Игры олигархов

Алекс отодвинулся от девушки, заскучав, и подумал пересесть в кресло напротив, выпить вина, пока Ярослава будет ворчать и нудеть, выплескивая свои социальные комплексы. Жаль, что прививки от оспы в детстве делают всем, а вот прививки от романтической идеологии делает уже сама жизнь, и не каждому. Бороться же с порослью догм, крепко устоявшихся в ее голове, он смысла не видел.

— Украсть человека, вырвать из привычной среды ради забавы, сломать, искалечить — развлечься! Пожалуйста! Почему нет?! — завелась Суздалева. — Шантажом принудить к сожительству — "почему нет"? Фигня что у человека свои планы на жизнь. Вам же развлечься хочется, обычные игрушки не прельщают, насытились. Вам живые игрушки подавай, они интереснее, непредсказуемые.

Леший все-таки отсел:

— Отнюдь.

— Что "отнюдь"?! — сверкнула глазами девушка.

— Люди, как правило, абсолютно предсказуемы. Счастье, если нашел исключение из правил.

— Например?

— Ты, — спрятал улыбку.

— Я?! И в чем же, любопытно мне, я исключение?! — Ярослава вконец обиделась и расстроилась, услышав в речи Лешинского намек на свою никчемность. — В том, что не смогла выбраться из той ямы, что ты выкопал мне? Что как дура, купилась на твою интеллигентность и мысли не допустила, что дело может повернуться черт знает каким образом?! Откуда мне было знать, что где-то в заоблачной дали финансов скучают пересытившиеся жизнью ско... коты! Которым плевать на все, кроме собственной прихоти! Что они развлекаются, в то время когда люди всерьез живут!

— Что тебя завело? — не мог понять: все же было прекрасно и вдруг на ровном месте возникла ссора. К чему, зачем? На девушку посмотрел и озадачился еще больше — судя по всему, она сама не понимала причины или прятала ее от себя. — Решила на жизнь пожаловаться?

— Что?! — у нее слов не осталось. Как с ним вообще разговаривать?

— Ярослава, девяносто девять и девять десятых женской половины населения, окажись на твоем месте, не сетовала бы. Она бы яро принялась опустошать бутики и млеть в постели, ублажая меня, как падишаха. Она бы, эта львиная доля женского пола, постаралась за минимум взять максимум. А если бы и жаловалась, то на отсутствие ста рук, чтобы больше схватить, и бесконечности грузовиков, чтобы увезти. Они бы не закрывались в особняке, наоборот, приняли бы активное участие во всевозможных раутах и тусовках, проехали бы по всем "городам и весям" хватая все что возможно и невозможно.

— Не правда! Ни одна уважающая себя женщина, ни один человек, не стал бы терпеть положение игрушки, рабы! Не променял бы свободу и уважение к себе на какие-то шмотки и развлекушки! ...

— Ты считаешь себя рабыней? — удивился мужчина. Странно, ему не приходило подобное в голову, и вдвойне странно, каким замысловатым образом сделал кульбит поток ее сознания, чтобы привести к подобному выводу.

— Разве нет?! Разве я не рабыня? Только не говори "ничего подобного", "добровольная основа", "найм", "контракт", "работа"! Чушь! Если мне не нравится работа, я могу уйти, если выдвигаются неприемлемые для меня условия, я просто не устраиваюсь на работу! Ты же принудил и связал по рукам и ногам! И мне приходится терпеть твою золотую клетку, твое хамское отношение, еще более хамское отношение твоих дружков! Жить в грязи, в которой вы барахтаетесь добровольно! Да какая плата, какие тусовки, шмотки?! Что может окупить или загладить чувство гадливости к себе, к вам?! Ну, снесу я и вынесу один бутик, два, и что?! Мне новая тряпка душу согреет, уважение к себе вернет, успокоит, поможет?!

Алекс все же решил выпить. Жестом показал мальчику из обслуги, что ему надо и получил.

— Почему же терпишь? — спросил тихо, глотнув вина.

— Ты знаешь, — буркнула отвернувшись. — Кстати, ты обещал помочь Инне.

— Не обещал.

Ярослава вскинулась, в глазах блеснули слезы обиды и отчаянья, но спорить, убеждать, умолять Алекса, было бесполезна, она видела это по его отрешенному лицу, пустому, нормальному для него, замороженному взгляду.

Все-таки она удивительная "никчемуха" — ничего не может. Даже слов убедительных подобрать и то не в состоянии!

— У меня такое чувство, что я бьюсь о глухую стену, бьюсь в кровь. Но стена как стояла так и стоит, ей нет дела до моих усилий, ран, — прошептала сникая.

Странные, резкие перепады настроения, — отметил Алекс и приписал их ее состоянию.

— Выпьешь? — мягко спросил.

— Что? — нет, он точно издевается над ней! Хоть говори, хоть кричи — он будто не слышит!

— Легкое десертное вино, беременным можно.

— "Беременным"? — смерила его взглядом. — А если я действительно беременна, что будет?

— Будем рожать, — и хоть бы ресница дрогнула, что-то человеческое во взгляде мелькнуло. Ничего! Спокойствие и отстраненность сытого и довольного жизнью удава.

— Ты?

— Вместе. Давняя практика. Я не хочу чтобы мой ребенок, придя в этот мир, попал неизвестно в какие руки. Я приму его сам, мои руки он почувствует первыми, — Алекс не скрыл довольства. Он уже не только свыкся с мыслью о будущем отцовстве, но и находил эту роль весьма привлекательной. Странное, но очень славное ощущение будила в нем мысль, что Ярослава носит его ребенка, что он будет отцом, что на свет появится его копия, будет бегать по особняку, круша элитный интерьер, доставая нянек и охрану. Заманчиво. Проверка девушки прошла на "ура", а он давно подумывал сменить статус и вот, все как нельзя лучше устроилось — он получит все и сразу. За это можно потерпеть любые капризы и немотивированные всплески раздражения будущей матери. — Я буду о нем заботиться. Наверняка этот очень приятно. Ты сделаешь мне замечательный подарок.

Ярослава прикрыла ладонью глаза: о чем и с кем она говорит? И почему, черт всех возьми, она настолько ненавидит Алекс сейчас, насколько любила пару часов назад. Когда она была безумна — тогда или сейчас? Когда он был настоящим?

Что с этим делать? Неужели у нее не получится изменить его? Закостеневший, заматеревший то ли нелюдь, то ли монстр, человеком уже не станет?

— Когда ты был настоящим: час назад или сейчас? — спросила, еле сдерживая слезы отчаянья.

— Ярослава, перестань искать того, чего нет. Я такой, какой есть, ты такая, какая есть. И это прекрасно. Ничего не надо искать или менять. Мы подходим друг другу идеально.

— Ты делаешь мне предложение?

Алекс чуть не подавился вином. Что к чему и откуда? В каком слове она услышала намек на предложение руки и сердца? Отчего женщины навязчиво преследуют одну цель: окольцевать и испортить всю прелесть отношений? Что за прихоть? Почему обязательно в отношения нужно вмешивать государство или церковь?

— У меня есть невеста, — решил поставить точку на этой теме раз и навсегда.

— Да? — удивилась девушка. — Где же она прячется?

— Живет в Бельгии, зовут Барбара.

— Все?

— А что нужно еще?

— Но она твоя невеста.

— Невеста. Мы помолвлены лет семь. Но не спешим к финалу. Нас вполне устраивает статус жениха и невесты.

— "Устраивает", — повторила девушка, как эхо. — Невеста тоже устраивает?

— Естественно: меня, семью, общество.

— А ты ее, да?

— Да. Она из очень хорошей семьи с глубокими аристократическими корнями, крепкими связями в европейских домах. Однако ее род несколько обнищал. Я обеспечиваю ей существование на должном ее статусу уровне.

— То есть, ты ей деньги, она тебе связи, герб и выход в высшее общество. Бесплатный пиар по всем "скворечникам".

Алекс улыбнулся и отсалютовал бокалом вина: умница.

— И хорошо трещит?

— Без умолку, — заверил.

— Отрабатывает или боится лишиться "ренты"?

Мужчина неопределенно повел плечами: нормальный договор сторон о взаимовыгодном сотрудничестве.

— Какая она? Ну, внешне?

— Шатенка, — после полуминутного раздумья ответил Алекс. Ярослава еле сдержала фырчание.

— Давненько же ты ее видел, поистерся образ "любимой", — заметила ядовито.

— Года три назад в Лондоне.

— А после не судьба? В Лондон не задувало?

— Почему? Я часть бываю в Англии, она тоже. Но как-то не пересекались, у каждого свои дела.

— Какие "теплые", редкостно "близкие" отношения, — усмехнулась девушка. — Эталон пылкости и любви! Завидую! Ты со мной, другими женщинами, она тоже, наверное, не томится в одиночестве. Видитесь раз в три года.

— К чему клонишь? Мы взрослые люди, Ярослава, и в отличие от тебя, с иллюзией дружим по мере надобности, а не идем с ней по жизни рука об руку. Пока наши отношения нас устраивают, а не обременяют. Зачем что-то менять? Хлопоты, суета. Абсолютно ненужное.

— Здорово! — девушку распирало от желчи. — Расчетливо, тонко. Ерунда, что вы чужие друг другу, что плевать вам кто как живет и чем дышит. "Суета, абсолютно ненужное".

— Лишнее.

— Ага. Как на счет ребенка? Ничего что он в столь тонкий расклад не лезет? Или наоборот, очень даже?

— Зачем ей знать? — Алекс искренне недоумевал.

— Тебе тоже незачем? Или ты уверен, что не носишь рогов и свита "незаконнорожденных" не бегает по Бельгии, скрываясь от женишка матери?

— Барбара воспитана иначе, чем ты. Она пуританка, ревностная католичка. Курирует детский приют, помогает падшим женщинам, — улыбнулся. — "Падшие"...

— Как я.

— Н-да? — улыбнулся еще шире. — Нет. Ты обеспечена и будешь обеспеченной. Твой ребенок будет иметь отца и мать. Я не собираюсь от него отказываться. Он будет воспитан как мой сын, будет носить мою фамилию и иметь все права Лешинского. У них же другое положение.

— Подожди, она не монастырям Марии Магдалины помогает? — насторожилась девушка.

— Да. Слышала? Ты меня удивляешь.

— А ты меня нет, как и твоя "святоша". Сам-то знаешь, что в этих монастырях твориться? Рабыни на постоянной основе трудятся на благо церкви, искупая "грех" любви. Концлагерь современности. Класс! Показательно. А ты и твоя Барбара стоите друг друга. Плевать на все: главное провести акцию и поднять или поддержать свой имидж! Браво!

Алекс задумчиво оглядел ее: что за странные мыслительные процессы происходят в ее голове?

— Напомни, на каком языке мы с тобой говорим?

— На русском! Но я на человеческом, а ты инопланетном! Знаешь, а мне жаль тебя, — качнулась к нему. — Искренне жаль. Вы такие богатые, сытые, всем и вся довольные. Все у вас рассчитано и просчитано, ясно, четко. Все есть, а чего нет — купите, даже милосердие в чужих глазах. Только вот здесь, — показала на сердце. — У вас ничего нет. Вы не богачи — вы банкроты, нищие душой и сердцем. И не живете — существуете, от этого и скучаете. Мает вас не безделье и сытость — отсутствие души, тех важных составных, без которых ей невозможно проявить себя. Именно их вы ищите, как вчерашнюю потерю, а не приключений. Живете суррогатом чужих эмоций и впечатлений, создаете видимость жизни, а сами ни живы, ни мертвы. Зомби.

В этот момент она четко для себя решила — не будет она рожать.

— Впечатляет, — заверил Лешинский, с удовольствием разглядывая Суздалеву. Хороша. — Очень сексуально изложена концепция конфликта общества, — поставил бокал на столик и потянул девушку к себе. — Давай его примерим? — прошептал, пробираясь рукой под кофточку.

— Дурак что ли? — вырвалось само, когда Ярослава поняла, чего он хочет. — У тебя в голове кроме секса какие-нибудь мысли еще возникают?

— Нет. Когда тебя вижу, — признался честно, расстегнул ей брюки.

— Маньяк! — отпрянула.

— "Ага", — придержал ее мужчина, возвращая себе. — Когда-нибудь имела секс в самолете?

Ярослава покраснела и размечталась сбежать, видя, что Алекс расстегивает свои брюки.

— Нет, не имела. Зря. Незабываемое ощущение.

— Да оставь ты меня в покое! — вырвалась все же девушка, плюхнулась на свое место, спешно приводя себя в порядок. Мужчина рассмеялся.

— Что смешного?!

— Подумалось, что все-таки есть одна тема, в которой мы находим понимание — секс. Не мало.

— Считаешь это главным?

— Не маловажным. Над нами превалируют инстинкты, а секс это инстинкт. Центр удовольствия, — постукал себе пальчиком между бровями. — Комфорт, сытость, тепло, секс — все, что нужно человеку. Главные нити, за которые дергают умелые кукловоды. А когда человек устал от спокойствия и размеренности, устрой ему накал страстей, взрыв эмоций — он навеки станет твоим, — засмеялся.

— Именно эту систему вы и используете?

— Естественно. Все просто. Все что связано с инстинктами держит человека на крючке.

— Зверя. Человеку нужно больше — душевный комфорт, а его просто так не обеспечить. Для этого мало купить машину, круче, чем у друга, трахнуть длинноногую манекенщицу и съесть огромный чизбургер.

Алекс задумчиво оглядел девушку: юный философ. Трогательно...

Но ведь права!

Кому-кому, а Лешинскому во всей красе и всех нюансах был известен комфорт с детства, но разве он устраивал его? Сколько раз он испытывал большее удовольствие и внутренний комфорт от диссонанса чувств, когда вместо обеда в ресторане, покупал на какой-нибудь остановке в убогом ларьке сосиску в тесте. Жуть — только посмотри. Но как вкусно!

А девицы его круга, в совершенстве владеющие искусством обольщения, знающие толк в чувственных удовольствиях. Такая за минуту способна довести до экстаза... но не его, знающего что скрывается за томными взглядами и сексуальными манерами, за мастерством обольщения и совращения, что выдается "нагора" — фальшь и выгода. Искусственность манер, искусственность слов, взглядов. Эти дадут минимум, возьмут максимум.

Ярослава другая. Такие как она неискушенны и искренни, и тем, более соблазнительны, чем самые томные и разукрашенные элитной краской дивы. Они не выучены манером сытых львиц, не знают как сесть, встать, посмотреть, чтобы только от этого снесло голову. Но как они неповторимо притягательны в своей неумелости, граничащей с невинностью.

Алекс не заметил, как стал улыбаться, понимая, какое сокровище он смог приобрести.

— Опять что-то смешное сказала? — прищурилась девушка.

— Нет, — очнулся мужчина. — А что ты сказала?

— Ты не слушал?

— Нет, я любовался тобой. Ты мне очень нравишься, — признался, обескураживая Ярославу. Она в который раз потерялась, не зная, что сказать в ответ, как реагировать на внезапные перемены.

Решила перевести разговор в другое русло:

— Как на счет Инны?

— Опять? Бог мой, мне нужно выдать приз за терпение! Скажи, пожалуйста, почему я должен тратить силы и средства на незнакомого мне человека? Занимать свое время совершенно впустую?

— Не впустую. Ей нужно помочь и должен это сделать, потому что человек.

— Спасибо! — усмехнулся Алекс, возвращаясь к вину. — Только что я был инопланетянином и маньяком. Как быстро я расту в твоих глазах! Или наоборот, опускаюсь?

— Пожалуйста, Алекс, сделай это, — снизошла до мольбы девушка. — Ты же обещал.