— Я не знал, о богиня, я не знал, — извиняющее шепчет Урий... — не знал я...
Рэми рывком сел на кровати, потирая виски. Несколько дней один и тот же сон, один и тот же кошмар. Мокрые от пота простыни, пробивающая тело дрожь и шумное дыхание...
Тихий стук в дверь:
— Ты стонал во сне, — сказала Варина, стараясь не смотреть на обнаженного до пояса гостя.
Рэми горько усмехнулся, встал с кровати, прошлепал босиком к столику и налил из кувшина воды, залпом осушив чашу.
— Прости, — прошептал он. — Рис не проснулся?
— Рису надо нечто большее, чем стон, чтобы проснуться, — ответила Варина. — Беспокоюсь за тебя. Бледный ты какой-то, тени под глазами, не ешь совсем... Худой стал, смотреть страшно. Что тебя мучает, а, Рэми? Что тревожит... если тот колдун, то я поговорю с братом. И Урий тебя больше пальцем не тронет. Слышишь? Не молчи, мальчик! Ну же!
Рэми одел тунику, затянув ее на талии тонким поясом.
— Урий? — удивился он, вспомнив паршивый сон, как раз за разом шершавые руки колдуна намазывают на тело вонючую мазь, как раз за разом шепчут губы коротышки знакомые слова, и как в глазах Урия то и дело проблескивает страх.
— Не переживай, Варина, — сказал Рэми, целуя женщину в лоб. — Справлюсь...
— Все вы мужчины такие, — чуть было не заплакала женщина, гладя Рэми по щеке. — Себя не бережете. Вот приедет твоя мать, всыплет тебе... и будет права.
— Варина! — погрозил ей пальцем Рэми, садясь на кровать и быстро натягивая сапоги. — Я не Рис. Из возраста "всыплет" давно вырос. Ты сама себя, родная, накручиваешь. Все со мной в порядке. Новая работа, новые места, новые люди, но не более. Привыкну.
— Как знаешь. Только помни, что ты для меня всегда будешь как младший брат, помни, что я всегда рядом. — Рэми кивнул. — Да не за тем я пришла. Иди, мальчик, Гаарс вернулся.
Рэми вновь кивнул, еще раз поцеловал женщину в лоб и прошептал:
— Все в порядке. Ты ведь молишься за меня домашним богам? — теперь настала очередь женщины кивнуть. — Значит, все будет в порядке. Боги ведь не слепые, они все видят. Они лучше нас знают.
Быть бы самому в этом уверенным...
Варина покраснела, и вдруг быстрым жестом словила руку Рэми, надевая на его запястье тоненький кожаный браслет.
— Береги себя, мальчик! Чует мое сердце, беда тебе грозит.
Рэми смутился, осторожно отстранился и вышел из спальни. Тоска... проклятая тоска сегодня была особенно сильной.
Натопленная общая зала была освещена лишь неярким светильником на столе. Гаарс махнул приветственно Рэми и продолжил есть наваристый суп из баранины.
— Поздно ты, — сказал Рэми, усаживаясь на скамье напротив главы рода и неохотно принимаясь за суп, что поставила перед ним Варина.
— Тебя искали на празднике, — как бы между прочим сказал Гаарс, когда его сестра скрылась на кухне.
Рэми кивнул, продолжая есть и не подавая виду, что встревожен. Виссавиец, оказывается, упрям, погони ему не хватило. И даже кассийцев не побрезговал попросить...
— Но не нашли, — быстро добавил Гаарс.
Естественно, не нашли. Если бы нашли, не сидел бы Рэми перед Гаарсом. Не ел бы суп, который казался безвкусным. И уж тем более — не боялся смотреть Гаарсу в глаза.
— Почему молчишь?
— Я должен что-то говорить? — удивился Рэми.
— Поблагодарить, хотя бы.
— Благодарю.
Рэми отодвинул от себя полупустую тарелку. Разные они с Гаарсом, очень разные. Может, даже слишком. И не нравится Рэми ни этот разговор, ни приготовленный для Гаарса маленький мешочек за пазухой.
— Я порасспросил слегка о виссавийце. — Гаарс подхватил ножом кусок мяса, положив его на тарелку. — Поговаривают, что он хочет жениться на кассийке. Это только случайность, друг мой, что кассийка последнее лето провела в том же замке, где ты работал лесником?
— Я принес, — ушел Рэми от ответа.
Гаарс вздрогнул. Кусок мяса вдруг слетел с ножа и упал на тарелку, заляпав стол жирными каплями соуса. Глава рода выругался, облизав испачканные пальцы.
Рэми достал из-за пазухи теплый еще от человеческого тепла мешочек и бросил его на стол. Гаарс кивнул, потянулся за мешочком, но Рэми накрыл его ладонь своей и заметил:
— У каждого из нас свои тайны, не так ли?
— Пусть будет так, — задумчиво ответил Гаарс. — Зря ты, брат.
— Зря ты, брат, — как эхо повторил Рэми, глядя прямо в глаза Гаарсу.
Мужчина отвел взгляд. Красноречиво посмотрел на запястья Рэми, где играли золотистые знаки рода. Усмехнулся.
Сердце Рэми сжалось. Значит, это правда. Правда, что он связан магической клятвой с наемником. С убийцей.
Рэми убрал ладонь и дал Гаарсу забрать мешочек.
Проклятая тоска... почему не даешь ты покоя?
2.
Неприятное послевкусие после разговора с Гаарсом не прошло и утром. Снегопад, длившийся всю ночь, внезапно закончился. По ярко-голубому небу медленно поднялось солнце и покрытый белым одеялом город окрасился золотыми искорками.
С самого утра город будоражило. Раздавался скрежет лопат: жители разгребали у домов сугробы. Бросались снежками мальчишки, стучали по расчищенной мостовой копыта коней. Наконец-то пришла настоящая зима.
Рэми в это утро ничего не радовало. Даже долгожданный приезд матери и Лии не мог вырвать его из объятий апатии. Он и сам не знал, откуда эти дурные предчувствия. Из-за бессонной ночи? Тяжелого расставания с Гаарсом? Вчерашнего разговора с колдуном?
Рэми выругался, упустив на пол нож. С порезанного пальца капнула на деревянные половицы кровь, всколыхнулся огонь в камине, тронул сквозняк тяжелые занавеси, и стало вдруг тихо. Слишком тихо.
А в повисшей тишине раздался неожиданно громкий стук в ворота.
Со стуком вернулись и звуки: скрежет лопат, приветственный лай Дины — щенка Рэми, — да треск огня в камине.
Рэми поднял с пола нож, схватил со стола льняную салфетку и обернул порезанный палец. Неловко набросил на плечи здоровой рукой плащ и выбежал во двор.
Пахнуло в лицо морозом, защипало щеки, запершило в носу. Дина завизжала: радуясь она прыгала вокруг Рэми, напрашиваясь на ласку. Все так же промокая салфеткой кровоточащий палец, Рэми здоровой рукой погладил собаку между ушей и быстро направился по протопанной в сугробах тропинке к воротам.
И все же много снега нанесло этой ночью. А расчистить и некогда толком — сегодня приезжают родные, надо дом подготовить, а позднее направляться к воротам: встречать. Хорошо, хоть Варина обещалась помочь... и на том спасибо. Сам бы Рэми обязательно что-то, а забыл бы...
— Рад тебя видеть! — улыбнулся хозяин гостье, открывая калитку в воротах. И осекся: вне обыкновения бледная как снег Варина не ответила, не улыбнулась, согнувшись, как под тяжестью какой-то ноши, проскользнула в двор, и, даже не посмотрев на горячо любимую Дину, чуть ли не побежала к крыльцу.
Рэми прикрикнул на озадаченного щенка, наскоро закрыл ворота и поспешно вошел в дом. Варина, так и не снявшая плаща и заляпанных снегом сапог, сидела на скамье в общей комнате, прижимая к груди корзину.
— Я тут... приготовила немного... для семьи... твоей, — бесцветно шептала она. Рэми, кинув плащ на скамью, сел рядом с ней на корточки, мягко забирая прикрытые льняным полотенцем гостинцы.
— Спасибо, — улыбнулся он как можно более ласково, всматриваясь в лицо Варины. — А теперь скажи мне, что случилось?
Варина молчала. Рэми встал, потянувшись к кувшину с водой. Но, посмотрев на Варину еще раз, передумал, полез на верхнюю полку за припрятанной для матери вишневой наливкой. Налил немного в чашу и подал гостье, вновь опускаясь перед ней на корточки.
Руки женщины дрожали так сильно, что Рэми пришлось помочь ей отпить глоток. Потом еще, и еще. Лишь когда глаза Варины покрылись дымкой безразличия, Рэми спросил:
— Что случилось?
— Гаарса арестовали, — дрожащим голосом ответила гостья. — Рэми, родненький... Они говорят, что мой брат — убийца! Ты ведь не веришь, правда? Скажи, что не веришь?
Рэми никогда не умел врать. Раньше, чем он успел ответить, Варина прочитала все в его глазах. Побледнела еще больше, хоть и казалось — более некуда, выпустила на пол чашу и остатки наливки пролились по недавно чистым половицам красной лужей. Закрыв лицо руками, гостья заплакала. Рэми поднял с пола чашу, наполнил ее до краев наливкой и выпил жидкость залпом. Но легче не стало. И не станет.
Рэми знал, что так будет... но ничего не сделал.
Вчера вечером, когда начинало темнеть, в каморку, где работал Рэми, вошел Урий. Некоторое время карлик возился, зажигая свечу, и ставя ее перед погруженным в работу учеником. Потом повертел в руках один из законченных Рэми амулетов и сказал:
— Как всегда хорошая работа.
— Обычный амулет связи, — холодно ответил Рэми.
— Обычный-то обычный, но... — колдун мгновение промолчал, собираясь со словами, а потом добавил:
— Рэми, пойми меня правильно — наш мир он... несколько отличается от того, для которого ты создан.
— А для какого я создан?
— Не для мира убийц, — ответил учитель, смахивая начиненные магией амулеты в специальную шкатулку.
Шкатулка нашла свое место среди многих на полке, а Рэми взял из стоящей рядом берестяной коробочки еще один амулетик.
Обычная статуэтка змеи — хоть и сделана с любовью, но пустышка. Однако стоило пальцам Рэми пройтись по вылитым с помощью формы кольцам, как метал ожил, на мгновение вспыхнул синим, и готовый амулет с глухим стуком упал на стол. А Рэми потянулся за следующим.
— А вы?
— Я? — учитель тяжело опустился на стул возле Рэми. — Я... я создан для темного цеха. Послушай меня, мальчик... Твой глава рода... принадлежит к цеху наемников.
Статуэтка змеи в руках молодого мага вспыхнула красным, металл расплавился, и начал капать на стол, но Рэми все так же поднимал глаз на учителя. Лишь спокойно заметил:
— Ошибаешься. Гаарс — хороший человек. Он не может быть убийцей.
— Вот только не надо виссавийских штучек! — покраснел колдун. — Каждый в этом мире имеет свое место и свою цель. Дележку на плохие-хорошие давай-ка оставим на совести богов, с нас, смертных, хватит и собственного выбора. Перед которым тебя вскорости поставят.
— Не понимаю? — прошипел Рэми, оставляя работу и в упор посмотрев на Урия. — Ты о чем?
Странно, но учитель не выдержал взгляда Рэми. Отвел глаза, взял из берестяной коробки "пустышку" и так же легко, как и ученик, наполнил ее магией.
— Вчера был у меня кое-кто из цеха наемников, — уже гораздо спокойнее заметил он. — Хотел узнать о твоих способностях. И ты знаешь, я вообще-то его понимаю. Еще бы — такое сокровище, маг, не подвластный Кодексу. Маг, который может убивать. Сильный, подвластный наемнику. Знаешь, какая это редкость?
— Дальше...
— А что дальше? Дальше все понятно. В скором времени тебе предложат выбор, мой мальчик. И я бы очень хотел... когда это произойдет... чтобы ты не спешил с ответом, а пришел ко мне.
— А какая мне разница? — холодно ответил Рэми. — Вы меня используете или они?
Колдун опять замолчал. Прикусил губу, потом сделал еще один амулетик и вдруг прошептал:
— Разница в том, что мы не требуем клятвы магов. Мы-то не наемники, с силой знакомы гораздо лучше. Нам невыгодно тебя принуждать.
— С чего бы это? — спросил Рэми, пытаясь поймать взгляд учителя.
И поймал. На свою голову. Рэми шумно выдохнул, расплавил еще один амулет и, уже не обращая внимания на стекающий по пальцам металл, отрезал:
— Боитесь? Кого?
— Твоего покровителя, — быстро ответил колдун. — Мы все боимся.
— Тогда зачем я здесь? — спросил Рэми, глядя на стекшую с пальцев металлическую лужу. Странно... почему показалось Рэми, что лужа та страшно напоминает своей формой свернувшегося в клубок пушистого зверя...
— Хорошие вопросы задаешь, — усмехнулся колдун. — Правильные. Все вы, виссавийцы, это умеете — задавать правильные вопросы.
— Я не виссавиец! — прошипел Рэми. — А ты уходишь от ответа. Почему? Почему я здесь? Если вы меня боитесь, к чему было связываться? А?
— Знак барса, — задумчиво сказал колдун, разглядывая лужу. — Знак судьбы...
— Отвечай на вопрос! — не выдержал Рэми.
— Что? — оторвался колдун от созерцания лужи. — Зачем ты здесь? Чтобы делать амулеты...
— Врешь!
— А какой ответ ты ожидал услышать?
— Правду!
— Слушай тогда правду, — усмехнулся тот. — Ты — маг. Сильный, да неопытный, аж смотреть страшно. Как лавина — ты можешь в любую минуту обрушиться и снести нас всех. Да и фиг с ними, всеми! Ты можешь снести себя самого, а это гораздо страшнее!
— А какая вам уж разница? Повторяю вопрос — какая вам в том выгода?
— Историю плохо знаешь, мальчик, вот какая! — вспылил колдун. — Знаешь, что тут было двадцать лет назад? Не знаешь, не помнишь. А я — помню. Люди умирали от глупости, от царапины. Потому что помочь было некому.
И даже моя мать умерла, а я как дурак — стоял и смотрел, как она мучается. А знаешь почему? Потому что молод был и глуп. Принципиален, как говорят.
И сила моя, которой теперь я горжусь, дремала. Была спрятана, чтобы не дайте боги, кто-то не узнал, не отправил бы меня на костер. Только ведь я знал... и когда целитель выжрал у нас все деньги, да махнул рукой, попытался помочь матери сам. Знаний не хватило... я ее изжарил. Заживо!
Что ты на меня смотришь? Она умирала, а я ускорил. Дал умереть в мучениях — ее крик до сих пор у меня в ушах стоит. Не дает спать ночами, а тогда... я и вовсе с ума сошел.
Бежал из дома, проклял все на свете, а в особенности — цех целителей. И того "целителя", которому я сам, этими вот руками, отдал последние деньги. Я ходил по лесам, прятался в болотах, как зверь, и выл, медленно сходя с ума. Каждый миг ожидая зова. Даже жаждал его, потому что сам умереть не мог, так хоть бы другие помогли...
Братишка младшенький, ему тогда всего семь было, меня нашел. И просветил — жрец смерти на мать мою посмотрел, головой покачал, и никому ничего не сказал... Сам тело ее омыл, сам завернул в саван, так и зарыли. Никто и не узнал. А жрец братишку в сенях отловил и шепнул — чтоб я вернулся. Сам. И к нему пришел.
Только как я мог вернуться, а? Нет, я, вернулся, но к жрецу не пошел. Я к целителишке тому ночью пошел. И спалил. Заживо. На этот раз — специально, а он даже сопротивляться не мог — не было в нем силы. Одна только дурь была, слышишь! И папочка — старейшина. Все!
А потом я решил, что все кончено. И жизнь моя кончена. И сопротивляться я тому не думал. Сел на пол у кровати и ждал. Жреца смерти.
Тот явился быстро, солнце взойти не успело, как явился. И, знаешь, что он сделал? Сдал меня дозору? Как же! Денег дал, и в город отправил. С письмом.
А здесь в городе оказалось все иначе. И мой дар никому не мешал, и учителя нашлись, даже слово "убийца" их не остановило. Понемногу я и семью сюда перевез, как человек зажил, да и страх забыл... только вот цех целителей ненавидел все так же сильно. Потому что не лечили они — денег брали много, а не лечили. И нам бы, темным, радоваться — да магия исцеления, это ж штука хитрая. Даже нам неподвластная.
