Рука болела невероятно, и мне приходилось касаться их теперь уже левой рукой, что было жутко неудобно и еще больше стопорило общее движение. Уставший измотанный организм отказывался стоять самостоятельно и Стефану приходилось практически держать еще и мой вес. Я опиралась на него уже всем телом, все настойчивее думая о табуретке, а лучше — стуле...
— Нет, лучше всего была бы кровать! — Устало прошипел мозг.
Где-то сбоку звенели сбруей, ржали кони. Я воспринимала все как в полусне, почти отключаясь от боли и усталости. Люди готовились разъехаться по домам. Их враги покинули пределы государства, совершив захват князя и сделав свои делишки. Но что именно они, собственно говоря, сделали, еще предстояло узнать. Здесь были не все, пятерка волков во главе с правой рукой князя — Тарисом Лакардом ушла дальше, через границу, преследуя мерзавцев. И Стефан психовал и волновался за каждого из парней, что сейчас рисковали жизнью где-то в ночи. Тем более психовал, что их повел его брат, его правая рука, лучший друг и советник.
Я хотела спросить, почему же пришлось перекинуться всей охране, а не одному дозору? Что такого было в этом нападении? И сама же себе ответила — покушение на жизнь князя! Удачное покушение! Стало страшно. Еще я думала, что все это для меня очень — СЛИШКОМ! Мне хватило бы и легкой "мыльной оперы". Ну, всякая там любовь — морковь, без намека на глобализацию проблем и всемирность заговоров. Знаете, как в сериалах: "Звезда моя, я люблю тебя!" и "И я тебя, солнце мое!" и тридцать серий они целуются под луной, а потом еще сто двадцать все обсуждают это значительное событие! А так...
Волки...
И кровь....
И эта женщина в небесах...
Все это не для моей нежной и ранимой психики. Мне такие перегрузки вредны. А уж о кровопускании и вовсе говорить не хочется. Рука вновь стрельнула болью до самого плеча, как будто кто-то изобретательный и изощренный, вогнал туда раскаленную иглу. Стефан почувствовал, как я дернулась, и, уже в который раз, беспокойно окинул меня взглядом. Ему явно было неудобно, но выбор был для него "меж огнем и прорубью"!
Их оставалось пятеро, когда горизонта коснулся первый луч солнца, залив все нежно розовым светом и неся в мир ослепительное счастье нового дня.... Я потянула к ним руки, принимая их клятвы, но все мы уже знали — не успели! Стефан встал перед ними на колени, что-то шепча. Обещания, наверное...
Взвыв, серые тени метнулись к лесу и растворились в утренней дымке.
— Куда они?
— В дозор. Об их семьях позаботятся...
— Прости...
— Не переживай. Все в норме. Они не были в дозоре уже около месяца, так что так и так их очередь. Неделей раньше, неделей позже — не так страшно. Пятерых вывести вполне в моих силах. Что будет с остальными? С теми, что ушли в погоню? Вот вопрос. Но это — пока что, мои проблемы.
— Это все? — Я с отупением смотрела на него. От дергающей боли все мысли покинули меня. Не давая сосредоточиться на том, что он говорил. Она мучила и терзала меня.
— Все! — Он подхватил меня на руки, унося в избу. Я бессильно прислонилась головой к его плечу, чувствуя, как устало все тело, и позволила себе расслабиться. В поле зрения попали ворота, широко распахнутые, и факелы, по-прежнему ярко горящие.
— А как же...
— Ребята разберутся. Ты только свет погаси...
Я послушно махнул рукой. Он вздрогнул, внес меня внутрь, усадил на лежак, стащил сапоги. Раздевая, он растирал и массировал окоченевшие конечности. Назвать это руками или ногами просто язык не поворачивался. На мой взгляд, они были практически не опознаваемы!
Развязав повязку, Стефан промыл мою рану. На вид она была совсем даже не страшной — четыре дырки кружком. Небольших. Две сверху — две снизу. Только от клыков. Из них выступило немного крови и, наклонившись, он ее вновь слизнул, вызвав у меня дрожь испуга.
— Что ты делаешь? — Осторожно уточнила я, отлично помня о его собственных клыках. Мозг показал красочную картинку отгрызания этими самыми клыками этой самой руки...
— Так станет легче...
— Да ну? — Не поверила я.
— Да.... — Он улыбнулся, отошел, доставая бинты и какую-то банку. Наверное, мазь. Руку и впрямь потихоньку отпускало. Мне стало настолько легче, что я даже смогла пошутить:
— Вот уж не знала, что бывают целебные мужчины!
— Не все, — усмехнулся князь, — обычно мы скрываем это. Вообще-то, — он стал ловко накладывать мазь, потом бинтовать, — целебными свойствами обладают только большие кошки в королевском роду. Я могу перекидываться в тигра. Это дает мне некоторые возможности. Но это не основная форма, моя основа — грифон, так что эти возможности — смехотворны. Максимум, что я могу сделать — это зализать ранку. Бесполезное умение. Даже от глубокого пореза не поможет, не говоря уже о серьезных ранах. Но моя слюна снимает болевые ощущения и дезинфицирует. Хотя... — он усмехнулся, — в мире не наберется и трех человек, раны которых я бы согласился лизнуть... — и он завязал маленький симпатичный бантик, заканчивая бинтовать. Лихо он!
— Ну, вот... Хочешь чаю? Ты замерзла...
Я кивнула. Лениво выпила полчашки, неуклюже держа ее двумя руками. Хотелось спать, но, такой замерзшей мне не заснуть. Так и будет подтрясывать от холода.
Чай почти не помог. С трудом добравшись с помощью Стефана до постели, я провалилась в сон, не замечая, что цепляюсь за него обеими руками. Он пару раз пошевелился, пытаясь выпутаться, вывернуться из моих скрюченных пальчиков, но побоялся потревожить рану. Вздохнул, смиряясь, и скользнул под одеяло, улегшись рядом.
Сквозь дрему, я ощутила, как его горячие руки притянули меня к себе, прижали к телу покрепче. От него так и шел жар. Обняв эту замечательную грелку, я погрузилась в блаженный сон, чувствуя, как его губы тихонько целуют мою макушку...
Мне снилось лето...
И море...
Мне снилась Турция...
И Стефан, выходящий из воды...
И я была абсолютно счастлива...
Из дневника Стефана:
Она заснула в моих руках, свернувшись, как котенок. Странно, я испытал нежность к этой девочке. Кажется, я стал ее уважать. И благодарность за ребят... И надежда на то, что, может быть, я еще могу на что-то повлиять в этой жизни... И все не так уж страшно? Нет, я все еще считаю, что она пришла с Вэрдом... Но она стояла со мной перед ликом богини, и та не наказала и не забрала ее. Значит лжи и зла в ней нет. Это дало мне надежду. Это....
И улыбка Мары Прекрасноликой...
Ну, и еще тот поцелуй...
+ + +
Я проснулась от удивительного аромата. Пахло чем-то очень — очень вкусным. Мясом. И яйцами. И еще чем-то...
Просто сказочно...
С удовольствием я потянулась, ощущая звон в отдохнувшем теле. Руку дернуло ощутимо, но не очень больно, и я все вспомнила. Ох ты, Господи! Я ведь не дома! И это вовсе не Лёнька, милый и безопасный, гремит в соседней комнате посудой!
— Да — да! И вчерашний сон про баню — вовсе НЕ СОН! Скромница ты, наша! — съехидничал, как всегда, отдохнувший мозг.
— Да, — вздохнула я, — и тебе — с добрым утром!
Как Стефан двигался я не слышала, но ставить посуду в печь или набирать в чайник воды бесшумно — нереально! Так что какие-то звуки с кухни все же долетали. Я поворочалась, прислушиваясь. И к нему, и к себе. Он — тихонько гремел посудой. У меня же было только одно ощущение — во рту было на редкость гадко. Обычно на ночь я полощу свои любимые зубки специальным раствором, сразу же после чистки. А вчера, по вполне понятным причинам, я была лишена всего этого удовольствия. И вот результат!
Ну, и плюс рука. Она почти не болела, но забыть о себе не давала. Этакий вариант зубной боли, только в другом месте. Настроение стало стремительно падать. Пришлось открыть глаза...
Ох...
Солнце...
Оно было очень ярким и заполнило всю горницу золотым светом. Обожаю просыпаться в такие дни! Солнце способно поднять любое настроение! Солнце...
Ну, это почти, как небо! Только видно не всегда. Вы удивлены? Ах, я еще не рассказывала вам, как люблю небо? Ничего. Еще наслушаетесь. Все-таки небо — это моя первая и, так сказать, основная, любовь. Но и солнце вызывает сто процентов положительных эмоций. Я просто не в силах грустить и переживать, когда оно ярко освещает все вокруг и радует глаз. Я летничек.... Ну, в смысле, родилась летом! И солнце мне просто необходимо!
Как воздух!
С другой стороны, даже самые прекрасные и яркие эмоции меркнут, года всю неделю пасмурно и идет дождь. Да даже без дождя! Просто сумерки. Изо дня в день. У нас прошлое лето было именно таким. Просто кошмар! Я чуть с ума не сошла!
Знаю, все сейчас увлечены "Сумерками", впрочем, я — не исключение (читала запоем, еще в интернете, чуть не умерла перед экраном, так всю перекорячило от неподвижного сидения по нескольку часов!). Но, одно дело, про это читать. И совсем другое так жить! Тем более, что большинству несчастных приходиться терпеть все "прелести" мерзкой погоды, просто так, без поддержки шикарного вампира, готового окружить вас накопленными за сто лет, роскошью и любовью... Так что для остальных, у кого нет под боком даже имитации Эдварда, жизнь в таких условиях малиной отнюдь не кажется!
Настроение вновь стало отличным и даже захотелось жить. Что-то делать! Захотелось новых впечатлений (особенно вкусовых, ведь запахи соблазняли непрестанно!). Да. Мне захотелось есть! Желудок недовольно заурчал, не понимая, почему внутрь организма поступают лишь запахи и о чем же думает хозяйка, когда он совсем и полностью "готов к труду и обороне"! Пришлось вставать...
— Иди, иди! — фыркнул мозг, — там тебя как раз, неотредактированная автором, имитация Эдварда дожидается! Чуть отвернешься — и схарчит за милую душу! У него и клыки есть! И вчера он тебя уже на вкус попробовал!
— Ну, не съел же! — возмутилась я, — и вообще, это он так лечит...
— Ну, да... Ну, да.... Лечит... Теперь это так называется, да? Не съел говоришь? Да просто не успел! За то, кое-что другое успел, к слову сказать! Ему бы, да Эдвардовской стеснительности и сдержанности! — Он начинал меня откровенно доводить своими высказываниями.
- Ну, не все же такие... холодные! — Возразила я, выпутываясь из одеяла.
— Не все, — согласился мозг, — этот вот — уж чересчур горяч, ты не находишь?
Я уже хотела было, согласиться, но... На шум моих попыток покинуть кровать, в комнату вошел Стефан. Он был аккуратно причесан, и лишь непокорная прядка спадала на лоб, норовя залезть в глаза. Он был чисто выбрит. Белая рубаха распахнута на груди, черные кожаные штаны плотно обтягивают бедра. На лице — внимание и легкое, чуть насмешливое, недоумение: видок у меня еще тот!
— Нет! — решила я, отвечая мозгу, — по-моему, он — просто великолепен! — и не стесняясь, улыбнулась объекту своего вожделения. И, надо отдать ему должное, он смутился.
— Встаешь? — Я кивнула, сползая, наконец, на пол. Нога коснулась крашеных досок и от неожиданности я даже ойкнула. Пол был холодным. Не ледяным, конечно, но и босиком по нему не пробежишься. По крайней мере, я этим заниматься, однозначно не буду!
— Так и будешь сидеть на кровати? — Заинтересовался мозг, — Нет, как именно тут можно поесть, я еще догадываюсь... ( и он показал мне картинку: я умоляю на коленях Стефана принести мне завтрак в постель, а он злодейски хохочет и показывает мне фигу!), но вот как ты будешь здесь умываться и... что ты там еще хотела бы сделать...
Ну, как можно здесь осуществлять остальной утренний туалет, я лично, даже представить затрудняюсь (в голове вновь возникла картинка: на этот раз Стефан, с выражением крайнего шока на лице, и детским горшком в руках... Немая сцена!). Бр — р — р — р — р! По-моему — перебор!
Ну, уж нет!
Пока я мучилась, князь вернулся из соседней комнаты и постелил на пол у кровати шкуру.
— Сейчас носки дам, пока не простудилась... — И он углубился в поиски в один из ящиков огромного резного комода. Свесив ноги, я с нескрываемым удовольствием, не торопясь, рассмотрела широкую спину и все то, что обтягивали штаны. Пожалуй, худосочность семнадцатилетних юнцов мне не так по вкусу, как крепость и упругость.... А сколько ему лет? Тридцать?
— Стефан? — Я робко подала голос.
— М — м — м — м — м? — Он не отвлекся, только чуть дернул головой.
— А сколько тебе лет? — Решилась я озвучить мучающий меня вопрос.
— Не очень много, а что?
— И все же? — Я решила проявить настойчивость.
— Восемьдесят шесть.
— Сколько — сколько? — не поверила я. Ничего себе не очень много!
— Восемьдесят шесть, а что?
— Ты — такой старый..... — что-то в интонациях моего голоса, заставило его обернуться.
— Разве? Всего-то на тридцать лет старше тебя, — фыркнул он. Я мысленно подсчитала в уме.... Ничего не поняла, это же, сколько мне-то, по его мнению? Пятьдесят шесть, что ли? Да он с ума сошел!
— И сколько мне лет, по-твоему? — полюбопытствовала я, настраиваясь на скандальчик. Все таки возраст женщины — это святое и не должно, всяким там, отсталым народностям , вернее отдельным его представителям, поганить все чистое, доброе, светлое.... В смысле добавлять лишнее... Принципиально!
— Лет пятьдесят... Может пятьдесят пять.... А что? — Он нашел, что искал и, подойдя к кровати, опустился на шкуру на одно колено, стал ловко натягивать носок мне на ногу, как если бы я была ребенком. Хорошо, что они были постираны. От стирки носки всегда становятся меньше. Да любые шерстяные вещи, к слову сказать.... В общем, они почти подошли мне.
— Прекрати! Я не ребенок! Могу и сама одеться!
— Интересно, — тут же оживился мозг, — это ты из принципа? Или просто не желаешь упускать ни одной возможности устроить скандальчик? Или все же дело в том, что от его близости тебе почти плохо, так сильно хочется вцепиться в волосы, притянуть к себе и целовать, целовать, целовать, пока у обоих не закончится дыхание, а потом глубоко вздохнуть, и, как в омут, с головой в яростный, страстный секс занырнуть так часика на два — три?
— Да, ну! — Он сверкнул белозубой улыбкой, украшенной отличными острыми клыками. Не большими. Скорее очаровательными. Так и хочется потрогать их пальчиком. — И сколько же леди лет? Обычно я ошибаюсь не больше, чем на два— три года...
— Мне двадцать пять! — Гордо заявила я. Он так странно улыбнулся. Вроде бы и улыбка, а верхний клык торчит с намеком. Забавно...
— Чего смеешься? — Возмутилась я.
— Тебе не может быть двадцать пять! — Усмехнулся князь, — Ты меня дуришь!
— Почему? — Я так изумилась, что даже забыла возмутиться.
— Ты слишком... Слишком... — он замялся, — взросло выглядишь! — Выпалил он одним духом. Натянул носок на пятку, и дальше... И его горячие пальцы на моей лодыжке почти выбили все мысли из моей головы. Умные имеется ввиду. А то, что осталось — озвучивать не следовало! Потому что там было такое... Все сплошь неприличное! Вот!
