Игры олигархов

— Короче, девочки, дело, правда, нечисто. Сдается мне, что проблемы нам кто-то нарисовал и досталось больше всех... — вспомнив Ларису, поморщилась. — Исключая отсутствующих — Славке. Факты: идет с Лысовой — ту крадут и ату. Начинается заваруха — личный фронт летит — раз, здоровье — два — Димка ей по голове двинул, сволочь, три — с деньгами — капец. Теперь нас складываем. Я — норма. Правда есть паранойя — шугаюсь теней, от дорог держусь на километровом расстоянии. В принципе понятно, после случая с Ларисой вообще маскировке под Гульчату научишься.

— У меня все нормально, — пожала плечами Люба.

— И у меня, — буркнула Марина. — Потому что я от Ярославы держусь далеко.

— Креза у тебя...

— Инстинкт самосохранения. Ты с ней — жди, прилетит что-нибудь — мало не покажется. Где два — там три будет, старая мудрая народная примета, — процедила и встала, ушла не оглянувшись. Люба помялась и, извиняясь, смущаясь, за ней двинулась. Оставшиеся сникли, задумались.

— Конец дружбы, — расстроилась Света. — А я надеялась, что они за ум возьмутся, что люди.

— Свет, ты бы правда, держалась от меня подальше?

Девушка глянула на нее, как огрела:

— Закрыли тему, я не Маринка. Ты главное потерпи, придумаю что-нибудь.

— Да мне-то? Я здесь, а Инна где? Про Ларису молчу.

— Ну, чего в упадничество опять ударилась? Выше нос, сказала. Не в лесу живем — люди кругом — образуется, придумается, наладится. Держись, не кисни.

В ее голосе и глазах было столько веры, что Ярослава невольно почувствовала стыд за свое настроение, за то, что сдается, поплыла куда беда да тоска погнала. Разобраться — Ларисе куда хуже, Инне — неизвестно как, но всяко хуже, и не ей, "некчемухе" Суздалевой умирать тут.

К концу последней пары Света видно что-то придумала — залезла под парту, начала звонить, потом засияла, как солнечный зайчик в зеркале.

— После занятий идем в одно место, — сообщила шепотом.

— Куда?

— Здесь недалеко — узнаешь.

Ярослава испугалась. Не за себя — за нее.

— Не пойду. Девчонок бери — вчетвером — пойду, только с тобой — нет.

— Ты чего испугалась?

— Не угляжу я.

— Чего?

— Не знаю чего и знать не хочу.

Гнездевич пофырчала и притихла, а после пары Любу перехватила, шепнула пару слов, с презрением глянув на Васнецову. Тимофеева помялась и закивала.

Свет подхватила ее и Ярославу под руки и вытащила на улицу, обойдя Марину.

— Нам прямо! — указала путь ладошкой. Кончик пальцев уперся в "ауди" на обочине, рядом с которой стоял Леший. У Ярославы лицо вспыхнуло — он издевается над ней или идиот?!

— Не пойду прямо, — уперлась.

— Почему?

— Потому что там Алекс.

Девушки дружно уставились на мужчину.

— Ничего, между прочим.

— Зря ты от него бегаешь.

— Из-за него я Гришу потеряла.

— Не факт.

— Этого приобрела. Мужичек весьма: одет, как с картинки, машина. Чего шугаешься?

Подумать — не объяснить, отчего злость у нее на Алекса, а бурлит и все.

— Пошли. Я ему "здравствуй и прощай" скажу и разойдемся.

— Сломать не проблема, проблема построить. Подумай, — посоветовала Света. — Он пригодиться может.

— Чем?

— Взрослый дядя, значит, жизнь повидал и совет, элементарно, дать может. Плюс поддержка и защита.

— Лучше пусть он ничего не дает. И самого его не будет, — буркнула девушка, спускаясь по ступеням.

Александр смотрел на симпатичных, по-своему красивых девушек и невольно сравнивал их с Ярославой — они проиграли. Он заметил, что сколько не встречал красавиц даже элитных кровей, породистых как кобылки Орловского конезавода, они все казались на одно лицо, с одним макияжем, одними и теми же манерами, запросами, формой одежды, пусть и стильные, пусть яркие, но тем больше похожие на бабочек-однодневок, не на женщин, с которыми хочется провести больше чем одну ночь, сказать больше, чем избитый комплимент, дежурный, как улыбка на лице.

В этой девушке и женщине одновременно сошлись все противоречия мира: лед и пламень, свет и тень, искусительница и монашка, сила и слабость, опытность и неискушенность. Она даже шла как Венера из пены морской, но смотрела как французская революционерка с баррикад.

Он смотрел на нее во все глаза и понимал — только эта женщина утолит его жажду жизни, только она сможет спасти его от разъедающей скуки и желаний, что мутят его кровь и разум.

— Ничего себе у него взгляд — как спичка, — шепнула Света Ярославе. — По-моему он без ума от тебя.

— Не говори ерунды.

— А я бы не устояла, — вздохнула Люба.

— Здравствуйте, — встретил их приветливой улыбкой Алекс.

— Здравствуйте.

— Это Света, Люба, — представила подруг Ярослава. Мужчина кивал, улыбался, а сам с прищуром поглядывал на девушку, пряча желание за завесу ресниц. Оно рвалось и он это понимал. Будь Ярослава опытней — сочла бы без труда и могла сыграть уже на струнах натуры Лешего. Опытней или внимательней — или заинтересованной в нем. Но ей было все равно, она явно спешила стереть его из памяти и внешнего мира, избавиться как от мешающей соринки в глазу.

"Приятно", что тут говорить?

Он был разочарован, ожидая другого отношения, но сдаваться не собирался. Есть много способов приручить животное, обуздать дикого мустанга и покорить женщину. Кто-то удовлетворяется звездой с неба, а кто-то синицей в руках. Главное понять чего хочет желаемый человек, но тут Алекс "проседал". Он понял, как подавить, как подчинить девушку, но так и не понял, чего ей надо, что она ждет от жизни, хочет лично для себя. Его внутренний мир остался для него столь же загадочным, как улыбка Джоконды для десятка поколений и половины человечества.

Может, поэтому и манил все сильнее и яростнее?

— Вы куда-то собрались? Подвезти? — безошибочно определив "заводилу" в тройке и ее намерения, предложил Свете свою помощь.

— Не трудно вам?

— Абсолютно, — заверил, распахивая дверцу на заднее сиденье перед ней. Ярослава кинула на подругу недовольный взгляд и хотела залезть следом, но Алекс придержал ее будто невзначай, убрав с волос несуществующую соринку.

Волосы девушки оказались легкими, прохладными и нежными как шелк. И он дал себе слово, что очень скоро насладиться ими, как и ее телом. Цена его уже просто не интересовала — есть вещи, у которых нет цены и сколько не заплати — мало.

Ярослава видно была из этой категории. А он не против.

— Что-то запуталось, — улыбнулся в ответ на сердитый взгляд, в котором неприязнь соседствовала с беспомощностью и смущением, подхватил под локоть и помог сесть на переднее сиденье. Сел сам. — Куда едем?

— Ломоносова семнадцать.

— Хорошо, — машина влилась в поток транспорта. — Можно полюбопытствовать, что влечет очаровательных девушек по этому адресу?

— Дела скорбные, девичьи. Недолгие.

— Я подожду, — заверил, опять угадав желание Светы, что было нетрудно — оно просачивались через взгляды, слова и интонации, не оставляя сомнений.

— Спасибо, — улыбнулась кокетливо и он рассмеялся мысленно, предугадав следующий вопрос.

— И отвезу домой.

— Даже так?

— Неужели вы подумали, что я брошу вас на полдороги?

— Нет.

Света кокетничала, Люба таращилась на него как на древний и очень ценный экспонат, и только Ярослава даже не смотрела в его сторону и всю дорогу молчала. Но это его не смущало — ей не зачем было говорить, достаточно того, что она сидит рядом — только руку протяни, положи ладонь на колено, заявляя — моя. Она будет его. Будет здесь, в машине, в спальне и кабинете, на корте — везде, где он захочет.

Подуется — перестанет и все пойдет, как по маслу.

Как он хочет.

Девушки вылезли из машины и посмотрели на старинный фасад жилого дома.

— Пошли, — подтолкнула их Света и зашептала Ярославе на ухо. — Классный дядечка, чего ты нос воротишь? Не жмот, умный, само обаяние. Чего ты такое сокровище отталкиваешь?

Как объяснить подруге, если и себе не можешь? Права Света — все при Алексе, а вот не лежит душа и все. Тот поцелуй, что с Гришей ее развел, как забор меж ними встал, и она там, где парень, сутулясь, уходит от нее, а Алекс далеко за спиной, за забором, пропастью из жутких событий, что перекрутили душу в жгут.

— Мы куда идем? — перевела разговор на другую тему.

— Сейчас узнаешь, — Света остановилась у квартиры на втором этаже и нажала звонок.

Дверь распахнулась, запуская девушек внутрь, в хранилище изысканных вещей и антиквариата, витражных дверей и бархатных портьер. Высокая женщина с острыми чертами лица оглядела посетительниц и жестом пригласила их в комнату, за круглый стол, посередине которого стоял большой хрустальный шар. По стенам были развешаны какие-то знаки в рамочках, дипломы, канапе и венские стулья закинуты драпировкой с иероглифами.

Гадалка — поняла Ярослава, ожидая, что сейчас появится колода карт.

Нет, женщина сложила руки на столе и еще раз оглядела девушек:

— Ну-с, я вас слушаю, — сказала сухо.

— Мы погадать хотим. Цену знаем, — заверила Света. — Понимаете, у нас пропадают подруги и мы хотим ... боимся, — призналась. — Не знаем, что думать.

Женщина усмехнулась и встала. Вышла на минуту и вернулась с картами.

— Будем узнавать про подруг, про вас или про причину и следствие?

— Ааа... все будем узнавать.

— Да, — подтвердила явно заинтригованная Люба.

— У меня денег нет, — честно предупредила Ярослава. — Я пойду.

— Сиди, — одернула ее Света. — У меня есть, я заплачу, — заискивающе улыбнулась женщине, но та смотрела на Суздалеву, а не на нее, и будто увидела что-то, но промолчала.

Перетасовала колоду и разложила.

— А вас больше, подруг-то. Вот еще одна, змея. Вот другая — светленькая, а черному достанется. Далеко она уже.

— Инна.

— Карты имя не пишут, — зыркнула на Любу женщина и давай дальше смотреть. — Не вернется она.

— Как? Убьют? — ахнула Люба.

— Зачем? — опешила женщина. — Как же убитая тебе дитя родит? А он вот он, мальчонка. Ага, вот еще одна из ваших, вот она точно полуживая, беда с ней. Что есть она, что нету, и ничего у нее нету. Любимый был — умер, подруги были — забудут, разбегутся, родители...

— Как умер? — дошло до Ярославы, что женщина про Ларису и Диму говорит.

— Так. Был и нет.

— Не может быть.

— Ну, это вы потом обсуждать будите, — недовольно поджала губы женщина. Света стиснула руку Ярославы: помолчи пока, пожалуйста. Та смолчала, но мысль в голове засела, как нелепая. Не верила она, что Дима умер. Когда бы успел? Как, почему? Не мог. Значит и остальное, что гадалка говорит — туфта.

— А, вот! Ну, что? — спросила гадалка. — Знать хотите, откуда ветер дует? Не скажу, но точно скажу, что закончить все может та, что ближе всех к этой вот, что всего лишилась, стоит. И как оно, чего — от мужчины, что вокруг нее сеть плетет, зависит. Ему поперек не встать — силен очень. Возьмет свое все равно. Неустойчиво все, неопределенно. Тут вам каждой на орехи падает, однако и неявно. Значит, может сбыться, может нет.

Девушки на Суздалеву посмотрели, в обрисованном образе ее и Алекса узнав.

— Ерунда все это, — не стерпела Ярослава их взглядов.

Женщина уставилась на нее:

— Ты вот неверующая, болтаешь много. А скажу я тебе, что года не пройдет, как Бог тебя приберет...

Ярослава отпрянула, побелела.

— ... Но за год этот ты за всю жизнь наживешься. Судьба твоя сбила уже тебя и водой окрестила, да ты того не ведаешь, бьешься еще и что дадено к лучшему — теряешь. А еще скажу, что идешь ты, сама не зная куда, а каждая минуточка твоя, что песочек в часах песочных течет. Каждый шаг твой что-то решить может. Но часа не пройдет, как обратно уже не повернешь. День пройдет — чему цену не знала — узнаешь, неделя пройдет — себя не узнаешь. Цени что дают, глупая, пока возможность есть, успей сделать, что тебе предназначено, а то ведь поздно будет. Пожалеешь.

Ярослава сидела парализованная глубинным страхом и как наяву услышала шум дождя, почувствовала толчок в плечо. Взгляд Алекса, улыбка, запах кофе и ванили, мягкий, глуховатый голос и дождь, дождь за окном кафе...

Леший. Все он! Мефистофель!

Как карты в руках гадалки, мелькнули картинки: Алекс — она — Дима, свет фар. Алекс — Гриша, Алекс — Гриша — она — Инна.

Надо убрать его из своей жизни, вычеркнуть и тогда все будет хорошо. Всем будет хорошо.

Девушка поднялась и, каркнув "до свидания", вышла из квартиры. Пошла вниз с единственным желанием послать Алекс так, чтобы он в принципе дорогу к ней забыл.

Мужчина сидел в машине и изучал фасад здания, приоткрыв дверцу. Увидев Ярославу, улыбнулся, будто не заметил ее винящего взгляда:

— Дела закончены?

— Да. Как и наши с тобой отношения. Никогда больше не появляйся. Никогда!

Леший молча выслушал ее, оценил состояние и лениво вылез из машины, встал рядом.

— Гадость нагадали?

— С чего решил, — вспыхнули удивлением глаза девушки.

— Ясновидящий от психологии. Три девушки едут в Тмутаракань, но благородных кровей — в дом времен примерно Александра третьего. Едут возбужденные, нервничают. Ты угрюмо молчишь, уходишь с ними, возвращаешься одна, но зла, как все трое. Выговариваешь мне, причем без обиняков: "до свидания", сходу, в лоб. Вывод: девушки пошли гадать на суженных, что-то в раскладе выпало не так и не факт что про меня, но ты прониклась, сложил по косвенным, близким к достоверным фактам и ринулась ко мне, чтобы до приход подруг поставить точку. Ты испуганна, неадекватна. Твоим словам грош цена, как вашей гадалке. Хочешь, я погадаю тебе и твоим подругам?

Ярослава задумалась и растерялась. С одной стороны все логично, но Алекс умеет убеждать. С другой стороны, она и до гадалки не хотела, чтобы он появлялся, чтобы напоминал о себе. С третьей... Черт его знает! — зажмурилась, закрыла ладонями глаза: "запуталась, совсем запуталась".

— Ну, иди сюда, — потянул ее к себе мужчина, обнял и склонился к лицу, ближе губами к ее губам. — Тебе не стоит верить всему, что говорят. Информацию о будущем можно считать, но она меняется ежечасно, если не ежесекундно. Потому что мы меняемся, мы обновляем ее. Это как обновление старых компьютерных программ. Когда Гейтс выпустил первый Windows, он был очень ограничен, но следующий стал шире и оперативней, следующий универсальней. И что нельзя было сделать на первой версии, можно легко осуществить на второй. Будущее нельзя поймать за хвост, как нельзя остановить прогресс, но и то и другое можно как строить, так и использовать на свое усмотрение. Мы строим будущее, не гадалки, и они проводники не в наше будущее, а в нашу психику, в подсознание. Стоп кадр — вот что они видят. Оттиск состояния в данный момент, в данном месте и данном настроении, и логическая дорожка, что приводит из него к тому или иному событию. Но состояния меняются, меняется отношение к каким-то вещам, с ними меняются матрицы будущего.