— Брожу вот, Вашмилсть, по деревням, добрые люди вот с собой позвали, на Пророка посмотреть. — Синие глаза паренька доверчиво сияли восхищением. — А правда, вы святой, а? Я никогда раньше святых не видал...
— Так это не из вашей деревни мальчик? — бритоголовый кинул строгий взгляд на крестьян.
— Не, Вашмилсть, по дороге к нам прилип. Да он безобидный совсем, Вашмилсть, вона, песенки пел.
— А спой-ка, парень, спой! — остальные разбойнички поддержали бритоголового нестройными радостными воплями. Ну чем не праздник? Пиво задарма, сколько влезет, да ещё под музыку! Только баб не хватает для полного счастья.
— Конечно, Вашмилсть! Что спеть-то прикажете? Я про подвиги рыцарские знаю, и про любовь, а ещё смешные куплеты...
— Про вдову и мельника знаешь? — вылез один из бородатых с дубинками, — давай, малец!
Светловолосый паренек одарил разбойников светлой улыбкой, запрыгнул на телегу, и, взявшись за гитару, запел.
Через час к лагерю Пророка приближалась колоритная толпа — полудохлая кляча, влекущая крестьянскую телегу, на которой восседал паренек с гитарой, несколько селян и пара-тройка дюжин веселых пьяных разбойников, вовсю дерущих глотки.
— Что за безобразие? Чистый брат мой, почему твои люди в таком виде? Что за гулянки накануне ответственной битвы?
Навстречу орущей непотребные куплеты толпе выскочил из лагеря трезвый и сердитый бритоголовый тип. Тощий пьяненький Священник в ответ на упреки старшего собрата только невнятно лепетал что-то о поднятии боевого духа войск и божественной силе искусства. Трезвый белый балахон уже было начал читать проповедь о вреде пьянства и грозить карами небесными и гневом Пророка, но, наконец, обратил внимание на заговорщицкую ухмылку и тычки под ребра со стороны тощего, настойчиво указывающего в сторону крестьянской телеги. Грозить и проповедовать ему тут же расхотелось, и он устремился в центр пьяной толпы, пока кто-нибудь ещё из бритоголовых собратьев не разглядел и не наложил лапу на ценный трофей.
Сальные и жадные ухмылки на лицах двух фанатиков, расталкивающих веселых разбойничков локтями и пинками, убедили Лунного Стрижа в том, что тактику для проникновения в стан противника он избрал подходящую. Оба Новых Священника так и светились предвкушением награды. Юноша одарил их лучезарнейшей улыбкой деревенского дурачка, и старательно открывал рот, пялил глаза по сторонам и задавал идиотские вопросы, пока довольные своей нежданной удачей фанатики чуть ли не под ручки вели его прямиком к Пророку.
Бритоголовые типы сурово зыркали на встречных коллег, всем своим видом показывая, что этот парнишка исключительно их добыча, и попутно навешивали менестрелю на уши бочки душеспасительной лапши.
Шатер Пророка, как Хилл и предполагал, находился не в самой деревне, а поблизости, в небольшой роще. И, разумеется, вокруг него толпилось немыслимое количество народу. Одних только белых балахонов он насчитал две с лишним дюжины — фанатики или стояли неподалеку, бдительно следя за всеми, кто только приближался к шатру, или прохаживались между группками отдыхающих мятежников.
Когда Лунный Стриж и сопровождающее рожи подходили к месту назначения, около шатра началась суета. Дюжина бритоголовых выстроилась в два ряда у входа, один из них отдернул занавеску и все дружно завопили 'Слава Пророку!', как только из шатра показался их предводитель.
Плотного сложения, но не толстый, выше среднего роста, с буйной полуседой шевелюрой, чокнутый проповедник производил впечатление стихийной мощи. Несомненно, многие посчитали бы красивыми четкие орлиные черты его лица, горделивую фигуру и особенно выразительные бархатно-черные глаза. Но не Лунный Стриж. При первом же взгляде на Пророка все волоски на его теле встали дыбом и зашевелились от присутствия ещё более опасного хищника, чем он сам.
В чем-то Ревун оказался прав. Присутствия Света в окрестностях не наблюдалось, а вот Тьмы — сколько угодно. Серьга в ухе немного нагрелась, напоминая о своем существовании, но вот магической ауры у Пророка, к счастью, не обнаружилось. Светился черно-багровым только амулет в его руках, шестилучевая звезда с камнем цвета застывшей крови на толстой цепочке. Пророк как раз передавал артефакт своему собеседнику. Тот, пожалуй, тоже заслуживал внимания.
Во-первых, тем, что выделялся из окружающей толпы благородной осанкой, манерами и элегантной одеждой. Во-вторых, этот дворянин в чем-то был сродни своему собеседнику, излучая уверенность, силу и опасность. И, в-третьих, он держался с Пророком чуть ли не на равных. К сожалению, разговора их услышать Лунному Стрижу не удалось, лишь несколько слов он с трудом уловил сквозь приветственный ор и лагерный гам. Но их было вполне достаточно, чтобы подтвердить первое впечатление — Пророк назвал дворянина по имени Морс, или Урс, точно Хилл не расслышал, учеником, и промелькнуло название города Луаза и что-то о скорой встрече. Пророк распрощался с собеседником, и тот повесил амулет себе на шею. Ему подвели коня, и через минуту только поднявшаяся пыль на дороге напоминала о странном человеке.
С трудом преодолев отвращение, Лунный Стриж изобразил на лице неземной восторг и полное счастье. Как же! Лицезреть самого Великого и Ужасного! Да так близко! Сам Великий и Ужасный не проявил внешне никаких особых эмоций при виде очаровательной юной мордашки, но вот то, что Хилл почувствовал в его душе, вызвало дрожь омерзения. Этот благообразный святоша воспринимал красивого мальчика как еду. Как паук — толстую, сочную муху, подлетевшую к его паутине.
Возблагодарив Светлую и Тёмного одновременно за то, что Пророк так вовремя лишился своего амулета, Лунный Стриж окончательно вошел в роль радостного придурка, подпрыгивающего на месте он переизбытка идиотизма. Пророк, похоже, купился, как и его приспешники. Руки так и чесались немедленно устроить славное развлечение — погром, пожар и мясорубку, чтобы только не ощущать на себе липкое и противное прикосновение паутины. Но при таком количестве вооруженных бандитов шансы уйти целым явственно стремились к нулю.
Когда Пророк заговорил, стало ещё хуже. Паутина обволакивала, усыпляла ядом и путала мысли. Нестерпимо хотелось стряхнуть, порвать и сжечь клейкие нити бессмысленных громких слов, пафосных лживых фраз... медная серьга обжигала и пульсировала, помогая разогнать наваждение. Слава Светлой, что он додумался изобразить законченного придурка, от которого разумных слов и действий никто не ожидает, а дикие вытаращенные глаза и рваные движения можно было списать на экстатический восторг от речей Пророка.
Собственно, от окружающей публики его полуневменяемое состояние отличалось только внутренне. Все, кого он мог рассмотреть сквозь мутную болезненную пелену ненависти и жажды крови, валились на колени, бились головами о землю, вопили славу и вообще вели себя, как буйнопомешанные. Самым трудным оказалось повалиться на колени перед Пророком, вместо того, чтобы просто и без затей вцепиться в глотку. Лунному Стрижу казалось, что ещё немного, и он не сможет больше себя контролировать. Растерзает Пророка и всех, кого успеет, и плевать на последствия.
Но он удержался. Ругая последними словами Мастера, приучившего в случае угрозы жизни убивать эту самую угрозу на месте без лишних размышлений. На самом краю, когтями, клыками и хвостом, как перепуганный кот на дереве. Хилл под самый конец гипнотической речи почувствовал, что наваждение рассеивается, спадает с глаз мутная пелена ярости, и возвращается холодная ясность рассудка. Он даже смог взглянуть в глаза Пророку и увидеть то, о чем говорил Ревун.
Интересно же, как выглядит Призывающий Тень в процессе исполнения служебного долга! Всего миг, и Лунный Стриж чуть не провалился в такую знакомую и родную Тень. Он успел даже почувствовать, как вырастают за спиной призрачные черные крылья и заостряются десятком лезвий пальцы. Такого быстрого и полного вхождения в боевой транс он ещё не испытывал. Особенно крылья... до сих пор он, как и все остальные, был уверен в том, что призрачные крылья Хисса — не более чем легенда.
А вот вид снаружи Лунному Стрижу совершенно не понравился. Признаться себе, любимому, что иногда выглядишь таким монстром, было настолько неприятно, он на мгновенье усомнился в правильности выбранной профессии. Такими глазюками малолетних хулиганов пугать, чтобы ночью писались в кроватку! И городскую стражу от пьянства лечить, являясь из подворотни вместо зеленых гоблинов. Тьфу, гадость!
Все дальнейшее оказалось таким же простым, как и противным. Паук явно не собирался отпускать свою еду дальше трех шагов, даже в ближайшие кусты Лунного Стрижа сопровождали четверо белобалахонных прихвостней Великого и Ужасного. Слушать самовосхваления и поддакивать тоже было можно. Ну, правда, несколько хуже, чем уползать от Найрисской Гильдии по сточным трубам... там, по крайней мере, улыбаться не приходилось. Можно было даже запихнуть в себя, невзирая на тошнотворный привкус, миску солдатской каши — Великий и Ужасный милостиво пригласил менестреля поужинать с ним. Потерпеть пришлось всего пару часов, и, как только стемнело, Пророк выгнал всех обиженных подхалимов из шатра. Нетерпелось пауку, а делиться и подавно не хотелось.
Особо не вникая в ахинею, что нес проповедник, — да что вникать, и так понятно, к чему ведет, — Лунный Стриж кивал согласно, хлопал наивно ресницами, позволяя пауку придвигаться поближе, томно вздыхал и облизывал губки. Короче говоря, строил из себя малолетнюю шлюшку. И настороженно прислушивался к обстановке вокруг шатра, выжидая подходящий момент.
Что и как делать, он уже решил. Можно было, конечно, прямо сейчас без затей свернуть пауку шею и свалить по-тихому, но это, право же, совсем не интересно. Тонкая артистическая натура вкупе с врожденным чувством прекрасного настойчиво требовала грандиозного и красочного представления, желательно с фейерверком и как можно большим количеством как массовки, так и благодарной публики. Да и опробовать на деле крылья очень уж хотелось.
Момент представился довольно скоро. Продолжая изображать из себя дитя борделя, Лунный Стриж перешел от пассивного согласия к активному соблазнению. Краснея и смущаясь, он робко подставлял коленку и развязывал ворот своей рубашки, сетуя на жару, одиночество и неся ещё какую-то несусветную чушь хорошо поставленным сексуальным голосом.
Не избалованный искренним вниманием красивых юношей, Пророк потерял бдительность, стоило только позволить ему завалить себя на ковер и запустить руку в штаны. В страстном объятии Хилл без малейшего труда надавил на определенную точку на шее Пророка и обездвижил его.
Душа незаурядного балаганного дарования наконец была довольна. Публики всего ничего, но зато какая публика! Преображение сексуально озабоченного смазливого придурка в полумифического Воплощенного оказало на проповедника потрясающий эффект.
Не в силах шелохнуться, Пророк наблюдал, как в затуманенных страстью небесно-синих глазах заклубилась бездонная голодная чернота, розовые припухшие губы раздвинулись в клыкастой улыбке, шелковистая кожа потемнела и покрылась антрацитовой чешуей, с тихим шуршанием развернулись нетопыриные призрачные крылья, померкли светильники и замер сам воздух... Пророк попытался хотя бы закричать, но не смог издать ни звука. Ему только и оставалось, что смотреть на отражение собственных глаз в черных зеркалах на нечеловеческом жутком лице с довольной мальчишеской ухмылкой.
Для пущей надежности Лунный Стриж аккуратно отрезал Пророку голову собственными когтями, больше похожими на длинные кинжалы, попутно возмутившись столь неудобной для нормальной жизни формой рук. К его удивлению, стоило ему подумать о том, что лучше бы обыкновенные пальцы, руки вернулись к изначальной форме. Весьма кстати — засунуть голову Пророка в заплечный мешок с помощью десятка острейших кинжалов вряд ли кому-нибудь бы удалось. Облив тело ламповым маслом и гномьей водкой, нашедшимися тут же, Лунный Стриж с сожалением кинул последний взгляд на гитару. Опрокинув горящую лампу, он отпустил с трудом удерживаемую Тень.
Тут же в ноздри ударил сладкий запах крови и страха. Послышалось манящее биение жизней.
— Много! Вкусно! Все мое! — проснулся голод Темного божества.
Вмиг выросли когти и зашуршали готовые к полету крылья. Первые листочки огня застыли в тягучем воздухе, разговоры за стенками шатра превратились в низко урчащее бормотание.
— Хисссс... ессссть... — он зашипел в предвкушении.
Вместе с трескучими языками пламени Стриж взлетел, прорывая крышу шатра, и издал душераздирающий крик, подобающий настоящему демону. Вопль жажды, требование крови и жертвы — проснулись все, вплоть до деревенских собак, завывших в ужасе. Сотни сонных людишек внизу, исправно служивших истинному божеству, готовых накормить его своими душами, напоить жизнями. Сотни жертв, призывавших его — дождались. Воплощенный завыл ещё раз, оповещая стадо о своем явлении, и волны паники и животного ужаса ответили ему — и все замерло.
— Мне... всссе мне...
Хилл опомнился, когда в когтях забилось очередное тело с прокушенной шеей и забрызгало ему глаза кровью. Он хотел утереться, поднес к лицу руку — блестящую мокрой черной чешуей, с клочьями плоти на когтях. И услышал смех. Довольный, ледяной... божество на мгновенье оторвалось от трапезы, сыто рыгнув.
— Хватит! Все! Достаточно!
На мысленный вопль покровитель ответил недовольством и недоумением. Хисс не желал отказываться от законной жертвы — а кем ещё могут быть эти людишки?
— Отпусти меня! Своих ты все рано получишь.
— Обещаешшшь?
— Да.
Тень отступила, всего на шаг, возвращая Лунному Стрижу полный контроль над телом. Труп в белом балахоне, выпущенный из когтей, медленно полетел вниз, ускоряясь и догоняя дюжину предшественников. Звуки возникли где-то на границе слышимости, из тяжелой вибрации и басового рычания превращаясь обратно в крики и собачий вой.
Внизу занимался шатер, суетились фигуры в белых балахонах, пинками и криками поднимая растерянных разбойников и задирая головы вверх — откуда на них свалились окровавленные тела. За те несколько секунд, что понадобились Темному для трапезы, мятежники не успели ничего понять. Но теперь паника распространялась со скорость пожара.
Божество, подчиняясь древнему договору, больше не требовало смерти всех живых. Только фанатиков — и лишить Хисса положенной доли не осмелился бы никто. Лунный Стриж и не собирался. Но сливаться с Темным снова не хотел. Свою работу он сделает и без принуждения.
Он завыл ещё разок, чтобы привлечь внимание публики, и, заложив крутой вираж, чуть не врезался в ближайшее дерево. Демоновы крылышки плохо слушались с непривычки, но исправно держали в воздухе. Ему же требовалась хорошая маневренность, так что с дивным приобретением пришлось пока распрощаться.
Хилл спрыгнул на землю и сосредоточил все внимание на носителях белых тряпок. Их оказалось не так уж и много, всего десятка четыре. Правда, за последними пришлось немножко погоняться. Они успели-таки сообразить, что явившиеся за Пророком демоны собираются захватить к Хиссу и всех его верных последователей, но вот убежать достаточно далеко уже времени не хватило.
