— Есть еще возможность использовать глубокие шахты. Кстати, таковые уже имеются на нашей территории. Налицо возможность удешевления испытания. Все вредные вещества при этом останутся под землей, не так ли?

— Это верно, но при ожидаемой мощности взрыва специалисты-геологи не исключили возможность появления трещин в земной коре, из них те самые раздиоактивные загрязнения могут попать в водные подземные потоки, а оттуда — в реки. В этом случае тайна существования такого оружия также будет раскрыта, хотя и позже.

Это утверждение не вызвало противодействия — настолько тверд был тон Гейзенберга.

Тут совершенно неожиданно подал голос Риббентроп:

— Господа, если испытания на территории Рейха неприемлемы, тогда стоит задуматься о других местах, не так ли?

Рейхсканцлер, похоже, понял точку зрения своего министра иностранных дел и все же спросил:

— Какие именно вы имели в виду, герр министр? У Рейха нет колоний.

— У Франции они есть. Какой-нибудь остров в Тихом океане, такой, который французы не посчитали бы великой ценностью. Достаточно далеко от торговых маршрутов, чтобы начатое строительство на нем не вызвало подозрений. Например, остров может быть объявлен будущей военно-морской базой. Разумеется, он не должен находиться вблизи берегов Евразии или Америк.

Все повернули головы в сторону гросс-адмирала. Тот был по-военному краток:

— Да, такой найти можно. Но моим специалистам понадобятся критерии для выбора.

— Они у вас будут, герр гросс-адмирал, — поспешил заверить физик. — Но сразу же скажу, что для военно-морской базы остров использован быть не может.

— Почему?

— Мы пока что не можем гарантировать полное и длительное отсутствие потенциально вредной радиации. Кроме того, даже предварительные расчеты показывают, что в момент взрыва случится небольшое землетрясение. А так как испытание, вероятно, будет не одно, то делать постоянную базу там, где регулярно случаются... кхм... сотрясения почвы, едва ли разумно.

И тут снова в разговор вмешался министр иностранных дел:

— Обращаю внимание, господа: у Франции есть также Алжир, а там — громадные участки пустыни. Видится вполне возможным организовать испытания именно там.

— Возражаю, — чуть резко ответил Шелленберг. — В Алжире живет до миллиона французов. За их лояльность никто не поручится, а я и пфеннига не дам. Все там происходящее мгновенно станет известно англичанам.

— Весьма здравое рассуждение. В таком случае вот каким мне представляется план действий. За вами Вернер, изготовление взрывного устройства и выдача критериев, в том числе геологических, для испытательного полигона. Вы, Эрих, представите оптимальный остров или список приемлемых островов, причем вы, Вернер, еще раз проверите выбор. Затем вы, Иоахим, проведете дипломатическую работу с французами. Напомните им, в случае чего, кто именно потерпел поражение в войне. Наконец, вы, Вальтер, — при этом канцлер повернулся к министру промышленности, — подготовите совместно с доктором Гейзенбергом список приборов, оборудования, смету на сооружения, шахту... Короче, на все. Благодарю за хорошую работу, господа. Все свободны. А вас, Вальтер, попрошу остаться.

Никто из посетителей верховного руководителя Германии так и не понял, почему тот вдруг решил использовать имена вместо должностей. Но, вероятно, у того были причины.

Все, кроме Шелленберга, вышли. И сразу же Гесс нажал кнопку и бросил в селектор:

— Пригласите рейхскриминальдиректора Мюллера.

Когда вызванный вошел в кабинет, герр канцлер продолжил:

— Я хотел бы узнать от вас, Вальтер, состояние дел у наших основных, — легкая улыбка, — конкурентов.

Глава разведки Германии ответил точно такой же улыбкой.

— СССР, если позволите, видится мне наиболее близким соперником. У них имеется один реактор, это достоверно установлено по косвенным признакам, но мои люди утверждают, что сейчас набрать с него достаточное количеств плутония невозможно. Однако через год, по их оценкам, у русских будет запас на одно взрывное устроство. И это пессимистическая оценка. Особо отмечаю: в силу физических законов накопление плутония представляет собой бОльшую опасность для потенциальных противников большевиков, чем урана. У доктора Гейзенберга есть примерные расчеты. Они указывают, что взрывное устройство на основе плутония гораздо компактнее уранового. Не исключено, что его можно поместить в большую авиабомбу. Интересно, что русские, видимо, не уделяют пристального внимания урану. Во всяком случае, нет ни единого признака существования гигантских мощностей по обогащению природного урана. Те же, что есть, могут обеспечить только что этот самый реактор, но не создание бомбы в скором времени. Что до США — они сильно отстают. Сейчас у них лишь в планах создание реактора подобного тому, который уже существует и работает у нас и в СССР. Реальное боевое устройство у них появится, по осторожным оценкам, лет через пять. В Великобритании подобные работы также ведутся, но там тормозом является скверное экономическое положение. В результате англичане тратят громадные ресурсы не на атомные работы, а на флот и авиацию. Кстати, по этим двум направлениям я подавал докладную.

— Да, я помню.

— Что до Японии, то у них сходная ситуация. Все ресурсы на флот и армию, атомные исследования практически заморожены. Видимо, кто-то подсказал микадо, что быстрой отдачи от физиков не будет. Полное впечатление, что сейчас японцы на распутье: то ли усилить возможности флота, то ли сосредоточиться на сухопутных войсках. Второе, кстати, может быть направлено против СССР. Это единственное направление, которое не потребует больших усилий от флота.

— Ваша позиция понятна, Вальтер. Вы хотите сказать, что Рейх пока что впереди всех промышленно развитых держав, не так ли? Если не считать СССР, конечно, но по их проекту данных мало.

— Это так. По крайней мере, из известных мне фактов следует именно этот вывод.

Гесс прекрасно знал, что разведка должна прежде всего опираться на факты. Но также он доверял чутью Генриха Мюллера, которое иной раз плохо поддавалось рациональным объяснениям, но выдавало на интересные плоды.

— У вас, Генрих, что-то имеется по вопросу?

— Разумеется, герр рейхсканцлер, — при этих словах Гессу стоило некоторого труда удержаться от кислой гримасы, ибо шеф гестапо упорно говорил на баварском диалекте, — иностранные разведки весьма интересуются атомным проектом. Американская и английская, конечно же, на первом месте. Пока что нам удается кормить их дезой. А вот поведение русских вызывает опасения.

Слово вылетело. Гесс был опытным интриганом, и потому в словах его прозвучала лишь доброжелательная любознательность — если такое чувство вообще могло проявиться у бывшего первого зама Гитлера.

— Выскажите подробнее вашу мысль, Генрих.

— Охотно. Русские либо искусно прикидываются, что атомные дела Германии их не интересуют, либо они действительно их не интересуют. Второе видится мне более опасным.

Рейхсканцелр притворился невеждой:

— Почему второе хуже?

— Потому, что это может значить: на самом деле большевики нас опережают. Тогда им и вправду могут быть не сильно интересны наши работы.

Вальтер Шелленберг вдруг поднял голову.

— Господа, есть возможность кое-что установить по линии разведки, но чисто инструментальными методами. Если верно то, что говорил доктор Гейзенберг о землетрясении в момент взрыва, то следы от него можно зарегистрировать. Исходя из самых общих соображений: лучше, если это землетрясение отметится на нескольких записывающих устройствах, находящихся на как можно большем расстоянии друг от друга. Ну, как при звукометрической оценке координат вражеской артиллерийской позиции. Нам даже не нужно сильно расширять сеть сейсмостанций — так они называются. В Берлине и Мюнхене должны быть таковые, как понимаю. Добавим еще одну в Марселе...

— ...еще не факт, что она там имеется.

— Если нет — создадим. Поскольку Средиземноморье — зона, где землетрясения нередки, то подозрений это не вызовет. Хорошо бы еще один пункт измерений в Норвегии, но это уже опасней. Наш интерес почти сразу же станет известен англичанам, у них там сеть, которую мы не искоренили по сей день. Но уж Стокгольм точно будет вне подозрений. Хотя, конечно, понадобится консультация профессионалов.

Начальник гестапо и рейхсканцлер кивнули практически синхронно и уж точно одобрительно.

Немецкий атомный проект сделал очередной шаг вперед. По крайней мере, его контуры стали просматриваться гораздо лучше.

Герр рейхсканцлер сделал пометку в календаре. Он по должности знал, что в Германии сосуществуют три атомных проекта. Руководителя одного из них он выслушал. Стоило узнать состояние дел по другим двум.

Глава 19

Новая техника появилась у подразделения под командованием Полины Осипенко. Номинально оно числилось полком штурмовых вертолетов. Но все (и командир в том числе) прекрасно понимали, что до уровня настоящего полка еще расти и расти — уж хотя бы потому, что летный уровень пополнения (по меркам старослужащих) был если не нулевым, то весьма к тому близок. Боевой же опыт у них отсутствовал вообще.

Генерал-лейтенант Рычагов сдержал слово. Преподаватель Военно-воздушной Академии Кравченко была откомандирована в распоряжение учебного центра военно-воздушного флота. По случаю этого назначения ей было присвоено очередное звание капитана. Командующий прекрасно понимал, что гонять лейтенантов и старлеев надо назначить кого-то со шпалами. Валентине также засчитывался преподавательский стаж.

С первого же дня занятий Полина Осипенко поняла, что как штурман ее бывшая подчиненная знает больше, чем любая из действующего летного состава. Упорнейшая учеба дала плоды. Но и преподавательская работа пошла на пользу: никакой заносчивости у Вали не появилось, были лишь терпение и умные пояснения.

Никакого сговора не было, но не только летный состав — все новые и старые сослуживцы демонстративно не замечали протез Кравченко. Не то, что вопросы: даже лишние взгляды отсутствовали как класс.

Труднее всех пришлось самой Осипенко. Просто женский коллектив в 120 голов (и это только летный состав!) сам по себе является проблемой из проблем. При этом неизбежный конфликт разной степени тяжести между новобранцами и старослужащими. Правду сказать, новобранцы (или новобранки?) не были совсем уж желторотиками. Все до единой закончили летное училище и имели налет не меньше пятидесяти часов — на обычных самолетах, понятно. Тогда это полагалось крутым. Разумеется, все имели звание лейтенанта.

Но вот ветераны... Все они были в звании не менее старшего лейтенанта. Все — при боевых орденах, а комполка щеголяла приличным иконостасом наград. Наконец, все до единой были просто старше; абсолютное большинство еще и замужем, а иные хвастались фотографиями себя с мужем и детьми. Хорошо, пусть не хвастались, а просто давали поглядеть — но ведь было на что.

Очень слабым утешением было то, что на 'акулах' все были в равном положении — иначе говоря, опыт работы с ними отсутствовал у всех. Но и то: все же имевшие летную практику на вертолетах осваивали эту технику с меньшим трудом.

Все это Осипенко видела опытным глазом. Уж у нее-то командирские навыки имелись. Вот почему в одно абсолютно не прекрасное утро (моросил гнусный дождик, грозивший переходом в снег) комполка пригласила на совещание всех своих 'ласточек' — именно так звались те, кто начинали вертолетную службу под ее началом.

Полина Денисовна открыла действие правдивым сообщением с небольшой дезинформацией.

— Девочки, у меня сведения, нас прямо касающиеся. Через год вероятен вооруженный конфликт, причем не там, где вы подумали. Так вот, в те места нас вполне могут туда бросить. Поэтому ставлю вопрос: что можно сделать в плане боевой подготовки наших 'желторотиков'?

Использование этой клички было не особо поощряемым. Сама Осипенко никого и никогда так не называла — в глаза. То же требовалось и от подчиненных.

Деза состояла в том, что эти сведения насчет войны были, вежливо говоря, не вполне подтвержденными. Но и таковых хватило, чтобы летный состав обменялся многозначительными взглядами.

Традиция требовала начинать с младших по званию, а в группах равных по этому признаку — с младших по опыту. Жестокая ирония заключалась в том, что среди старших лейтенантов опыт был примерно одинаков — как летчиц, так и штурманов. Хуже того: и звания капитана получили те, которые имели больший стаж, но в него включался и налет на самолетах. Фактически вертолетная квалификация была примерно одинаковой у всех (Валя Кравченко в счет не шла).

Но хороший командир отличается от плохого, в частности, тем, что первый куда лучше выкручивается из нестандартных ситуаций. Именно это качество подполковник и проявила:

— Мы все по старшинству одинаковы, так что давайте-ка по алфавиту.

При этом Осипенко скромно умолчала, что лично у нее вертолетный стаж примерно такой же, как и у подчиненных. Свое собственное выступление она запланировала последним.

— Говори, Сима. Без чинов.

Старший лейтенант Серафима Амосова славилась рассудительностью. И это качество не подвело ее в очередной раз.

— Полин, прям сейчас пополнение можно рассортировать. У некоторых хорошо с управлением и пилотажем. Тех, полагаю, надо приучать к 'акулам'. Им же давать лучших штурманов. Да вот пример: Наиля Алимова. Я сама ее натаскиваю. Видно же, что пилотаж идет у нее, девчонка пальчиками чувствует машину. И Лена Саенко такая же. А вот Маша Ганина — та похуже, но зато она прирожденный штурман. Местность и карты запоминает влет. Так обучать ее с упором на 'бегемотика', уж транспортнику пилотаж не особо нужен, а в случае чего она вполне может на штурманское кресло сесть.

'Бегемотиком' обзывали транспортный Ми-26. Позднее прозвище сократили до 'мотика'.

— Стоп. Предложение понятно. Роня, что скажешь?

— Предлагаю каждой из нас составить список новеньких с указанием, кто и в чем сильна, а в чем слаба.

— Поняла, спасибо. Ира, а ты?

— По мне, так кланяться надо тому самому коринженеру. Полина, ты ж его знаешь лично. Чтоб тренажерные классы организовал.

— Уже, Ирочка. Вышла на него через генерала Рычагова. Но к этому вопросу вернемся потом. Кто у нас там? Дина?..

Суммарный пакет предложений оказался не особо большим, но толковым.

— Это не все, девочки. Вторая новость для нас: предстоит обучение еще группы новичков на новых машинах. Вы таких и не видели. И только мужчин.

Цель была достигнута. Полина Денисовна, будучи стихийным психологом, прекрасно осознавала, сколь гигантскую мощь имеет женское любопытство.

— Тоже вертолеты? А какие?

— А поглядеть можно?

— А какие данные у них?

— Почему мужчин? Чем эти машины такие особенные?

Дав стихии побушевать, Осипенко снизошла до пояснений.

— Соосная схема, как и у 'акулы', но машина поменьше, вооружение послабее, и назначение другое. Это будет морская разведка... ну и еще кой-чего. Наша с вами задача будет дрессировать на управление непривычным летательным аппаратом. Штурманское дело будут изучать сами, у них специфика.