Игры олигархов

Да и почему она должна бегать? Сколько можно ее третировать за случившееся с Ларисой?

Ярослава замешкалась на минуту и смело пошла вперед, делая вид, что не видит ненормального. Но тот двинулся на перерез и преградил дорогу:

— Стоять, дрянь!

— Да пошел ты, — отмахнулась беззлобно, пытаясь обойти его, но он оттолкнул ее грубо и напористо.

— Мы с тобой не договорили, твои гондольеры помешали, — выругался грязно. — Сейчас никто не помешает. Я выполню свое обещание, если ты мне не расскажешь, кто и где, — вытащил из-за пояса брюк увесистую железку, зажал как нож в руке.

Ярослава не на шутку испугавшись, отступила и огляделась — как назло двор был пуст, ни "банды", ни тусовки пенсионеров или молодых мамаш, будто вымерли все.

— Дима, у тебя шок, стресс, ты не понимаешь, что делаешь. Потом в себя придешь — будешь жалеть. Ну, подумай ты головой — причем тут я? Что я могу знать? Что я, по-твоему, сама ее...

Последнее слово застряло в горле — парень с размаху ударил девушку, откидывая ее на тротуар. Пакет полетел в сторону газона, Ярослава упала и ударилась головой о поребрик. В голове вспыхнуло, словно петарду взорвали и, яркая карусель всполохов пошла перед глазами, шумя в ушах.

Парень подхватил ее за лацканы куртки и встряхнул, ставя на ноги:

— Я тебя убью, если ты мне не скажешь! Ты меня поняла, дрянь?! Убью!

— Сядешь, — вдохнула, плохо соображая, где она и что.

— А мне уже плевать, на все плевать, поняла?!

По глазам ударили фары, ослепляя, скрипнули тормоза, хлопнула дверца:

— Молодой человек, вам показать, как нужно обнимать девушку?

— Езжай, куда ехал, без тебя разберемся!

— Вряд ли.

— Проблемы нужны?!

— Вы загородили мне дорогу.

Ярославу затошнило, она попыталась оттолкнуть парня, но одолевшая слабость не дала. Девушка нелепо взмахнула руками и осела — Дима не удержал ее.

— Кажется, вы ошеломили девушку.

Кто-то поднял ее.

Суздалева щурилась, пытаясь сфокусироваться и понять, кто это, но не узнала в первый момент Алекса — не похож он был на себя. Взгляд холодный и чужой, лицо — африканская маска.

Леший, сообразив, что Ярославу пытались избить и, похоже, частично успели, испытал настоящий прилив ярости, неведомы ему прежде. Он смотрел в лицо девушки и видел, что та неадекватна, скорей всего не понимает кто перед ней.

Это лишило его последних преград. Он помог ей сесть на поребрик и развернулся к парню.

— Шел бы ты, дядя. Не в свое дело встреваешь, — качнул железкой Дима.

— Иди сюда, что скажу? — спокойно поманил его пальцем Алекс и только тот качнулся сдуру, напоролся на мощный удар в челюсть. Зубы склацали, рассыпаясь. Парня отнесло в кусты. Вой, попытка встать и опять удар уже ногой под дых. Диму сложило. Он уже не выл, захрипел, закрутился, пытаясь спастись от боли, ослепляющей мозг. Железка была потеряна вместе с памятью кто он, где, и зачем вообще.

Леший не поленился наклониться и ударить в скулу, отправляя парня в полный аут и прострацию, тем прекращая бесполезные метания. Дима стих, Алекс вытащил сотовый и нажав кнопку бросил:

— Падаль уберите.

Он бы не сдерживал себя — убил, но побоялся это сделать на виду девушки.

Развернулся и подошел к Ярославе, поднял и утащил в машину. Судя по виду девушки, ей нужна была медицинская помощь — за ней он и направился.

— Ты как? — спросил, почувствовав ее взгляд на своей физиономии. Девушка потрогала голову: мокро, опухло.

— Нормально, — проскрипела, не узнавая собственный голос. Что это вообще было? Трактор, что ли на нее наехал? Голова болела до тошноты и звездочек перед глазами. Но сквозь них она все же увидела профиль мужчины, смогла сообразить, кто это. Только, как и откуда взялся, вспомнить не могла.

— Алекс?

— Угу, — даже головы не повернул. Хмурился, глядя перед собой — чужой какой-то, жесткий.

— А где Дима?

— Так его зовут Дима? Ничего у тебя кавалер, воспитанный.

— Нет... В смысле... — она все пыталась сесть, но ее как белье в запущенной центрифуге откидывало в кресло и размазывало по нему. — Он не мой друг... Он... Подруги друг.

— Которой совсем не друг.

— Э-э-э...

— Посиди спокойно. С травмами нельзя шутить.

— У меня... я... нормально, — она чувствовала себя пьяной настолько, что пожалуй могла сравниться лишь с героем употребившим ящик водки. — Ты откуда?

— "Северный ветер принес", — голос угрюм и глух, до неузнаваемости.

— Какой?

— "Мери Попинс" в детстве читала?

— А ты откуда? — пропустила фразу, забыв ее, как только услышала. Леший глянул на нее и дал по газам. Машина пролетела на красный свет светофора, чудом не столкнувшись с маршруткой. Ярослава даже не заметила этого. Она перестала сопротивляться, закрыла глаза и попыталась успокоить бьющую в виски, разливающуюся волнами по телу боль.

Только чуть привыкла к ней, как кто-то потревожил, потащил куда-то.

Ярослава попыталась отмахнуться, и очнулась, глотнув влажного стылого воздуха, что ударил в лицо. Перед глазами прояснилось, но сообразить не получилось — Алекс увлек ее на свет горящих окон.

— Куда мы?

— К врачу. Тебя травмировали.

— Чего?

Леший промолчал — смысл ей что-то говорить? Ничего не соображает. И все из-за какого-то молокососа! Сначала Хелен, потом Расмус, теперь какой-то Дима! А кто они такие?! По какому праву рушат его планы, лезут в его жизнь?! К его женщине!!

Леши открыл дверь в приемный покой и усадив девушку на кушетку у окна, грохнул по столу ресепшена.

— Алло!!

Из дверей слева вынырнула накрашенная девица вульгарной наружности:

— Что вы хотели?

— Помощь! У девушки травма головы!

— Травматология — другой корпус.

— Какая разница? Есть больной, есть врачи!

— Так, мужчина, вы чего шумите? — вышла еще одна потрепанная мадам еще более нелепой наружности, следом появился худощавый парень в форме охранника:

— Вам по-русски сказали — травматология другой корпус! Пройдите на выход! — указал дубинкой.

Здорово! Потрясающе! — взвело Алекса, не привыкшего к хамству и пренебрежению, не ожидавшего подобного отношения. Но разбираться сейчас он не видел смысла — нужно было помочь Ярославе.

Он молча подхватил девушку и вывел на улицу, пошагал к соседнему корпусу. Там сервис оказался еще "любопытнее" — никто попросту не открывал. Леший бил ногами дверь, чувствуя, что еще минута и, он ее взорвет, потом вызовет ребят и те уже сравняют всю больницу под поле для гольфа.

Но тут выглянул "божий одуванчик" в белом халате и проскрипел старческим голоском:

— Ну, чаво колотишь, чаво? А вота сейчас милицию вызову!

— Вызывай! Давай милицию, полицию, прокуратуру, адвокатуру, и министра здравоохранения не забудь!! — рявкнул неожиданно для себя. И стих, удивившись — ничего себе — он умеет кричать? Злиться на каких-то неандертальцев? А не много чести?

— Послушайте, бабушка, нам нужен врач.

— Утром приходи.

— А ничего что помереть до утра можно?

— Ну, и чего? Я-то чего?

— У девушки тяжелая травма головы, ей нужна медицинская помощь!...

— Вота в травмапункт и ступай, — захлопнула дверь.

— Куда? — растерялся мужчина. Что это еще за зверь?

Ну и развели филиалов!

"Завтра же Баркину позвоню, скажу про бардак в его епархии!"

— А где этот травмпункт находится?!! — рыкнул в дверь, треснув по ней кулаком.

— По дорожке налево, тама крылечко вверх. Вот он и оно, — буркнула старуха и пошлепала прочь.

— Пррекррасно!

"Вот он драйв и адреналин! Завтра же посоветую Расмусу отправиться за приключениями и остротой ощущений в мед учреждение!"

Обнял Ярославу и пошел в указанном направлении.

Девушка чувствовала себя значительно лучше. Пока Леший пытался добиться помощи от людей, ее оказал свежий воздух и сам организм. Боль локализовалась и притупилась, сознание прояснилось, дурнота отступила.

— Мне уже лучше, — заверила мужчину.

— Угу.

Вид девушки опровергал утверждение, к тому же Леший привык опираться на объективное мнение специалистов, хоть и сомневался, что в этой глухомани найдет оное. Толкнул дверь в травмпункт и чуть не умер от запаха, что ударил нос. Оглядел, морщась, помятого алкаша в крови на кушетке, бабульку с перемотанным и выставленным вверх в стиле "фак ю" пальцем и вздохнул. Усадил Ярославу и двинулся к стойке, за которой, склоняясь к лампе, восседало миловидное существо в белом:

— Девушка, нам нужна медицинская помощь.

— Ваш полис, — проворковала милашка.

— Кто? — не понял Алекс.

— Страховой полис, паспорт.

— А если нет?

Девушка пожала плечами, развела руками и снова уткнулась в какой-то журнальчик.

Лешинский понял, что строительство поля для гольфа на месте этой богодельни начнется сейчас.

— Нееет, так дело не пойдет. Ну-ка, красота писаная, соедини-ка меня быстренько с Геннадием Павловичем.

— С кем? — хлопнула метровыми накрашенными ресничками девица.

— С министром здравоохранения!

Медсестра прыснула:

— А с президентом России не надо?

Алекс постоял, тараня ее взглядом и засмеялся: нет, это нечто с чем-то! Вот он настоящая жизнь. Только вопрос, как обыватели еще не вымерли от нее?

Ярослава, видя состояние мужчины и чувствуя себя неловко за его неловкость, за беспокойство, что ему доставляет, подошла и, потянув за рукав, попросила:

— Пошли, а? У меня все хорошо, правда.

— Я рад, — заверил. — Но пока посиди, где сидела. Минуту, — сжал ее плечи руками и вышел на крыльцо. Набрал номер.

— Геннадий Павлович? Здравствуйте... Узнали? Прекрасно. Я вот тут стою около убогого заведения вашей епархии под цифрой пять и диву даюсь работе ваших подразделений... Меня это волнует меньше всего. Есть конституционные права граждан, по которым... В курсе, да? Травма. Угу. А вот занесло, люблю знаете ли, порой ночной пройтись дорогой рабочей молодежи... Представьте... Не надо мне на дом ваших пугал! Это не больница, это прозекторская! .. Да! Очень недоволен!

Отключил связь и, покачиваясь на носках, уставился на одиноко горящий фонарь, смиряя гнев. Минута, другая и лицо мужчины окрасила привычная спокойная улыбка. Он шагнул обратно, в чад больничных запахов.

Встал над Ярославой, по-хозяйски чуть наклонил ей голову, разглядывая шишку и кровь на теменной части, ближе к затылку.

— До свадьбы заживет, — отмахнулась она и вымучила улыбку. На бледном лице с синевой под глазами выглядела она щемяще жалко и вновь будила ярость. Алекс отвернулся и начал изучать постеры — рекламки клещевого энцефалита и наркомании. Редкостная туфта.

Успел прочесть только пару предложений, как раздался топот, распахнулись двери и, длинное взъерошенное чудо в колпаке до потолка вылетело в коридор. Бегло оглядев больных, уставилось на Алекса:

— Ээ? Вы к нам?

— Нет, к вашей теще, — скривился презрительно.

— Господин Лешинский?

— А вы?

— Эээ, Михайлов, Сергей Иванович, дежурный врач. Проходите, — простер руку в сторону открытой двери, с милейшей улыбкой и прогибом почти до пола.

У алкоголика, травмированной бабушки и Ярославы вытянулись лица. Такого сервиса они сроду не видели.

В рекордные сроки обалдевшая Суздалева была осмотрена, облучена, обработана, описана и отпущена. Боли уже не было — наступил шок, только от обслуживания, комплиментов, заверений и улыбок, что свалились на нее не хуже удара Димы или запоздавший от травмы — она не поняла. Как в ступор ушла, переступив порог кабинета, так и в машину с ним села.

— Что это было? — спросила Алекса минут через десять, с удивлением ощупывая аккуратно обработанную ранку на голове. Мужчина пожал плечами, включив музыку.

— Теперь в больницу только с тобой, — заверила, приписав его связям заботу о пациентке — о себе.

— Нет. Теперь о больницах забудь вообще, — сказал, как отрезал и тут же на другую тему разговор перевел, не давая задать естественный вопрос и получить пояснения его заявлению. — Кто такой Дима и почему он посмел тебя ударить?

Ярослава поморщилась и затосковала о сигарете.

— Неприятная тема? — покосился на нее мужчина.

— Больная, — признала. — Можно я покурю?

— Можно. Если расскажешь.

— Ой, — ощупала карманы и сообразила, что сигарет нет, следом пришло запоздалое воспоминание о пакете с продуктами. — Ёёёё, — сползла по креслу.

— Не понял?

— Да так, — вздохнула. — Сигарет нет, продуктам алес капут.

— Немецкий изучала?

— Угу, — только какое это имеет значение?

Леший открыл бардачок и кинул ей на колени пачку незнакомых пахучих сигарет, пьезозажигалку. Гламурные штучки, — оценила и то, и другое.

— Клиенты дарят?

Мужчина кивнул не глядя.

— Классно.

— Не увиливай, рассказывай, что за Дима и что у него с головой?

— Плохо ему.

— Поэтому он решил поделиться этим "плохо" с тобой.

— Ты не понимаешь.

— Но хочу понять.

— Зачем? Нет, правда, зачем тебе это, зачем со мной весь вечер провозился? Как ты вообще в моем дворе оказался? Случайно? Как-то очень много случайностей, что то и дело сталкивают нас.

— Фатум.

— Ты фаталист?

— Я реалист. Но речь идет о субъекте по имени Дима.

— Ай, — отмахнулась и вздохнула. — Он не самое худшее, — уставилась в окно, затянулась горьковатым дымом. — Понимаешь, мою подругу — его девушку, украли среди дня и увезли в Смоленск и там надругались. Теперь она не в себе, и он. Родителям кошмар. Вся жизнь под хвост из-за каких-то упырей.

— Так уж жизнь?

— А ты как думаешь? — повернулась к нему. — Насилие — самое страшное, его бояться как мужчины, так и женщины, но с женщинами проще, они слабее, поэтому чаще насилуют.

— Спорно.

— Серьезно?

— Допустим, случилось несчастье, но жизнь разве кончилась?

— Нет, но насилие ломает, оно как рубец на душе, как клеймо прокаженного — вроде не видно, но во взгляде, в речи, поведении проступает. Я не знаю, как будет жить Лариса, мне страшно за нее.

— А как бы жила ты?

— Я бы не жила, — спокойно ответила, глядя в окно. Алекс удивленно покосился на нее — решительно, девочка самое непредсказуемое создание из всех, с кем он сталкивался.

Он мог это объяснить — другие ценности, шкала приоритетов, голова забитая пустой романтикой и иллюзиями, шоры морали на глазах и аромат светлого будущего, что создается бодрыми рекламами и девизами. Только вздор все это. И на той плоскости, на которой жил Лешинский это было известно, поэтому все было просто, ясно, предсказуемо, без всяких нравственных метаний и романтики. Грязно, но четко. А в грязи и фальши жить и остаться искренним и чистым — нонсенс.

Помести Ярославу на ступень выше, разбей очки иллюзий и пшик от ее светлых идеалов останется.

Наверное.

Леший поймал себя на мысли, что сомневается в этом.

— Один мой клиент сказал, что иерархия общества проста и банальна — есть рабы и хозяева. Все. Тут ничего не поделать, это факт — его можно принимать или отвергать, он останется неизменен.