Вскоре после этого, я случайно стал свидетелем ссоры между Мэнди и Рувэном, которая заставила меня взглянуть на них немного по-другому. Подслушивать я их не собирался, но они, видимо, в пылу ссоры, совершенно забыли, что я сплю в том же фургоне, поэтому разговаривали очень громко, отчего я и проснулся. Дело, как я понял было в том, что Рувэн, все-таки воспользовался приглашением Филина, и тот, не только отыграл свои 10 золотых долга, но и еще пару сотен Рувэна в придачу. Слышно было в основном Мэнди, поскольку ее брат был настолько пьян, что мог в свое оправдание только икать.

— Как ты мог? — говорила Мэнди срывающимся голосом. — Мы ведь поклялись маме выкупить цирк, мы ведь почти собрали нужную сумму! А что теперь? 300 таллеров ты отдал своему дружку, а теперь ты и оставшиеся проиграл!

— Не волнуйся, сестренка, — отвечал пьяный в стельку Рувэн, спотыкаясь языком об зубы. — Деньги — они как вода. Ну, подумаешь, проиграл! Еще будут...

После этого я вдруг услышал всхлипы, как будто кто-то тихо плакал, а потом

приближающиеся шаги. Я закрыл глаза, и принялся усиленно храпеть. И так старательно имитировал сон, что сам не заметил, как заснул по-настоящему. На следующее утро все вели себя как обычно, и Мэнди по-прежнему шипела на меня как рассерженная гусыня. Неужели эта фурия плакала вчера, как какая-нибудь кисейная барышня?! При свете дня это казалось невероятным, и я убедил себя, что скорей всего мне это показалось.

Вообще моя жизнь в цирке была настолько насыщена и интересна, что я лишь иногда вспоминал, что мне полагается заниматься поисками дракона. Если же эта мысль и приходила мне а голову, я оправдывался тем, что Ульрих может оказать мне неоценимую помощь, а потому я никак не могу покинуть такого ценного союзника. Но, скорее всего все дело было в том, что впервые в жизни я чувствовал себя свободным — никто не следил за тем, что я ем, и когда молюсь, мне не делали замечаний по поводу моей прически и чистоты моих сапог. Я вставал, когда хотел, ел что было и весь день у меня находились различные интересные занятия, так что я вспоминал, что мне надо бы уехать, только когда моя голова касалась подушки. В следующую минуту я проваливался в сон, а на завтра все повторялось сначала. Дошло до того, что я начал всерьез подумывать, не отправиться ли мне путешествовать вместе с цирком. Я ведь все равно не знаю, где мне искать дракона, а циркачи объездили уже столько стран, почему бы мне и не присоединиться к ним? Так все и продолжалось до той роковой ночи в самый канун Нового года, когда Магнолия отвязалась и я пошел ее искать.

Глава 13.

После всех этих событий я совершенно забыл, что намеревался продать свою кобылу. К тому же, я так обрадовался, когда вновь ее обрел — она была для меня живым напоминанием о доме, что и не вспоминал о ее зловредном характере. Поэтому, когда бледный Норбер появился передо мной с обгрызенным куском веревки и сказал, что это все, что осталось от моей лошади, я испытал настоящее потрясение. Проклиная все на свете, я натянул сапоги, взял на всякий случай шпагу и отправился на поиски.

Надо сказать, что для своей прогулки Магнолия выбрала самую неподходящую ночь, какую только можно себе представить. Мало того, что это была последняя ночь перед карнавалом, в которую всем полагалось поститься и молиться, чтобы простились все грехи, совершенные за год, еще и погода выдалась отвратительная. Весь день шел ливень, превратив двор Толстой башни в какое-то подобие озера. К вечеру дождь, правда, прекратился, зато с реки пришел сырой, пронизывающий до костей туман. В такую погоду хочется сидеть, вытянув ноги у камина, и пить теплый грог, а не шляться по лесу, рискуя каждую минуту выколоть себе глаза о торчащие ветки деревьев. Но Троггова лошадь не оставила мне выбора.

Я взял с собой фонарь, но он почти не помогал, а только оттягивал руку лишней тяжестью. Каждые несколько шагов мне приходилось чуть ли не становиться на четвереньки, чтобы рассмотреть четкие следы от подков на мокрой земле. Я опасался, что дурная кобыла повернет в сторону Ильтерского леса, где ее могут запросто задрать волки, водившиеся там в изобилии, но она, слава Пресвятой деве, направилась в город. В низине туман сгустился настолько, что я чуть было не врезался в межевой камень. Филин, бывший сегодня в карауле, меня даже не заметил, хотя я прошел от него на расстоянии локтя. В другой раз я бы его обязательно разыграл, но сейчас мои мысли занимала только сбежавшая лошадь. Судя по следам, Магнолия отправилась гулять прямиком на Новое кладбище. Если она дойдет до набережной, пиши пропало — там положена брусчатка, на которой следов не остается. И спросить будет не у кого — если какой горожанин и высунет нос из дома, то в таком тумане все равно ничего не разглядеть. Эти мысли заставили меня прибавить шагу, вследствие чего я не заметил корягу, упал, разбил фонарь и расшиб локоть. Хорошо, хоть шпагу не потерял. Проклиная туман, грязь, корягу и "лучшую лошадь Наровина" я продолжил свой путь, стараясь идти как можно осторожнее, но и это мне не помогло и я падал еще пару раз. В итоге, к тому времени, как я добрался до Рейнсберка, я был весь в грязи, царапинах, ссадинах и злой, как разбуженный зимой медведь. Ко всем прочим неприятностям, добавилась опасность свалиться в реку — туман совершенно менял направление звуков. Я точно знал, что Ильтера должна находиться в нескольких шагах слева от дороги, а плеск воды почему-то раздавался то впереди, то справа, приводя меня в замешательство.

Внезапно мне стало страшно — туман так причудливо клубился, что казалось, что там есть нечто живое, поджидающее, готовое вонзиться в глотку, нечто потустороннее. Мое сердце билось громко, как храмовый колокол на праздники. Я вытащил шпагу и почувствовал себя немного увереннее. И тут я увидел впереди что-то большое, темное и шевелящееся. Все самые страшные сказки разом ожили в моей голове, и я с трудом удержался, чтобы не рвануть оттуда во все лопатки. "Хозяин вод" — в панике подумал я, сотворяя дрожащими руками символ веры. Внезапно налетел порыв ветра и туман стал рассеиваться, оседая блестящими каплями на землю. На моих глазах "Хозяин вод" стал превращаться в раскидистый клен, одиноко стоявший у самого входа на набережную. Я облегченно выдохнул, и остановился, чтобы успокоиться и оглядеться.

И тут я услышал голоса. Они то становились громче, то тише, то пропадали совсем. Я прошел пару шагов, и внезапно голоса зазвучали так отчетливо, как будто люди находились совсем рядом со мной. Я понимал, что на самом деле, разговаривавшие могли находиться и на другом конце набережной — туман вытворял иногда и не такие чудеса со звуками. Говорили двое — мужчина и женщина.

— ...уже привез повитуху на остров, — сказал женский голос.

— Это еще может оказаться девочка — ответил мужчина хмуро.

— Нет, гадалка ясно сказала, что это будет мальчик, — женщина всхлипнула. — Это конец, ты понимаешь, это конец!

— Еще не все потеряно. Что с Анри?

Внезапно голоса исчезли. Я покрутил головой, но ничего не увидел, и присел, чтобы попытаться разобрать следы подков, между камней мостовой. И тут я услышал плач, а затем глухой вскрик.

— Как это отказался!? — взревел невидимый мужчина. — Как ты могла допустить! Я же сказал любой ценой!

Яростный голос мужчины, прозвучал так близко, что я вскочил на ноги от неожиданности. И вдруг я их увидел. Они стояли возле колоннады, обрамлявшей вход на набережную. Крупный бородатый мужчина схватил за плечи даму в длинном плаще и тряс ее, как мешок с репой. Затем со всего маху влепил ей пощечину, от чего женщина упала на землю. Я почувствовал, как моя кровь закипает в жилах при виде такого неуважительного отношения к прекрасному полу. В несколько шагов, я оказался рядом с ним, и звенящим от негодования голосом произнес —

— Не угодно ли будет вам, сударь, сразиться с тем, кто может постоять за себя. Или вы деретесь только с дамами?

Мужчина медленно, как будто не веря своим ушам повернулся ко мне, окинул меня презрительным взглядом, после чего громко расхохотался.

— Это цыпленочек из твоей свиты, Инесс? — спросил он, обращаясь к своей спутнице. — Ну-ну, я вижу твои прелести по-прежнему могут привлечь мужчину. Но лучше бы ты направила свои способности на нужное дело. Помни, что я тебе сказал, иначе... Ты меня знаешь, я свое слово сдержу, не будь я Великим герцогом Империи. — С этими словами мужчина свистнул так громко, что у меня заложило уши. Откуда-то из тумана вылетел гнедой жеребец, и в тот миг, когда мужчина уселся в седло, вдруг показалась луна, осветив его лицо, пересеченное шрамом и густую черную бороду. То самое лицо, увидев которое однажды невозможно его забыть или спутать, лицо человека виденное мною совсем недавно.

— Герцог Ла-Фьярма! — ошеломленно прошептал я глядя вслед исчезнувшему в тумане всаднику. Я обернулся к даме и помог ей подняться с земли. — Но тогда вы должно быть...не может быть...

— А вы храбрый юноша, если осмелились вызвать самого герцога, — произнесла дама, приподнимая вуаль. — Но, могу ли я положиться на вашу скромность, прежде чем открыть вам свое имя?

— Не сомневайтесь сударыня, — торжественно проговорил я. — Я даю вам слово принца Наровина, что все происшедшее здесь останется тайной, если вы того пожелаете, и эта тайна умрет вместе со мной.

— О, это слова благородного человека. Так и быть, я доверюсь вам. Впрочем, вы должно быть уже узнали меня?

— Да, Ваше Высочество, — произнес я, отвешивая глубокий поклон принцессе Инесс Тонненбургской. — Признаюсь, я видел ваш портрет, но в жизни вы еще прекрасней, чем на картине.

— А вы умеете говорить комплименты, сударь, — кокетливо улыбнувшись, сказала принцесса. — Не проводите ли меня, моя карета за углом?

— С превеликим удовольствием, — я с замиранием сердца подал ей руку.

— Так значит вы принц Наровина? — спросила принцесса, когда мы отошли на пару шагов. Кажется я припоминаю, это где-то на западе, возле Сьеннежа, не так ли?

— Вы совершенно правы, Ваше Высочество, — я чувствовал себя как в волшебном сне, поддерживая руку принцессы в кружевной перчатке, и вдыхая непередаваемый запах тонких духов. — Наровин небольшое королевство, и очень мало столичных жителей знают о его существовании. Я и надеяться не мог, что вы, Ваше Высочество, окажетесь в их числе.

— Видимо до сих пор вы общались только с невеждами, сударь, — рассмеялась принцесса. — Но я действительно неплохо знаю географию. Кажется, ваш род тоже ведет свое начало от Филибера Первого?

— Я потрясен вашими познаниями, Ваше Высочество.

— Да вы льстец, — принцесса откинула вуаль, и пристально посмотрела мне в глаза. — Впрочем мне это нравится.

Тем временем мы подошли к карете, стоявшей в соседнем переулке. Меня несколько удивило то, что принцесса оставила карету здесь, и находилась на набережной без сопровождающих, а также отсутствие герба на лакированных дверцах кареты. Не было также и скороходов, которые, согласно этикету должны были бежать впереди кареты, громко выкрикивая имя принцессы, но спросить об этом я не осмелился. Слуга с фонарем открыл дверцу кареты и я помог принцессе подняться.

— Вы даже не подозреваете, сударь, какую помощь вы оказали мне сегодня, — произнесла принцесса томным голосом, расправляя пышные юбки.

— Это было честью, для меня, Ваше Высочество, — я поклонился.

— Но как зовут вас, мой спаситель?

— Рауль, Ваше Высочество.

— Рауль, какое необычное имя, — протянула принцесса. — Я чувствую себя обязанной вам, за ваше благородное поведение, за то, что вы не задаете лишних вопросов. О, если бы вы могли помочь мне... Но нет, это слишком опасно.

— Ваше Высочество, если вам что-то угрожает, вы можете смело мне довериться. Я не отступлю ни перед чем, чтобы защитить вас. Можете смело располагать мной, я всецело к вашим услугам.

— Что ж, — принцесса помолчала несколько секунд, раздумывая о чем-то, но вдруг, решившись, подняла на меня свои прекрасные голубые глаза, — тогда приходите завтра перед процессией к ратуше. Вас будет ждать человек у ворот Правосудия. Отдадите ему этот платок, и он объяснит вам, что нужно делать. Дальнейшее зависит только от вас.

Принцесса подала знак кучеру, и карета тронулась, а я остался стоять, сжимая в руке тонкий кружевной платок, с вышитым на нем вензелем ИТ — Инесс Тонненбургская. Я поднес его к лицу и вновь ощутил тонкий, чуть сладковатый запах ее духов. Великая богиня! Неужели это было наяву?!! Внезапно я услышал справа от себя резкий хруст, а потом какое-то чавканье. С опаской пройдя несколько шагов, я практически уткнулся носом в лошадиный зад. Белый, с рыжим пятном. Магнолия! Беглянка одарила меня своим лукавым взглядом, как бы приглашая продолжить игру в прятки, а у меня уже даже не было сил ее отругать. Да ведь если бы не моя сумасшедшая кобыла, я бы не оказался сегодня на набережной и не познакомился с самой наследницей династии Тонненбургских императоров! Я похлопал Магнолию по крупу, и сообщил ей, что она самая расчудесная лошадь в мире, и, когда мы вернемся, я закормлю ее сахаром и другими вкусностями. Лошадь выслушала все комплименты весьма благосклонно, и без помех позволила себя оседлать. По дороге обратно я вновь и вновь перебирал в памяти все подробности этой нечаянной встречи — как принцесса взглянула на меня, подняв вуаль, и как я хорошо держался, и красиво говорил (мэтр Сэльмэ мог бы мною сегодня гордиться). Я вдыхал запах духов принцессы, и в моей голове проносились какие-то неясные мечты, о том, как я спасу прекрасную Инесс, и возможно она... Да почему бы и нет, я ей наверняка понравился! Не зря же она дала мне этот платок, и назначила свидание. А как она поглядывала на меня! От избытка чувств я стал горланить изо всех сил песню о пастушке и трех овечках. И наверное не было в этот момент во всем мире другого человека настолько же довольного собой, как я.

В Толстую башню я добрался без приключений. Напоив Магнолию и привязав ее покрепче, я отправился к своему фургону. Еще на подходе я заметил внутри свет — значит Мэнди дома. Вот с кем бы не хотел сейчас встретиться, так это с ней. У меня такое замечательное настроение, а эта язва может все только испортить. Стараясь не шуметь, я осторожно зашел в фургон, и тут услышал такое, от чего у меня просто отвалилась челюсть.

— Какая же ты красивая, Мэнди, — говорил какой-то мужчина, низким хриплым голосом. — Какая у тебя нежная кожа.

Вот это номер! Да она привела любовника! Ну дает, маленькая циркачка. Интересно, знает ли об этом Рувэн ?

Однако подслушивать влюбленных не входило в мои планы. Я уже было развернулся, чтобы незаметно выйти, когда услышал какое-то странное сопение, потом звук пощечины.

— Какая ловкая киска, — произнес со смешком незнакомец. — Тише, не так быстро...

Я замер на месте. Не нравился мне тон этого типа. Возможно я не очень хорошо разбираюсь в людях, но готов поставить на что угодно, что такая гордячка, как Мэнди ни за что не позволила бы так с собой обращаться. Что-то было здесь не так. Несколько секунд я колебался — если я ошибаюсь, то девчонка выцарапает мне глаза, а потом осторожно приоткрыл занавеску, разделяющую фургон на две части.