Больше, чем жизнь

Злата отбивалась, плевалась, пыталась плакать, но пить ей все равно пришлось. Эсси обозвала меня мстительным негодяем, которому нравится издеваться над девушками, но я напомнил ей историю с гребешком, и мое привидение тут же согласилось, что так этой лгунье и надо. И вообще, принимать снадобье для достижения желаемого результата желательно три раза в день. Ну или хотя бы два!

Увы, с вечерним лечением дело не задалось: ивовой коры я не припас, а надрать свежей было негде — ручей свернул в сторону, как и обещал Хадрисс, ивняк пропал вместе с ним. Ну а мы на следующий день вышли к реке, чему я обрадовался несказанно!

Фойра оказалась рекой спокойной, полноводной, довольно широкой. Надо было подумать о переправе: спускаться вниз по течению, где точно имелся мост, не стоило, там Злату с Золотом могли поджидать. Поискать какое-нибудь селение выше по течению — вдруг найдется лодочник, который согласится переправить эту парочку на другой берег? Дело хорошее, один-то я и по мосту могу перейти, а Хадрисс уйдет в леса... Ан нет, стоп! Мне тоже лучше не показываться: если те стражники, что ребятишек почти изловили, запомнили мою физиономию, то и мне может не поздоровиться. Вплавь, что ли, перебираться? Я-то, допустим, доплыву, а Везунчик? Рисковать не хотелось...

Я помотал головой, отгоняя дурные мысли, и покосился на Хадрисса. У того громко урчало в животе: припасы таяли со сказочной скоростью, а оборотни, должен сказать, привыкли есть не просто много, а очень много: у них много сил уходит на превращение и на то, чтобы быстро заращивать раны. Хадрисс был здоров и пребывал пока в одном облике, но все равно проголодался...

-Вы тут отдыхайте, — сказал он, когда я коротко кивнул, давая понять, что уловил его идею, — а я пойду погляжу, что тут окрест делается.

И он исчез в лесу, будто и не было его. Я точно знал, что сейчас сделает Хадрисс: поднимется выше по течению, обернется зверем и отправится на охоту. Может, и к ночи не вернется, с дичью тут как-то неважно, распугали всю. Я за эти дни только птиц и видел, но Хадрисс же не ловчий сокол, чтобы пташек хватать! Ему что-нибудь посущественнее требуется... Да и остальным бы не помешало. Коню тоже — корма осталось всего ничего.

Здесь, на берегу реки уже проклюнулась первая зелень, Везунчик с видимым удовольствием ее щипал, не брезгуя даже жесткой порез-травой. Впрочем, что я чушь-то несу! Это к осени о ее листья можно будет руку распороть, а пока она вполне съедобна.

Все еще изображающая умирающую Злата устроилась на солнышке (я заметил, как внимательно она осмотрела берег и чуть ли не просияла, не увидев ивняка). Золот стащил с нее сапожки и поставил сушиться, а сам стал греть ненаглядной ножки, чтобы, не приведи боги, сильнее не простыла!

Я тоже решил привести себя в порядок: отошел за кусты, снял куртку, стащил противно липнущую к телу влажную рубаху — никак она не желала просыхать! — выполоскал ее в реке и развесил на ветках. На ветерке живо высохнет... Куртку, ясное дело, стирать не стал, так, которая грязь присохла — выколотил, которая не успела еще — отчистил. Сапоги после путешествия по лесу лучше выглядеть не стали, но каши пока не просили, и на том спасибо. Их тоже не мешало просушить, кстати говоря. Я уж взялся за штаны, но вовремя опомнился.

-Эсси!

-Что? — Она сидела на берегу, опустив руку в воду, и наблюдала, как принесенные течением соринки проходят сквозь призрачную ладонь.

-Исчезни.

-Почему это? — удивилась Эсси.

-Потому что я сейчас разденусь, — ответил я, — а ты девица незамужняя, хорошего рода, и...

-Можно подумать, я голых мужчин никогда не видела, — фыркнула она.

-Ну и где это ты их насмотрелась?

-Те, что меня украли, были не такими стеснительными, как ты, Север, — ответила Эсси после паузы. — Так что не беспокойся, ты меня не удивишь и не напугаешь. Да и чего мне бояться, скажи на милость?

-Тьфу ты, пропасть! — сказал я с досадой. — Ну, как знаешь... Хотя могла бы и отвернуться: какая-никакая, а видимость приличия!

Эсси в ответ показала мне язык и демонстративно зажмурилась.

Я сбросил штаны и зашел по пояс в воду. Холодная, однако... И течение куда сильнее, чем может показаться.

На мгновение я испугался, что разучился плавать. Но нет, показалось... Я пару раз нырнул, потом размашисто поплыл на середину реки, проверить, каково там.

Там было скверно: Фойра только с виду казалась спокойной и мирной, а на самом деле так и норовила то отнести подальше коварным течением, то затянуть в яму, со дна которой, кажется, били холодные ключи... Кому другому пришлось бы нелегко, но я вырос на побережье, и вода там была куда как холоднее, а мы не вылезали из моря до самого снега. Бывало, и в прорубь ныряли, хотя нам, мальчишкам, за это и влетало по первое число. Ну и, конечно, морская волна — это не речное течение.

Разведав все, что хотел, я вернулся на берег, выжал воду из волос и уселся обсохнуть и подумать. По всему выходило, что вплавь перебраться через Фойру смогу только я. Хадрисс тоже сумел бы, но ему с нами не по пути. Везунчик, быть может, и доплывет, но вот беда: противоположный берег намного круче нашего, обрывистый, глинистый — конь там из воды не выберется. Поискать местечко поудобнее? Так на это времени сколько уйдет!

От этих мыслей меня отвлекла Эсси, устроившаяся рядом и с большим интересом водившая пальчиком по моему предплечью. Было, если честно, немного щекотно: сегодня привидение казалось более материальным, чем обычно — Эсси неплохо научилась контролировать свое состояние.

-Ты что делаешь?

-Смотрю, — отозвалась она, не поднимая головы. — Красиво, Север! А этот рисунок что-то означает?

-Хм... — я покосился на сложную вязь, сплошь покрывающую мою левую руку от плеча до локтя. — Почему ты так решила?

-Если бы это было просто украшение, то, наверно, рисунок оказался бы симметричным, — ответила она. — Ну, как орнамент. Или он изображал бы что-нибудь узнаваемое: какое-то растение, животное или птицу... ну вон как у тебя на другой руке!

На правом предплечье у меня был наколот морской орел с добычей в когтях — сделал на удачу, когда из дома уходил. Правда, с удачей как-то не заладилось... С другой стороны, меня не убили сразу же, а это что-то да значит!

-Вот такие рисунки я видела, — продолжала Эсси. — Многие отцовские воины делали себе похожие... Но вот твой — это что-то совсем другое.

-Так почему ты решила, что моя наколка что-то означает? Бывают ведь и не очень... хм... симметричные рисунки!

-Ну... — она нахмурилась. — Вот, например, несколько символов повторяются постоянно. А другие не повторяются. Сложно объяснить, Север, но не похоже это на простую наколку! Правда же?

-Правда, правда, — со вздохом ответил я.

-И-и?.. Ну Север, ну объясни! — уставилась на меня Эсси своими невозможными синими глазищами.

-Здесь, — потыкал я пальцем в наколку, понимая, что отделаться не получится, — перечислены мои предки.

-Все? — изумилась девушка.

-Нет, только семь поколений, больше просто не помещается, — улыбнулся я.

-Могли бы вторую руку использовать!

-Наверно. Но как-то уж так сложилось, что обходятся одной.

-А больно было такую наколку делать?

-Еще как, — я невольно передернул плечами. — Потом еще заживает долго, чешется, сил нет... Но у нас позорным считалось хныкать.

-И ты, конечно, не проронил ни звука...

-Конечно, — согласился я. — Только палец чуть не до кости прокусил.

-А говорил, боли почти не чувствуешь, — заметила Эсси. — Помнишь? Когда руку сжег!

-Ну, это теперь, — уклончиво ответил я и прижал пострадавшую от треклятого камешка ладонь к земле, а то еще разглядывать возьмется! — Тогда-то я совсем мальчишкой был, так что...

-Ну ладно, — неожиданно оставила она эту неприятную тему. — Значит, тут перечислены твои предки? Всякие деды, бабки и так далее?

-Именно. А еще их братья, сестры, мужья, жены и прочие... Мы ведь в глуши жили, народу вокруг не так уж много, надо знать, кто тебе кем приходится, чтоб случайно на близкой родственнице не жениться.

-А ты где здесь? — снова уставилась Эсси на рисунок.

-Вот, — я не глядя ткнул пальцем. — Ньорт Головешка, сын Йолли Совы и Дильяна Шестипалого.

-А почему Головешка?

-Потому что волосы черные. У нас в роду такие встречаются, но редко. Вот, прадеда моего тоже Головешкой прозвали. У матери такое имя потому, что она на ярком свету видела плохо, а у отца на левой ноге действительно шесть пальцев было.

-И что, у вас это вот прозвище с детства — и на всю жизнь? — удивилась Эсси. — А если человек вырастет и, скажем, захочет другое имя?

-Такое тоже бывает, — ответил я и указал еще одно место на наколке. — Мой самый старший брат, Шюрь, например, из таких. В детстве его Пузырем звали, потому что толстый был. А потом он вырос, похудел, сил набрался и измордовал тех, кто его дразнил, одного чуть до смерти не забил... С тех пор его стали Диким называть.

Когда я уходил из дома, Шюрь был здоровенным, на голову выше отца детиной с мрачным взглядом и тяжеленными кулачищами. Боялись его не только сверстники.

-Правда, — добавил я справедливости ради, — старое-то прозвище уже не сотрешь, только новое добавить можно. Так он и останется для потомков Диким Пузырем...

Эсси рассмеялась.

-Ты меня обманываешь!

-Не думаю даже, — заверил я. — Вот из-за таких штучек мы особенно и не рвемся ничего менять. Ну, Головешка и Головешка, а поди знай, почему так прозвали: только за то, что масти такой уродился, или за то, что чью-нибудь деревню сжег? Так-то...

-А вот еще, — не отставала Эсси, — ты сказал, что твое имя Ньорт, но называешь себя Севером... Почему?

-Просто перевел, вот и все. А то Ньорт для этих краев слишком необычно звучит.

-Тогда я не понимаю, — нахмурилась она. — Если так, то почему ты не перевел имена родителей и брата? И если они у вас значащие, как вы разбираете, где имя, а где прозвище?

Я задумался: мне такие вопросы никогда в голову не приходили.

-Даже не знаю, — сознался я наконец. — Ну, родители — ладно, они у меня вполне божественная парочка...

-То есть?

-Йолли — это имя морской богини из младших, — пояснил я. — А Дильян — лесной дух-покровитель. Тоже, можно считать, почти бог. У нас часто называют детей в честь какого-нибудь божества посимпатичнее, считается, что это к удаче.

-А именами старшей шестерки не называют?

Я помотал головой.

-Только если часть возьмут, и то редко. Ну вот, например, если у кого-то имя начинается с "калью" или "лью" — это наверняка в честь Величайшего.

-А... — судя по выражению лица Эсси, она меня не поняла.

-Величайший — Кальювусан, — напомнил я.

-У нас его совсем иначе называют, — сказала она удивленно. — Как же так, боги ведь одни и те же!

-Ну, у Величайшего не одно имя, — пожал я плечами. — Ничего странного я тут не вижу! Так вот... вообще нечасто встретишь человека с таким именем. Того, кто сына так назовет, непременно гордецом считать станут, особенно если ребеночек еще не слишком хорош удастся. Да и маяться ему потом всю жизнь, оправдывать такое имя... А так — старшую шестерку вообще, знаешь ли, лишний раз да без дела лучше не поминать. Мало ли, в каком они нынче настроении!

-И Великого Нижнего тоже?..

-Конечно.

-А то, что ты ругаешься все время: пропасть, проваль, — это разве не обращение к нему?

Я почесал в затылке.

-Да нет вроде. Но, знаешь, мне почему-то кажется, что вот он как раз особенно сердиться не будет. Посиди с его в компании духов, обрадуешься, если кто живой к тебе обратится!

-Обижусь! — предупредила Эсси. — Хотя... пусть я и дух, но ты на воплощение Великого Нижнего все равно не тянешь!

-И на том спасибо...

-А ты его имя знаешь?

-А ты разве нет? — удивился я.

Эсси помотала головой.

-Мне никогда не говорили. У нас его если и поминали, то шепотом, а когда я попыталась найти имя в книгах, то оказалось, что оно отовсюду вымарано, можешь представить?

-Однако! — сказал я. — Значит, это давно уже началось...

-Что началось?

Пришлось пересказать ей то, что я узнал от хуторянина Сивого.

-В общем, смертознаи набедокурили, а обижают мирного бога, — заключил я.

-И правда, — согласилась Эсси. — А ты мне это имя скажешь?

-Скажу, чего ж не сказать. Только ночью, ладно?

-Хорошо, — кивнула она. — Постой, я забыла еще спросить про твоего брата... Что значит Шюрь?

-Шюрь — первенец, — пояснил я. — У кого с фантазией плохо, вообще всех детей называют по порядку — первый, второй, третий...

-Так, значит, что выходит... — произнесла Эсси, подумав. — У вас есть значащие имена и есть имена, данные в честь богов, верно?

-И еще такие, что давным-давно используются в роду, только никто уже не помнит, что они означают, — добавил я. Потом кое-что припомнил и сказал: — Но значащих тоже не особенно много. Сама понимаешь, мало кто захочет назвать сына "тупицей" или дочку — "доской". А вот в честь лучших кораблей, бывало, называли...

Эсси смерила меня подозрительным взглядом.

-Сдается мне, — произнесла она, — что корабли эти были вовсе не рыболовными суденышками! А твои сородичи — никакие не мирные рыбаки!

Я только плечами пожал — что тут скажешь, если она кругом права? К счастью, эта тема Эсси не слишком заинтересовала, она вернулась к моей наколке и снова принялась ее разглядывать.

-Интересно... — протянула она. — Мне нравится ваш обычай. Мне вот приходилось зазубривать наше генеалогическое древо, а так, по-моему, удобнее, ничего не перепутаешь! И запоминать не надо...

-Надо, — заверил я. — Я же сказал, здесь только семь поколений. А остальные-то, хочешь не хочешь, а заучить придется. Правда, я был лентяем, так что хорошо знаю свой род только до одиннадцатого колена. — Тут я невольно почесал спину, припомнив, как получил от деда поленом по хребту за нерадивость. — А сколько я не успел запомнить, точно не скажу, но изрядно...

-Ничего себе... — протянула Эсси. — Да ты родовитее меня, Север!

Я только плечами пожал. И на всякий случай не стал упоминать о достойном всяческого уважения обычае моих достославных соплеменников снимать татуированную кожу с покойников, тщательно ее выделывать, натягивать на специальные дощечки и бережно хранить в особых коробах. Это, кстати, касалось не только убитых врагов, но и умерших родных. Помню, у нас в доме таких коробов было пять не то шесть... интересно, прибавилось ли их?

-Север, а эта вязь, значит, ваше письмо? — спросила девушка.

-Ага.

-Красиво... И ты его хорошо знаешь?

-Нет, — помотал я головой. — Я ведь сказал — я скверно учился. Вот порыбачить, поохотиться — это я всегда пожалуйста, а учиться грамоте скучно было.

-Но ты же понимаешь, что у тебя здесь написано!

-Я просто наизусть это помню, — сознался я. — А так... Наверно, сумею что-то прочесть, а сам написать — вряд ли. Вот на здешнем языке я еще кое-как читать-писать умею, пришлось выучиться, чтобы хоть надписи на картах и донесения разбирать. Тем более, — добавил я, — это у вас тут слова из букв составляют, а у нас...