'Все, хватит, — одернул себя Дукрист. — Надо или оставить их в покое, или все же поговорить с ней о Кее. Да и насчет птенчика не помешает', — он громко покашлял, привлекая к себе внимание.
— О, Дайм, — смутившись, Шу отодвинулась от Хилла, подтягивая повыше сползающее полотенце. — Я сейчас. Оденусь только...
— Шу, нам надо бы поговорить. Вдвоем, — яростный взгляд мальчишки он проигнорировал. — Можешь пригласить меня на завтрак.
— Да. Конечно. Я спущусь через пару минут, — в её голосе звучало извинение одновременно с досадой. Кивнув на прощанье Хиллу, маркиз удалился.
Шу обернулась к возлюбленному, не зная, как попросить его остаться наверху так, чтобы не обидеть. Но Тигренку не надо было ничего говорить. Он смотрел на неё с обжигающей тоской и покорностью, словно заранее принимал любую новую боль, что ей придет в голову ему причинить, и прощал. От его нежной печальной улыбки у неё нестерпимо защемило в груди, и она с трудом сдержала слезы. Ей совсем не хотелось, чтобы он снова ревновал и придумывал себе демон знает что, пока она поговорит с Даймом.
— Иди сюда, милый, — Шу взяла его за руку и усадила на кровать. Тигренок смотрел на ней с робкой надеждой, словно молил: 'останься со мной, не уходи', ластился, терся о её руки... все её существо откликалось на его призыв, она горела и томилась, опускаясь рядом с ним на колени, заглядывая ему в глаза, толкая его на постель. Он послушно лег, подставляя лицо под её нежные руки, зажмуриваясь, запрокидывая голову, открывая беззащитное напряженное горло её ласкам... Шу поцеловала его закрытые глаза, коснулась влажных горящих губ пальчиком.
— Спи, Тигренок, — тихий шепот, колышущий прядку на виске, согревающий до самой глубины души. — Спи, милый, — лицо его расслабилось послушно, упали руки. — Спи, любовь моя, — последние слова уже вплелись в его сон песней утренних птиц. Сон, подаривший ему немного покоя, сделавший юное лицо нежным и беззащитным.
Она гладила и перебирала разметавшиеся светлые пряди, любуясь доверчиво прильнувшим к ней возлюбленным, слушая его размеренное сонное дыхание. Ей казалось, что перед ней не юный мужчина из плоти и крови, а прекрасный сказочный дух, соблазнивший её волшебной красотой и нечаянно задержавшийся в гостях после рассвета. Что он в любой момент может исчезнуть, растаять подобно дыму, раствориться в солнечных лучах. Болезненная, щемящая нежность изливалась из её глаз горячими слезами.
— Шу, милая, ты опять плачешь? Не надо, девочка моя, — ласковые ладони утирали её мокрые щеки, теплое дыхание щекотало макушку. — Пожалуйста, любовь моя, — несмотря на просьбу Шу, он так и не ушел в гостиную, а остался за дверью, и вернулся, почувствовав, что ей снова горько.
Обернувшись к Дайму, она уткнулась в него, пряча заплаканное лицо него на груди. Возлюбленный обнял её и поднял, усаживая к себе на колени и баюкая, как маленькую.
— Успокойся, родная, все хорошо, — хорошо не было и в помине, и её печаль не давала Дайму дышать. — Все будет хорошо, девочка моя, обязательно, вот увидишь, — в его руках Шу стала успокаиваться, тихие жалобные всхлипы перешли в прерывистые вздохи и затихли.
— Прости, Дайм. Я не понимаю, что со мной творится. Вчера я обидела его... — не поднимая головы с его плеча, Шу сбивчиво и торопливо шептала. — Я не должна была, Дайм. Я боюсь, я так боюсь его потерять, и не знаю, что же мне делать. Иногда мне кажется, что он любит меня, а иногда... я не знаю. Ему плохо, я чувствую, он тоскует, и мне так больно, Дайм... прости. Я не должна тебе это все говорить. Но я не понимаю. Я глупая, да?
— Это пройдет, родная, — он продолжал гладить её по волосам и укачивать. Принцесса казалась сейчас испуганной и совсем хрупкой, и сердце его разрывалось от желания утешить, помочь ей, защитить. Так хотелось сказать ей: 'Посмотри на него, мальчик сходит с ума от любви к тебе, и все, что ему нужно, так это услышать от тебя, что он тебе нужен, что ты любишь его. Это же совсем просто. Разбуди его, скажи, наконец. Не мучай больше ни его, ни себя. Сними с него дурацкий ошейник, поговори с ним. Узнай, кто он такой, почему оказался здесь, с тобой. Вместе вы справитесь, вы же одно целое', — но он знал, что не имеет права лишать их последнего шанса непрошенными советами.
— Ну, хватит. Сколько можно жалеть себя? Если глупая, поумней. Давно пора.
— Извини, — тяжело вздохнув, Шу отлепилась от надежного прибежища и взглянула ему в глаза. — Думаешь, я совсем сдурела, да? Ты прав. Хватит.
— Вот и умница. Кстати, ты меня долго ещё голодом морить собираешься?
— Что, тебе еще и завтрак сюда?
— В следующий раз. Одеваться будешь или так пойдешь?
— Хватит с тебя, — Шу вскочила и принялась натягивать платье.
— Почему это? Ты мне так больше нравишься.
— Нахал.
— Я? Тебе показалось, — он поднялся вслед за ней.
— И не вздумай соблазнять Тигренка.
— Почему бы и нет? Или я, по-твоему, совсем уже никуда не гожусь? — он замер в изящной и вызывающей позе, словно предлагая собой полюбоваться. Развитые тренированные мышцы, рельефно прорисовывающиеся сквозь тонкий белый батист рубашки, смуглая гладкая кожа, стройное, гибкое и сильное тело, напоминающее туго натянутый лук, тонкие аристократические черты в сочетании со встрепанными каштановыми локонами, яркими бирюзовыми глазами и невероятно очаровательной улыбкой — полюбоваться было чем. Что Шу и сделала, неторопливо оглядев любовника с ног до головы.
— Годишься, — и ехидно ухмыльнулась в ответ.
— И это все? Годишься? — Дайм в притворном гневе шагнул к ней.
— Ммм... да. Годишься, — Шу показала ему язык и взялась за расческу.
— Все. Пора на покой, розы выращивать, — горестно вздыхая, он подкрадывался к отвернувшейся принцессе.
— Или ещё не пора? — схватив её в охапку, он развернул Шу к себе и нежно поцеловал. Она обхватила его руками за шею и потерлась щекой о его плечо.
— Пора завтракать. Иначе я за себя не отвечаю.
— О, как заманчиво звучит... и что же будет, если ты за себя не отвечаешь?
— Покусаю того, кто поближе. Тебя, например.
— Покусай, — он снова приник к её губам на мгновенье, и отстранился, улыбнувшись.
— Ты не сердишься на меня?
— Нет, конечно. За что? — кинув настороженный взгляд через её плечо на спящего Лунного Стрижа, он подхватил Шу на руки и понес прочь из комнаты. На всякий случай.
В гостиной их поджидал накрытый к завтраку стол, за который Дайм и усадил принцессу. Первые минут десять они оба успешно изображали из себя орду орков, напавших на цивилизованные земли — то есть уничтожали все, что только под руку подвернется.
Довольно вздохнув и откинувшись на спинку стула, Шу оглядела разоренные территории и лениво выцепила воздушное пирожное. Для полноценного разгрома кулинарного изобилия требовалось явно больше, чем всего лишь одна орда. Но Дайм ещё не отступил, планомерно и вдумчиво воюя с какими-то загадочными сооружениями, отдаленно смахивающими на пирамиды из запеченных маленьких птичек.
— Ну? — сытая принцесса выглядела гораздо более способной к мыслительной деятельности, нежели голодная.
— Что ну?
— Рассказывай, как ты докатилась до жизни такой, — Дайм продолжал угрызать нечто хрустящее и завлекательно пахнущее, но и терять время зря тоже не собирался. Не откладывая, он приступил к допросу.
— Почему сразу докатилась?
— Не увиливай. Чтобы ты вела себя, как истеричная барышня, одного землетрясения мало. Ещё, как минимум, пожар и эпидемия чумы требуется.
— Вот спасибо, обласкал.
— Что, не правду сказал? Ну-ну.
— Дайм, ну ты же сам все видишь.
— Угу, вижу. Кстати, а Баль куда подевалась? На бал вчера не пришла, сегодня с утра её тоже не видно...
— Кажется, она обиделась.
— Баль? Обиделась? Радость моя, я тебя не узнаю. Как тебе удалось?
— Из-за Тигренка.
— Баль ревнует? Это что-то новенькое.
— Не придуривайся. Сам же знаешь, что она думает по поводу рабства.
— Мне раньше казалось, что ты думаешь то же самое.
— Ну да... ширхаб!
— Нет, милая, ты, конечно, сама знаешь, как тебе поступать. Если тебе так нравится иметь невольника, кто я такой, чтобы тебе запрещать? По мне, так хоть дюжину. Особенно, если поделишься со мной.
— Не смешно.
— А я и не смеюсь. Твой Тигренок.. ммм... я понимаю, что ты в нем нашла. Очень понимаю.
— Дайм!
— Что Дайм? Тебя что-то смущает?
— Оставь свои намеки.
— Никаких намеков, любовь моя. В твоем Тигренке есть нечто такое, неординарное. Да, милая, а кто он вообще такой? Ты мне так и не рассказала.
— Светлый маг.
— Что?! — от неожиданности он чуть не подавился. — Предупреждать же надо.
— Так ты все же пытался его соблазнить?
— Ну... нет. Но предупреждать все равно надо.
— Вот и предупредила.
— Милая, вот из чисто научного интереса. Как ты умудрилась это скрыть? Никакого намека на магическую ауру... ошейник?
— А что, на нем было что-то ещё?
— И все-таки ты ревнуешь.
— Хватит издеваться. Думаешь, это так просто? Я люблю тебя, и люблю его... что мне, разорваться? Или ты предлагаешь подкинуть монетку?
— Зачем? Нам и втроем может быть неплохо. Ты же вроде была не против, или мне показалось?
— Ох, Дайм... сама уже не знаю, что мне показалось, а что нет. Но я не хочу, чтобы Тигренку снова было больно.
— Ну, знаешь ли!
— Да, знаешь ли!
— Интересно, а если на тебя... ладно, прости, это и правда не мое дело.
— Угу.
— Шу, прости, — Дайм подошел к ней и встал рядом на колени. — Шу. Не надо, — он взял безвольно опущенную руку и поднес к губам: 'Кажется, немного переборщил. Ширхаб! И не немного'.
— Ты прав, милый. Я Тёмная дрянь.
— Ты не Тёмная и не дрянь. Ты самая прекрасная Сумеречная волшебница на свете.
— Ага, как будто ты встречал ещё Сумеречных.
— Это неважно, Шу. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Темной, Светлой, в полосочку и в крапинку. И ты можешь завести себе хоть целый зверинец Тигрят, крокодилят и змеючат, я не перестану тебя любить.
— Зверинец... мне бы с одним разобраться.
— С чем именно, Шу?
— Как мне не потерять его, Дайм. Думаешь, мне очень нравится держать его в неволе?
— Мне показалось, что нравится.
— Нет!
— Так отпусти. Тебе не кажется, что ты слишком все усложняешь?
— Возможно. Но если я отпущу его... ты представляешь, что с ним Рональд сделает? И я не уверена, Дайм, что он попросту не сбежит куда подальше от меня.
— Ты совсем ему не доверяешь? Что-то не похоже, Шу, что он так уж жаждет от тебя сбежать.
— Не знаю. Просто не знаю.
— Тогда признайся себе честно, что ты его за человека не считаешь. Тебе нравится с ним играть, с ним спать, а больше ничего и не надо.
— Неправда.
— Да ну?
— Ты не понимаешь.
— Так объясни мне! За каким демоном ты вообще надела на него этот идиотский ошейник? Что, нельзя было те же заклинания наложить на браслет, или серьгу? Зачем ты сделала его рабом?
— Я не делала его рабом, Дайм. Его Биун приволок продавать. А я купила.
— Да-да, кто бы сомневался, что ты тут не причем! Вот так прямо с ошейником и заклятием немоты и купила, и снять не смогла. Ага.
— Да, не смогла. И сейчас не могу. Потому что он сразу уйдет. Дайм, я не могу его потерять, но я знаю... Дайм, как я буду жить без него? Совсем немного осталось... как мне защитить его, как удержать?
— Раз ты знаешь, Шу, так какой смысл за него цепляться?
— Ты тоже это чувствуешь, да?
— Шу, милая, я не могу тут тебе помочь. Никак. Только ты сама должна понять, как тебе поступить. Ты маг, в конце концов, или базарная шарлатанка? Если ты знаешь, что должно быть, так и поступай соответственно.
— Вот только, Дайм, как бы я ни поступила, результат один. Отпущу я его или нет, все равно я его потеряю. И если снять с него ошейник, то это просто случится немного быстрее.
— Насколько быстрее?
— Дня два... или три.
— И ради этих двух дней ты продолжаешь его держать?
— Да. Ради двух дней, ради двух часов... я понимаю, это жестоко, но ничего не могу с собой поделать. Я даже не могу сказать ему, что люблю. Каждый раз на меня немота нападает.
— Даже так? Шу, ты уверена, что шансов совсем нет?
— Я их не вижу. По крайней мере, от меня тут уже ничего не зависит. Я могу только ускорить процесс, но никак не помешать ему. Ширхаб! Как же я ненавижу это знание! Все это время... каждую минуту понимать, что все бесполезно, и что бы я ни сделала, все равно... видеть, как ему больно, как он тоскует... заниматься с ним любовью с чувством, что это в последний раз. Я не хочу так! Почему, Дайм? Почему все так неправильно?
— Не знаю, любовь моя. Не знаю, — он бережно прижимал горько всхлипывающую девушку к себе, поглаживая и успокаивая. И корил себя за дурость. 'Пусть кажется, что она творит незнамо какую глупость, но неужели трудно привыкнуть, что не я один что-то понимаю в этой жизни? И что если уж пытаться помочь, то не так прямолинейно. Хотя... выговориться ей тоже полезно. Но как же это все больно! Проклятый Рональд, неужели ему удастся её сломать? Как он предугадал? Или действовал по принципу не так, так этак? Загнать Шу в ловушку с помощью Темного Хисса... и потирает руки, сволочь, в предвкушении. Ненавижу!'
Шу чувствовала себя последней дурочкой и размазней. Разве хоть когда-нибудь ей было легко? Или судьба сплошь оделяла её приятными сюрпризами? Так какого гоблина лысого она распустила сопли? Как будто Дайму делать больше нечего, как только слезки ей вытирать. Как он вообще терпит до сих пор её жалобы, непонятно.
Увидев, что принцесса приходит в себя, Дайм осторожно отстранился от неё, уселся рядом на стул и налил ей крепкого чаю с медом.
— На, выпей, — он всучил Шу чашку, — все? Наводнение отменяется?
— Угу. Отменяется.
— Вот и ладно. У нас и кроме наводнения дел полно. Ты о братике не забыла ещё?
— Забудешь о нем, как же.
— И что ты думаешь делать?
— Для начала послушать, что ты мне скажешь.
— Вы мудры не по годам, Ваше Высочество, — Дайм шутливо поклонился.
— Ну?
— Ну. Ты с Таис вчера не разговаривала?
— Да как-то не получилось.
— Как же, Ваше Высочество скандалить изволило, где уж тут посмотреть, что под носом творится.
— Не напоминай мне об этом позоре.
— Ты хоть рокового красавца рядом с ней видела?
— Мелькал кто-то. Дайм, говори уже толком, довольно мня воспитывать.
— Хорошо, не буду.
За увлеченным обсуждением личной жизни короля и возможной стратегии завоевания им заново собственной строптивой невесты их и застал спустившийся в гостиную Тигренок.
Глава 27.
239 год. Суард, второй день Осенних гонок.
Проснувшись, Хилл не сразу понял, где он. Только что дельфины фыркали и пихались, играя с ним в прозрачных морских волнах, на губах все ещё чувствовался вкус соли, слышался плеск и крики чаек, ласковое солнце оглаживало обнаженную кожу сквозь тонкий слой воды... и, вынырнув вновь из сияющей, пронизанной светом прохладной глубины он оказался в странно роскошной спальне. Озираясь удивленно, он несколько мгновений пытался вспомнить, как же его сюда занесло. Откуда-то снизу доносились голоса, такие знакомые... такие притягательные... Шу! Надо же, он так крепко уснул, что позабыл все на свете. Зато чувствовал себя на диво свежим и полным сил. Даже недавняя тоска спряталась, почти не напоминая о себе. Как он умудрился уснуть? Хилл пытался понять, приснился ему маркиз, заявившийся в спальню Шу, и их странный разговор, или же все было на самом деле.
