Ощутив снова прикосновение металла к коже, Тигренок вздрогнул. Её пальцы снова не были ласковыми, но и не причиняли боли. Они были равнодушными, холодными, будто неживыми. От её рук исходила горечь, от её рук веяло одиночеством. Он хотел было потянуться к ней, но невольно отпрянул, встретив чёрную пустоту, воющую полярной метелью, в её взоре. Принцесса оттолкнула его, вскочила, и, подобно смерчу, унеслась из комнаты, и через секунду за ней хлопнула дверь. Тигренок остался опять один.
Придавленный непониманием, досадуя на себя за неуместную радость и неоправдавшуюся надежду, Хилл медленно, словно каждый шаг причинял ему страдания, спустился обратно в свою комнату и уселся на подоконник. Не в состоянии размышлять и анализировать, он был до краев заполнен болью.
'Как просто, когда сломана кость, сожжена кожа или разорваны мышцы. Нужно немного потерпеть, наложить повязку, и всё пройдет. Как просто! А что делать, если болит что-то внутри, что-то несуществующее? Что-то, чему нет названия? Ведь сердце не может так болеть, это всего лишь мышца, и душа не может, она ведь нематериальна? Почему тогда невозможно вздохнуть, невозможно шевельнутся, невозможно открыть глаз? Почему не хочется ничего, даже снять проклятый ошейник? Почему я сижу и прислушиваюсь, не хлопнет ли дверь снова, не послышатся ли её шаги?' — Хилл вдруг понял, отчего ему так больно. Не от того, что его внезапная, и оттого такая пронзительно яркая и острая надежда обернулась ложью. Не от того, что снова его шею холодит металл. От её разочарования, от её обиды. От того, что он невольно причинил ей боль, и теперь чувствует её, как свою.
Хилл бездумно потрогал свой новый ошейник, пытаясь понять, зачем она его поменяла. Он даже не видел, что именно Шу на него одевает, но теперь, немного придя в себя, смог снова немножко соображать. И чувствовать что-то, помимо душевных терзаний. Полоска металла на шее так отдавала магией, что Хилл удивился, как это он умудрился сразу не заметить? Такой силы магические артефакты встречались ему далеко не каждый день, если вообще встречались хоть когда. Все охранные заклинания, руны, нити, ловушки, глушилки, попадавшиеся ему, ни в какое сравнение не шли с тем, что одето на нем. Такими артефактами Гномий банк охранять. От воров, землетрясений, пожаров, колебания обменного курса и нападения Тёмных магов одновременно. Пожалуй, если на него вздумает свалиться Красный Дракон с Западных ворот, эта железка отшвырнет его, как пушинку. И даже не нагреется. Зачем, интересно, такие меры предосторожности? Чтобы не убежал? Но как раз сбежать ошейник и не помешает. Лунный Стриж совершенно точно теперь знал, что без малейшего труда может сам снять наглухо сросшуюся на нем полоску... звездного серебра? Она нацепила на него артефакт ценой в баронское поместье.
От этой мысли Хилла охватила странная слабость, и он со вздохом прислонился к каменной стене. Ещё раз оглядел свою одежду — не показалось ли ему вчера, что слишком знакомые вензеля на купальном халате? На подкладке камзола, небрежно сброшенного на кресло, обнаружились в точности такие же. Геральдический единорог с цветущей веткой терновника. Королевский герб. Что-то не верилось, что принцесса каждую свою игрушку одевает в камзолы любимого брата, Его Величества. Или, скорее, отца, покойного Мардука — Его Величество Кей пониже и потоньше, было бы мало, а это — как раз. Хисс! Она хотела защитить его, и, пожалуй, теперь Хилл даже понимал, от кого. В такой броне ему даже Придворный Маг не страшнее легкого насморка. В смысле, чихать на него можно. Наверняка и была такая усталая, он же видел её покрасневшие глаза, потому что этот артефакт делала. Для него. Какой же он болван! Он вспомнил, как обрадовался свободе, как... ей показалось, что он только и мечтал всё это время, как слинять!
Но как исправить, как показать ей, что ему не важна эта демонова свобода, что единственное, чего он хочет, так это её любви? Пусть даже не любви, пусть даже просто быть рядом, хоть какое-то время. Служить ей игрушкой, развлекать её, боги, да что угодно! Только пусть ей будет хорошо, он готов на всё для неё! Может быть, написать ей письмо? Как глупо. Почему он вынужден молчать? Почему она не хочет говорить с ним? Насколько всё стало бы проще...
Взгляд его устремился за окно, на желтеющий сад, на разноцветные дорожки, на последние осенние цветы. Розовые, желтые, белые, синие, лиловые хризантемы, острые и нежные, как её глаза... он никогда не дарил женщинам цветов, считая это сентиментальной глупостью. Но сейчас эта лиловая звезда, хрупкая, покрытая влагой недавнего дождя, влекла его неудержимо. Всего минута, туда и обратно. Он помнил, что Шу велела ему не выходить из комнат, но он же не собирается сбегать? Всего лишь сорвать для неё цветок. Принцесса ведь не сможет не понять его, если он принесет ей сиреневую колкую звезду...
Глава 10.
239 год. Суард, за две недели до Осенних гонок.
Принцесса выскочила за дверь, чуть не до обморока напугав собственных стражников своим диким видом. Только увидев, как гвардейцы отшатнулись он неё, крепче хватаясь за церемониальные алебарды, она сообразила, что не стоит демонстрировать кому не попадя разброд и шатания в собственной душе. Привычная маска высокомерия и равнодушия снова приклеилась к лицу, ураганные завывания свернулись внутри в тугую болезненно острую спираль, оставив снаружи безмятежную гладь полного штиля.
Нарочито неторопливой походкой Шу отправилась в сад. Немного побродить в тишине и одиночестве, успокоиться и подумать. Самое главное — успокоиться. При воспоминании о счастливой улыбке, осветившей его лицо, принцесса чувствовала себя гадкой, скользкой болотной тварью и убийцей младенцев. Она уже перестала понимать, зачем мучает его и себя. Не проще ли отрезать раз и навсегда, смириться с тем, что двуличные боги посмеялись над ней, показав на миг, что могло бы быть, и тут же отняв. Зачем? Зачем ей это знать? Могла бы всю жизнь прожить и не встретить его, и не догадываться о его существовании, и не терзаться бесплодными мечтами. Считала бы, что ничего такого просто не бывает. Как было бы спокойно и просто! Теперь Шу, похоже, начинала лучше понимать Рональда. Будь она Тёмной, у неё не возникло бы никаких сомнений, имеет ли она право таким жестоким способом вырывать у судьбы возможность счастья. Не думала бы о том, чего он хочет, больно ему или нет. Просто брала бы то, что хочется, и плевать на всех.
Но Шу прекрасно понимала, что, будь она Тёмной, ей и не нужен был бы Тигренок. Не нужен был бы никто. И она даже не понимала бы, что бывает иначе. Демоны, как же она ненавидела свой Сумрак! Тьма и Свет, вечно рвущие её на части. Она осознавала, что многие её желания и стремления, как и её методы достижения цели, скорее пристали Тьме, но, в то же время, её совесть явно была порождением Света. 'Несносный грызун! Если слушаться его, то можно сразу сложить лапки, взять брата за ручку, и, посыпая главу пеплом, удалиться по монастырям. А там уже с чистой совестью молиться Светлой Райне, чтобы защитила Валанту от произвола Тёмного, потому как что-то предпринимать против него — совесть не позволяет. Тьфу! Морить этих грызунов. Крысиного яду на эту совесть нет'.
Философский диспут с умным человеком, то есть с собой, любимой, помог принцессе успокоиться и несколько трезвее посмотреть на ситуацию. При мысли о Тигренке ей больше не хотелось вцепиться всеми десятью когтями в совершенное лицо, растоптать, растерзать его, уничтожить это чудесное, прекрасное существо, чтобы, если уж не досталось ей, то больше никому. Она вспомнила его склоненную голову, растрепавшиеся золотистые волосы, грусть и покорность в небесных глазах. Вспомнила его порыв — он же хотел обнять её, потянулся к ней... и она сама оттолкнула его. Боги, наверное, лишили её разума. 'Что я творю?' — ей захотелось тут же бежать обратно, к Тигренку... и что она ему скажет? 'Извини, любимый, но я всё равно не отпущу тебя? Мне всё равно, что ты хочешь быть свободным, мне всё равно, как и почему ты оказался здесь, мне всё равно, что у тебя были совсем другие планы на твою жизнь... нда, очень убедительно. И он, разумеется, ответит — конечно, дорогая, плевать на ошейник, плевать на мою гордость, плевать на мое прошлое, настоящее и будущее, я с радостью останусь твоей домашней зверушкой. Ага. Ну, а как иначе? Это же предел его мечтаний — головокружительная карьера котёнка при принцессе. Ширхаб. Три раза ширхаб. Всё, хватит. Есть цель, и есть план. Пока не придуман план поудачнее, будем придерживаться имеющегося'.
Поглощенная неприятными раздумьями, Шу обошла сад и вернулась обратно к боковому входу во дворец. Поднимаясь по лестнице, она столкнулась нос к носу с ненаглядным братцем. Его Величество в сопровождении Зака и изрядной толпы придворных величественно шествовали по своим делам. Увидев сестренку. Его Величество неприлично обрадовались и повелительно провозгласили:
— Ваше Высочество, не изволите ли присоединиться к нам за обедом? — Шу в белых тапочках видала сейчас этот торжественный обед. Ей самой завтра предстояло изображать из себя демон знает что — и церемониальный обед в обществе фрейлин входил в программу издевательств. Но стукнуть братца в лоб и высказать всё, что она думает по поводу наглого шантажа и притеснения она не могла. При такой-то толпе! Пришлось лучезарно улыбнуться, присесть в реверансе и согласиться.
— Буду счастлива, Ваше Величество, — не удержалась, украдкой показала ему язык, благо никто не видел. Ну, не считая Зака.
Кей, пользуясь возможностью хоть на некоторое время избавиться от невыносимой любезной болтовни (какой придурок решил, что короля непременно нужно развлекать?), предложил принцессе руку и во всеуслышание заявил:
— Господа, у нас с Её Высочеством конфиденциальный разговор, — господа, разумеется, тут же навострили уши, но хоть притихли. Конфиденциальный разговор начался с рассказа сестренке бородатого пошлого анекдота про мельничиху, баронессу и лесных разбойников. Кей поведал Шу эту в высшей степени познавательную историю (раз, наверное, в двадцать пятый) с таким серьёзным выражением лица, и таким заговорщицким шепотом, что у господ придворных уши дружно вытянулись и покраснели от напряжения. Кей слегка повысил голос к окончанию истории — он же добрый король, заботящийся о подданных! — чтобы все любопытные смогли услышать, какие государственные тайны изволит обсуждать Его Величество с Её Высочеством. Шу от души посмеялась над чудным зрелищем вытянутых физиономий и повисших ушей. Ей очень хотелось поделиться с братом своими переживаниями, но не при посторонних.
Эрке, разумеется, ещё с утра обмолвился королю о новом необычном приобретении принцессы, и Кея разбирало любопытство. Он не одобрял подобных забав, считая их уделом Тёмных, и не пытался убедить Шу прекратить это безобразие только потому, что таким образом она могла помочь отцу. Но теперь, когда Мардука больше нет, он не хотел, чтобы сестра продолжала издеваться над рабами. Правда, Эрке сказал, что в этот раз всё несколько по-другому. Но не устраивать же ей допрос с пристрастием на публике? Ничего, вечерком, спровадив надоевших до зубовного скрежета подхалимов со шпионами, он до сестрички доберется. А пока можно о всяких глупостях поболтать, типа скачек.
Еженедельный торжественный обед Его Величества с приближенными проходил в Зеленой гостиной, и, по идее, устраивался для того, чтобы молодой король мог поближе познакомиться со своими подданными и выбрать новых людей себе в свиту. Удостоиться приглашения стремились все молодые отпрыски знатных семейств, пускаясь ради этого на всевозможные ухищрения. С началом регентства поток жаждущих приобщиться к королевскому двору несколько приуменьшился, но все равно не иссяк. Кей не особенно приветствовал обилие новых лиц, предпочитая старое и проверенное зло новому, а ничего хорошего от юных честолюбцев он не ожидал. По-настоящему достойных людей Королевский совет, целиком покорный воле Ристаны, в любом случае к нему не допустит, а ещё раз попадаться в лапы так называемых друзей, заботливо подобранных Регентшей, Его Величество не собирался.
Целый час Шу просидела как на иголках, убивая время обсуждением предполагаемых фаворитов, жокеев, перспективами графа Ванорма и в этом году оставить за своими конюшнями первое место, и подобной ерунды. Не ожидай её дома Тигренок, она бы с удовольствием продолжила бы разговор на эту тему, попутно шпыняя тщеславный молодняк, но сейчас она поняла, что полностью потеряла интерес и к скачкам, и к боям, и к подколкам. Кей предложил ей прогуляться вместе с ними в город, заглянуть на пару-тройку приемов — явить королевскую милость, — послушать менестрелей и просто проехаться по улицам Суарда, показаться народу. Но принцесса так выразительно глянула на брата, что он передумал повторять свое приглашение во всеуслышание. Правда, под конец обеда не удержался, чтобы не поехидничать.
— Да, Ваше Высочество. Помнится, не далее, чем на прошлой неделе, вы говорили, что заказали себе какого-то особенного кота, — когда Кей изображал из себя светского болванчика, Шу хотелось то ли смеяться до слез, то ли стукнуть его чем потяжелее. — Нам интересно, когда же вы представите его ко двору?
К удивлению Кея, вместо того, чтобы разозлиться и позабавить братика, Шу просияла улыбкой:
— Наверное, на балу. Но если Ваше Величество желает, могу показать вам его завтра.
— Неужели его наконец доставили?
— О да, Ваше Величество. Только вчера.
— И как же называется порода?
— Тигровый кот, Ваше Величество. Очень редкая порода, требует особого обращения.
— Очень интересно, Ваше Высочество. Пожалуй, мы не откажемся завтра на него взглянуть. А что в этой породе такого особенного, что стоило везти столь долго? И, кстати, сколько вы за него заплатили?
— О, сущие пустяки, он мне обошелся всего в две сотни золотых, — ради завистливо-восхищенного вздоха придворных Шу прибавила к десяти золотым стоимость ошейника из звездного серебра. — Зато окрас!
— Наверное, полосатый? — Кей с некоторым подозрением глянул на неё. Проницательный братец, шалости за лигу чует.
— Нет, не полосатый. Золотистый, с синими глазами, — Шу состроила физиономию понаивнее. Даже глазками похлопала.
— Таких котов не бывает, Ваше Высочество.
— Ну, это не совсем кот...
— А кто же?
— Завтра увидите, Ваше Величество. Вы позволите вас покинуть?
— Позволим. Не забудьте, Ваше Высочество, вы обещали.
— Ну что вы, Ваше Величество! Я никогда не забываю... своих обещаний. — На прощанье Шу одарила собравшихся фирменной улыбкой голодного василиска. Просто так, чтоб не расслаблялись.
Подходя к своим комнатам, Шу сообразила, что оставила Тигренка без обеда. Будь он настоящим котом, удрал бы от такой заботливой хозяйки при первом удобном случае. Или все диваны подрал, чтобы хозяйка поняла, что он о ней думает. Ладно, ещё не поздно.
Шу огляделась в поисках слуг, чтобы послать на кухню, но никого не было. Тогда она попросту послала одного из стражников у двери распорядиться об обеде. Стражник странно на неё посмотрел, будто хотел о чем-то спросить, но промолчал. Не придав этому значения, Шу зашла к себе. Она надеялась снова услышать, как Тигренок играет, но рояль молчал. Гостиная была пуста. Шу поднялась в кабинет, но Тигренка не было и там.
