Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Продолжай. Ты очень сексуальна, когда умоляешь.
Опять и снова! Просто помешанный!
— Какая нормальная сможет тебя полюбить? — качнула головой, пробубнив себе под нос. Но мужчина услышал, прищурился:
— Женщины... Любовь, замужество. А между тем и этим что-нибудь еще наблюдается? Ах, да — бутики, салоны красоты, феерическое порхание с одного пестика на другой в поисках своего пристанища. Удобного, остальное частности.
— Не обобщай.
— Скажешь — не прав?
— Кроме удобства нужен еще...
— "Душевный комфорт!" Я угадал?
Ярослава поджала губы, вздохнув. Она чувствовала себя добычей аллигатора, который смакуя, пробует ее на зуб. Кошмарное ощущение. Но как выбраться из пасти хищника?
— Запомни девочка — есть деньги и связи, это все что нужно человеку по настоящему, все к чему стремится каждый и что хочет получить в итоге всех своих метаний и стремлений.
— Уверен?
— Абсолютно. Только эти "два кита" обеспечат тебя всем, что ты захочешь. Согласись, сложно ощущать "душевный комфорт" нищенствуя.
— Знаешь, — протянула подумав. — А я бы, пожалуй, выбрала нищенство, но свободу и независимость, чем богатство, обеспеченность и зависимость. Я бы человеком себя чувствовала.
— Человечком червячком.
— Да нет, — в упор посмотрела на него.
Ее прямые взгляды иногда бросали его в дрожь, пробирая до клеток костного мозга необъяснимой тревогой, глубинной, страшной, сходной с ощущением надвигающейся на твоих глазах лавиной, которая миг и накроет, а ты за этот миг должен решить для себя то, что откладывал много лет, понять, что не успел понять за всю жизнь, вкусить, что еще не вкусил, и свыкнуться, смириться с мыслью, что все уже закончилось лично для тебя.
Алекс отставил вино — не шло, хоть ты что делай.
— Я, конечно, понимаю, что мне тебя не убедить, не переубедить. Кто я и кто ты? Ты старше почти вдвое, опытнее, зубастее, считаешь себя не просто умным — мудрым, все видящим, все знающим. Понятно, что я по сравнению с тобой никто и никак: опыта — пшик, словарный запас, так чтобы каждое слово в точку — увы и ах, уверенности во многих вопросах тоже нет, как и знаний, которыми можно было бы блеснуть. Но знаешь, я не жалею. У каждого человека свой опыт, сказать большой он или маленький, все равно что математическими формулами доказать существование Бога. Этот опыт индивидуален, он и создает нам личное мнение. Я за эти месяцы не то что повзрослела, а кажется, постарела. Правильно та гадалка сказала: что не видела — увидишь, что не знала — узнаешь, что не принимала — примешь. Мир перевернулся. Ты его перевернул, и вроде надо тебя ненавидеть, а я все чаще испытываю благодарность и жалость к тебе. Странно, да? Ты думаешь, что защищен, прикрыт своими деньгами, связями, думаешь нужен, важен. Но лиши тебя твоих китов — что останется, кто? Ты стремишься к иллюзии, за которой пропасть одиночества, морозная и страшная, а мне пеняешь, что я идеалистка, верю фальшивым лозунгам, стремлюсь к нереальному. Это не так. Ты помог мне это понять. Жизнь непредсказуема и порой так неожиданно круто меняет все, что невозможно угадать, что будет в следующую минуту. Сегодня ты значим, но где гарантия, что завтра это останется? А если нет, что тогда с тобой будет, что тебе останется, кто поддержит, поможет. В такие минуты меньше всего нужен финансовый капитал, он не врачует душевные раны, не возвращает веру и не помогает устоять. Я, как все мечтала быть обеспеченной, даже представляла себя боссом какой-нибудь фирмы, имеющей все, что захочу. Красивая шмотка — пожалуйста, машина, квартира... Стандарт. Только вот подумалось некстати, а что дальше? Ну, будет у меня машина, будет квартира, денег — море. Куплю я себе платье как у кинозвезды, ну, увешаюсь ювелирными раритетами. И что? Что дальше? Предел мечтаний? И всю жизнь за этим в погоне? Моя мечта отчего-то сразу поблекла от этих мыслей, потеряла привлекательность. А потом ты, как точку поставил. Смотрю на тебя, на то как ты и твой круг живет и не понимаю, зачем так жить, ради чего и к чему? Спасибо. Честное слово, спасибо тебе. Теперь я точно знаю, как не хочу и не буду жить. Можешь смеяться — я не возьму твоих денег, уеду в Якутск и буду учить детей тем "ненужным" вечным ценностям, что помогут им остаться людьми, а не стать, как вы — инопланетянами на родной планете. Научу их, как смогу не путать любовь с похотью, гордыню с гордостью, уважение с раболепствием, честь с выпендрежничеством. Я научу их теплу. Да, обычному человеческому теплу, без которого они могут замерзнуть и потерять человеческие лица. У вас ведь их нет — только маски на все случаи жизни. Ты, наверное сам не знаешь, а может не помнишь, какой ты настоящий.
— Прозябание на конце света? Мечта? Ты решила таким образом искупить свою надуманную вину перед подружкой?
— Нет, это мое желание вне зависимости от Инны и ее судьбы, моих возможностей, что-то изменить. Я хочу этого всей душой. Не понимаешь?
Алекс отвернулся. Ему импонировал альтруизм Ярославы, но вызывал спорные чувства. С одной стороны она была права, но с другой нет. Он мог восхититься ее мнением, желанием, мог расценить как подвиг или порыв святого милосердия. Мог даже преклониться пред вопиющей романтикой идеализма, вот только не верил, потому что знал — ничего бы ее порыв не изменил, никого кроме нее самой по-настоящему не задел.
Он это понимал, она видимо — нет. Он и мысли не мог допустить, что девушка прекрасно понимает, что действительно хочет пойти тропой Дон Кихота и бороться с ветряными мельницами, положить свою жизнь на алтарь погрязшего в эгоизме человечества. Это был ее целенаправленный, твердый выбор.
— Ты мне нравишься, — повторил после длинной паузы в тишине, усиленно глядя в иллюминатор. — С тобой приятно не только в постели. Редкость... Твою мечту не стану разбивать — ее жизнь разобьет. Невозможно изменить систему. Она сложилась исторически.
Ярослава полулегла в кресле, поджав ноги под себя. Она чувствовала себя уставшей и опустошенной то ли от долгого перелета, то ли от разговора. Но прекращать его не хотела, она должна была пробить "стену", не столько для себя, сколько для него. А спроси зачем — не ответила бы.
— В давние века в Ирландии существовало братство фениев, которое охраняло свою Родину от разрушений и сил тьмы. Они сторожили границы миров и помогали в битве против тьмы. Меня, в свое время поразило сходство кодекса их братства с заповедями Христа. Хочешь знать?
— Уволь. Меньше всего мне хочется слушать религиозный бред.
— Это не бред, а исторический факт, относящийся ко тьме веков, задолго до рождения Христа и становления церкви. Так вот заповеди фениев гласили: "фений не должен оскорблять женщин, а жениться может только по любви. Нельзя показывать свою силу в доме мужа, побереги ее для битвы. Не бей собаку, не калечь дурака, потому что он не ведает, что творит. Не торопись ссориться, не ищи изъяна в человеке. Не будь грубым, но и не кланяйся всем подряд. Не угрожай и не клянись зря. Не бросай того, кому обещал защиту. Не говори плохое о других, это не достойно воина. Не пересказывай слухи, это не достойно мужчины. Не торопись искать в других дурное. Будь храбрым и не болтливым. Не мешай простым людям заниматься своим делом, не отказывай никому в куске мяса и хлеба, не скупись. Не береги свои руки, пока не кончится сражение. Не упускай счастья в бою и не скупись на ласку после боя."
— Забавно. К чему ты это?
— Среди фениев был такой друид Оссиан, знатный бард. Как гласит легенда, однажды богиня увела его в страну Вечной Юности. Сколько он пробыл там, он не мог сказать, но захотелось вернуться ему домой. Богиня сказала, что мир уже изменился, ему не стоит возвращаться, но Оссиан не послушал. В общем, вернувшись, он стал старцем. Суть не в том, а в предсказании, что он оставил после себя, печальном предсказании. "Всякий восстанет на ближнего и предаст брат брата, всякий поднимет руку на друга, так что не будет меж ними ни клятвы, ни чести, ни духа. Музыка достанется простонародью и будет извращена. Любовь спутают с похотью. Скупость, негостеприимство и нужда завладеют людьми, померкнут их песни. Исчезнет тропа каждого, установится одна дорога для всех. Люди станут служить людям, а не Богам. Явится много ужасных болезней. Зима зеленая, лето мрачное, осень без урожая, весна без цветов". Ничего не напоминает?
— Допустим. К чему клонишь?
— Подумай, пойди от противного. Если ты считаешь сложившееся историческим и непоправимым фактом, необходимостью, то как объяснишь, что раньше, жили иначе. Не лгали, не убивали за кусок, не кляли, не крали. И весна была похожа на весну, а человек на человека.
— Легенды — сказки.
— В это очень удобно верить и оправдывать себя. Но исторический факт говорит за себя — мы были другими и мир был другой. У нас спутались понятия, мы спутали норму с не нормой, ложь с правдой и мерим однотипными категориями каждого и каждое. Это не правильно. Мы разные и каждый в отдельности неплох, просто нас согнали как баранов на одну дорогу, дали один на всех флаг и лозунг, показали одно направление и словно шоры на глаза надели. Но ведь из каждого правила есть исключение.
— А есть исключение правил...
— Что мешает людям вернуться к истокам и вспомнить кто они?
— Гипотетический вопрос. Не находишь?
Ярослава взяла подушечку, устроила на ней голову и вздохнула:
— Может быть... может быть...
— Поспи, моя очаровательная идеалистка, — улыбнулся Алекс, глядя на сонную девушку. Утомилась. Странно... А впрочем, что странного? Перелет, беременность, нервы.
Лешинский отвернулся к иллюминатору и допил, наконец, вино.
Глава 21
Расмус злился, не находя себе места. Избил охранника, в пух и прах разругался с родней и друзьями, но все равно не мог успокоиться. Ему нужно было вымести на ком-то свою злость более изощренным методом, унизить, растоптать и насладиться зрелищем попранного. Только так он мог бы вновь почувствовать себя состоятельным, важным. И он решил пойти дорогой Лешего, по странному стечению обстоятельств выбрав институт в котором некогда училась Ярослава. Взгляд его привлекла высокая зеленоглазая студентка. Но зачем светиться самому, множить компромат? Хватит ему Хелен. Ведь благодаря этой продажной сучке он на крючке Лешего и не может воздать должное его дикой шлюшке, которая должна была принадлежать ему! Ну, ничего, ничего, баб на свете много.
— Видишь эту? — кивнул на нее своему подручному, Юрию Мехлесу.
— Ну, — пытливо глянул тот в окно машины.
— Окрути.
— Зачем?
— Затем, что я хочу чтобы она без ума вляпалась в тебя. И хочу это видеть. А потом привезешь ко мне, тихо привезешь.
— Распишем на двоих? — смекнул.
— Распишем, — заверил. — Для начала.
Мехлес ухмыльнулся:
— Понял, шеф, — и вылез из машины.
— Камеру включи! — приказал Расмус. — Вечером с докладом явишься!
— Ой, не знаю, — хохотнул, игриво поведя плечами, и пошел вразвалочку да девушкой.
Теперь она точно знала, какой он — рай.
Нет, Ярослава, конечно представляла что будет шикарно, по всем правилам расцвета капитализма, но до такой степени, как случилось увидеть на яву, полет ее фантазии не простирался. Здесь все было продумано и устроено для максимально комфортного отдых. Домики — люкс, природа — сказка, обслуживание персонала — заоблачная мечта. Казалось сама жизнь здесь легкая, волшебная, блестящая, как снег вокруг.
Дебют Ярославы на лыжах, больше был похож на выход космонавта в открытый космос. Алекс купил все необходимое в магазине, помог девушке облачиться в комбинезон, проверил крепления на ее лыжах и потащил к спуску. Идти на лыжах она еще могла, нелепо переставляя ноги и рискуя свалиться, но спуститься с горы... Было страшно.
— Пошли.
— Не-не-не, — отпрянула и проследила взглядом за удалым полетом других лыжников, что слетали вниз, как метеоры, что подпрыгивали и выделывали кульбиты на пригорках. У Ярославы сердце от их "номеров" замирало. Хотелось как другие, так же лихо уйти вниз, в бесконечность спуска, показать класс и ощутить полет, но девушка была уверена, что полетит она не так изящно как мастера и спустится вниз не стоя, а сидя.
— Понятно, — засмеялся Алекс, глядя на нее. Страх и зависть во взглядах на лыжников, мчащихся вниз, многое ему сказали. — Первый раз? Прекрасно, — схватил ее и силой поставил на лыжню, обнял и рванул вниз.
— Нет!! ... Аааа...
У Ярославы сердце остановилось, замерзло от страха на ходу. Полет на "харлее" по улицам с Гришей показался ерундой.
— Первый спуск, как первая любовь, — сообщил Алекс девушке, с разворотом тормознув внизу. — Понравилось?
Ярослава плечами пожала, глядя вверх — больше боялась, спуск-то плевым оказался. И на мужчину покосилась:
— Еще раз?
— Вперед!
— Чур, я сама, — решилась. И, правда, почему нет? Чем она хуже детворы, что смело слетает вниз без сопровождающих?
— Главное ноги не выпрямляй, не напрягайся. На лыжах, как на велосипеде — нужно научиться держать равновесие и координировать свои движения.
— Ага, — тупо кивала девушка и забыла все наставления, ринувшись с горки. Без Алекса ноги разъезжались в разные стороны, тело клонило и заносило, сердце сжимало от страха. Но было в происходящем что-то азартное, что нравилось вопреки логике. Боясь упасть, девушка присела на корточки, так и остановилась внизу.
— Еще раз, — объявила, подъехавшему Лешему и тот засмеялся.
— Иного не ожидал.
Их обогнал лихой юный гонщик и Ярослава с завистью проводила его взглядом — даже дети не боятся! Она не хуже!
— Это "детская" трасса, для начинающих. Освоишь ее, остальные легко пройдешь, — пояснил Алекс.
— Освою, — заверила его и себя и двинулась вверх.
— Ты входишь во вкус. Понравилось?
— Здорово! — улыбнулась. Глаза задорно блестели.
Она решила покорить свой страх, покорить эти горы и покорила. Оказалось, что она всего лишь боится упасть на такой скорости и переломать себе ноги. Но ничего подобного к счастью не случилось, хоть она и упала, не устояв. Вспахала грудью снег и остановилась у лыж Алекса.
Мужчина из всех сил сдерживал смех, но, встретив ее насмешливый и недоуменный взгляд снизу вверх, не сдержался, рассмеялся. Ярослава фыркнула в ответ и... сделала подсечку насмешнику — в снегу оказались оба. И долго барахтались не давая друг другу встать, смеялись, дурачились, пока два юных лыжника не встали над ними, не принялись с любопытством изучать их маневры.
В тот день Ярослава не переставая улыбалась, даже когда спать легла, даже когда заснула. Леший долго рассматривал улыбающуюся спящую девушку и сам невольно улыбался. На душе было настолько тепло, что он понятия не имел, как жил без этого чувства раньше и мыслить не хотел, как жить без него дальше.
Через три дня, когда девушка освоилась на лыжах, перестала заваливаться на бок чуть что, приседать и научилась координировать движения, они с Алексом поднялись на фуникулере на другую трассу.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |