Рославлеву стоило немалого труда сдержать улыбку. Одного только последнего слова хватило бы понимающему человеку, чтобы мгновенно понять направленность советской дальневосточной политики. В двадцать первом веке в мире было известно лишь одно промышленное месторождение рения — на острове Итуруп Курильской гряды. Хотя в Советском Союзе рений также добывали из сульфатных руд Джезказганского медного месторождения. А сейчас Курильская гряда была (пока что!) в японском владении.

— Рений представляет ценность как сам по себе, так и в качестве присадки к сталям и сплавам. Если нити накаливания в лампах делать из рения, это сильнейшим образом увеличит их долговечность. Добавки рения, даже небольшие, увеличивают жаропрочность специальных сплавов... ну, например, тех, которые применяются для изготовления лопаток газовых турбин. А это не просто долговечность, но и удешевление производства. Можно для некоторых типов двигателей отказаться от монокристаллических лопаток, которые крайне сложны в производстве, а потому дороги. Также известны платинорениевые катализаторы, позволяющие сильно увеличить производство высокооктанового бензина. Недостаток этого металла очевиден: чрезвычайная редкость. В мои времена мировая добыча рения составляла около сорока тонн в год. Если будет соответствующее решение, то без особых усилий могу обеспечить СССР запасом рения... лет на триста, скажем так.

Берия слушал и делал пометки в блокноте.

— Лаврентий Павлович, могу сэкономить ваше время, — про экономию своего собственного Рославлев не упомянул, — все то, что я сейчас сказал, и многое сверх того можно напечатать. Дайте мне полчаса, и распечатка попадет в ваше распоряжение. Если позволите...

Через полчаса Берия, улыбаясь, прятал в папку все еще теплые листы распечатки. После этого в его голосе позитива стало еще больше:

— Это не все, Сергей Васильевич. Товарищ Сталин предложил вам взять небольшой отпуск. Сейчас как раз сезон на юге: озеро Рица, например; также крымские санатории. Конечно, после того, как... сами понимаете.

— За предложение, разумеется, я благодарен. Но полагаю, что более предметно можно об этом поговорить после рассмотрения того самого плана с наметками по его улучшению.

— Предлагаю назначить встречу на послезавтра, в одиннадцать утра. Успеете?

— Вполне.

Звонок от нужного человека нужному человеку — вещь действенная. Но иногда она требует подготовительной работы.

Как раз такую и запустил разговор Валентины Кравченко с Марком Перцовским. Надобно заметить, жених Валентины отличался не просто острым, но и быстрым умом. Комиссованный по ранению старший лейтенант инженерных войск имел влиятельных знакомых, спору нет, но еще ценнее была здравая оценка ситуации и умение планировать. Они пошли в ход в первую очередь.

Разумеется, ничего о тайных ходах и дипломатических маневрах Рославлев не знал, почему и удивился, когда вечером в его квартире зазвонил телефон. Инженер легкомысленно полагал, что никаких неотложных дел возникнуть просто не может.

Диалог оказался кратким.

— Слушаю.

— Сергей Васильевич, это Рычагов. Дело тут образовалось неожиданное. К тебе можно подъехать?

Тут уже включился опыт:

— Ясно, что можно. Сколько вас будет?

Не было сказано вслух, но подразумевалось: 'А кого ты привезешь?'

— Со мной собирались быть Поля Осипенко, Валя Кравченко и старлей-инженер Марк Перцовский.

— Как же, двух последних тоже помню. Она была штурманом ударного вертолета, ее машина попала в зенитную засаду. Броню пробило, а ее с тяжелым ранением увезли в тыл. А этот Перцовский... если не ошибаюсь, отличился при обороне плацдарма у железнодорожного моста через реку Вуоксу. Тоже был ранен.

— Они и есть. Так что?

— Приезжайте. Чай поставлю.

Гости прибыли на машине, а потому весьма быстро. Почти сразу же хозяин дома предложил ввиду полной неофициальности обращаться по имени-отчеству. Со стороны Рычагова и Осипенко возражений не ожидалось и не последовало, гости с меньшими званиями не осмелились спорить.

Чай со вкуснейшими пряниками и вареньем был принят со всей благосклонностью. Но после начался серьезный разговор.

— Так что у вас за дело?

К удивлению Рославлева, генерал-лейтенант Рычагов пустил в ход этикет и дипломатию:

— Сам же рассказывал мне, что по морскому обычаю на совещаниях первым слово получает младший в звании. К тому же Марк Моисеевич некоторым родом инициатор. Так что пусть выкладывает.

Старший лейтенант не ударил в грязь лицом. Он очень кратко объяснил характер ранения Валентины Петровны (та к случаю продемонстрировала протез, прикрепленный к руке), восхвалил боевой опыт штурмана Кравченко, каковой обязательно надо передавать другим, сделал вывод, что штурман боевого вертолета, без сомнения, понимает в авиаприборах как бы не получше многих иных в более высоких званиях. Добавил, что эти знания нужно развить, а наиболее разумно делать это через кафедру авиационных приборов Военно-воздушной Академии. Особо отметил заинтересованность Полины Денисовны и Павла Васильевича в штурманах, подготовленных наилучшим образом, и, наконец, перешел к самой просьбе: предоставить Валентине Петровне учебники по приборам, дабы она могла по праву занять место преподавателя. Закончил же Марк свое выступление пассажем:

— Как понимаю, в работе с авиаприборами немалую роль играет чистая математика. Берусь в этом смысле оказать помощь Валентине Петровне, поскольку учусь на мехмате МГУ.

— Весьма неплохо, пилот Перцовский, — произнес товарищ коринженер загадочную фразу, от которой глаза у Рычагова расширились. — Вас, Валентина Петровна, заслушивать не будем, поскольку, как понимаю, не вы автор общей идеи. Однако стоит послушать других. Вам слово, Полина Денисовна.

Прославленная летчица явно хорошо подготовилась или же была наделена неординарной способностью к экспромтам. Как бы то ни было, она четко расписала уровень штурманского состава во вверенном ей подразделении. Не забыла она и то, что это подразделение (по сути, эскадрилью) предстоит развернуть в полк, и оттого другие штурманы будут выполнять роль наставников при большом дефиците времени. Но если эти командиры пойдут на курсы повышения квалификации, то знания Валентины Петровны никак не могут оказаться лишними.

Сергей Васильевич кивнул с непроницаемым видом и обратился к Рычагову:

— А ты, Павел Васильевич, что скажешь?

— Я также лицо заинтересованное, Сергей Васильевич. Даже истребителям курсы по авиаприборам пройти не без пользы, если на перспективу, а уж о штурмовиках и не говорю. Поэтому поддерживаю идею. Кроме того, еще есть вот какие соображения...

Доводы внимательно выслушали все, даже те, кто уже был с ними знаком.

— Выходит, теперь мне говорить? Ладно, — вдруг усмехнулся тот, кого генерал-лейтенант знал как зверя-инструктора. — Валентина Петровна, учебников не обещаю. Просто не уверен, что найду таковые. Но инструкции, пособия... это постараюсь разыскать. И идею о вашей учебе с целью самой стать преподавателем поддерживаю. Мне понадобится... скажем, неделя на поиски нужных материалов. Но сперва я должен вернуться из командировки. Вот тут сроки не гарантирую.

Разумеется, никому из гостей и в голову не пришло спрашивать, что за командировка и куда именно.

Разговор быстро закруглился. Товарищи командиры уже было собрались, когда прозвучал твердый голос хозяина:

— Марк Моисеевич, прошу вас задержаться. Мне надо сказать вам кое-что.

Удивленный гость, повинуясь знаку хозяина, отошел вместе с ним в дальний угол комнаты, выслушал фразу, произнесенную очень тихо, замедленно кивнул и пошел к выходу вместе со всеми.

Уже в 'эмке' Рычагов обратился к старшему лейтенанту:

— Ты понимаешь, старлей, что тебе сказал Александров? Нет, ты понимаешь?

Марк проявил мудрость: решив, что все отлично понял, он тем не менее изобразил тугодумие.

— Он тебе сказал вот что, — возбужденно продолжил генерал-лейтенант, — 'Весьма неплохо, пилот Перцовский'. На моей памяти подобное он высказал моим стрижам... ну, раза четыре, не более. Я же с ним работал.

Марк продолжал помалкивать, ибо эту тактику полагал самой выигрышной.

— Ему понравился твой доклад! И твои идеи! Теперь дошло?

Уже у двери общежития Военно-воздушной Академии, высадившись из машины и с нелицемерной благодарностью распрощавшись со старшими по званию, Валя вдруг с острым любопытством спросила, используя при этом интимное, почти семейное прозвище:

— Мака, а что он тебе сказал?

Марк попытался было увильнуть от ответа, но Кравченко в цепкости могла бы обставить любого ястреба. Через пару минут молодой человек сдался:

— Он сказал, чтоб я не забыл на свадьбу пригласить.

— Фу, как невежливо! И с чего это он придумал?

Гнев любимой девушки Перцовский счел чуточку наигранным, но этот вывод оставил при себе.

Лаврентий Павлович с большим тщанием изучил проект с правками товарища Александрова. И у него, понятно, возникли вопросы.

— Почему вы отвергли предложение купить этот корабль?

— Я бы сказал иначе: не отверг, а предложил более выгодное. Первоначальный вариант вижу запасным, но в нем есть риск получить недостроенный корабль, который не удастся быстро ввести в действие. А он может понадобиться на Дальнем Востоке.

— Какие у вас основания полагать, что немцы продадут?

— Как раз на второй вариант они в свое время пошли. А первый... да, может пройти, но с моей помощью. Но тут понадобится информация от ваших людей. Вот план действий, — и на столешницу легла стопочка листов.

Берия проглядел кусок проекта столь же внимательно и даже отчеркнул карандашом отдельные параграфы.

— Кузнецов уверен, что эти зенитки немцы нам не продадут ни при каких обстоятельствах.

— И не надо. Если я завтра же вылечу в Мурманск, то при идеальном стечении обстоятельств через неделю смогу быть в Киле. Там как раз собираются поставить в док их тяжелый крейсер 'Адмирал Хиппер'. Если я буду на расстоянии до километра, то смогу его матрицировать. Но лишь при условии, что людей на борту не будет. Как раз это возможно, коль скоро корабль только-только поставят в док, а ремонтные работы не начнутся.

— Так, — Берия быстро набрасывал пометки в блокноте, — тут надо посоветоваться с моряками...

— Лаврентий Павлович, это я еще не учел, что понадобится улучшить зенитную артиллерию. В этой части мои данные могу оказаться устаревшими. Так что затраты времени...

— И это учтем.

Разумеется, к началу этой командировки Ил-18 не был готов к эксплуатации. Пришлось мобилизовать целых три ПС-84.

Обстановка была деловой — возможно, благодаря участию высокого чина от НКВД.

Первый день после прилета был потрачен на организацию начальных работ, а именно: точному указанию местоположения того искусственного залива, где предполагалось (посвященными, как легко догадаться) возникновение из ничего лодок серии 'Н'.

— Флажки вижу. Это какое расстояние в метрах будет?

— До крайнего двести пятьдесят, до первого промежуточного двести ровно...

— Все, понял. Так, это по ширине... угу... кто измерять будет?

— Сержант госбезопасности Андрюхин, вон тот, низенький.

— Оцепление?

— Уже, Сергей Васильевич.

— Ну, начинаю.

Поле деятельности являло собой довольно высокий (три метра, по прикидке Рославлева) скалистый берег на берегу узкой бухты в ширину она составляла метров пятьсот. Инженер некоторое время вглядывался в площадку. Минут десять вообще ничего не происходило.

Майор Полознев трусостью не отличался: биография, должность и звание подобного не дозволяли. Но в тот момент он с усилием подавил в себе ужас. Только сейчас полностью осознался масштаб сил, которыми распоряжался седой матрикатор.

Гигантский котлован появился почти без звука. Ну разве что от края отделился камень, с прищелкиванием скатился по наклонной стенке, а звук его приземления на дне котлована услышать было можно, но с трудом. Котлован отделялся от моря перемычкой шириной метров двадцать.

Полознев имел четкий и недвусмысленный приказ и следовал ему до точки.

— Доктор! — гаркнул он в громкоговоритель. Мощность звука была такой, что, наверное, и в шторм было бы слышно, а в данный момент ветра почти не было.

Врач появился очень быстро.

— Николай Федорович, я прекрасно себя чувствую... — начал было товарищ коринженер, но договорить ему не дал начальник охраны:

— Сергей Васильевич, у меня приказ. Врачебные указания вам надлежит слушать.

Медицинский работник ухватился за запястье пациента.

— У вас какой обычно пульс?

— Ну, скажем, семьдесят... семьдесят два...

— В пределах, — констатировала медицина. На самом деле пульс составлял семьдесят семь, но такое небольшое повышение врач счел неопасным и по кивку начальника охраны удалился столь же незаметно, как и прибыл.

— Все равно сейчас продолжать нельзя. Измерения... что там у Андрюхина?

— Еще не закончил. Отметь одну штуку, Николай Федорович: больше всего сил трачу не на матрикацию как таковую, а на совмещение... короче, когда нужно выдержать размер точнейшим образом. Или когда надо точненько положить предмет на позицию.

Обмер котлована быстро не пошел. Сержант действовал бегом чуть ли не все время, и все равно на это ушел чуть ли не час.

— Товарищ коринженер, разрешите доложить?

— Докладывайте, сержант.

— Вот... — появился замызганный лист, — ...длина двести пятьдесят пять, ширина сорок пять везде равномерная, глубина только вот неточно...

— Меньше, чем по проекту?

— Меньше, но лишь в дальней части котлована... от сих и по заднюю стенку. Двадцать пять в самом неглубоком месте, а по проекту...

— Проектную глубину я сам знаю.

— ...ну так у ближней стенки, стал-быть, порядок полный, там даже больше тридцати.

— Хорошо, товарищ сержант, можете пока перекурить. Нам тут подумать надо.

Сержант Андрюхин набрался храбрости.

— Товарищ коринженер, не посодействуете куревом? Мое все вышло.

Майор Полознев метнул на младшего по званию испепеляющий взгляд. Пожалуй, сержант от такого вполне мог бы прикурить.

— Сам я некурящий, но 'Казбек' найдется. Устроит?

Эти слова были лишним доказательством полнейшего невежества товарища Александрова. Папиросы 'Казбек' входили в состав табачного довольствия старшего комсостава. Наивный коринженер нырнул рукой в портфель, достал нераспечатанную пачку и беспечно махнул рукой:

— Берите в запас, товарищ сержант. Неизвестно, когда попадем в магазин. Свободны.

Андрюхин не заставил себя просить дважды и аккуратно поместил выпрошенное (аж целых пять папиросок!) в видавший лучшие годы латунный портсигар. А поскольку разрешение было дано, то бывалый сержант поспешил убраться подалее от начальственных глаз, здраво полагая, что в случае надобности его позовут.