— Тигренок, пожалуйста! — уже ничего не соображая, она притягивала его голову, откидывалась назад и кричала в полный голос. Он остановился в самый последний момент, отцепив судорожно сжатые пальцы от своих волос, и поднял голову.
— Ах... милый... ещё... — в лиловых очах плескалось чистое, незамутненное посторонними мыслями желание. Её руки ласкали его брови, скулы, очерчивали влажный контур пламенеющих губ... он схватил зубами её пальчик, и втянул в горячий рот полностью, как леденец. Она снова выгнулась и застонала. Все так же стоя на коленях, одним резким движением Тигренок опустил ее на себя, лицом к лицу, и поймал губами крик наслаждения. Он удерживал её обеими руками, не давая пошевелиться, несколько секунд, пока она привыкнет к нему внутри себя и откроет глаза. Чтобы она видела его, чувствовала его, желала его... чтобы теперь знала совершенно точно, зачем он опускается перед ней на колени.
Утомленные и счастливые, они лежали на постели. Хилл удобно устроился головой на её животе, поглаживая неторопливо стройную ножку. Приближался рассвет, за окном первые пташки прочищали клювики и пробовали голос... Шу, почти засыпая, потянулась к его спине, исцелить, наконец. Поймав её руки, Хилл прижал её к себе, не давая дотронуться до красных отметин.
— Не надо, — прошептал в полусонные губы любимой.
— Зачем? — от удивления Шу даже приоткрыла глаза.
— Просто, оставь, — не в силах уже спорить, она закрыла глаза и через мгновенье уснула. В зарождающемся свете нового дня Хилл любовался прекрасными чертами возлюбленной, пока не уснул, так и не выпустив её из рук.
* * *
Проводив возлюбленную до её покоев, Дайм вернулся в бальный зал. Хоть он и намекал всячески Шу, что его непременно нужно пригласить на кубок чаю к ней в постель, но скорее из врожденной вредности, нежели всерьез. Его дела на сегодня ещё не завершились. Он слишком редко бывал в Суарде, чтобы позволить себе терять время попусту. Раз уж он влез в матримониальные дела Его Величества, то придется довести процесс до победного конца. И для начала не мешает поговорить с отцом невесты. То, что маркиз заметил сегодня, его не порадовало — маленькая Таис показала себя упрямой и своевольной.
'У Его Величества намечаются большие проблемы. Шиера заигрывает с неприятным типом. Глупышка наверняка и не подозревает, с кем связалась' — виконт Туальграм, известная личность в кругах азартных игроков, упоминался неоднократно в донесениях агентов Тайной Канцелярии. Дайм не сомневался, что Урман не позволит виконту заполучить свою дочь, но не имел привычки пускать что бы то ни было на самотек. И наверняка некоторая информация из Имперского архива может оказаться герцогу полезной. В данной ситуации следовало скорее опасаться фамильного нелегкого характера самой Таис. Если ей взбредет в юную очаровательную головку, что она всерьез влюблена в прохиндея Мориса, и откажется выходить замуж за Кея, Урман попробует её переубедить, но заставлять не станет ни в коем случае.
Картина, увиденная им в зале, подтвердила его опасения. Дочь снова танцевала с виконтом, строила ему глазки и кокетничала. А Морис выглядел донельзя довольным собой, будто приданое уже было у него в кармане. Кей же, как и положено королю, не замечал безобразия в упор, чем только раззадоривал обиженную девчонку. Назвать это вредное, мелкое и упрямое создание дамой или даже девушкой у Дайма язык не поворачивался.
К счастью, Его Величество и герцог Дарниш ещё не успели обрадовать юную негодницу свежей новостью. Её Высочество Регентша тем паче не спешила обнародовать кардинальную смену внутренней дворцовой политики. Надеется на то, что Имперский Посланник передумает? Ну-ну, мечтать не вредно.
В вопросе воспитания молодого поколения, Дайм и Урман быстро пришли к согласию — никакого жесткого давления! Если Таис покажется, что её принуждают, она упрется так, что целый караван ослов не сравнится с ней. Герцог, оказывается, уже успел выяснить интересную подробность. Виконт познакомился с Таис при весьма странных обстоятельствах, больше всего напоминающих сцену из балаганного представления. И не приходилось долго гадать, с чьей помощью и с чьего благословения он взялся охмурять королевскую избранницу. Если же добавить к этому свежеоплаченные карточные долги, при том, что денег взять виконту явно было неоткуда... все тут же становилось на свои места. И обозначало лишь одно — действовать придется очень осторожно и довольно быстро. И, пожалуй, стоит озадачить любимую принцессу, в деле запудривания мозгов с ней мало кто сравнится.
На удивление, сегодняшний бал принес маркизу бездну удовольствия. И по контрасту с утренним минорным настроем завершение дня оказалось просто дивным. Дайм точно знал теперь, что Шу от него никуда не денется, и даже больше — её новый возлюбленный произвел на маркиза неизгладимое впечатление. Так почему бы не заполучить их в комплекте? Милая Шу в принципе не против, а Тигренок... если Мастер ничего не напутал, и некоторые подробности карьеры Лунного Стрижа именно таковы... тоже никуда не денется.
В отличие от маркиза Длинные Уши, Его Величество ушел с праздника далеко не в лучезарном настроении. Конечно, с его свадьбой все решилось наилучшим образом, и сестричка с маркизом не поцапалась... но... все портил только один момент. Таис. Вот уж откуда Кей не ожидал подвоха. Почти за три года он так привык к ней, что как-то и не задумывался, что она вдруг может предпочесть кого-то другого. Он даже не воспринимал её, как девушку, которую надо завоевывать, за которой надо ухаживать. Кею казалось, что вполне достаточно дружбы и взаимопонимания... и что она и так знает, что он её любит. Зачем говорить об этом лишний раз? И для него оказалось болезненным разочарованием узнать, что Таис на него обиделась из-за отмененной свадьбы. Ему казалось, что она прекрасно понимает его шаткое положение, и что король он пока только по названию, но никак не по сути. В качестве Наследника у него и то было несравненно больше власти, чем сейчас. И Кей надеялся, что Таис это все понимает, и скорее сочувствует ему — он же лишился сразу и отца, и любимой невесты, и, если бы Ристане удалось его женить, мог вскоре лишиться и жизни... а она надулась, словно маленькая! И в отместку не сводит глаз с этого хлыща. Кей ревновал и сомневался — а вдруг она и вправду влюбится в красавца виконта? Пусть он и не король, и не богат, но он гораздо красивее Кея, и старше, и опытнее. И, наверняка, имеет возможность красиво ухаживать.
Юный монарх злился и обижался на Урмана — ну что ему стоило объяснить, как надо обращаться с девушками? Научил бы правильно ухаживать, что ли, не чужой ведь человек! Трудно было растолковать, что и как делается? Ну да, Кею всегда казалось довольно глупым петь серенады и читать стихи при луне... да и дарить цветы и писать слюнявые записочки. Таис же свой парень! Зачем ей вся эта чушь! И ведь ей всегда нравились его подарки — стоит вспомнить, как она сияла, когда он разыскал в библиотеке старинную пиратскую карту, как они вместе разгадывали, где же находится этот остров... или когда он подарил ей настоящий старый орочий ятаган? И как она слушала, затаив дыхание, сочиненную им историю, а потом уговаривала научить её этим ятаганом драться. Ну какие тут могут быть серенады и фиалки? Она же будет над ним смеяться, и правильно сделает! Нельзя же ставить её на одну доску со всякими жеманными дурындами, кроме сентиментальных романов в жизни ни одной книги не прочитавшими. Стыдно даже... кто ж мог подумать, что ей этой ерунды хочется?
Неожиданностью для Его Величества явилась и демон знает откуда вылезшая ревность. Он сам, конечно, не называл так желание дать гнусному соблазнителю невинной девы в глаз, а ещё лучше, облагородить излишне смазливую физиономию порой-тройкой рваных шрамов. И списывал собственную злость, когда замечал, как хлыщ излишне тесно прижимает её в танце, на заботу о нравственности и душевном спокойствии Таис. И никак не мог понять, почему Урман так настойчиво советует обождать и не сообщать ей, что свадьба состоится. Она ведь была недовольна именно отменой бракосочетания, так почему бы сразу и не уладить этот вопрос? Она снова невеста короля. Таис ведь этого хотела, разве не так? Но он слишком доверял Урману, чтобы без серьезных размышлений и веских оснований поступать наперекор. Он уже не глупый упрямый мальчишка, лучше всех все знающий, а вполне взрослый и мудрый государственный деятель. Король, как никак.
Глава 25.
239 год. Суард, первый день Осенних гонок.
От самого себя грозная репутация всемогущего всезнайки не спасала. И запудрить себе мозги тоже не удавалось. Поэтому Дайм почти всю ночь проворочался в одинокой холодной постели, и сам себе проел плешь — правильно ли он поступил, что не позволил Шу искать Лунного Стрижа? И вообще, имеет ли он право вмешиваться и строить планы на их счет? Может, он слишком много хочет? Почему бы не удовлетвориться тем, что имеется, не пытаться заполучить их обоих, и жить почти спокойно. Не так уж и мало, между прочим, того, что имеется. Года четыре назад он и не мечтал о том, что найдется на свете девушка, которая полюбит его, такого, какой он есть — без надежды на семью, детей, без малейшей возможности спокойной жизни, когда каждая встреча может оказаться последней. Полюбит именно его самого, а не романтический ореол таинственности и приключений, не власть и влияние в его руках, не императорскую кровь и магию. Хотя насчет магии он немножко лукавил — без неё не видать бы ему Шу, как собственных ушей. Но это, пожалуй, единственное... а в остальном — ей самой вполне хватало и таинственности, и приключений, и власти, и королевской крови.
Но какая же из неё получится Императрица! С её талантами, характером... невероятная женщина. Ради того, чтобы жениться на Шу, маркиз уже три года плел паутину интриг, в которой все больше запутывались его братья. Смещать самого императора Дайм не собирался, ему вполне хватит остаться единственным наследником. Просчитался отец, сильно просчитался. Императорский венец сам по себе его не привлекал, и он с преогромным удовольствием не надевал бы его никогда. Ради власти и прочей ерунды впрягаться в неподъемный воз государственных забот? Дурных нет. Если бы император поверил в то, что, женившись на Шу, Дайм станет его наипреданнейшим и наивернейшим слугой не по принуждению, а ради собственного спокойствия... ну да, конечно. Дайм просчитал все возможные варианты, и единственным оставался самый долгий, трудоемкий и неприятный. Сегодня он почти было отказался от дальнейших действий в этом направлении, но Шу снова вернула ему надежду.
На губах Дайма до сих пор горел вкус ее последнего поцелуя, который не могли заглушить ни изысканные закуски, ни старое вино... впервые за три года по приезде в Суард ему пришлось ночевать в своей старой комнате. Роскошные покои пахли пылью и запустением, тончайшие льняные простыни кололись и сбивались, старинные резные часы тикали громко и противно, мешая уснуть. Маркизу надоело ворочаться, и он, в раздражении откинув скомканные простыни, встал и подошел к открытому окну. Желтый туманный круг на небе по странной прихоти разума напомнил ему забавную игрушечную птичку, которую он подарил Шу, чтобы та будила её по утрам. Её смех, когда назавтра, стоило часам пробить восемь, из крошечного белого комка перьев, заботливо подвешенного на ленточке к балдахину, вырвалось протяжное низкое мычание — волшебная игрушка имела в запасе не меньше сотни разных звуков, и далеко не все из них оказались птичьим щебетом.
От птички над её постелью мысли Дайма закономерно перешли к тому, кто сейчас в этой самой постели. На его месте. Как бы он не убеждал Шу, да и самого себя, в том, что ничего не изменилось, это не становилось правдой. Изменилось. Пусть она все ещё любит его, и ей приятны его прикосновения... но если ей придется выбирать, в результате Дайм не сомневался ни мгновенья. Даже если бы он не был магом и не видел ослепительно сияющих нитей, связывающих принцессу и убивца в единое целое, достаточно было просто услышать, как она произносит: 'Тигренок', чтобы понять все и сразу. Может быть, Шу пока и сама не понимала, как получилось, что в её сердце ужились сразу двое возлюбленных, но Дайму как раз это было вполне ясно. Слишком разные чувства, совершенно несопоставимые. Соперничать могут равные, здесь же... душа у человека может быть только одна, как и судьба. Лунный Стриж и оказался для Шу судьбой, как и она для него. И она может как угодно относиться и к Дайму, и к любому другому мужчине — любить или ненавидеть, желать или испытывать отвращение, её чувств к Тигренку это не затронет. Как не изменит потребности дышать желание съесть яблоко или надеть шляпку.
Конечно, всерьез сравнивать себя с яблоком Дайм не собирался. Так далеко его смирение и самокритичность не заходили. Но оценивать свои шансы, чтобы добиться желаемого, надо здраво. А отступать он не собирался ни в коем случае. Шу слишком важна ему, слишком нужна, чтобы сложить лапки и вздыхать в тоске о потерянной любви. И плевать на ревность, на нестерпимое желание вытащить мальчишку из её кровати за шкирку и выкинуть, как шелудивого щенка, на помойку. Откуда, кстати, тот и явился. И ещё Дайму невыносимо хотелось и убедиться, что у Шу все в порядке, и увидеть её...
Махнув рукой на последние проблески совести и хорошего воспитания, Дайм подошел к зеркалу и пальцем начертил на нем сложный знак, надеясь, что Шу не пришло в голову поставить защиту и от него. Поверхность стекла сначала замутилась и подернулась дымкой, а затем полностью потемнела. Ну конечно, ночь же, и свечей она не зажигает. Зачем, если она прекрасно видит и в темноте. Сосредоточившись, маркиз произнес ещё одно заклинание, переводя магическое зеркало на кошачье зрение. И тут же был вознагражден зрелищем, заставившим его пошатнуться.
Да, юноша вернулся, как Дайм и говорил ей... но вот все остальное... несколько неожиданно. Он не предполагал, что Шу... ладно Шу, это её тёмная природа берет свое, но чтобы Лунный Стриж позволил ей проделывать с собой такое? И наслаждался каждым прикосновением плети... все демоны Ургаша! Удушливая жаркая волна накрыла Дайма, тяжелыми толчками крови прилила к низу живота, дыхание участилось, и он оперся о стену рядом с зеркалом, не в силах оторвать глаз от ритмичных ударов по обнаженной спине юноши. Он словно оказался там, в башне, ощущая сразу их обоих, их желание, боль, наслаждение, жажду и страсть... он слышал каждый вздох, каждый стон, вздрагивал от боли и закусывал губы, чтобы не стонать от удовольствия. И его пронзило острое, как смерть, наслаждение, будто это его израненной кожи коснулся влажный язык, будто на его губах оказались соленые капельки крови.
Бесплодные усилия оторваться от гипнотизирующего зеркала принесли ему только новую боль, будто он пытался разорвать себя пополам. Последними остатками рассудка Дайм осознавал себя в своей комнате, но всеми чувствами он был там, был двумя юными существами, бездумно предающимися любви. Он пылал, стонал и дрожал вместе с ними, сходил с ума от невероятно ярких ощущений, то будучи Тигренком, яростно врываясь в нежную жаркую плоть, то Шу, отдаваясь властному напору, то ими обоими сразу... и бессильно рухнул на пол с криком наслаждения.
