— Сергей Васильевич, тут из Наркомвнешторга поступила информация. К ним обратилась немецкая 'ИГ Фарбениндустри'. Они могли бы поставлять нам волокно из капрона, то самое, которое мы используем для всяких дамских чулочных изделий. Немцы особо оговаривают, что возможно производство волокна всяких цветов. Что на это скажешь?

— Сразу же спрошу: а что они хотят взамен?

— Изделия. Немцы не дураки, они заранее знали, что на торговлю за валюту наши не согласятся.

— И ТОЛЬКО изделия?

— Еще хотят технологию изготовления этих самых нитей. Вроде как небольшой довесок.

— Пустяки себе просьбишка... Если эта технология утечет в другие страны — а такое возможно — нас съедят конкуренты. Между прочим, 'ИГ Фарбен' и так чуть не наполовину принадлежит американцам. Но тут есть варианты. Мне нужно три дня. Попробую кое-что выяснить.

На самом деле технологию Рославлев мог найти за считанные часы. Требовалось прикинуть, насколько и как она может использоваться в изделиях военного назначения, а на такое нужны были намного большие затраты времени. Да еще организовать встречу с заинтересованными сторонами...

Через день в экономическом отделе НКВД под председательством замначальника этого отдела состоялось собрание. Такая высокая оперативность объяснялась, видимо, высоким авторитетом наркомата, в помещение которого все это было организовано.

Присутствовали двое из наркомата легкой промышленности. У этих интерес был, похоже, лишь внешним. Чуть в стороне сидели двое из внешторга. Они были лица по-настоящему заинтересованные, поскольку при успехе загрансделки предстояли загранкомандировки. Также группой сидели председатели производственных кооперативов. У тех первейший интерес состоял в том, чтобы задержаться в гостеприимном учреждении на как можно меньший срок.

Председательствующий явно был настроен на исключительно деловое общение.

— Товарищ Ольшевский, раздайте по группам пакеты.

Означенный товарищ (в гражданском, но с военной выправкой) раздал бумажные сумки с ручками, которые, по мнению большинства, пакетами в строгом смысле не являлись.

— Товарищи, ознакомьтесь с содержимым.

Заглядывание внутрь показало, что внутри находятся целлофановые пакетики с чем-то вроде носочков из капрона, причем различной длины.

Председательствующий предъявил собранию самые короткие разъяснения:

— Вот это изделие женщины надевают в жаркую погоду. Почти то же самое, что туфельки на босу ногу, но с ним и мозолей будет поменьше, и грязнится обувь тоже в меньшей степени. Вот эти идут с длинной юбкой, они дешевле колготок, а различить трудно, если вообще возможно. Конечно, если юбка вот по сих пор. Ну, с этими сами разберетесь... а вот колготки необычного рисунка — в сеточку — и необычной расцветки. Подойдет не всем и не всегда, но спрос будет. Понадобится черное волокно и переналадка вязальных машин. Первое берутся поставлять немцы, они же готовы продать нам волокно других цветов. Второе уж вы сами, товарищи производственники. Товарищ Ольшевский, раздайте пакеты с колготками. Как сами понимаете, торговля будет вестись через внешторг. Возможно производство таких пакетиков с надпечаткой надписей на иностранных языках...

Кооперативщики перешептывались. И лишь двое из них хранили молчание. Первым был Моисей Исаакович Циперович. Его кооператив уже производил колготки и имел на том неплохие деньги. Но предложенное развитие производства вызывало трепет и задержку дыхания. Если и вправду в дело пойдет немецкое волокно с продажей продукции в Германию (хотя бы частично), то за прибыль можно не волноваться. Вот только переналадка... Сам Моисей Исаакович не был в этом специалистом, но он знал тех, которые могли бы свести его с нужными людьми. Вторым молчуном оказался Павел Сергеевич Хлебодаров. Его очень заинтересовало производство конвертов для этих замечательных изделий. Он тоже имел хороший опыт, но в печатном деле, поскольку в свое время работал у самого Сытина . Будучи из староверов, он имел обширные связи среди организаторов производства, пусть и бывших. Правда, само слово 'печать' вызывало у большевиков бурную реакцию (очень уж они опасались тиражирования крамолы), и Павел Сергеевич положил себе никогда не называть работу этим названием — нет, отныне он сам и члены его кооператива будут применять лишь слово 'надпечатывание'.

— Переходим к обсуждению...

Как и ожидалось, выразители интересов государственных текстильных предприятий проявили наивысшую осторожность. Выпуск продукции они ожидали через полгода, а то и больше. Внешторговцы, наоборот, выразили готовность хоть сей момент выехать на переговоры с немецким химическим гигантом. Кооператоры мягко, но настойчиво захотели ознакомиться с условиями продаж на внешнем рынке, а также с условиями поставок из Германии.

Галдеж прервал председательствующий:

— Товарищи, у вас сейчас на руках уже имеется информация к размышлению. Вот и поразмыслите, а мелкие вопросы решите между собой в рабочем порядке. Соберемся здесь снова через четыре дня. Все свободны, а товарищей из Наркомвнешторга попрошу задержаться.

Когда двое не особо удивленных внешторговцев остались наедине с товарищами из НКВД, председательствующий достал стопочку листов.

— Вот что наш наркомат полагает возможным для передачи в качестве уплаты нашим немецким контрагентам...

Листы были прочитаны. Понятное дело, появились вопросы:

— А почему вот это ограничение?

— То, что выходит за пределы, может использоваться в изделиях военного назначения.

— А парашюты?

— Это ничего, пусть себе прыгают на изделиях из этого волокна, характеристики парашютов из них получше, чем шелковых, но все ж не на порядок.

— Ограничение по весу откуда?

— А вы представьте себе шпули килограмм этак в тридцать. Абсолютное большинство работников в этой отрасли — женского пола. Да им просто по нормам безопасности такое поднимать нельзя.

— С мелким шпулями проиграем в стоимости.

— И пускай себе. Здоровые работницы выгоднее. Я уж молчу о других соображениях, они и вам должны быть очевидны.

— Вот еще вопрос. Почему...

Сдвиги произошли в германском судостроении. Несомненно, роль сыграло сильное сокращение (по сравнению с 'той' историей) танкостроения. Очень уж много оно пожирало металла и трудовых ресурсов. Любой грамотный металлург скажет, что прокатка брони для линкоров и разделка ее под соответствующий размер куда менее ресурсоемка, чем изготовление брони, предназначенной для танков и самоходок.

Вот почему линкор, названный впоследствии 'Бисмарк', оказался достроенным и принятым в состав флота не весной 1941 года, а намного раньше. Но еще до этого состоялась приватная беседа двух моряков в очередном стокгольмском кафе.

Тот, который представлял команду военно-морского атташе СССР, допустил промах, хотя сам он этого не осознал.

Немец задал простой вопрос:

— Сколько длилась постройка корабля за номером 681?

Русский моряк на долю секунды утратил контроль над лицом, и это не осталось незамеченным. Немец понял, что об этом корабле его визави просто не знает.

Представитель СССР ответил так, как и должен был:

— Извините, коллега, но обсуждать эту тему я не уполномочен. Но мне поручили поздравить Германию с предстоящим вводом в состав Кригсмарине линкора 'Бисмарк'...

Следующие несколько минут ушли на поток восхвалений техническому искусству немецких корабелов. Но вслед за этим в бочку меда пролились ложки дегтя.

— ...сама по себе идея установить радары, в том числе артиллерийского назначения, видится превосходной. Но нам стали известны их некоторые недостатки...

Поскольку собеседник не проявил никакой реакции (уничтожение половины блюдца с кофейным муссом в счет не шло), то русский продолжил:

— ...в частности, эти радары весьма чувствительны к сотрясениям и ударной волне. Не хотелось бы стать дурным пророком, но наши специалисты предполагают возможность выхода части радаров из строя даже в результате стрельбы своим же главным калибром.

Немец в гражданском, вообще-то имевший звание корветтен-капитана, покивал. Лицо его выражало не 'ах, какая чудесная новость!', а скорее 'да, я вас понял'. Впрочем, он тут же согласился с собеседником:

— До полной готовности пройдет еще некоторое время. Наши конструкторы подумают над решением вопроса.

Разумеется, дата не прозвучала.

— Вы играете в шахматы? — продолжил русский.

— Хуже, чем герр Андерсен.

Ответ содержал в себе намек, понятный лишь знатокам. Адольф Андерсен не был чемпионом мира (в середине девятнадцатого века такого титула не существовало), но среди понимающих его имя было хорошо известно. Маэстро Андерсен был одним из величайших искусников в части шахматных комбинаций. Но о нем не могли знать те, кто следил за шахматными сражениями лишь по газетам.

Офицер русского флота этот намек понял и продолжил в соответствии с замыслом:

— Я тоже не Капабланка. Официант! У вас найдутся шахматы?

— Ну разумеется, господа.

Тон голоса служителя кафе казался вполне нейтральным. Впрочем, понимающий человек мог бы прийти к заключению, что официант чуточку обижен подозрением в нехватке столь важного элемента обслуживания посетителей.

Доска с фигурами очутилась на столике через пару минут. Еще через столько же партия началась. Любой сторонний наблюдатель посчитал бы, что эти два посетителя сосредоточены исключительно на игре. Русскому достались белые. Он принялся разыгрывать агрессивный вариант ферзевого гамбита.

Приятная улыбка советского знатока шахмат сопровождалась холодным взглядом серых, под цвет волн Немецкого моря, глаз.

— По данным наших аналитиков, Редер задумал послать в Атлантику на охоту за конвоями именно 'Бисмарка' в компании с 'Шарнхорстом', модернизацию которого, вероятно, закончат к тому же сроку. Или 'Гнейзенау'.

Немец явно был хорошо знаком с разыгрываемым дебютом. Во всяком случае, он почти не тратил времени на обдумывание ходов, которые сопровождались комментариями:

— Вы полагаете, что такой состав недостаточен?

Партнер по шахматам продолжал развитие фигур на ферзевом фланге и все так же улыбался:

— Адмиралы Хови и Холланд могут собрать значительные силы. Кстати, анализ Ботвинника — я захватил с собой журнал — доказывает, что предложенное вами продолжение не самое лучшее.

Этот поворот темы был вызван проходившим мимо официантом.

Между страницами журнала имелся вкладной лист. Игрок черными потратил на проглядывание не более пяти секунд.

— Я читал об этом шахматисте, но не имею чести быть знакомым с его творчеством, — чопорно произнес немецкий шахматист. — Впрочем, возможно, что он прав.

Поскольку официант уже прошел мимо, то последовало негромкое:

— До нас дошли сведения, что британцы могут запеленговать наши корабли триангуляцией по радио...

За этой фразой последовало более громкое:

— Вам шах! — и снова на пониженных тонах: — Полагаю, корабли Кригсмарине могут решать ту же задачу теми же методами.

Советский моряк форсировал размен ферзей и продолжил:

— Согласен с вашей мыслью. Вот еще. Насколько нам известно, командир немецкой эскадры планирует бункероваться во фьорде вблизи порта Берген. Решение правильное, но мы рекомендуем заправиться по самую пробку.

Разумеется, форма фразы была военно-морской шуткой. Разумеется, собеседник улыбнулся.

Русский вернул улыбку и продолжил:

— Вот еще сведения, полезные для германских кораблей и командиров...

Насчет телеграмм были договоренности и со Сталиным, и с Берией. Первый получил послание, текст которого гласил: 'академик полностью здоров зпт результаты анализов вышлю авиапочтой тчк семенов', и это означало, что испытания специзделия показали нечто даже выше ожиданий. Нарком внутренних дел получил телеграмму другого содержания: 'аппендицит исключен зпт чувствую себя прекрасно тчк вылетаю завтра тчк павлов', а скрытый смысл ее был точно таким же.

Новейшие пассажирские самолеты и прекрасно обученные экипажи не подвели. Через день подробный доклад уже лежал на столе у Игоря Васильевича. На утро следующего дня он проявил инициативу и напросился на прием к Лаврентию Павловичу. Тот, разумеется, согласился выслушать атомщика.

После подробного отчета беседа (не допрос, конечно) повернула в другую сторону.

— Вы помните, Игорь Васильевич, что ради уменьшения габаритов и веса изделия нам понадобится плутоний, изотоп двести тридцать девять. Что сейчас делается для этого?

Курчатов владел ситуацией:

— Во-первых, строится реактор-размножитель. Его основной функцией как раз и будет накопление плутония. До завершения самой постройки осталось, по оценке, восемь месяцев, но понадобится запас времени на наладку оборудования.

— А в сумме?

— Год и два месяца, — голосом физика можно было забивать гвозди.

— Что же 'во-вторых'?

— У нас имеется некоторое количество изотопа плутония, полученное в лабораторных условиях... — это количество измерялось в микрограммах, но уточнения не последовали, — ...и если Сергей Васильевич окажет помощь, как с ураном, то мы получим материал для улучшенного изделия.

— Полагаю, на эту работу товарищ Александров выкроит время. Но окончательное решение не за мной. А рассчитывать габариты изделия, исходя из наличия плутониевого ядра, вы уже пробовали?

— Предварительный расчет показал: вес изделия можно будет втиснуть в десятки килограммов. В торпеду, например, войдет наверняка. А один из наших товарищей, он бывший артиллерист, даже заявил, что можно создать спецзаряд для шестидюймовой гаубицы. Мое мнение таково: изделие подобной конструкции потребует долгих расчетов, моделирования и натурных экспериментов.

В конце беседы нарком указал, что товарищ Сталин также наверняка захочет поговорить. Возражений, понятно, не было.

Этот доклад состоялся на следующий день. На нем присутствовал все тот же коринженер.

Докладчика слушали, не прерывая. Но почему-то товарищ Сталин принялся задавать необычные вопросы.

— Насколько понимаю, Игорь Васильевич, энергия, выделившаяся при взрыве, намного превысила расчетное значение. Это обстоятельство радует, но почему так произошло?

— Среди исследователей нет единого мнения. Большинство полагает расчеты неточными. Однако Яков Борисович Зельдович считает, что, наоборот, сами расчеты точны, но ошибка может крыться в исходных оценках качества материала. Сейчас эту гипотезу проверяют дополнительными расчетами.

— Мы думали, там всего лишь двадцать тысяч тонн тротила, а оно ка-а-ак рванет... — негромко, но отчетливо прозвучало со стороны товарища Александрова.

Когда присутствующие отсмеялись, Сталин продолжил:

— Уточните, Игорь Васильевич, что вы понимали под качеством?

— Для изделия пошел практически чистый изотоп двести тридцать пять. Получить такой на центрифугах можно, но очень дорог процесс. Длительный, то есть.

Выcокое начальство переглянулось. И хозяин кабинета, и куратор от НКВД молча подумали одно и то же: потенциальные противники не смогут раздобыть изотоп подобной чистоты. Это значило, что у СССР потребность в водородной бомбе будет меньшей — если так вообще позволительно выражаться. Зачем нужны водородные изделия из разряда не самых мощных, если тот же тротиловый эквивалент можно получить на урановой бомбе?