но ссориться и ставить зарвавшуюся девчонку на место сейчас, к сожалению, не с руки. Бескровного переворота не вышло. И значит любые разногласия, пока "сына Дайва" не признают хотя бы мормэры ближних к столице провинций, опасны. Потом Мурхаг напомнит соплячке, кто её отыскал, дал деньги и ввёл во дворец. И на чьих клинках она держится возле трона. Но пока граф ответил спокойным ровным тоном. Демонстрирующим: мы с тобой равны.

— Никого другого послать было нельзя, хороших воинов, готовых хранить верность не за деньги, а по своей воле, найти очень трудно. Стоило императору окончательно очухаться от того зелья, которым ты поила его последнюю неделю, или хотя бы попасть живым в руки Доннахи, дело можно было считать законченным. Старик, как ты помнишь, отличался изрядной мстительностью. А гвардия против живого императора никогда не выступила бы. Да генерал Тарбет сам первый бы принёс наши головы на блюде, забыв про все договорённости. Лишь бы сохранить свое место, когда на трон сядет Доннаха. Так что Санджит и его люди действовали абсолютно верно. И чтобы не случилось, они всегда останутся верны мне, — на последнем слове граф сделал ударение.

Девушка презрительно фыркнула. Затем демонстративно повернула головку, сделав вид, что любуется игрой солнечного зайчика на обоях. И лишь через минуту соизволила продолжить беседу.

— Гвардейцы! Зачем нужны гвардейцы, которые не могут остановить кучку мятежников? К тому же запертую во дворце со всех сторон. Да и в городе они облажались. Вместе с твоими Чистыми.

Граф поморщился, он не любил, когда в девчонке вдруг снова проступала вульгарность, от которой он долго и упорно отучал Кенину перед поездкой в Турнейг. Девушка это заметила, с лёгким презрением скривила уголок рта и повторила.

— Да, облажались. Сколько семей они сумели захватить? Всего десятка полтора. Да и то из тех, у кого мужчины и так уже вышли из политического расклада ещё во дворце. Так что вся добыча бесполезна.

— Никто не мог предположить, что молодой Кингасси укроет семью канцлера в своём поместье.

Кенина опять презрительно фыркнула и сморщила носик.

— Мурхаг, семья Арденкейплов — это мелочь. Ты упустил младшего Хаттана, который оказывается теперь, по мнению мятежников, и есть наследник. Ты вообще упустил всех, кроме Малколма. А штурм особняка отдельное позорище. Ну ладно, согласна. Что прислуга останется на самоубийство в доме, пока жена лорда и дочь сбегут — угадать заранее было нельзя. Но городские ворота-то можно было догадаться закрыть?..

— Хватит!

Прозвучало так резко, что девушка вздрогнула. Кенина попыталась было сказать, мол, она не потерпит неподобающего обращения, но наткнулась на взгляд графа, и поперхнулась. А на ум сразу пришли некоторые истории, которые она слышала ещё когда первый раз встретилась с Эденом. Как он избавлялся от тех, кто мешал его делам. И пусть сейчас она была императрицей, за её спиной стояла гвардия — всё равно по спине пробежал ледяной холодок.

— Я сказал: хватит, — теперь голос звучал спокойно, но в глубине всё равно чувствовался голодный дикий зверь. — Ничего этого не произошло бы, если Уалан делал свою работу как следует. А он именно твой протеже. Да и привлечь именно этого труса генерала Тарбета тоже была твоя идея. Если бы он не медлил, у ворот всё сложилось по-иному. Сейчас поздно про это спорить. Харелт Хаттан надёжно заперт. И пусть осада будет длиться хоть год, из политического расклада он тоже выпал. Всех гонцов Сберегающих я перехватил.

Девушка склонила голову в лёгком поклоне, показывая, что она согласна и признаёт свою ошибку. Недовольство мгновенно словно стёрло с лица губкой, перед Эденом сидела та самая непорочная дева, милая девушка кукольной красоты, на которую и клюнул в своё время старый император. Голос — и тот стал другим. Нежным, мягким, податливым, заставляющим трепетать мужское начало даже в Мурхаге... Хотя уж он-то прекрасно знал, какая Кенина на самом деле.

— Что ты планируешь делать дальше? И что делать с захваченными мятежниками?

— Без мужчин это политические пустышки. Вместе с Малколмом отдам Чистым братьям для поддержания боевого духа. Пусть публично очищают скверну, заодно устрашают своими кострами столичную толпу. Доннаху придержу пока, старый Макрэ души не чает во внуке. Так что можно поторговаться. Но всё потом. Сейчас, — граф позволил себе усмехнуться, — у меня выборы патриарха. Синод негодует по поводу злодейского убийства кироса Брадана, скорбит и в трудный час не может оставить Империю без духовного руководства.

— Мурхаг. Ты уверен? — теперь в голосе девушки не слышалось и тени игры, беспокойство было самым настоящим. — Митрополит Эллер фанатик. И как бы он не припомнил тебе связей с Чистыми.

Граф снисходительно усмехнулся.

— Девочка, кого ты учишь? У меня таких фанатиков знаешь сколько? И все они одинаковы, стоит копнуть поглубже. Власть чувство куда слаще веры. А Эллер рвался к венцу патриарха не один год, вот только шансов у него не было. Брадан не раз намекал, что хочет видеть распорядителем на своих похоронах и преемником именно Аластера. Сейчас же митрополита Арнистонского в городе нет, как и почти всех его сторонников. Вот потому этот, как ты говоришь фанатик, и спешит провести выборы. Не зря он хочет созвать Синод уже сегодня утром и заручился моей поддержкой.

Эден встал, отвесил Кенине вежливый поклон, в котором даже не попытался скрыть насмешку, и вышел.

В главный собор Турнейга, где по традиции избирали нового патриарха, граф всё же немного опоздал. Митрополиты уже собрались, стояли посреди зала — по правилу от начала выборов и пока не будет провозглашён новый глава Церкви Единого, садиться им нельзя — и по желанию произносили коротенькую речь в память старого предстоятеля и каким бы хотелось видеть нового. Мурхаг незаметно проскользнул в зал, присел на скамеечку, оставленную для приглашённых мирян, и принялся рассматривать главного фаворита сегодняшнего забега за венцом патриарха. Митрополита Эллера. Тот как раз взял слово, поэтому удобно стоял чуть в стороне от остальной толпы.

Эден мысленно усмехнулся: ишь, как вырядился. Лет на пять старше Мурхага, но граф свой возраст не просто не скрывал, а даже подчёркивал — так проще, если нужно убедить собеседника в собственном бессилии. Митрополит же сегодня закрасил седину, морщины прикрывал хороший макияж, борода и волосы аккуратно подстрижены. Ряса и сандалии самые простые, из украшений только перстень на руке — символ сана. Верный сын Церкви, воплощение всех добродетелей. Вот что можно было сказать сегодня про отца Эллера. Не зря Мурхаг на него поставил...

— Я ждал вас, граф! Встаньте и ответьте!

Слова обратившегося к Эдену митрополита стали для графа совершенной неожиданностью. Машинально повинуясь, он встал, а Эллер повернулся к остальным выборщикам и продолжил.

— Братья! Я собрал вас сегодня здесь, чтобы пред вашим лицом задать вопрос вот этому человеку. Зачем он привёл на нашу землю детей Матери ночи Кали? Тех, кого с ужасом изгоняют и из Матарама, и из Бадахоса. Ответьте нам, граф. По вашему ли приказу были злодейски убиты император и патриарх? Или по недомыслию, а вы каетесь и отрекаетесь от сих преступных дел?

Эден стоял, словно оглушённый, вопросы доносились будто через толстый слой войлока. Как, почему этот всю жизнь рвавшийся к власти дурак-фанатик вдруг кусает руку, которая должна была возложить на его голову венец патриарха?

Тем временем митрополит Эллер продолжал свою речь.

— Братья! Ночью была мне весть от Псов Господних, которые, как и положено псам, первыми встретили волков, алчущих истребить паству Божью. В страшное время мы живём. Смотрите! Церковь, где мы собрались почтить память мученически убитого кироса Брадана, охраняют отступники из Чистых. Отступники, поправшие и небесные и земные законы. Чистые хотят не только извратить нашу Церковь, но и посадить на трон бастарда, прижитого недостойной дамой Кениной неизвестно от кого. Братья! Плоть слаба, пыткой можно заставить сделать что угодно. Поэтому, пока я могу распоряжаться волей своей, выбираю саном своим и жизнью своей имя того, кого нет сегодня среди нас. Кирос Аластер!

Эллер резким движением сорвал с руки перстень митрополита и сломал его. Мгновение спустя то же самое сделал второй, третий...

— Кирос Аластер! — гремело под сводами собора.

Граф Эден по-прежнему стоял, не имея сил пошевелиться. Он проиграл. Сломав перстень, выборщики отказывались от сана митрополита или епископа — поэтому оспорить их решение не посмеет никто. Тем временем раздавались всё новые и новые голоса, и в какой-то миг со стороны алтаря полился тёплый жёлтый свет, с каждым выкриком "кирос Аластер" разгоравшийся всё сильнее. Выборы патриарха состоялись. Когда последний священник назвал имя, за которое он отдаёт свой голос, Эллер торжествующе посмотрел на графа и произнёс:

— Мы исполнили свой долг до конца. А теперь делайте с нами что хотите, мы в вашей власти.

Мурхаг не ответил, а просто вышел из церкви. Ему были уже неинтересны ни сорвавшиеся выборы, ни хлынувшие внутрь Чистые братья, ни шум и крики начавшейся в соборе резни. Все мысли сейчас занимало только одно: в чём и когда он всё-таки допустил ошибку?

[1] Дядька (устар.) — в дворянских семьях особый слуга, приставленный для надзора и воспитания мальчика

Пламя одиннадцатое. Ветер и сталь

Турнейг, столица Империи. Июнь, год 499 от сошествия Единого.

Необычное письмо императора и поездка во дворец остальных членов семьи Хаттан и гостей вроде бы не коснулись. Жизнь текла своим чередом. Ислуин и Рэган засели в библиотеке за справочниками по географии и экономики Империи и Северных королевств. Леди Хаттан в личном кабинете на втором этаже занялась немалым хозяйством особняка. А поскольку на днях женщина неудачно потянула ногу и лишний раз старалась её не тревожить, в поиске того или иного документа в шкафах и с пересылкой указаний ей помогали Кайристина, Родерик и Оуэн. Лейтис и Мирна занятие, чтобы заглушить беспокойство, придумать так и не смогли. Поэтому сначала девушки сидели у Лейтис и болтали о пустяках, дальше отправились к матери Мирны. Лучше уж слушать скучные отчёты о закупке угля на следующий месяц и почём обойдётся партия овощей для кухни, чем маяться ожиданием. Когда по окнам побежали багряные отблески червонного золота закатного солнца, к ним присоединились и эльфы... С тем же вопросом: не прибыл ли гонец? Но никаких вестей Харелт и Малколм так и не передали, а хозяйственные дела закончились. Ложиться же спать в неизвестности никто не захотел.

Какое-то время удалось убить за поздним ужином и светской беседой, но вскоре опять повисла давящая тишина. Как внезапно магистру пришла в голову идея.

— А не перейти ли нам в Морскую комнату? Там и сидеть веселее. А ещё, может кто-то сыграет против меня партию-другую?

"Да" посыпалось сразу со всех сторон. Действительно, сидеть в уютной комнате, где стены расписаны морскими пейзажами, а потолок изображает небо, куда приятнее, чем посреди строгого официоза кабинета или малой столовой. Но самое главное достоинство именно этой комнаты — стоявшая в ней большая доска для "кораблей".

Ислуин познакомился с придуманной на Бадахосе игрой уже здесь — на его родине такой забавы не знали. И сразу же стал её страстным поклонником. Магистра буквально заворожило это отражение жизни. Когда, следуя выброшенному на игральных костях ветру, по клеткам доски ходят галеры и фрегаты, когда, повинуясь воле полководцев, в сражениях за вражескую столицу сходятся флотилии и легионы.

Принц был с игрой незнаком, другие играли в неё слабо. Зато оказалось, что мама Харелта тоже влюблена в "корабли" и с удовольствием готова принять вызов. Поэтому весь оставшийся вечер они провели за доской. Остальные уселись болельщиками и зрителями, споря и обсуждая тот или иной ход. Причём предпочтения разделились самым неожиданным образом: Рэган и Лейтис болели за леди Хаттан, а Родерик, Мирна и Оуэн — за магистра.

Ислуин как раз раздумывал, стоит ли ему рискнуть. Попробовать своими фрегатами перекрыть пролив и выгрузить фишки легиона на вражеский императорский остров? Это обещало победу всего за несколько ходов. Но если противник несколько раундов удачно выбросит ветер, фрегаты попадут в клещи, а десант окажется отрезанным...

Внезапно в комнату вошёл слуга и что-то зашептал хозяйке на ухо. Леди Хаттан удивлённо подняла бровь, кивнула и попросила брата Лейтис:

— Родерик, будьте добры, встретьте у ворот нашего гостя и проводите в Жёлтую гостиную. Мы с мастером Рэганом сейчас подойдём.

После чего пояснила остальным.

— Приехал дан Стафа. Говорит со срочными вестями от мужа.

Принц и Ислуин переглянулись. Перед отъездом лорд Малколм, едва что-то прояснится, обещал прислать гонца. Но почему так поздно? Почему именно Стафа, а не Харелт или кто-то из родни? Быстрый вопрошающий взгляд на хозяйку... Женщина в ответ только пожала плечами: хотя в хитросплетениях столичных интриг она и разбиралась лучше остальных, почему прислали одного из любимчиков императора, тоже не понимает.

Кайристина отправилась вместе с хозяйкой помочь той спуститься. Но всё равно на одном из лестничных пролётов женщина помянула сквозь зубы ночных демонов. Если бы прислали кого другого... Его можно бы принять в кабинете на втором этаже. А то и вообще пригласить в Морскую комнату. Но Стафа был из тех, кто с возрастом всё строже обращает внимание на формальности, на внешнюю сторону официальных взаимоотношений. И так как близким знакомым семьи Хаттан старик никогда не был, приглашение в личные апартаменты он воспримет как оскорбление.

Вот только это были аргументы для ума, а нога всё равно протестовала с каждой новой ступенькой. Идущие следом Рэган и Ислуин, которого принц пригласил с собой, только сочувственно кивали. Травма слишком незначительная, а возраст уже не тот вмешиваться в организм из-за пустяков. Леди Хаттан же чувствовала, как от искренних, но не вовремя соболезнований, у неё росло раздражение. И на Стафу в первую очередь.

В Жёлтую гостиную Ислуин вошёл последним, пропустив перед собой Миру и Лейтис: оставаться наверху в беспокойном одиночестве девушки отказались. Поэтому место магистру досталось возле двери со стороны коридора на улицу. К тому же поселившись в особняке, менять внешность Ислуин перестал, ограничившись иллюзиями. И обоняние было не приглушено, Родерика вместе с гостями он почуял первым... Своим ощущениям магистр не поверил. Ну неоткуда в Турнейге было взяться запахам свежей крови и убийства!

Долго гадать не пришлось. В сопровождении Родерика и незнакомого парня в ливрее императорской прислуги вошёл дан Стафа. Едва старик заметил хозяйку дома, как на одном дыхании выпалил:

— Леди! Во дворце мятеж. Император убит, я и Харелт имеем доказательства, что сын леди Кенины — бастард, а не ребёнок императора. Остальные остались прикрывать наше бегство. Харелт выбран новым наследником вместо Доннахи. Он укрылся у Сберегающих, а вам просил передать, чтобы вы немедленно уходили из города.

Дальше старика словно покинул остаток сил, он пошатнулся и если бы не успевший его подхватить Родерик, упал на пол.

Магистр на этих словах замер, ошеломлённый. Всего несколько дней назад Раттрей, который с чего-то увидел в Ислуине коллегу при принце Рэгане, пригласил его обсудить возможное поведение Чистых братьев, когда просочится информация о союзе с эльфами. Ни в одном варианте про мятеж не было и речи! Магистр перехватил растерянный взгляд принца Рэгана и покачал головой. Нет, ничего подобного даже не предполагалось.

Леди Хаттан восприняла новость о гибели брата и мужа внешне спокойно... Только по тому, как женщина с такой силой сжала плечо Криси, что девочка аж дёрнулась от боли, можно было догадаться о творившемся на душе. Команды последовали незамедлительно.

— Всем на сборы пятнадцать минут, потом уходим. Кто не хочет бежать с нами, прячетесь в городе. Рэган, Лейтис как невеста Харелта и дан Стафа станут главными целями мятежников. Будете их охранять. Ислуин, Родерик. Берёте всех семерых охранников. Вы должны захватить северо-восточные ворота. Ислуин. Вы лучший среди нас всадник. Как только захватят ворота, скачите в поместье Мореев. Скажете, мы будем прорываться к ним. Там ждут легионеры Доннахи, пусть спешат на помощь. Оуэн, пошли кого-нибудь предупредить Раттреев, Арденкейплов и остальных. Они наверняка следующие в списках мятежников.

Приказы будто разрушили всеобщее оцепенение. Несколько мгновений Ислуин ещё стоял, затем бросил короткое:

— Понял!

И кинулся вслед за Родериком к коням.

Ночной город спал. Поэтому отряд всадников, который не стесняясь мчался по тихим улицам, сопровождал лай собак, хлопанье ставен и ругань разбуженных жителей да проклятия редких ночных сторожей, уворачивавшихся из-под копыт. Недалеко от цели всадники остановились, вслушиваясь в хрустальную безмятежность небольшой площади перед воротами. После чего Ислуин спешился, жестом попросил его обождать, а сам беззвучным куском полуночи скользнул вперёд. Охрана нападения, тем более изнутри, не ждала. Поэтому даже дверь караулки внизу башни, вопреки уставу, оставалась открытой, разрезая бархат темноты жёлтой полоской света, обрамлённой причудливыми тенями.

Вот одна из теней внезапно ожила, загородила вход и скользнула внутрь. Когда через несколько минут Ислуин призывно замахал в проёме рукой, всё было кончено. Четверо внизу и дозорный наверху были мертвы. Родерик и остальные тут же кинулись отпирать ворота. Магистр на несколько мгновений позволил себе задержаться. Возможно, эти пятеро были вообще не связаны с мятежниками. Может, даже, если им объяснить — примкнули бы к Родерику и его людям. Только расспрашивать и объяснять не было времени. Ислуин помотал головой, отгоняя мысли, и поспешил на помощь товарищам. У гражданской войны свои людоедские законы. И как ни противно, выбор поступить "плохо" или "неправильно" придётся делать ещё не раз и не два.

С воротами разобрались быстро. Слишком давно враг последний раз подступал к столице хотя бы на день пути. Поэтому мост через ров теперь поднимали раз в несколько месяцев, проверить, не заржавели ли цепи. И тут же опускали обратно. Да и вплетать в материал створок защиту от всяких малораспространённых магических школ вроде Жизни прижимистый магистрат Турнейга пожадничал. Поставить во время осады пару магов защищать ворота куда дешевле, чем ежегодно тратиться на обновление заклятий... Зато теперь заставить проржаветь петли и механизмы, заклинить ворота и решётки в открытом положении стало делом нескольких минут. Вскоре, оставив Родерика с товарищами дожидаться остальных беглецов, конь Ислуина стрелой мчался к поместью Мореев.

С этой стороны города посадов не было, весь пригород состоял из разбросанных по округе усадеб и поместий. Поэтому начинающийся от ворот тракт ночью был пустынен: оптовые поставщики не спешили привезти к рассвету товар со складов в городские лавки и магазины, не было деловой суеты мусорщиков, дворников и остальных, кто начинал свой труд только когда люди исчезали с шумных городских улиц. Наоборот, здесь словно сама природа решила презрительно продемонстрировать, что ей нет дела до человеческой суеты и страстей. Едва исчезли городские огни, и путника обернуло густое покрывало темени, как вокруг сразу же зашумели своей деловой суетой ночные птицы и летучие мыши, запели, застрекотали и запиликали насекомые. А когда через километр Ислуин свернул с главного тракта в сторону поместья, ощущение пустоты, одиночества и ничтожества перед лицом Вечности природы стало ещё сильнее. Дорога теперь шла лесом, ветви складывались в причудливую арку, пронизанную светом только вставшей луны, воздух заполняли ароматы цветов, а птицы и цикады принялись переговариваться ещё шумнее и беззаботнее.

Леса рядом с поместьями скорее представляли собой ухоженные парки, да и дорога была хорошо вычищена и наезжена. Для опытного всадника, особенно с повязкой Истинного зрения, быстрая скачка не представляла сложности... Поэтому Ислуин почувствовал, как мысль, которая пришла в голову при первых словах Стафы, и которую он старательно гнал прочь все это время, упорно возвращается. Неужели всё напрасно и мир обречён? Опять всё повторяется. Опять до нашествия остались считанные месяцы, и опять среди тех, кто может его остановить, начались раздоры. Только в прошлый раз это были эльфы, а теперь люди — так невелика разница.

Поместье Мореев ограду имело чисто символическую: поперёк дороги решётчатые ворота высотой метра полтора, да убегающий в обе стороны от них простенький забор не выше метра, безо всяких гвоздей и битого стекла наверху. И дело было не только в репутации семьи — охрану Мореи всегда набирали из бывших наёмников и легионеров, а вся прислуга от повара до конюха имела при себе оружие и была обучена им владеть. Парк вокруг дома и плодовые деревья завзятые лошадники Мореи ценностью не считали, ограничившись лишь следящим магическим контуром по ограде. А вот конюшни и выпасы лошадей не в пример остальному поместью охранялись куда тщательней.

Ислуину всё это оказалось на руку. Не тратя времени на ожидание и объяснения с разбуженным привратником, магистр снёс запертую на ночь решётку ударом воздуха и помчался дальше. Вторжение, естественно, не останется незамеченным. Но расчёт магистра был прост: всадника, который, пробравшись внутрь поместья, не постарался спрятаться, а поспешил прямо к главной усадьбе, не будут хватать сразу. Его хотя бы выслушают.

Рассуждения оказались верны. У крыльца необычного гостя ждали не только ярко разожжённые огни и трое охранников, но и кто-то из начальства. Магистр, не обращая внимания на осторожные и осуждающие взгляды — лошадь по дороге в поместье он почти загнал — сунул под нос старшему стражу перстень с гербом Хаттанов и торопливо произнёс:

— Быстрее. Лорда Морея и легата Тевиша. Срочная весть от лорда Малколма и генерала Доннахи.

Чьё имя произвело большее впечатление, осталось неясно. Но уже через несколько минут на крыльце появились не только легат и лорд, но и Дугал.

— Дан Ивар? Что...

Увидев хозяев, Ислуин вежливо, но резко поклонился, и, стараясь не сбиться от волнения, торопливо сказал:

— В Турнейге мятеж. Император убит, начались уличные бои. Сохранившие верность будут пробиваться к вам в поместье. Северо-восточные ворота ещё держатся. Но у Хаттанов слишком мало людей. Дорога каждая минута.

Мёртвая тишина, наступившая с первыми словами магистра, царила недолго. Легат и Дугал, привыкшие к постоянным стычкам на границе, опомнились первыми.

— Дугал, поднимай по тревоге и в седло всех наших.

Легату вторил лорд Морей, молодость тоже проведший в легионах:

— Атайр, готовь лошадей. Калейн, собирай всех своих людей, отправляетесь с Дугалом. Я с остальной прислугой иду следом. Мы возьмём на себя охрану дороги.

В доме тут же поднялась деловая суета, отовсюду слышался лязг железа, шум десятков разбуженных людей и ржание коней. Откуда-то слышались приказы готовить места для раненых и отправить вместе со вторым отрядом телеги: среди беглецов наверняка будет много женщин и детей.

Доннаха привёз с собой кроме свиты ещё и часть своих личных сотен. Да и охрана поместья у Мореев была немалая. Поэтому когда легат, признавший магистра старшим, отрапортовал, что всё готово, возле особняка собралось больше двух сотен всадников. Ислуин кивнул и тут же приказал выступать... Обратно в город пришлось скакать медленнее, чтобы лошади сохранили свежесть для боя. Но когда отряд уже выскочил на тракт, магистр поймал себя на том, что обратная дорога показалась ему намного короче. А когда вдали показались огни города, Ислуин вдруг почувствовал уверенность, что в этот раз выйдет иначе. Не сгорит Новый Искер, чёрные орды не войдут резать беззащитные деревни. И не придётся кому-то с болью в сердце смотреть, как орки перестроили Турнейг для себя. Даже если для этого придётся отдать жизнь!

Оборонительные укрепления столицы, естественно, имели защиту от любого дальновидения и подслушивания. Но Ислуин оставил Родерику амулет, и теперь мог оценить ситуацию ещё на подходе. Брат Лейтис был ещё жив, хотя и пару раз ранен. Из остальных уцелели двое, но те из беглецов, кто имел оружие, сразу присоединялись к защитникам. Вот только и с другой стороны всё время подходили новые отряды стражи и Чистых братьев... Ворота и площадь рядом, как и прилегающие улицы превратились даже не в поле боя, а в свалку, камни мостовых усыпали тела убитых. Со всех сторон неслись крики, стоны раненых, звон оружия, ругань и рёв сражающихся.

Магистр разделил свой отряд на две части. Четыре десятка направились через ворота, остальные ворвались через лазейку, оставленную Финваррой. Удар латников пришёлся на небольшую площадь чуть в стороне от ворот — там как раз собирались стражники и Чистые братья, чтобы, сгруппировавшись в очередной кулак и пройдя через короткую улочку, присоединиться к тем, кто пытался захватить ворота... Удар латников по разрозненной толпе оказался страшен! Ворвавшийся железный ветер тут же разметал топтавшихся на площади. Ислуин, мчавшийся на острие атаки, первый оказался окружён ничего не понимающими людьми и тут же принялся рубить, резать, колоть заметавшихся противников! Перед взором смешались обезумевшие лица, кровь, крики, снова кровь. Вот кто-то пытается сопротивляться, но полный боевого бешенства жеребец бьёт врага копытом, истошно ржёт, а магистр саблей уже перерубает шею следующего Чистого брата...

Не дожидаясь, пока закончится резня на площади, пока будут вычищены ближайшие улицы, магистр и половина отряда спешились и кинулись в сечу возле ворот — где легат Тевиш уже объединился с Родериком, собрал вокруг себя защитников и теперь выдавливал мятежников на латников Ислуина. Две железных стены неумолимо двинулись навстречу друг другу, не обращая внимания ни на стоны, ни на крики о пощаде. Словно половины исполинского виноградного пресса — вот только лилось из под них не молодое вино, а кровь. Шаг. Ещё шаг. Ещё. Два строя встретились. Победа!.. Внезапно со стороны улицы, подходившей к площади с противоположной стороны, раздались звуки дудок, мерные шаги и команды... Легионеры. Гвардия всё-таки пришла на помощь мятежникам!

— Кто в доспехе — за мной! — крикнул Ислуин и кинулся навстречу новому врагу.

Командир гвардейцев, в отличие от Чистых братьев, сломя голову в бой кидаться не стал. Легион всегда победит толпу храбрых, но не знающих военного строя людей — поэтому спешить некуда. Щит, к щиту, словно чешуя невиданного зверя. Каждый легионер жмёт левым плечом, опираясь на правую ногу и перенося вес тела на щит. Все щиты строя, соприкасаясь краями, составляют одно целое, выбить хотя бы один — надо постараться. И всё равно бесполезно: павшего тут же заменит другой. Поэтому гвардейцы шли небыстрым мерным шагом, перегородив улицу от стены до стены. Ещё немного — и они соприкоснуться с противником, начнут медленно, планомерно выдавливать его словно поршень воду.

Когда Ислуин выскочил на улицу, до привратной площади строю оставалось меньше сорока шагов. Магистр тут же бросил в легионеров огненную плеть, а по черепице крыш ударил воздушным кулаком. Только это было бесполезно: штатный маг когорты развеял пламя, да и приём, когда брошенные сверху предметы нарушают строй, тоже был описан во всех учебниках... Сосредоточившись на внешне эффектных атаках, маг легиона проморгал, как другое заклятье Ислуина высосало влагу из стен ближайшего дома, превратило связующий раствор в пыль — так что ничем не удерживаемые теперь кирпичи посыпались вниз от лёгкого касания проходившего рядом солдата! А следом рухнул ещё один дом, в глубине строя!

Подобно рухнувшей стене, под ударами кирпичей строй тоже задрожал, рассыпался... Ислуин кинулся в ближайшую брешь и принялся рубить пусть выученных, но не имевших боевого опыта солдат. Быстрее, пока они растеряны, пока не опомнились! Удар, отбить встречный, нанести свой! Шаг вперёд... Каким-то шестым чувством Ислуин почувствовал, как за его спиной уже стоит и также рубится Дугал и кто-то из легионеров Доннахи. А за ними, расширяя брешь, стоят уже четверо, следующая шеренга — шестеро, люди внутри клина своим весом и щитом поддерживают товарищей. Секунды — и клин уже развернулся в шеренги, перегородив улицу. Словно поршень выдавливает воду — только теперь не гвардейцы разгоняли толпу, а строй ветеранов с восточной границы многоруким чудовищем своими острыми жалами мечей выдавливал солдат Золотого легиона. Всё дальше и дальше от площади и ворот...

Утро Ислуин встретил в кабинете лорда Морея. Комната была немаленькая, но сегодня в ней оказалось тесно. Кроме магистра, хозяина, леди Хаттан и принца Рэгана с легатом Тевишем в кабинете стояли и сидели Фиона Раттрей, Лейтис, Дугал, несколько офицеров и глав родов из тех, кто уцелел во вчерашней бойне. А также известный мастер и наставник фехтования Ренан — он вместе с учениками прибыл на рассвете. Обсуждение шло уже не меньше часа, но топталось вокруг одного: поместье им не удержать. Да, сюда продолжали стекаться из пригорода те, кто выступил против переворота. И полсотни бойцов Ренана вместе с легионерами Доннахи — это сила, которая станет ядром небольшой армии из беглецов... Вот только Чистые в ответ задавят числом. А родовое гнездо Мореев никогда не предназначалось для осады.

— Мы должны отступать. Только вот куда? — высказал общую мысль легат Тевиш.

— На юг, — неожиданно ответил Дугал. — По Арнистонскому тракту. Там сейчас в нескольких днях пути стоят полки Тринадцатого и Четырнадцатого легионов. Я хорошо знаю одного из легатов — Булли. И неплохо знаком с его солдатами. Они опытные воины, и преданы императору.

— Я тоже за этот вариант, — вдруг вступила в разговор Фиона, до этого молчавшая всё утро. — Митрополит Арнистонский — известный противник Чистых братьев. Стоит ему узнать, что они убили патриарха... К тому же отец Аластер пользуется всеобщим уважением, по его слову поднимется не только Арнистон, но и остальная Империя.

— Одним из полков Четырнадцатого командует дан Ранит из семьи Лотианов, — добавила леди Хаттан. — Я согласна. Если мы доберёмся до них, то спасены. Вот только...

— Это понимаю и наши враги, — закончил лорд Морей. — Нам не дадут до них добраться. По крайней мере, постараются. Кто-то должен сообщить им, чтобы они шли на помощь. Но кому они поверят сразу?

Леди Хаттан вдруг посмотрела на Лейтис, а потом негромко спросила:

— Девочка. Я знаю, вы с Харелтом всё решили. Но это, так сказать, неофициально. Если ты сейчас согласишься, отказаться вы не сможете...

— Я и не обираюсь! — резко тряхнула головой девушка. — Что от меня требуется?

— Да, конечно. Вот.

Женщина взяла небольшую шкатулку, которую до этого держала на коленях, поставила на стол перед собой и достала оттуда небольшой перстень с кроваво-красным камнем с огранкой в форме розы.

— Это, — леди Хаттан вдруг запнулась, — это будет означать, что ты как член императорского рода объявляешь Войну Крови. Войну, которая станет длиться, пока не будет убит последний, посягнувший на Империю и род императоров.

— Я согласна!

— Тогда бери! — леди Хаттан кинула перстень девушке. — Покажи этот перстень любому из клана. И весть пойдёт дальше.

— Я доведу её до нужного места, — вдруг произнёс Ислуин. — Клянусь Сарне-Туромом, что Лейтис доберётся и принесёт весть любой ценой. Дугал. Я смогу кроме себя и Лейтис укрыть от наблюдения ещё пятерых, даже если сканирование поведёт лично архимаг. Найди четверых, чтобы они держались в седле не хуже тебя.

— Я прикажу, чтобы вам подготовили лучших лошадей, — кивнул лорд Морей. — И да поможет всем нам Единый!

И лорд Морей, и его сын были не только завзятыми лошадниками, но и заядлыми путешественниками, неплохо изучили окрестности столицы. Поэтому решили, что гонцы сначала отправятся на восток: Дугал пообещал провести отряд через такие места, которые считаются непроходимыми для конного. И только потом свернут на юг. Расчёт оказался верен. Восточнее столицы располагалась полоса густых лесов, а хороших следопытов среди вчерашних лавочников и чернорабочих не нашлось. Округу проверяли только магией, обмануть которую Ислуину труда не составило.

Через три дня пустые земли кончились, места пошли более-менее обжитые. Густой лес сменили поля и лесостепи. Прятаться сразу стало труднее. Приходилось учитывать не только разъезды мятежников, но и случайных путников, и живших здесь крестьян: любой мог увидеть чужаков и направить погоню по их следу. Дважды спасали только великолепные кони и суровая школа войны в Приграничье... На третий раз с ловчими они всё-таки столкнулись.

Узкая лесная дорога позволяла разъехаться двум всадникам, но бок о бок уже неудобно. Потому ехали друг за другом. Очередной поворот вывел, наконец, на широкую просеку. И одновременно с другого конца прогалины показались с десяток всадников с лиловыми кольцами на плащах. Ислуин и Лейтис отреагировали мгновенно, не задумываясь. Рванули луки и начали стрелять. В дальних всадников. Двое сразу упали. Добавляя кутерьмы, хлопнул арбалет, истошно заржала и забилась раненая лошадь. Выучку легионеров было не сравнить с Чистыми, потому даже без приказа остальные знали, что делать: в образовавшуюся кутерьму ударил кулак из всадников, разметал и начал рубить врагов. . Резня вышла короткой, и оставила в награду не только трупы и трофеи, но и троих пленных. Самые догадливые, они попробовали спешиться и затеряться в лесу, но далеко уйти не смогли.

Связанные Чистые братья, глядя как на спешно разведённом костерке калится железо, презрительно морщились и гордо толкали речи, что мученичеством за веру их не испугаешь... Четверть часа спустя первый из них тихо скулил и взахлёб старался рассказать всё, что знает и что не знает, а двое остальных с белыми лицами ждали своей очереди. Не только Ислуин, но и остальные легионеры опыт допросов имели большой. А времени и желания деликатно выспрашивать и выискивать ответы с помощью ментальной магии не было.

Хорошей новостью стало, что гонцы почти выскользнули за границу территории, которую сумели охватить патрули мятежников... День назад отряд всё же заметили. Перехватить не смогли: всё-таки спутники Лейтис и Ислуина всадниками были нечета столичным воякам, пусть даже из Золотого легиона. Да и лошади из личных конюшен Мореев далеко обгоняли по силе и выносливости обычных армейских скакунов. Погоня отстала. Вот только среди гвардейцев нашёлся какой-то талантливый офицер, придумавший использовать для отправки приказов разговорные амулеты. И пусть они могли связаться друг с другом всего на расстоянии три — четыре километра, изобретатель догадался выстроить цепочки из постов, расположенных в радиусе действия соседних амулетов. А недостатка денег гвардия не испытывала никогда, поэтому дорогих игрушек-переговорников в легионе было много и хватило окружить мгновенной связью весь столичный регион. Догадались мятежники, и почему караван беженцев не остался в поместье Мореев, а медленно, но упорно пробивался на юг. Поэтому теперь всем отрядам приказано найти и перехватить гонцов, которые должны позвать на помощь.

Прятать тела Чистых братьев теперь не было смысла: исчезновение одного из патрулей всё равно насторожит врага. Вот только и вариантов что делать дальше тоже не было... Хотя Ислуин всегда к тем, кто готов ради победы жертвовать своими воинами как разменной монетой, относился с презрением. Но Лейтис должна добраться любой ценой!.. Поэтому один из отряда вызвался отвлечь погоню на себя. На заводных коней посадили чучела, и вместе с трофейными конями, не особо таясь, обманка помчалась в одну сторону. Остальные, тщательно скрывая и путая следы — в другую.

Остаток дня и ночь прошли спокойно. А утром тропка, на которую вывел всех Морей, начала петлять по местности неровной и неудобной, то цепочки холмов, то плоские равнины, то овраги. Всё густо засыпано кустарником и рощами невысоких деревьев пополам с пустырями. Поэтому люди здесь почти не селились. Слишком уж трудно обрабатывать землю. А мест под хорошие поля в Империи ещё немало. Беглецы невольно чуть расслабились, хотя и понимали, что до мгновения, когда погони можно не опасаться, ещё несколько часов скачки. Но уж слишком мирно было вокруг: высоко в голубом небе звенели птицы, пахло разгорячённой травой и безмятежной тишиной — а всё происходящее в Турнейге казалось безумным сном.

Первым врага заметил Ислуин...И почти сразу по маскирующему от поисковой магии пологу откуда-то справа пришёлся эфирный щуп вражеского чародея. В любом другом месте два таких сильных мага, как Ислуин и Лейтис, легко бы спрятали всех от чужого заклятья — но именно сейчас отряд мчался по гребню небольшой цепочки холмов. И враг... нет, проникнуть сквозь маскировку не смог. Но вот небольшая, время от времени возникающая на границе земли и неба, неоднородность его заинтересовала. Поэтому маг вместе с сопровождением направился в сторону непонятного явления... Когда враг приблизился и получилось его рассмотреть, Ислуин в голос помянул и отца всех козней и неприятностей Шэта, и хозяина дорог Сарнэ-Турома. Наперехват мчалась полная полусотня всадников! Свернуть и затеряться беглецы не могли: склоны холмов заросли кустарником, который с левой стороны превращался в непроходимый подлесок, а затем лес. А дальше гряда постепенно понижалась и растворялась в плоской равнине. Да и полоса леса заметно редела, разбрызгиваясь небольшими рощицами.

Первыми в бой вступил маг гвардейцев, попытался бросить какое-то заклятье из школы Земли — и тут же нарвался на встречную контратаку слаженного тандема. Сначала Лейтис нападала, Ислуин держал защиту, потом наоборот. Сразу три лошади истошно заржали, оказавшись на возникшей из ниоткуда полосе льда. Следом рухнули ещё два всадника, девушка превратила подпруги в труху. На этом чародейская дуэль закончилась: сообразив, что противники ему не по зубам, маг легионеров ушёл в глухую защиту, ломать которую не было времени. Ислуин довольно осклабился. Теперь нет даже малейшего шанса, что вражеский чародей успеет зацепиться за ауру Лейтис, чтобы попытаться потом всё же её догнать. А уж дуэль, в которую этот балбес позволил себя втянуть и на пять врагов меньше — вообще нежданная удача.

Тем временем преследователи добрались до гряды и помчались параллельно. Расчёт командира был как на ладони. Раз противник по каким-то причинам недоступен для магического поиска, придётся его постоянно держать в поле зрения. И первым делом озаботиться, чтобы люди наверху не попытались бросить коней и затеряться в лесу, прежде чем легионеры доберутся до места и тоже спешатся. Если жертвы и дальше будут мчаться вперёд, на равнине их переиграют числом. Не смущало центуриона и то, что снизу против ветра стрелять невозможно, а наверху у троих луки. До сшибки не больше трёх-четырёх минут — сколько за это время успеют выпустить стрел? Каждый не больше двух десятков, да и попадут во время такой бешеной скачки не все. А чтобы пробить доспех и вывести из строя, надо не меньше двадцати стрел на каждого всадника.

Гвардейцы слишком привыкли мерить всё сдачей нормативов на плацу. И никогда для них оттого, сколько стрел ты успеешь бросить перед конной сшибкой и сколько достигнет цели, не зависела жизнь... а не присвоение очередного чина или награды. Про то же, что на скаку ещё можно стрелять и перезаряжать арбалет, командир даже не думал. Поэтому когда выпущенный арбалетный болт прошил грудь центуриона, а сила удара выбила из седла, в глазах так и остались недоумение и обида на несправедливость жизни. Почти сразу на помощь арбалетчику пришли остальные лучники. Ислуин превзошёл самого себя, бросая точно в цель стрелу каждые две-три секунды, почти не отставали от него Лейтис и ветеран-пограничник... Нескольких минут хватило опустошить колчаны до дна, обрушив на гвардейцев железный дождь. К тому же стреляли "подло", били не столько по всадникам, сколько по коням. И когда гряда закончилась, догоняли отряд Ислуина меньше полутора десятков!

Выучены гвардейцы были хорошо. Поэтому хоть и не стали выстраиваться плотным строем, держались достаточно близко друг к другу. По их мнению, враг в ответ должен сомкнуться, постараться пробиться и сбежать — но гвардейцы ударят сбоку, заставят увязнуть внутри своего строя, попасть в окружение. Ведь легионеров всё равно больше... Ислуин поступил иначе. За несколько мгновений до удара он выстроил свой отряд так, чтобы Лейтис чуть отстала, а остальные мчались россыпью, захватив сразу всех гвардейцев. И не важно, что тогда они не смогут прийти друг другу на помощь. Главное — хоть ненадолго связать боем сразу всех врагов.

Вот закончилась плотная глина холмов, начался травяной луг...

— Кар-ра! — понёсся над землями Империи столетиями не звучавший клич идущих в атаку ханжаров. — Кара-таш!

Крик Ислуина подхватили остальные защитники.

— Вера и император! Кар-ра!

Враги схлестнулись во встречной сшибке! Мгновенно всё смешалось, со всех сторон понеслись ржание коней, рёв, крики, хруст и звон сталкивающегося металла. Магистр рубил, колол, снова рубил... А тем временем Лейтис порскнула испуганной птицей, обходя сцепившихся противников стороной, мчась всё дальше и дальше, прочь. Оставляя за спиной товарищей... Внезапно из свалки вслед за девушкой вырвались две фигуры и помчались вдогонку. Лейтис чуть придержала коня, выискивая место, где удобнее будет встретить преследователей. У неё ещё оставался заряженный арбалет, а с одним она как-нибудь справится... Когда всадников получилось рассмотреть, девушка радостно выдохнула и вдруг почувствовала, как перестало бешено колотится сердце: это были Ислуин и Дугал Морей. И следом тяжестью пришло понимание — остальные уже не придут...

В лагере, где расположились стоявшие на отдыхе полки Тринадцатого и Четырнадцатого легионов, к непонятным гостям отнеслись хоть и сдержанно, но хорошо. Дугалу сразу же позвали лекаря — в драке с гвардейцами он получил несколько нехороших ударов, и после этого в седле держался только силой воли да стараниями двух магов Жизни. Даже требовал его бросить, но Лейтис и Ислуин отказались. Вот только бешеная скачка вымотала организм окончательно, и когда они встретили первых часовых, разум невольно расслабился и сдался. Центурион Морей потерял сознание... А неизвестных гражданских пообещали отвести к легату или кому-то из старших офицеров "когда у командиров появится время". До этого разоружили и посадили отдыхать под охраной в тенёчке. Говорить же о своём послании незнакомым солдатам Ислуин и Лейтис не хотели.

Внезапно Лейтис увидела знакомое лицо.

— Сержант Дайви!

— Дана Лейтис? Что вы здесь делаете?

Сержант, получив разрешение часовых, подошёл, и Лейтис торопливо начала говорить.

— Сержант Дайви. Срочно передайте легату или кому-то из старших офицеров. В столице мятеж. Сохранившие верность императору отступают по Арнистонскому тракту, но им срочно нужна помощь...

Забывшись, второпях девушка не понизила голос, и её слова услышал не только Дайви, но и часовые рядом... И словно по мановению волшебной палочки люди затихли, замерли в той позе, в какой их застало страшное известие. Накатила давящая, душная тишина, в которой без слов прозвучали слова: "И пойдёт брат на брата"...

Передовой отряд конницы возглавил Ислуин, и мчались всадники так быстро, как могли. Они успели! Из-за большого количества раненых, женщин и детей, которые ехали на телегах и возках, беглецы вынужденно отступали напрямую по тракту. За эти дни на караван налетали несколько раз, но всегда удавалось отбиться, составив телеги и возы в круг. Теперь их нагнал большой отряд, поэтому командовавший бегством легат Тевиш решил укрыться в небольшой, дома на четыре, деревеньке. Завалить телегами заборы, превратить деревню хоть в какое-то подобие крепости. Чистые братья и гвардейцы как раз готовились к штурму, когда на дороге показались передовые части Тринадцатого легиона.

Командир мятежников здраво рассудил, что рисковать попасть в клещи не стоит — ведь за конницей наверняка идёт пехота. Приказал трубить отступление. Не стал его преследовать и Ислуин: доставить беженцев в безопасное место для него было важнее. Лица людей, с первой ночи мятежа беспрерывно дравшихся за свою жизнь, посветлели. Легионерам кричали ура, а суровые мужики, краснея от такой встречи, смущённо помогали женщинам и детям устроиться в телегах поудобнее. Оставшийся путь до лагеря пролетел быстро и даже весело. Настроение у всех было, словно они выбрались на затянувшийся пикник на свежем воздухе.

В расположении легионов беглецов встретили примчавшиеся туда Раттрей, канцлер... и новоизбранный кирос Аластер. Новости, которые Сберегающие передали через патриарха, мгновенно заставили исчезнуть все улыбки. Харелт коронован. А Чистые братья в ответ провозгласили наследником сына леди Кенины и объявили, что вернут Империю "в лоно настоящей веры". Теперь война будет длиться до полного истребления одной из сторон.

Пламя двенадцатое. Сила силе доказала

Замок Ланкарти, Империя. Июль, год 499 от сошествия Единого.

Ислуин смотрел сквозь зубцы стены на огороды и слободу мастеровых, которые раскинулись вокруг замка, и думал, что судьба любит пошутить. Сколько лет назад он точно также стоял вот здесь? И опять. Разве что сегодня дома и огороды полны работающих людей, а не испуганно замерли в ожидании нового штурма. Да и рядом вглядывается в даль не капитан гарнизона и не сам граф, а его жена.

Налетевший ветер сначала растрепал кончик толстой чёрной косы хозяйки замка, затем принялся расплетать волосы дальше. Женщина ничего не замечала, взгляд у неё был рассеянный, ушедший в себя. Тоже вспоминала. Тогда она уже смирилась, что навсегда останется старой девой: кто её возьмёт замуж в двадцать два? Ведь, несмотря на знатность и славу отца, решительная, независимая, имеющая своё мнение девушка была никому не нужна. Родители давно смотрели на дочь как на пустышку и неудачницу. Поэтому дозволяли ей многое из того, что другим леди не позволено. Например, вместе с отцом и братьями поехать засвидетельствовать графу Ланкарти своё почтение и заодно из первых рук вызнать все подробности осады... Именно здесь, на этом самом месте стены, будущий муж признался ей в любви и предложил сыграть свадьбу. Прошедшие годы стали невиданным счастьем. Подарили не только нежного и заботливого мужчину, но и сына с дочерью. А теперь всё это может рухнуть в любое мгновение.

Женщина оторвала взгляд от горизонта и повернулась к ожидавшему рядом магистру.

— Вчера мы: мой муж граф Ланкарти, отец Маркас, капитан Тедгар и я обсуждали приезд посланца мятежников барона Киркхоупа.

Ислуин внешне остался невозмутим, лишь вежливо кивнул, ожидая продолжения. Душу пьянила бешеная радость: на чьей стороне выступит тан[1] и ополчение, теперь можно не сомневаться.

— Завтра утром подъедут последние из баронов и крестьянских старейшин. В нынешней ситуации, когда брат может повернуться против брата, мы не можем принуждать людей. Пусть на собрании выскажутся обе стороны, и каждый решит за себя. Но тан поведёт ополчение на помощь законному императору Харелту.

Магистр снова вежливо кивнул и коротко поблагодарил, мысленно при этом усмехаясь. Хитроумие священника он оценил ещё в прошлый раз. Да и жена графу досталась та ещё лиса. Поэтому в решении "народной воли" тоже можно не сомневаться... И так даже лучше. Когда пойдут не по приказу и обязанности, а искренне считая, что сражаются восстанавливать справедливость.

Гостей пришлось принимать не в главной зале замка, а во дворе. Ведь кроме благородных дворян и их капитанов, в Ланкарти сегодня приехали старейшины деревень на несколько дней пути вокруг. После выворотня граф возродил старинный обычай, когда дружинники хозяина домена обучают владеть оружием тех из крестьян, кто захочет, а деревни в ответ складываются и покупают оружие. Следом также поступили многие из баронов. Ополчение выросло числом втрое... И само собой выходило, что тан созывает теперь под свои знамёна не только владельцев замков, но и старейшин.

Барон Киркхоуп стоял рядом с графом Ланкарти на крыльце донжона и смотрел на людское море внизу спокойным, чуть приветливым взглядом, в котором затесалась капелька суровости. Как и положено посланцу законной власти. Мясистое лицо не отражало и тени посторонних эмоций, хотя в душе у барона всё бурлило. Северные лорды почему-то предпочли удержать нейтралитет, хотя Мурхаг и пообещал им отдать бывшие провинции Лилий фактически в самовластное владение. А тем временем враги наследника подбили на мятеж отбросы из Тринадцатого и Четырнадцатого легиона. В отличие от многих, Киркхоуп считал себя реалистом и полностью был согласен с Эденом: раздавить бывших каторжников получится ценой изрядных потерь. И самое лучшее — если эти потери придутся на ополчение окрестных провинций. Пусть оно станет наковальней, о которую врага раздавит молот Золотого легиона и Чистых братьев.

Опыт в перетягивании на свою сторону нужных людей у Киркхоупа был огромный. По первому впечатлению от встречи с таном обвести простофилю вокруг пальца казалось несложным. Да после нескольких бесед и щедрых обещаний граф Ланкарти должен был первым кинуться на помощь сыну покойного императора! Но вместо этого тан сначала уклонился от ответа, а потом зачем-то захотел устроить всенародное собрание... От размышлений барона отвлекла внезапно наступившая тишина. Скосив взгляд, Киркхоуп заметил подошедшего к крыльцу замкового священника и еле сдержался, чтобы не поморщиться. А этот-то чего не в своё дело лезет?

Тем временем отец Маркас заговорил. Негромко, но люди словно окаменели, боясь неловким шумом заглушить хоть слово.

— В трудные времена мы живём. И хоть негоже пастырю вмешиваться в дела мирские, по просьбе графа моего и тана нашего, должен сказать я.

Граф Ланкарти, соглашаясь, поднял руку, и добавил:

— Два года назад вы, благородные бароны и свободные крестьяне, решили, что должен я решать дело войны и мира. Но весть, что пришла из столицы — весть особая. И коснётся она не только воинского дела, но и совести, и души.

Киркхоуп растерянно оглянулся: да что тут творится? Тем временем снова заговорил священник.

— Страшные нынче пришли времена. Ибо поднял брат руку на брата. Ибо, вкусив гордыни, решили некоторые, что сравнялись они с Пророками и Единым, и могут своё слово поставить вместо Слова Божьего. Патриарх хранил закон небесный — но нет больше с нами его, пал он от руки отступников, назвавших себя Чистыми братьями. Император хранил закон мирской — но нет больше с нами его, пал он, защищая патриарха. Смута пришла на наши земли. И пришёл к нам вестник этой смуты, — гневный взгляд вдруг уткнулся в барона Киркхоупа. — И пришёл искушать нас выступить на стороне отступников, обещая все сокровища земные.

Едва отец Маркас закончил, граф Ланкарти вдруг достал из ножен меч и заговорил:

— Брат пошёл на брата. Поэтому не вправе я кому-то приказывать. В монастыре Сберегающих укрылся новый император Харелт. Клянусь своим мечом, что пока я жив — не оступлюсь, а до последней капли крови буду сражаться за императора Харелта и Святую Церковь! И пусть каждый решит, пойдёт ли он за мной до конца — или останется дома.

Толпа в ответ взревела: "Император Харелт! Смерть отступникам! Смерть Чистым!" Ислуин, стоявший вместе с домочадцами графа чуть в стороне от крыльца и от толпы, бросил на жену графа восхищённый взгляд. Сам он вряд ли сумел бы провернуть лучше. Тем временем толпа шумела всё сильнее, всё громче раздавались крики не только спешить на помощь, но и вздёрнуть посланца мятежников. Киркхоуп побелел от страха. Граф снова поднял руку, призывая к тишине.

— Не должно нам уподобляться отступникам, нарушая законы мирские и Божьи. Этот человек, — граф вытолкнул вперёд отступившего было к двери барона, — заслуживает смерти. Но он — посланник. И хотя отринул Единого, всё равно находится под защитой законов Его. Пусть едет обратно и передаст отступникам: трепещите!

Толпа снова взревела, теперь одобрительно. Графиня бросила на Ислуина обеспокоенный взгляд: муж у неё хороший воин и крепкий хозяин, но в политике не разбирается совершенно. И обещание отпустить дал необдуманно. Если посланник мятежников сообщит, что ополчение встало на сторону императора... Ислуин на это успокаивающе ответил взглядом и сделал резкий жест, будто что-то отрезал или наносил удар. Мол, я все понимаю — и никаких обещаний не давал. Как только барон Киркхоуп покинет замок, то бесследно пропадёт в окружающих лесах.

Авангард растянувшейся на несколько километров колонны ополчения добрался до легионов ближе к полудню. День выдался жарким и душным, в прозрачной голубизне ни облачка, деревья и трава ощутимо парили, а на зубах скрипела поднятая тысячами ног, копыт и колёс пыль. Хотелось, едва показался ручей, из которого брали воду, пить не переставая, а потом окунуться в ледяную прохладу с головой, прямо в одежде... Не было времени даже смыть налипшую на лица дорожную грязь. Тан ополчения, два его заместителя и магистр поспешили в штабную палатку, не дожидаясь, пока вся армия прибудет на место, скинув обустройство отрядов на помощников. Ситуация менялась каждый день, и нужно было как можно скорее узнать, что произошло, пока магистр ездил в Ланкарти.

В штабной палатке как раз собрались легаты, патриарх, канцлер, глава Хранящих покой и командиры ополчения нескольких ближних городов, выстывших на стороне императора Харелта. А также магистр Манус, который возглавил членов Магической Гильдии, отказавшихся подчиняться распоряжениям архимага Уалана. Совещание только-только началось и, приветственно кивнув вошедшим, Раттрей продолжил докладывать обстановку.

— Сперва главная новость. Сержанту Дайви удалось воспользоваться своими знакомствами среди ночных отцов Турнейга. Сберегающие передали, что из ста двадцати, ушедших с сержантом, до резиденции Великого магистра добрались девяносто три человека. Этого вместе с инквизиторами достаточно удержать монастырь даже в случае штурма.

Все одобрительно негромко заголосили, потом замолкли, слушая продолжение.

— Новость вторая. Никогда не думал, что буду аплодировать паранойе прежнего лорда Кингасси, укрепившего свою пригородную резиденцию. Но его поместье не только с большим уроном отбило атаку мятежников, защитники сумели разомкнуть кольцо осады. Вчера вечером примчался гонец. Не знаю, чем воспользовался новый глава клана Кингасси, но он настоящий кудесник. Северные лорды полностью отвергли предложение графа Мурхага. И не просто выразили безоговорочную поддержку императору: через три-четыре недели их армия ударит по Турнейгу с севера.

В этот раз удивлённый гул стоял куда дольше. Всего поколение назад на севере подавили мятеж Лилий, бунты случались постоянно... Наверняка Эден Мурхаг посулил за помощь всё вплоть до возможности отделиться — но ему отказали.

Лорд Арденкейпл восхищённо добавил:

— После того как всё закончится, я первый, когда император начнёт формировать новый Канцлерский совет, внесу имя лорда Кингасси на должность вице-канцлера.

Раттрей кивнул и принялся рассказывать дальше.

— Ещё одно хорошее известие из Арнистона. Тамошние мастера выгребли всё не только из арсеналов, но и вычистили свои кладовые. Вооружили городское ополчение, а также отряды дворян и наёмников, кто присягнул на верность императору. Выбранный командовать Барабелл Макесик сообщил, что ведёт девять тысяч. С ними идут сохранившие верность центурии Седьмого легиона — это ещё три тысячи. Они будут самое большее через двенадцать дней. Ещё через неделю подойдут оставшиеся полки Тринадцатого и Четырнадцатого легионов.

Раттрей развернул на столе карту центральной Империи и принялся расставлять на ней деревянные кубики с обозначениями.

— Теперь плохие новости. Вот эти города, — поверх карты легли ещё несколько кубиков, — вместе с расположенными там центуриями Девятого и Десятого резервных легионов поддержали мятеж. Это означает, что Чистые теперь могут вооружить самое малое ещё один полный легион. Первый золотой тоже полностью на стороне графа Мурхага.

— Сколько всего? — тихо спросил за всех легат Булли.

— Семьдесят тысяч. В трёх, самое большее четырёх днях пути.

— А нас вместе с сегодняшним подкреплением меньше тридцати пяти. И дождаться помощи из Арнистона нам не дадут.

Канцлер вдруг решительным движением отодвинул все кубики в сторону и произнёс:

— Зато с нами — Единый.

И словно произнёс один человек, прозвучал ответ:

— За веру и императора!

Обе армии сошлись на равнине, с двух сторон огороженной невысокими, густо заросшими карликовым кустарником холмами. Ранним утром решающей битвы кирос Аластер смотрел на пока ещё пустое травяное поле, где через считанные часы, словно тысячерукие и многоглавые чудища встретятся в смертельных объятиях два войска. Куда-то вдаль, скрываясь в белом киселе, уходила дорога, рассекавшая обе линии холмов надвое. Патриарх вдруг подумал, что нити судьбы плетутся путями, непонятыми смертным: сегодня армии сойдутся совсем недалеко от места последнего из сражений эпохи основания Империи. Места, где когда-то в решающей битве нанесли поражение тем, кто открыто отвергал веру в Единого. Словно оживляя хроники, как и на другом поле где-то далеко в прошлом, сегодня струился туман, обтекая каждый камень, каждую былинку и каждое дерево. Ещё молочно-белый, но уже подкрашенный алым.

Туман рассеялся только к девяти часам утра, обнажая боевые порядки, выстроившиеся сразу вдоль холмов. Вражеского войска пока не разглядеть, чародеи обеих сторон постарались укрыть своих солдат от чужих глаз. Ворожба не самая сильная, и не простоит даже до первого столкновения — но пока, если посмотреть в дальнюю сторону, вместо блеска стали увидишь лишь серую дымку морока. Зато свои своих могли видеть хорошо. И потому сейчас каждый, от легионера до ополченца смотрел на пространство перед шеренгами передовых полков: там, словно проводя последний смотр, неторопливо ехал патриарх вместе с невестой императора. В вороной броне и белоснежной ризе, на чёрном и белом жеребцах, они смотрелись так, будто Единый выслал два своих отражения — войны и мира — благословить войско на победу. И солдаты, мимо которых шествовала пара, шумно начинали стучать мечами о щиты.

Линия войск раскинула свои крылья широко, и путь до середины боевых порядков у идущих шагом коней занял немало времени. Но вот кони остановились, кирос Аластер поднял руку. Гул и разговоры среди воинов смолки, а над полем раскатисто полетел голос патриарха, силой магии усиленный так, чтобы донестись не только до своих, но и до чужих:

— Много поколений назад наши прадеды вышли на это поле, чтобы защитить веру в Единого от поругания теми, кто продал душу ночным демонам. Прошли века — и вот снова призваны мы защитить Империю и веру. Поэтому сегодня за каждым из вас стоит сам Единый. Ведь каждый ваш меч будет разить не только предавшихся лживым посулам врагов, но и Тьму, которая стоит у них за спиной. За веру и императора!

Ислуин восхитился патриархом: короткой речью тот сейчас изрядно сравнял силы. Ведь свои теперь будут сражаться вдвое яростней. А среди врагов немало тех, кто пришёл на поле боя по приказу командиров, под влиянием обстоятельств. Нет, они, конечно, не отступят — но любая заминка, любая неуверенность в себе сейчас на руку сторонникам императора.

Словно продолжая мысли магистра, раздался стук мечей о щиты и ритмичный рёв легионеров:

— За веру и императора! Побеждай!

Сражение началось. Но первый бой повели сегодня не солдаты, а маги. Пусть архимаг Уалан не мог без помощи круга магистров получить доступ к самым опасным артефактам, остальное хранилище он наверняка выгреб дочиста. И сейчас готов воспользоваться — а каждая уничтоженная сотня уменьшает шанс на победу императорских войск. Поэтому на последнем совещании Ислуин вместе с Манусом и мастером фехтования Ренаном предложили попробовать вывести Уалана из игры. А для этого воспользоваться последним сохранившимся телепортом. Манус расширит портал и поможет дотянуться до архимага, а уж два лучших клинка Империи наверняка пробьются через охрану. После чего Манус тут же вытянет их обратно.

Обе ставки командующих располагались каждая на своём холме недалеко от дороги, Уалан же занял однин из холмов в стороне от остальных. Командовавшие легат Тевиш и легат Ранит Лотиан кивнули начинать... В это время кто-то из штабистов ещё раз взглянул в подзорную трубу и обеспокоенно сказал:

— Кажется, о нашем плане врагу откуда-то известно. Возле Уалана больше двух сотен телохранителей. Может, не стоит безрассудно рисковать?

Ислуин только покачал головой.

— Мы не можем. Иначе Уалан ударит по нашему строю. А при таком перевесе даже небольшая брешь станет фатальной. Манус, начинайте.

Ислуин и Ренан достали мечи, Манус сделал резкий пасс руками, активируя перемещение. На соседнем холме вдруг поднялся столб пламени — это сгорел атакованный архимагом телепорт. Уалана и телохранителей накрыла дымка блокирующего активную атакующую магию полога... Ислуин и Ренан остались на месте! Ислуин, не обращая внимания на ошарашенные взгляды, сделал десять шагов в сторону от остальных и звучно заговорил:

— Слушайте меня дети холода! Мне было дано обещание — и настал час исполнить клятву!

Несмотря на удушающую летнюю жару, трава вокруг магистра сразу заиндевела, потянуло стужей. Миг спустя вокруг уже кружился десяток снежных смерчиков.

— Мы помним, — загудела вьюга. — Требуй, чего пожелаешь.

— Я желаю отдать вам жизнь вон того человека, — Ислуин указал рукой на архимага. — И жизни всех, кто будет рядом с ним. После этого ваша клятва будет исполнена.

— Мы-ы-ы принима-а-ае-ем...

Фейри тут же ринулись к архимагу, на лету превращаясь в исполинских хрустальных птиц. Одна, вторая, десять, пятьдесят... Уалан попытался было разрушить антимагический полог, атаковать неожиданного врага чарами. Но не успел. Прозрачные птицы одна за другой падали вниз, превращаясь в ледяных и снежных медведей, волков, росомах. И становилось их всё больше. Наёмники пытались рубить фейри мечами, колоть копьями — но от лютого холода металл замерзал, крошился, а люди превращались в замёрзшие статуи, и каждое новое касание оборачивало трупы новой плёнкой льда. Если в глубине строя ещё кипело безнадёжное сражение, то снаружи причудливо расположились замёрзшие глыбы, внутри которых, словно мухи в янтаре, застыли люди.

— Ставлю, что они продержаться ещё пять минут! — весело произнёс Манус.

— Десять до того как замёрзнет Уалан, — ухватил протянутую руку Ислуин.

— Принято! — разбил рукопожатие Ренан. — Пари засвидетельствовано. Хотя, если позволите мнение далёкого от магии человека — я бы дал даже пятнадцать. Наёмники там отборные, и зачарованы доспехи и клинки на совесть.

Люди, находившиеся в ставке, наконец-то смогли сбросить оторопь и кто-то спросил:

— Так вы с самого начала задумали?..

— Конечно, — весело ответил Ренан, — мы же не самоубийцы. А расскажи мы заранее, сохранить всё втайне вряд ли бы удалось.

— Уалан спрятался бы среди солдат, а на всю армию мятежников моего обещания не хватит. Фейри конкретного человека в большой толпе могут и не найти, — добавил магистр. — А так господин архимаг настолько увлёкся идеей поймать меня и Ренана в ловушку, что даже любезно отрезал всем путь к отступлению.

— Ничья, — подвёл тем временем итог Манус. — Семь с половиной минут. Итак, господа. С магической частью покончено: без подходящих артефактов ломать защиту штатных магов когорт мы будем до завтра. Пришло время мечей.

Оба войска были похожи и доспехами, и оружием — лишь на свои знамёна Чистые братья одели бело-лиловые ленты. Да и боевой порядок граф Мурхаг и генерал Тарбет выстроили не в две, а в четыре линии. Так как не были уверены в воинских умениях фанатиков и больше надеялись на глубину строя, чем на выучку. Первыми начали стычки небольшие отряды лёгкой пехоты, которые выскакивали через проходы в своём строе, осыпали врага дротиками и тут же отбегали. Но вот ряды императорских войск сомкнулись и медленно двинулись вперёд.

Чистые остались неподвижны: Тарбет приказал ждать атаки противника, не двигаясь с места. Пусть захлебнётся первый бурный натиск неприятельской пехоты, пусть она вымотается пробежкой через всё поле. Только тогда его солдаты в сомкнутых рядах нападут на разрозненные неприятельские части. К тому же метательные копья и дротики причинят меньше вреда, если солдаты останутся в строю — чем если сами пойдут навстречу вражеским залпам. И как только основная часть императорских войск будут скованны сражением, гвардия и лучшие центурии Первого Золотого, расположившиеся на правом крыле вместе с большей частью конницы, станут тараном, который ударит во фланг и тыл. Опрокинут и окружат врага, пока тот увяз в плотной массе пехоты.

Императорские легионы стремительно бросились вперёд и вдруг на полпути остановились для передышки. Затем снова побежали. Строй Чистых братьев засыпали копья и дротики, выучки одновременно закрываться щитами и метать в ответ, как и опасался генерал, им не хватило. Вот легионеры обнажили мечи, два строя с ужасающим шумом столкнулись, по всей линии фронта началась свалка. Сверху, с холма, где стоял Ислуин, было хорошо видно, как одна за другой рвутся и тают под ударами закалённых ветеранов сотни из вчерашних горожан и крестьян, как истончается первая линия. Но вот сражение дотянулось до второй линии, которая по большей части состояла уже из солдат Первого золотого, Девятого и Десятого легионов. Они выдержали атаку, затем пустили в ход свои копья и взялись за мечи. В ответ загудели дудки и забили барабаны, Ранит Лотиан командовал отход. Сражение покатилось в обратную сторону.

В это время двинулась вперёд находившаяся на фланге конница Тарбета, за ней гвардейцы. Наперехват кинулись всадники ополчения — но, после недолгой сшибки, под натиском врага стали отходить. Гвардия кинулась преследовать, пехота не отставала от конников. Ещё немного, ещё чуть-чуть! Вот мчащиеся будто на параде стройные шеренги всадников отогнали ополченцев, который в страхе умчались куда-то далеко за спины своей пехоты, вот, блистая начищенными доспехами и сбруей коней, Золотые развернулись ударить в спины второй линии и смять фланг императорских легионеров...

Внезапно вместо спин и незащищённого бока гвардейцев встретили густой дождь стрел и ровная стена щитов! А спрятавшиеся до этого в засаде отборные сотни вдруг появились словно из ниоткуда и начали прижимать прорвавшихся всадников и пехоту навстречу строю второй линии! Истошно ржали беспощадно нахлёстываемые кони, кричали люди, пытаясь вырваться из ловушки. Каждый старался выскользнуть в узкий оставшийся свободным проход. Стройные ряды в мгновение ока смешались, сотни одна за другой превращались в охваченную паникой толпу. И не имело значения, что попавших в окружение столько же, сколько врагов снаружи — сражаться могли только те, кто стоял по периметру кровавого мешка. Оказавшимся внутри оставалось только кричать, молить о пощаде и плакать.

Тем временем первая линия замерла, а вторая линия разделилась пополам. Одна половина продолжила истребление гвардейцев и мешала любой попытке прийти им на помощь, а другая вместе с конницей, промчавшейся за спинами пехоты, начала наступление на соседнем фланге. Тарбет пытался было парировать атаку, перебрасывая подкрепления из глубины... Но лишившись конницы, он не мог помешать вражеским всадникам стаей волков кружить вокруг его фланга, рушить его порядок — чтобы неумолимо двигавшаяся следом пехота втаптывала в землю превративших в толпу вражеских солдат. Вот порвалась вторая линия из кадровых военных, вот начали рассыпаться составленные из новобранцев третья и четвёртая...

Довершил всё зазвучавший сигнал к отступлению: Тарбет пытался спасти хотя бы часть войска. Тогда, пользуясь тем, что через холмы можно перебраться только по дороге, можно остановить движение врага на столицу. Неопытные новобранцы восприняли отступление как сигнал, что всё кончено, битва проиграна! Армия мгновенно превратилась в обезумевшее стадо.

У гражданской войны свои людоедские законы. Кто-то из Чистых братьев пытался спастись, бросив оружие и продираясь через плотные заросли кустарника на холмах. Но основная масса кинулась к широкой дороге... И тут на её пути внезапно встали несколько сотен из Первого легиона. Может, они примкнули к мятежу, опасаясь расправы, может, решили вовремя переметнуться и тем сохранить себе жизнь. Это не имело значения. Теперь, сорвав со знамён бело-лиловые ленты, они встали поперёк дороги непреодолимой затычкой, отрезая Чистым братьям путь к спасению. Сражение окончательно превратилось в бойню: сохранившие верность императору пленных не брали.

[1] Тан — командующий ополчением одной или нескольких провинций.

Эпилог

Графа Мурхага вместе с верным Санджитом нашли вмороженными в лёд рядом с архимагом. После разгрома армии генерала Тарбета, и смерти главного вдохновителя и руководителя, мятеж развалился. Города, ещё вчера клявшиеся в верности "сыну Дайва Первого", теперь спешили открыть ворота при первом же слухе, что императорские легионы на подходе. Заодно магистраты торопились уничтожить свидетелей и все доказательства своей дружбы с Чистыми братьями. Погромы бушевали повсюду. Раттрею досталось тяжёлое наследство, особенно в столице: там, едва дошла весть о поражении, чернь кинулась мстить за недели страха перед кострами и унизительными проверками на благопристойность и чистоту нравов. Леди Кенина успела покончить с собой и убить ребёнка раньше, чем до них добралась разъярённая толпа. Но прочих чиновников и придворных нового правительства буквально разорвали на куски. После чего "охота на ведьм" выплеснулась на улицы. Громили дома и убивали по малейшему подозрению в принадлежности к Чистым братьям.

Глава Хранящих покой на это пообещал, что на каторгу и плаху пойдут все без разбора. Императорскую волю и императорский закон самосудами он подменять не позволит даже в "особых обстоятельствах". Турнейг наводнили патрули из легионеров, а вдоль городской стены выстроились виселицы, где зачастую на соседних верёвках висели Чистый брат и борец-погромщик.

Харелт в императорский дворец переезжать отказался, объяснив, что сначала надо его отремонтировать и привести в порядок... На самом деле ему не хотелось ходить по коридорам, где гибли отец, дядя и остальные, прикрывая его бегство. Уцелел только Доннаха, да и ему врачи в один голос предрекли до конца жизни пользоваться костылём. К всеобщему удивлению, временной императорской резиденцией стало поместье лорда Кингасси, который к тому же получил регалии вице-канцлера. Сразу поползли слухи, что лорд Арденкейпл видит в молодом Кингасси своего преемника на посту главы императорского правительства.

Там же в поместье и сыграли скромную свадьбу Харелта и Лейтис, хотя повылазившие из щелей дворцовые лизоблюды пытались было убедить, что "народу нужно радостное зрелище". Харелт на льстивом проекте начертил короткое: "Нет". И можно было не сомневаться, что фамилии тех, кто предлагал устроить пляски на костях, он запомнил. Бракосочетание вообще отложили бы до окончания траура по лорду Малколму и остальным... Но Ислуин сообщил, что Великая Степь начала своё возвращение. Дело нескольких недель, если не дней. А в переговорах с будущими союзниками знакомая с обычаями ханжаров Лейтис должна участвовать на равных с Харелтом, а не как одна из советников.

Всего через неделю после свадьбы в Турнейг примчался гонец со страшным известием: орки перешли границу! Судя по всему, они знали про мятеж и ждали только второй половины лета, когда на полях созреют первые хлеба. Теперь их армия — куда больше чем все ожидали — могла пополнять припасы на ходу, быстро продвигаясь вперёд, стараясь захватить за остаток лета и осень как можно больше территории. Чтобы, разрушив за зиму те крепости, которые выдержат первый натиск, с приходом весны продолжить наступление вглубь Империи. Харелт теперь уехать из столицы не мог, а откладывать переговоры с ханжарами теперь было нельзя вдвойне. Медовый месяц вышел коротким.

Лейтис покидала Турнейг в разгар осени, когда природа, словно художник, в распоряжении которого остались лишь краски двух цветов — желтого и красного — принялась расписывать деревья и траву золотом и багрянцем. Отряд императрицы ехал на восток той же самой дорогой, что и Ислуин мчался несколько месяцев назад, спеша доставить весть о мятеже. Только сегодня прозрачный и прохладный воздух был тих и немного печален: лес готовился к зимнему сну. На мгновение и совпадение, и наступающее оцепенение природы показались девушке плохим предзнаменованием... Но она тут же отогнала неприятные мысли прочь. Они вместе с Ислуином и Харелтом уже не раз доказывали, что могут невозможное. И сегодня — просто ещё один раз, за которым будет ещё и ещё. Поэтому вперёд, не оглядываясь! Ей предстоит сделать так много!

Настанет день и час дни когда

Внезапно мир сойдёт с ума

Плывёт гранит, пылает лёд

Вода пьянит как хмельный мёд

Луна и солнце поменялись вдруг местами

А буйный ветер гасит пламя

Часть третья. "Ветер гасит пламя".

Комментарии

Некоторые имена

Имя Ислуин (Islwyn) означает "небольшая роща". Среди людей он берёт имя Ивар (Iomhar), которое означает "воин с тисовым луком" (лучник), но в то же время "хранитель, защитник". Ханжары зовут его Джучи — "незваный гость".

Имя Лейтис (Leitis) означает "радостная, счастливая".

Имя Харелт (Harailt) означает "власть, владетельный, правитель".

География

Империя людей располагается в основном на обширной равнине, которая с севера ограничена Виумскими горами (тянутся с юго-запада на северо-восток), на западе Рудным хребтом простирается равнина, на северо— востоке — в непроходимые леса, где живут отдельные племена на уровне родоплеменного строя и железного века, а местами даже бронзового и каменного веков. Виумские горы значительно ниже Рудных, но шире, изобилуют плато. С морем Виумские горы не встречаются ни на юге, ни на севере. Империя местами вплотную подходит к Виумским горам, в отдельных местах владеет предгорьями и граничит с южной частью основного горного массива. Кроме того Империя владеет небольшой частью Рудного хребта, отделяющей гномов от орков, а также солидным куском бывшей степи. На юге и юго-востоке Империя граничит с орками, на востоке большую часть границы занимает Безумный лес, отделивший Империю от земель Дикой магии.

Империя делится на провинции, во главе которых стоит наместник императора — мормэр. Правит император, его власть ограничена лишь волей глав семей императорского клана. Отсюда семьи императорского клана имеют особый статус. Все семьи клана ведут свой род от первого императора. Наследование титула по мужской линии, от отца к сыну. Если мужская линия правящей семьи пресекается, то императором становится кто-то из мужчин императорского клана. Провозглашают первого в списке наследования, сам список утверждают главы семей клана. Хотя по общему решению они могут выбирать и другого человека. При этом новый император считается как бы сыном предыдущего. Женщина может выйти замуж и покинуть клан, может остаться в клане — тогда в клан входит её муж. В таком случае муж в число наследников не входит, но дети включаются в число наследников. Глава семьи императорского клана всегда носит титул лорда.

Кроме того существует Канцлерский совет, во главе которого стоят канцлер и вице-канцлер: это аналог правительства пополам с собранием влиятельнейших дворянских семей Империи. Число участников совета менялось от императора к императору. Степень влияния канцлера и Совета была различна при разных императорах, а сам канцлер мог быть по факту и чисто номинальной фигурой — как при императоре Ниане Втором, так и почти вторым человеком в государстве — как при императоре Дайве Первом.

Подданные императора делятся на четыре сословия: дворянство, мастеровое (кроме ремесленников, инженеров и владельцев мануфактур и т.п. в это сословие входят купцы), горожане и крестьяне. Священники стоят вне сословий. Крепостное крестьянство распространено только на севере и северо-западе страны. Отдельная категория — полные граждане, которые вне зависимости от происхождения по статусу близки к обычному дворянству, при этом имеют несколько особых привилегии, не доступные обычным дворянам — например, судить полного гражданина может суд не ниже наместника провинции. Среди дворян особняком стоят Старшие кланы (Старшие дома): те, кто получил дворянство не менее трёх-четырёх столетий назад. При этом геральдическая палата императора древность этого дворянство должна признавать. Почти все Старшие кланы ведут своё происхождение либо от дворянских семей Кинросса, либо от правящих семей стран, которые первыми вошли в состав империи (участников оборонительного альянса). Глава Старшего дома, а также его наследник носят титул лорда. Все дворяне носят к имени добавку дан (благородный дан) или дана (благородная дана).

Рабство в Империи разрешено частично и лишь в тех провинциях, где оно существовало на момент присоединения к Империи. В остальных местах карается смертной казнью вне зависимости от сословия. При этом допускается только торговля привозными невольниками и рождёнными от обоих родителей-невольников. Попытка обратить в раба подданного императора на всей территории Империи карается смертью. На время действия книги рабство практически исчезло после введения канцлером непомерных налогов на владение и торговлю людьми.

Среди гильдий особым статусом обладает Гильдия магов. Её глава — архимаг — носит титул лорда. Однако при этом почти все важнейшие внутренние вопросы гильдии архимаг имеет право утверждать только после собрания магистров гильдии — сильнейших магов. Все остальные маги делятся на ранги от самого низшего седьмого до первого. При этом, начиная с четвёртого ранга, маг обязан входить в гильдию, пятый и шестой обязаны проходить лицензирование.

Виумские горы и территории за ними занимают Малые королевства. Классические монархии, во главе король или князь. Степень власти монарха различается от страны к стране.

Люди-ханжары обитают в Великой степи. Долгое время сотворённая из небытия территория была отделена от остального мира Радугой-в-Огнях. К концу второй книги удалось эту границу разомкнуть, и Степь теперь разделяет Безумный лес и земли Дикой магии — степная территория, переходящая в лесостепи на севере и юге. Столица — город Новый Искер. На юге обновлённая степь граничит с орками, на севере упирается в леса. С империей граница прошла по Безумному лесу.

Общественно-политическая организация напоминает пирамиду. Несколько кочевий собираются в род, во главе каждого кочевья стоит старейшина. Объединением нескольких родов правит хан. Во главе каждого из городов, где живут оседлые ханжары (ремесленники и прочие) тоже стоит хан. Должность наследственная. Несколько ханов объединяются в бунчук, которым правит Старший хан — должность формально не наследственная, это глава сильнейшего рода. Круг Старших ханов выбирает Великого хана, который сразу после этого оставляет все дела на одного из сыновей, а сам перебирается в столицу — город Новый Искер. Должность пожизненная. В военное время власть Великого хана неограниченна. Отдельная категория — шаманы, они не принадлежат ни к одному роду. Шаманам запрещено напрямую вмешиваться в политику и управление. Исключение составляет полный круг Стражей (шаманов не ниже второй ступени Истины): не меньше трёх шаманов, причём в составе круга должны всегда быть белый, красный и чёрный Стражи. Полный круг имеет право оспорить даже решение Великого хана.

Самые северные территории, от части побережья между Виумскими горами до Замёрзшего океана, а также значительный кусок тундры между горами и океаном заселяют Люди льда. Они поделены на княжества и известны своей драчливостью, а также морскими военными походами на соседей и торговыми экспедициями. В отличие от прочих народов, несмотря на разные страны, сохраняют единый язык (пусть и распавшийся на диалекты), во многом схожую политическую организацию. Правит в княжествах либо князь, либо ярл, в разной степени ограниченный волей тинга — собрания самых влиятельных людей. В некоторых княжествах тинг правит напрямую.

Рудный хребет — владения гномов. Параллельно побережью он тянется с юга на север, обрываясь в Виумскую низменность. Характерен небольшими долинами, высокими пиками с резкими взлётами и перепадами уровня между долинами и немногочисленными перевалами. Гномы владеют только северной третью хребта, южная часть принадлежит оркам, центральная — ничейная территория. Частью Рудного хребта можно считать гору Антрин, расположенную на территории Империи. Правит Совет мастеров, во главе которого Старший горный мастер. Во время войны с орками первоначально понадеялись на неприступность пограничных крепостей, но вскоре, поняв, что без подвоза продовольствия горные долины изолированно существовать не могут, заключили договор о помощи с Империей.

Самой южной из известных земель является Великий лес, родина эльфов. Столица — город Киарнат. Когда-то Великий лес делится на пять уделов: Северный (граничил с гномами и ханжарами), Западный или Приморский, Южный (граничит с орками), Восточный (граничит с орками и землями Дикой магии), Центральный или Удел Ясного владыки. Границей Западного и Северного уделов стал Рудный хребет, самая низкая южная часть которого (предгорья и самый южный из перевалов) находится под юрисдикцией эльфов. Сейчас всеми этими территориями за исключением части Западного Удела владеют орки.

Поскольку венец Ясных владык остался у той части народа, которая решила сражаться и погибла в войне с орками, формально главы государства нет. Существуют два клана, ведущие происхождение от Ясных владык. Во главе клана стоит Старший принц, его дети тоже получают титул Старших принцев и принцесс. Официально провозглашено. Что именно один из Старших будет коронован по возвращении венца, а до тех пор совет принцев правит в мире, любви и согласии.

Шахрисабз. Расположен между Рудным хребтом и океаном. Это унитарное государство, где правит падишах. На севере граничит с Империей, на юге владения падишаха ограничены огромной Безликой пустыней. Власть падишаха неограниченна и передаётся от отца к одному из сыновей, теоретически от любой женщины гарема. На практике дети наложниц любых наследственных прав всегда лишены. Городами управляют эмиры, власть передаётся от отца к сыну. При этом падишах может потребовать сменить правителя на любого родственника из членов семьи эмира, а в случае, если мужчин в роду не осталось — передать город другому роду. Схожая система действует и внутри городов, когда важнейшие должности передаются по наследству в семьях аристократии. Кроме того в Шахрисабзсе разрешено рабство, и существуют довольно жёсткое деление общества на сословия, причём переход из сословия в сословие затруднён.

Северная тундра вдоль Замёрзшего океана не принадлежит никому, там кочуют отдельные племена с уровнем развития каменного века, тем не менее знакомые с железом и меняющие шкуры на железные предметы.

С запада континент омывает океан, в северной части океана известны лишь немногочисленные острова. В южной части океан переходит в Бадахоское море, разделяющее два континента. Бадахоское море обильно усыпано большими и малыми островами, ближе к центру собирающимися в Бадахоский архипелаг, в центре которого расположен огромный остров Бадахос. Владеет островами Торговая республика Бадахос. Политическое устройство — олигархическая республика, правит Торговый совет.

По ту сторону моря лежит ещё один континент, о народах и странах его населяющих известно мало. Обитателями континента, где живут Ислуин и Лейтис знакома лишь страна Матарам, где живут смуглолицые люди и которая расположена на выдающемся от основного массива суши полуострове, омываемом водами Бадахоского моря. Монархия. Правит набиб. Известно, что население Матарама разделено на десять каст, высшая — жрецы, за ней воины, потом "обрабатывающие землю". Касты условно-замкнутые, переход возможен только в соседнюю касту.

Армия

Основой армии Империи является легион. Численность легиона — 30 000 человек. Командует генерал. На момент происходящих событий число действующих легионов — восемь, число легионов резерва — четыре (в мирное время только офицеры и сержанты плюс снаряжение, пополняются призывниками). Формируются тринадцатый и четырнадцатый особые — из числа людей, готовых искупить свою вину перед законом службой в армии.

Легион делится на 5 полков. Командует полком легат. При нём состоят пять младших легатов, которые командуют тяжёлой пехотой, лёгкой пехотой, конницей и вспомогательными войсками.

Полк делится на центурии. Командует центурион. Для тяжёлой пехоты центурия состоит из 100 человек, в полку 24 центурии тяжёлой пехоты. Для конницы центурия состоит из 50 всадников, в полку 20 центурий всадников. 4 центурии — катафрактрии (тяжеловооруженные всадники), 4 центурии средняя конница, 12 центурий конных стрелков и лёгкой конницы. Для лёгкой пехоты центурия состоит из 150 человек, в полку 12 центурий. Остальные — солдаты вспомогательных служб: инженерной, медицинской, маги и прочее.

Один из каждых четырёх центурионов носит звание старшего центуриона. В случае объединения четырёх центурий в когорту для выполнения самостоятельной задачи командует когортой.

Центурия делится на десятки, командует десятком сержант. Для тяжёлой пехоты десяток состоит из 10 пехотинцев, для лёгкой — из 15, а для конницы из 5 всадников.

Лучники входят в состав лёгкой пехоты, но отдельными центуриями не считаются. При этом десяток состоит из десяти лучников.

Кроме перечисленного в состав легиона входят две особые центурии "сверх штата". Это личный резерв генерала: сотня пехотинцев и полсотни всадников. В личном резерве служат только офицеры, для пехоты "рядовой" не ниже сержанта, для конницы "рядовой" приравнивается к особому чину — младший центурион. Особенность звания состоит в том, что в присутствии обычного центуриона младший центурион автоматически становиться его заместителем, если приказом генерала не указано иное.

В учебных полках деление идёт только на роты по 150 человек, командует мастер-сержант.

Для перехода из солдата в сержанты требуется отслужить ценз — не меньше полугода службы. Аналогично для перехода из сержантов в центурионы существует годовой ценз.

Финансы

Монетные системы разных стран различаются довольно сильно, но в целом они привязаны к двум самым стабильным валютам. Это деньги Империи и деньги Бадахоса.

Самая крупная монета Империи — золотой тайр. Он делится на двадцать пять серебряных хейтов. Один хейт делится на четыре алана — монеты из смеси меди и серебра. Самая мелкая монета медный семин, один алан содержит восемь семинов. Таким образом:

1 тайр = 25 хейтов = 100 аланов = 800 семинов.

Усреднённая покупательная способность примерно следующая.

9 л пшеницы = 3 алана.

0,5 кг хлеба = 2 семина.

0,5 л масла растительного = 4 семина.

3 л пива = 10 семинов.

5 яиц = 2 семина.

1 курица = 4 семина.

1 кг мяса свинины = 2 алана.

1 кг мяса говядины = 4 алана.

1 кг рыбы = 2 алана.

Вес и покупательная способность золотой монеты Империи и Бадахоса примерно одинаковы.

Монеты Бадахоса.

1 оро (золото) = 10 амаришо (смесь золота и серебра) = 50 плато = 1000 кобре.

Вера и боги

Эльфы поклоняются Хозяину лесов — Эбриллу, которого считают прародителем своего народа и создателем Великого леса. Эбрилл мужчина, но может в определённых случаях принимать и женскую ипостась.

Шахрисабз поклоняется богу Таджу. По легенде он сотворил свой народ, вдохнув душу в вылепленные младшими братьями из глины фигурки мужчины и женщины.

Люди льда поклоняются Укко-громовержцу и его жене Ильматар — владетельнице судеб и нитей жизни. Укко своими молниями растопил покрывавший сушу лёд первоначального Ничто. Растаявшая вода стала океаном, а сушу, воздух и воду заселили создания Ильматар.

Ханжары поклоняются Сарнэ-Турому и Уртегэ. Сарнэ-Туром носит титул Повелителя неба и Отца ветров, по легендам ханжаров Сарнэ-Туром сотворил степь и всех живущих в ней, согнав из неба своими ветрами облака вниз и превратив их в землю. Цвет Сарнэ-Турома — белый, символ жизни и начала всего в материальном мире. Уртегэ имеет две ипостаси. Красная — ипостась учителя и творца законов. Именно Уртегэ научил людей основам знаний, дал заветы воинов и законы. После чего попросил своего брата Сарнэ-Турома следить, чтобы никто, даже сам Уртегэ эти законы не смел нарушить — потому Сарнэ-Туром носит ещё титул Судия равных. А красный Уртегэ при этом следит, чтобы решения судьи не оспаривались. Вторая ипостась Уртегэ — чёрная, хозяина Унтонга, мира мёртвых. В этой ипостаси Уртегэ владеет всем окончившим земное существование, решает судьбу посмертия и какие души уже можно отпустить в новый круг жизни.

На Бадахосе верят, как они сами говорят "в сорок тысяч богов". Каждая местность, город а иногда и район могут иметь своего бога покровителя. Тем не менее все боги подчиняются Совету четырёх богов, которых обязательно почитают везде: отец торговли Оро, отец ремёсел и земледелия Ронго, отец моря Тане и отец воинов Ту.

Религия Матарама политеистичное язычество с обожествлением природы.

Государственная религия Империи — вера в Единого или, иначе, Двуликого. Согласно священным книгам, Единый сотворил мир, с помощью помощников, которых остальные народы зовут своими богами (на самом деле — младшие несовершенные отражения Единого творца) заселил землю живыми созданиями и удалился на покой. Но через какое то время вернулся и увидел, что помощники плохо справляются с делами, люди забыли заветы и совесть, и принялись разрушать мир. Огорчился Единый, но напрямую вмешаться не мог: обещал при сотворении, что люди и остальные созданы со свободой воли. Тогда Творец воплотился в ребёнка, а когда вырос — стал проповедовать людям, рассказывая о мире и согласии. Нашлись ученики, которые приняли божественное слово, а когда Единый покинул телесную оболочку, завещав дожидаться его нового воплощения (и став тем самым Двуединым в божественном и человеческом), его ученики, названные Пророками, понесли Слово по миру. Первым из правителей официально принял религию король Кинросса, потому этому королевству и дано было право собирать вокруг себя остальных, и дана была сила сдержать чёрную напасть детей ночных демонов — орков. Отношение к прочим религиям терпимое, так как признаётся, что если человек или иное создание поклоняется отражению Единого, то может со временем принять истину целиком. Соответственно отношение к атеистам и поклонникам культов различных демонов резко отрицательное вплоть до физической расправы.

Структура Церкви Единого следующая. Во главе стоит патриарх. Вся территория делится на митрополии, во главе которой митрополит. Собрание митрополитов ­— Священный синод. Синод не только решает важнейшие вопросы и обсуждает догматы (в последнем случае заседает расширенный Синод, с участием богословов и священников-делегатов), но и избирает из числа митрополитов патриарха после смерти старого. При этом патриарх считается лишь мудрейшим — но человеком, ­ следовательно, не считается непогрешимым, потому расширенный Синод имеет право оспорить решение патриарха. Митрополия делится на епархии, во главе которых стоят епископы. Епархии делятся на большие приходы, которые в свою очередь делятся на малые приходы. Во главе больших и малых приходов стоят священники. Кроме того существует институт монашества.

Все священники делятся на "белых", которым дозволено жениться, и "чёрных" ­— которые приносят обет безбрачия. В церковном облачении различие указывается чёрной или белой полоской по нижнему краю рясы. К посвящению в сан допускаются только мужчины, исключение — женские монастыри. Однако женщина до замужества может занимать должность помощника настоятеля церкви. Монахи и монахини всегда "чёрные". При этом существует непреложное ограничение для "белых" — они могут занимать пост не выше настоятеля малого прихода, по персональному разрешению Синода — большого прихода. Все посты от настоятеля большого прихода и выше имеют право занимать только "чёрные".

Особое место занимают монашеские ордена. В отличие от обычных общин монахов, влияние которых не распространяется за пределы своего монастыря, ордена насчитывают несколько монастырей и сотни монахов. Имеют строгую организацию и специализацию. Во главе всегда стоит генерал ордена. Обращение к нему всегда "мессир". Генерал управляет вместе с Капитулом ордена — советом самых уважаемых монахов-членов ордена. Из состава Капитула избирается новый генерал, который затем утверждается патриархом. В книге упоминаются:

Орден Сберегающих ­— инквизиция, ведает внутренним надзором, борьбой с еретиками, борьбой с демонопоклонниками, а также делами особой юрисдикции (в книге примерт такого дела — использование ошейников воли).

Орден святой Элсбет, ведает образованием. Славится одними из лучших в Империи школ. Кроме того орден имеет сеть учебных заведений, куда принимаются одарённые дети из неимущих семей — с условием, что по окончании обучения они отрабатывают несколько лет на государственной службе или в светских организациях Церкви. В некоторых областях знания, например для людей обладающих особыми, но не магическими способностями, начальное обучение в одной из школ ордена обязательно.

Особняком во всех религиях стоят так называемые ночные демоны или тёмные создания. Считается, что это осколки первоначального хаоса, которые подобно щепкам от рубки дерева во время акта творения приняли форму. Но как щепка не может заменить целого дерева, так и демоны извращённо понимают результат Творения и с помощью своей основы — капли изначального Хаоса и украденных искр от огня Творца пытаются переделать мир на свой извращённый лад. Кроме того из Матарама проник культ Тёмной матери Кали. Её приверженцы называют её истиной хозяйкой мира, матерью Ночи и приносят ей человеческие жертвы. Все остальные религию называют Кали матерью демонов, её культ запрещён во всех странах. Особенно яростное преследование ведётся в Матараме, где приверженцы Кали несколько раз пытались прийти к власти.

Орки и война с ними

Внешний вид орков следующий. Ниже среднего для человека роста, обычно не превышают метра шестидесяти. Широкие и коренастые, руки длиннее чем у человека — примерно до колен. Отличаются повышенной волосатостью, кроме того лицо от подбородка до носа зарастает чёрной шерстью — потому их и прозвали "чёрная напасть" или "чёрная чума".

Главным и основополагающим трудом об орках и истории войн с ними является книга "Южные пришельцы" эльфийского философа и учёного Хауэлла. Согласно его исследованиям, если остальные народы являются порождением Богов своего мира, то орки — пришельцы из какого-то иного мира. Именно с открытием портала в иную Вселенную где-то на юге континента связывают сильнейший магический всплеск и колебания эфира за два столетия до начала вторжения. Одним из главных свидетельств того, что орки пришли извне, Хауэлл считает особенность их мышления. Если у всех остальных известных разумных каждая особь разумна самостоятельно, то у орков разум коллективно-индивидуальный. Это означает, что хотя каждый орк является разумным сам по себе, и может неограниченно долго существовать вне коллектива, вместе масса орков образует нечто вроде коллективного разума муравейника, хотя каждый при этом сохраняет существенную часть индивидуальности. В результате подразделения орков всегда сражаются очень слажено, при этом каждая особь обладает инстинктом самосохранения, но в интересах выполнения приказа может идти на выполнение задач крайне высокой степени риска. При этом чем более высок статус отдельного орка, тем меньше он подвержен обезличивающему влиянию общего разума, тем более похож на представителя другой расы, такие орки могут интриговать против себе подобных и даже устраивать гражданские войны. Однако сходство с поведением и амбициями людей во многом поверхностно, полностью из своего "социума" даже ханы-правители никогда не выпадают. В результате орки признают обладающих разумом только себе подобных, люди, эльфы и гномы для них что-то вроде животных пополам с неразумной стихией. А попытки вести переговоры орки воспринимают аналогично установке плотины на реке, чтобы потом направить реку в удобное для себя русло. Тем не менее, индивидуальность и инстинкт самосохранения позволяет вести допросы отдельных особей.

С появившимися орками Хауэлл также связывает пропажу всех экспедиций, которые пытались обойти континент вокруг. Первые сообщения об орках впервые появились за десять лет до вторжения. К этому времени и эльфы и ханжары постепенно расширяли свои владения на юг и юго-восток, подчиняя и ассимилируя очень редкие племена дикарей. На слухи о чужаках не обратили внимания. Первый удар пришёлся людям-ханжарам, причём эльфы, пользуясь войной, присоединили к себе спорные участки Великой степи. Вторая война началась через двадцать лет и закончилась поражением эльфов и грандиозными сражениями с людьми на территории бывшей Степи. Особенностью сражений последнего этапа стала позиционная война, когда обе стороны получили достойную цель для удара заклятиями высших классов — массу вражеских солдат и резервов, и время на подготовку заклятий.

Вторая война закончилась поражением орков и сохранением небольшой части Великого леса под контролем эльфов. Тогда же эльфа раскололись надвое. Часть эльфов согласилась принять помощь людей гномов, но вторая половина отказалась сотрудничать с "младшими расами". Третья война с орками перерезала пути снабжения и заставила гномов отказаться от южной части гор совсем, связь с эльфами пропала. Тогда же мессир Нэрис вместе с подвижниками отправилась в свой поход к Радуге-в-Огнях, чтобы возвести Барьер и отгородить часть земель эльфов от вторжения. Это удалось ценой жизни главы Академии, но кроме спасения принесло неожиданный эффект: из-за пространственных и временных искажений эльфы оказались полностью заперты внутри Барьера.

Четвёртая война произошла на поколение раньше рождения Лейтис, и закончилась сокрушительным поражением орков от Империи.

Пятая война началась одновременно с коронацией императора Харелта.

Текст обновлен автоматически с "Мастерской писателей"

Мир в огне