Мальчик увидел, наконец-то, Рэми, моргнул и повел вдруг себя странно: выпустил лукошко на мокрую от росы траву, опустился на колени, счастливо улыбнулся, и Рэми на мгновение показалось, что он смотрит в зеркало, отражающее даже не тело, душу.
— Пойдешь к Ару! — сказал Рэми и сам не узнал свой голос — и в этом сне он был всего лишь мальчиком, чуть более старшим, чем стоявший перед ним на коленях. Но мальчиком, который приказывал, мало того — имел право приказывать.
Другой Рэми, вне сна, почувствовал себя неловко. Он не любил причинять другим боль, как и его маленькая копия, в душе которого клубилась горечь и сострадание.
— Да, мой архан, — затравленно прошептал мальчик.
Рэми встрепенулся. Еще никто и никогда не называл его арханом. Так почему же в этом сне...
Тот, другой Рэми, почему-то не удивился, в повторил:
— Поможешь ему.
Слова давались очень тяжело. Рэми сжигало внутри желание забрать мальчишку с собой, но в то время он понимал, что нельзя, да и некуда забирать. Оттого и приходилось грубо, безжалостно рвать соединявшие их нити, причиняя себе не меньшую боль, чем тому мальчику.
— Мой архан... не надо, — взмолился темноволосый мальчонка, обнимая колени Рэми. — Не отталкивайте меня, я не выдержу.
— Выдержишь, Эл, — уже мягче ответил Рэми. — Ар умирает... а я не могу ему помочь... помоги ты. Пожалуйста. Я приду за тобой. Подожди меня... Я обещаю, что приду.
Рэми опустился на колени и прижал мальчика к себе.
— Я буду ждать... — шептал Эл, цепляясь в плащ Рэми.
И вновь Рэми вышвырнуло в реальность. И вновь втянуло в другой сон, все к той же двери. И вновь он стоял в темноте, любуясь на игру серебристых нитей.
Дверь была приоткрыта в снах Рэми уже давно, пару лун. И уже давно Рэми привык к серебристому, окутывавшему его туману. И давно не боялся. Только за дверь заглянуть так и решился.
— Рэми... — позвало его что-то.
Он шагнул вперед, смело толкнув неожиданно легкую створку. Из-за двери пахнуло ветром, наполненным влагой и ароматом незнакомых трав. Там, за дверью, не было тумана, лишь густая ночь, полная, спокойная луна, да плескавшее темными волнами озеро. Мягкий ветерок причесал прибрежные травы, скользнул, ласкаясь, к Рэми, погладил волосы, остудил разгоряченную кожу.
Рэми все еще спал. Это не могло быть явью. А все же — было.
С тех пор, как она видела мальчика в последний раз, Рэми вырос. Повзрослел. Но еще не окреп. Еще верен юношеским иллюзиям и все еще слаб...
Она не могла ждать. Она и так долго ждала, даже поддалась недостойному жрицы сомнению — неужели богиня забыла своих детей и более не обратит в их сторону благосклонного взгляда?
И когда несколько лун назад хранительница вновь почувствовала вдалеке ауру наследника, она поняла — младшая богиня, как всегда, знала что делает. Она просто ждала, пока Рэми окрепнет, лучше — вне клана и подальше от собственного дяди.
Когда-нибудь он станет великим магом. А пока похож на слепого мышонка. Он бежит и бежит по зеленому лугу, радостно попискивая, и понятия не имеет, что там, за ромашками, ждет его притаившаяся лисица.
Хранительница видела внутренним зрением и ромашки, и лисицу. Если бы дело касалось другого человека, она бы промолчала. Была бы опасность меньше — она и тогда бы промолчала. Но сейчас, когда от Рэми зависит будущее клана, она не может себе позволить ни молчать, ни бездействовать, ни, как она делала всегда, позволить наследнику заметить опасность самому.
Рэми должен увидеть лисицу. Сейчас.
Некоторое время мальчик просто стоял на берегу озера, смотрел на воду, и не двигался. Она терпеливо ждала, давая ему свыкнуться с новой, непонятной для него реальностью.
Наконец он обернулся, будто почувствовав, что за ним наблюдают. Глаза его, черные миг назад, зажглись синим сиянием. Вместо мальчишки, ошеломленного и испуганного, смотрел на хранительницу едва пробудившийся, оттого до беспомощности слабый маг.
— Ты кто? — голос его предательски хрипел.
Жрица видела себя его глазами — худую, высокую, в длинном, едва светившимся в темноте платье, с распущенными по плечам седыми волосами... и главное... с безглазым, безжизненным лицом, похожим на маску.
Ей не нужны были глаза, они ей даже мешали. Она с детства "видела" иначе, умела вглядываться в души людей, читать их мысли, смотреть их глазами, чувствовать их душами. Она — хранительница. Она мостик между младшей богиней и ее детьми. Она — помощница и верная служанка... Рэми. Но он еще об этом не знает.
И знает одновременно. Они такие, в его роду. Сначала чувствуют, потом действуют, потом думают.
И этот — чувствует струящуюся вокруг силу богини. Улыбается и как губка впитывает всполохи, специально окрашенные хранительницей в синий. И льется через него мощь, равной которой он никогда раньше не видел, да, наверное, и не увидит.
— Достаточно! — хрипит хранительница, сжимая пальцы в кулак.
Мальчик, бывший всего мгновение назад почти богом, безвольной куклой падает на землю.
14.
Рэми не понимал, что происходит. Полуоглушенный новыми, непонятными ему ощущениями, он медленно поднялся с травы и прошептал:
— Защити меня, Радон.
А бог молчал. Вся жизнь Рэми подобно разбитому стеклу пошла трещинами и рассыпалась на осколки, а бог, который должен был его защищать — молчал. Зато внутри проснулось нечто, чему Рэми не знал названия. Даже не хотел знать, боялся этого нового себя, и в тоже время им восхищался.
— Молишь чужих богов, когда у тебя есть свой? — заговорила эта, безглазая. — Почему, Рэми?
— Кто ты! Что ты со мной сделала? Почему я чувствую себя...
— Магом?
— Чудовищем...
— Другие жизнь бы отдали, чтобы побыть таким вот "чудовищем". Так почему же ты, Рэми, все еще сопротивляешься?
Рэми усмехнулся. Благодетельница. Одна из тех, кто одарит через силу, а потом требует благодарности. А нужен ли Рэми этот дар? И как жить теперь с этим ему, обычному рожанину? Бояться, что в любой момент жрецы узнают и не поздоровиться тогда и Рэми, и его оставшейся без кормильца семье?
Но уже ничего не изменить. Внутри, где раньше было спокойно и тихо, теперь плескало волнами синее море. Та самая сила, что раньше проявлялась иногда, только чуть-чуть, теперь переполняла Рэми, и это пугало.
Не обращая внимания на странную, безглазую женщину, Рэми пошатываясь подошел к озеру, набрал в ладони воды и сделал несколько жадных глотков. Вода оказалась неприятно сладковатой на вкус, но все же успокоила и на какое-то время Рэми стало легче дышать.
— Зачем я здесь? — спросил Рэми, глядя на озеро. — Кто ты?
— Я хранительница. Служительница богини, жрица. Называй как хочешь.
— Какой богини? Их много.
— Для тебя — одна. И принадлежишь ты одной.
— Ошибаешься, женщина! — взвился Рэми, оборачиваясь. — Никому я не принадлежу. Это вы, жрицы, служите одному богу. Я — свободный рожанин. Покровителя выбираю сам!
— Ты прав, ты свободен, — усмехнулась хранительница. — Не смотри на меня так, юноша. Не дано богам познать власти над тобой. Но и людям дано не будет!
— Повторяю вопрос, хранительница! — не унимался Рэми, поднимаясь с травы. — Кем ты меня сделала?
— Кем тебя сделала Рид? Много лет она усыпляла твою силу, прятала тебя от моей госпожи. Лишь глупый оборотень, что ослабил заклятие...
— Бранше...
— Человек, который спас тебе жизнь! Если бы не он...
— Ты слепа или глупа, женщина, — сам для себя неожиданно усмехнулся Рэми. — Неужели ты действительно вообразила, что я дал бы себя опоить? Если бы не хотел?
Хранительница вздрогнула.
— По какому праву ты меня сюда притащила? Зачем раскрыла раньше времени мою силу? Я тебя просил? Нет — я тебе приказывал? Ты смеешь меня ослушаться?
Жрица вдруг опустилась перед Рэми на колени, и душа простого кассийского мальчишки дрогнула, но маг в нем был неумолим. Маг смотрел на жрицу холодным, пронизывающим взглядом. Маг был в ярости.
— Прости меня, наследник. Но ты должен знать...
Потемнело вокруг. Озеро, сияние луны, все слилось в сплошную спираль, захватило в водоворот и отпустило...
Мощь и ярость вдруг опустили Рэми. Он вдруг оказался в маленькой, слабо освещенной каморке с покрытыми зеленоватой плесенью стенами. Сквозь крохотное окошко под потолком пробивался уставший за день солнечный луч. Было душно, нестерпимо воняло разлагающейся мочой и прелой травой. К горлу подкатил комок, а в желудке отозвалось неприятной резью.
Взгляд Рэми оторвался от окошка, скользнул по голым стенам и зацепился за грязную, сваленную в кучу солому. На соломе лежал человек. Тощий до выпирающих ребер, немытый, вонючий, он свернулся клубком, спрятав лицо под давно спутанными волосами. Спал, вздрагивая во сне, дрожал под остатками когда-то добротной рубахи, изредка постанывал... И вдруг закашлялся, да так, что даже Рэми понял — долго не проживет. День, два, и добьет его лихорадка, если раньше не добьют голод и жажда...
Помочь? Хотя бы попытаться? Укрыть собственной туникой, чтобы не дрожал так и не страдал от холода?
— Успокойся, — раздается рядом голос ненавистной хранительницы, хотя самой хранительницы не видно. — Он тебя не видит, ты не в силах что-то изменить. Просто смотри...
Рэми не до конца поверил жрице. Он сел на корточки и попробовал откинуть от лица спящего волосы, чтобы рассмотреть черты лица узника... Почему Рэми казалось важным, как тот выглядит. Но пальцы, не встретив сопротивления, вошли в чужой череп, почувствовав упругое течение мыслей.
Содрогнувшись от отвращения, Рэми одернул руку и уже собирался встать, как тот, другой, вдруг медленно поднял голову, и взгляд его, почти черный в полумраке, обвел каморку, останавливаясь на Рэми.
Видит? Рэми не был уверен, но все же прошептал:
— Все будет хорошо.
Зачем и сам не знал. Да и слова вышли какими-то глупыми, бессмысленными. И есть ли вообще смысл в словах? Тем более — сейчас. Тем более — здесь.
— Ты выдержишь...
— Я выдержу, — внезапно повторил незнакомец, и затрясся в приступе сухого кашля. На обветренных, покрытых струпьями губах выступила кровавая пена. Узник вновь задрожал, свернулся в клубок и вжался спиной в стену, будто хотел найти тепло у камня...
За дверью раздались быстрые шаги. Рэми поспешно встал и отошел в угол, где тень была погуще. Скрипнула дверь, хлынул в каморку свет, и Рэми зажмурился, оберегая глаза от внезапно ярких солнечных лучей.
— Смотри! — потребовала хранительница. — Смотри же!
Рэми послушно посмотрел на дверь.
А в дверях застыла Аланна. Бледная, похудевшая, в скрепленным золотой застежкой белоснежном плаще, на котором медленно таяли крупные хлопья снега.
— Рэми! — мучительно позвала она.
Рэми шагнул навстречу, стремясь обнять, успокоить, спросить, что случилось, но Аланна, будто и не заметив, пролетела сквозь него, как сквозь воздух. Перехватило дыхание. Втянуло в себя на миг пламя чужих, ярких эмоций, и, раньше, чем согнуться в три погибели от внезапной боли, Рэми поверил. Да, это все происходит на самом деле. И хранительница не обманывает.
Когда он очнулся, к ногам его медленно покатилась поломанная бабочка-застежка, а Аланна, плача, кутала в свой плащ дрожащего узника, ласково шептала:
— Что, что он с тобой сделал, что... Рэми... миленький, хороший, не сдавайся. Я найду способ, слышишь, я все сделаю. Рэми... пожалуйста, не сдавайся. Только не сдавайся! Еще чуточку потерпи. Совсем чуть-чуть!
— На твоем месте я не давал бы таких обещаний.
Рэми лишь несколько раз, да и то издали видел этого человека, но узнал сразу. Архана Эдлая, опекуна Аланны, было трудно с кем-то спутать: высокий, худой до безобразия, он походил на потерявшее листья, высохшее дерево, столь твердое, что даже черви его есть отказывались.
Всегда холодные, хлесткие глаза; тщательно прочерченный, орлиный профиль; жидкие, цвета грязной соломы, седеющие волосы... и полное неприятие всего, что движется.
Этот человек явно ненавидел мир, но он знал, как его подогнуть под себя, что с завидным постоянством и делал. Боялись его в замке все. Возразить ему не решался никто. И приказы его повторялись всего раз и выполнялись мгновенно...
Но Аланна опекуна явно сейчас не боялась. Она встала с грязной соломы, гордо выпрямилась, и, подойдя к Эдлаю, отвесила ему пощечину.
Тот лишь усмехнулся.
— Посмеешь еще раз, и я твоего щенка на дыбу отправлю. А если доведешь меня сильнее — приведу наемников. Они умеют пытать... твой Рэми умирать будет долго... он и сейчас умирает... Но пока почти легко. Я просто дал вам попрощаться. Не заставляй меня жалеть о своей милости. А теперь девочка, пообещай мне быть послушной. И я ему дам поесть... Может, в последний раз.
Губы Аланны вздрогнули. Она побледнела как снег и окинула Эдлая полным ненависти взглядом.
— Пить! — простонал узник.
Одно слово того "Рэми" и Аланне хватило: вся ее гордость вдруг куда-то пропала, и архана поникла, опустила голову и прошептала:
— Сделаю как прикажешь...
— Тогда иди за едой, красавица, — не настаивал больше Эдлай. — Так уж и быть, сама его накормишь. Ты ведь мне больше не доверяешь? И спеши, пока я не передумал...
Аланна еще миг стояла, явно ошеломленная услышанным, а потом вдруг дернулась и устремилась к двери. Выбегая, она зацепилась платьем о проем. Рванулась. Послышался треск ткани. Белый лоскут остался на щеколде, а в коридоре уже удалялись быстрые шаги...
Эдлай наклонился, поднял застежку. Носком сапога ткнул лежащего в плечо, испачкав грязью белоснежный плащ. Зазвенели цепи. Узник поднял голову, посмотрел на Эдлая, и Рэми вздрогнул: не было в том взгляде и тени слабости...
— Дура! Даже ты ее обманываешь. Не надейся на свою силу, Рэми, — сказал Эдлай, подбрасывая застежку на ладони. — Замок строили маги. Ты уже проверил и не раз, не так ли? Как только Аланна выйдет замуж, ты умрешь. Может, и раньше, если боги над тобой смилостивятся... Но ведь и это не главное... Припомни, что в Кассии делают с незаконорожденными... Аланну я спасу, она мне нужна, а вот твой ублюдок... увы!
Пленник медленно поднялся. Слипшиеся волосы свисали с головы сосульками, впавший рот растянулся в улыбке. Плащ Аланны с легким шелестом упал с плеч, обнажая грязное тело. Глаза узника сверкнули синим, на лице появилось зверское выражение. Эдлай побледнел. Попятился к двери, да было поздно.
А дальше все произошло мгновенно. Разорвала полумрак вспышка света, накрытая черной, пожирающей все волной. Эдлая отбросило к стене. Хрустнули кости. Рэми, не узнавая себя в смеющемся безумце-узнике, погрузился в спасительное беспамятство.
Очнулся он у того же озера. Хранительница стояла рядом, повернувшись к нему спиной. Тихо перебирал волосы легкий ветерок, собирались над озером тяжелые тучи, что подкрадывались по усыпанному звездами небу к ярко светившей луне.
— Эдлай выживет. Что я бы не сказала о тебе. Опекуна найдет Аланна и вытащит из огня. А потом пойдет к жениху и во всем признается... Элан всегда был несдержан. Боюсь, Эдлай умрет от его руки. Прежде, чем Виссавия отдаст Элана повелителю Кассии, он успеет жениться на Аланне и дать имя вашему сыну. Твой сын будет великим человеком, но он не успеет вырасти — наш враг ударит раньше.
