Зажигалкой стало понимание: "Это они! Они убили её и детей!" Потом она подбросила во внутренний костёр ещё топлива, вспомнив глаза тех детей, которые шли мимо неё в первые минуты её выхода из дома. Только вместо тех незнакомых детей она увидела своих, которых не сумела спасти, потому что слишком боялась ярости мужа. Она увидела своих Илюшку и Аниску — с оплывшей, вытянутой вниз, посеревшей, потому что бескровной, кожей лица, с пустыми глазами мертвенно блёклого цвета.

И с криком бросилась на первого, шедшего чуть впереди. Она прочувствовала тяжесть надёжного во все века оружия и с размаху обрушила на голову высоченного мертвяка лезвие топора, с яростью и уверенно раскалывая череп. Ударила мощно, зная, что попадёт. Зная, что сумеет уничтожить. Пришлось отпрыгнуть, когда мертвяк свалился боком на кровать, где недавно сидели или лежали её дети. Это его движение так её обозлило, что она свирепо, не принимая во внимание, что мертвяк уже безвреден, ударила его ещё и ещё, переходя грань между реальностью и звериным желанием отомстить. И плевать, что подходил следующий... Хотя что уж говорить... Ослепла она на всё, кроме одного: вот она — причина, что её дети... Она не додумала — снова разъярённо закричала, сама не понимая, что именно кричит. Топор в её руках двигался словно бы живым существом, понимающим её, её мысли и её чувства. И ей порой казалось, что не она кричит от отчаяния, а топор рычит, принимая на себя её топливо — её ярость...

Но второй рухнул, не дойдя до кровати. Рухнул, всей своей тушей загородив проход между кроватями. Он ещё падал — казалось ей, заворожённой этим внезапным падением, а Андрей уже перескакивал через его тело, бросал взгляд на первого мертвяка...

Топор вдруг жёстко вырвался из её рук, а она всё никак не могла остановиться, понимая уже, что нельзя бы кричать. Но крик вместе с плачем рвался так неостановимо, что она отдалась им на волю, пока её не развернули, не прижали лицом всё к той же кожанке. Она выла в голос, ощущая, как мужская ладонь вжимает её голову в эту проклятую кожу, мешая выплакать всё горе, которое никак не хотело сгорать во внутреннем костре. И топливо продолжало поступать в этот костёр, вызывая новые приступы истеричного плача: "Это я виновата, что они все погибли! Я виновата, что не сумела остановить его, когда он уводил вас! Деточки мои! Почему я не встала, не побежала за ним, не подралась с ним, когда он уводил вас?! Почему?! Я во всём виновата!! Простите меня, деточки, миленькие!! Простите свою мать — дуру такую!"

... Снова провал в памяти и в сознании.

А когда очнулась, равнодушно приняла положение, что лежит рядом с чужим мужиком на одной кровати, беспощадно прижатая его рукой к его телу. Опустошённо обвела взглядом доступное глазам пространство. Заметила главное — закрытую дверь. И, чуть помешкав, а потом повозившись, повернулась к Андрею и уткнулась носом в его горячечный даже сквозь рубаху бок и закрыла глаза.

Сон... будто напал со всех сторон. Топоры, два недавних мертвяка, злорадный червеобразный желатин, который не просто рос, но постепенно подкрадывался оттуда, откуда не ждали... Порой она тоненько плакала в этом сумасшедшем сне, а на деле — вслух, и тогда крепко спящий рядом Андрей машинально снова сильно прижимал её к себе, будто и в самом деле думал, что ей холодно...

Они проснулись одновременно — в весенне-вечернюю темноту, полыхающую отблесками догорающих зданий.

Просыпаясь, Андрей, кажется, решил, что она снова порывается бежать куда-то с топором, поэтому, всё ещё спросонок, вновь припечатал её к своему боку, едва только Зоя шевельнулась. Пришлось буркнуть ему в рубашку:

— Андрей, отпусти...

Он расслабил руку и тут же приподнялся, опираясь на неё.

— Ты как? — встревоженно и сипло со сна спросил он, слегка нависая над ней, всего лишь отодвинувшейся.

— Нормально. Мы... возвращаемся?

— Вместе? — странно уточнил он.

— Ну да. А что?

— Я боялся, что ты не захочешь, — признался он. — А я дорогу не запомнил.

— Мы где?

— У соседей. В смысле — в соседней квартире.

Его уточнение она поняла сразу: живых в квартире нет. И продолжила некоторое время лежать, настраиваясь на главное в своей жизни: детей больше нет, но есть люди, которым она... нужна. Неизвестно, сколько продлится этот ужас, но, когда они вернутся, надо будет временами выходить из той крепости, которую её соседи устроили в подъезде, чтобы искать запасы еды — и не только. И она лучший кандидат на выход: у неё нет тех, ради кого надо бы беречь свою жизнь.

— Здесь вода есть? — спросила она, нисколько не сомневаясь, что Андрей уже обыскал квартиру в поисках самого необходимого.

— Да. И питьевая тоже. А ещё я нашёл сумку на колёсиках. Большая, — уважительно к своей находке сказал он. — Лицо я тебе отмыл. Руки тоже. Но можешь пойти в ванную. Там в пластиковых бутылях воды много. Правда, холодной.

— А ты?

— Я чуть позже... За воду не беспокойся. Бутылей я насчитал штук пять. На обоих хватит, — кивнул он, и Зоя встала.

Она закрылась в ванной комнате. Холода воды не прочувствовала, растирая тело найденной намыленной мочалкой. Адреналин продолжил бушевать, как только она открыла глаза. Может, она теперь немного с приветом — признавалась она себе. Может быть, она теперь псих с идефиксом. Но она поставила перед собой задачу и собиралась выполнить её — доставить Андрея в целости и сохранности к Валере. Хоть один юный человек будет счастлив на этом жутком свете. И, если придётся по дороге крушить и убивать, она это сделает.

Закутавшись в огромное, явно мужское полотенце, она вышла из ванной и, кивнув Андрею, сразу прошла в комнату, которую определила как спальню. Открыв одёжный шкаф, она нашла женское отделение и подобрала более или менее подходящие для себя вещи — взамен тех, что перепачкала в дохлой жидкости (как сама определила) порубленных мертвяков... И встала у зеркала, встроенного в дверь шкафа. Глядя себе в глаза, пренебрежительно ухмыльнулась и подняла ладонь — показала её зеркалу. Мозоли, сухие, с торчащими ошмётками кожи... Работа с топором. Работа.

— Ну что, скрипачка?.. Поменяли тебе инструмент? — прошептала она, чтобы не слышал Андрей, отмывавшийся в ванной комнате. — Тоже по руке пришёлся, как ни странно, да?.. Теперь ты не трепетная лань со скрипочкой, а бабища с топором, ага?

Ноздри носа вздрогнули, но Зоя, сморщившись, отвела взгляд от зеркала и заставила слёзы спрятаться. Не до них сейчас.

Она нашла ту самую матерчатую сумку на колёсиках и принялась набивать её продуктами, начав с полной бутыли воды. С чистой сейчас сложно. Значит, эта бутыль будет на вес золота. Значит, надо довезти её в целости и сохранности. В неотключенном холодильнике нашла лекарства и консервы и забрала всё на всякий случай. В благодарность за находку вынула вилку из розетки, вытерла воду с пола — хотя и понимала, что делает лишнюю работу. Но внутренняя ярость, свернувшаяся в ненадёжный клубок, требовала выхода. И физическая работа, пусть и лёгкая, небольшая по времени, была кстати.

Когда из ванной комнаты вышел Андрей, Зоя стояла у окна. Смотрела на тёмную улицу, по которой время от времени что-то двигалось. Гарь от пожарищ уже не так была ощутима... Но Зоя всё равно сменила медицинские маски, только покачав головой при виде чёрных пятен на той, что ближе ко рту и носу.

— Я нашёл ещё один топор и ломик, — сказал Андрей. — Выступаем в дорогу?

— Давай на дорогу присядем? — предложила Зоя. — Что-то я... суеверна стала.

Под суматошно пляшущий огонёк его зажигалки они присели на низкий диванчик в прихожей. Бок о бок. Так, что Зоя ощутила тепло Андрея и немного пожалела его. Она уже немного понимала его характер и знала, что ему сейчас выпадет сомнительная честь — тащить ту самую сумку на колёсиках, которую нашёл. То есть выпадет самая трудная часть дороги... Ведь сумку эту придётся перетаскивать через все преграды на дороге... Но он потащит. Потому что обязательный.

Андрей посидел немного, а потом поднял руку и обнял её. Стало ещё теплей, и Зоя угрюмо напомнила себе о своей первоочередной задаче — защитить его для Валеры. Как Андрей защищал её, помогая прийти к детям...

Они встали почти одновременно и вышли из квартиры, плотно закрыв дверь и даже услышав щелчок замка, когда в пазы вошёл его "язычок". Эту дверь легко открыть, всего лишь нажав на ручку со стороны подъезда. Но, закрыв дверь, они отдали дань уважения к месту, которое приняло их, успокоило и позволило стать хотя бы физически чистыми... Зоя спускалась следом за Андреем и сумрачно размышляла, что обзавестись ритуальными привычками легко. Вот уже и чистая, без мертвяков, квартира становится священным местом, а значит — и к ней надо проявить уважение... Глупо... Но внутри постепенно просыпалась странная музыка. Музыка прощения и прощания. Она, Зоя, сюда уже никогда не вернётся. Пропало ещё одно место, где её когда-то, может, не слишком, но всё-таки ждали. Пропало место, которое она в какой-то степени считала своим. Когда кто-то умирает, для живых остаётся мало — своих — мест на Земле...

Глупые и возвышенные мысли. Но они утешали и отвлекали. И Зоя продолжала думать о странном для себя. И всматриваться в опасный вечер, мягко переходящий в страшную ночь.

Глава восьмая

И придумывать сказки. Например... Два мертвяка в комнате детей — это однозначность. Но можно же представить, что дети живы, только они... далеко-далеко! Это вспомнилось, как умерла её бабушка. Зоя тогда училась в выпускном классе. И просто не поверила, что бабушки больше нет. И тогда же она придумала сказку, что бабушка уехала к своей старшей дочери — та жила у чёрта на куличках...

"И я не видела их тел. Я не верю, что они умерли. Не верю!"

Эти несколько слов стали молитвой, пока не закрепились в душе и в сердце чуть ли не клятвой: "Я поверю в их смерть, когда увижу".

... Обратная дорога началась спокойно. Сначала мертвяков даже не было видно. Потом Зоя заметила двоих. Причём были они из категории тех торопыг, которых она видела всего дважды и в том же числе — две штуки... Сумка на колёсиках в пустом воздухе отчётливо поскрипывала от тяжести: одна бутыль с питьевой водой — почти пять кило! Пришлось остановиться и выждать, пока торопыги отвернутся на какой-то другой подозрительный им звук и побегут в противоположную сторону. Глядя на их неуверенный бег, на то, как быстро они растворились в вечерней тьме, Зоя ещё подумала, не набрать ли камней на всякий случай. Если вдруг эти мертвяки пристанут, можно будет дезориентировать их, запулив камни куда-нибудь подальше. А то и в окно. Но только уже в разбитое: целое может быть подсказкой, что в квартире есть уцелевшие. А подставлять живых по нынешним временам — предавать их.

Андрей, как и она, присевший на корточки за сумку, тоже заметил.

— До этого вечера бегающих я не видел. Помнил, что ты о них говорила, но увидел только сейчас.

Она вспомнила женщину в белом костюме, раненую, бегущую мимо неё, спрятавшейся за машиной. Вспомнила, как из просвета между машинами выскочил мертвяк и бросился на неё. Женщину уже искусали — об этом буквально кричали расплывающиеся кровавые пятна на её одежде. Но Зоя, тогда ещё не привычная к новым реалиям, надеялась. А мертвяк... Все надежды разбил напрочь. Одним прыжком...

Знать бы ещё, действует ли на торопыг игра в "Замри".

Убедившись, что вокруг снова всё стихло, они встали и снова покатили сумку, время от времени поднимая её за ремни. Эта часть улицы была пустынной, и настоящих трупов вроде как мало попадалось... Поэтому Зоя не удивилась, когда Андрей заговорил:

— Странно, что та штука оказалась в доме...

— Какая? — не поняла поначалу Зоя, но сообразила: — Ты про ту серую массу?

— Про неё.

— А почему — странно?

— Мне казалось, она может быть только на земле — не на искусственном.

— Ты... знаешь, что это?

— Не то чтобы знал. Я думал, что догадался, что она значит, но эта куча, которая в доме, а не на улице, все мои догадки рассыпала в прах.

— Не поделишься? — сухо спросила Зоя. Ей не нравилось, что он мнётся, а то и увиливает от ответа напрямую. — Своими догадками?

— Да грош им цена — догадкам этим, — буркнул Андрей и рывком поднял сумку на колёсиках повыше, чтобы перенести её через капот автомобиля, стоявшего слишком близко к стене дома. Протиснуться человеку здесь можно, но сумка-то понизу и слишком объёмна для этого места, если продолжать катить её.

Зоя не успела убрать руку. Из-за внезапного рывка Андрея, без предупреждения, её ладонь внешней стороной на мгновения прижало к стене и так же резко провело по ней. Ладонь в перчатке. Но даже так, защищённая, Зоя ощутила, что кожу на ладони чуть не содрала. Пока получила только что-то вроде ожога.

— Предупреждать надо! — сквозь зубы процедила она, шагая рядом и присматриваясь к разорванной перчатке.

— Извини, забылся, — остановившись, насторожённо сказал Андрей. И спросил — не глядя, потому что всматривался куда-то вдаль: — Сильно поранил?

— Переживу, — пробормотала она. — Если только мертвяку руку не пожимать. Ты мне должен за перчатку. Рассказывай.

В гулкой и вкрадчивой тишине она услышала, как он усмехнулся. Дождавшись, когда она снова возьмётся за "свой" ремень сумки, он побрёл дальше.

— Я тоже любитель почитать что-то интересное. Всё, что произошло у нас здесь, — это слишком... скажем так, не вполне земное.

— Думаешь на пришельцев? — серьёзно спросила она.

— Думаю. Но необязательно о тех, что из космоса. Мы же не знаем, что собой представляла Земля до нашего появления на ней. А если эта эпидемия, эти кучи, которые будто сплошные... кишки... Что, если всё это вместе вернёт планету к тому облику, который был присущ ей ранее? Настолько ранее, что даже историки предполагать этого не могут? Но та куча в подъезде, то есть на материале, из которого не возьмёшь питательных веществ для роста, ломает все мои теоретические построения.

Но Зоя легко представила себе, как белёсая масса в подъезде растёт, правда, уже не в стороны. Нет, она ползёт по лестнице наверх, а потом влезает частью своей массы в квартиру, которую они оставили открытой. В квартиру свекрови. А там... Там три трупа. То самое питательное вещество. Масса съедает их, увеличивается в объёме, заполняя потом собой весь дом — по сути, продолжая расти.

Нет, теория Андрея, как ни странно, очень даже вписывается в эти картинки.

— Значит, надо эти кишки уничтожать. Так же, как мертвяков, — заключила она.

Некоторое время он молчал, не замечая, что тащит не только сумку, но и Зою, которая вцепилась в ремень поклажи, но не успевала помочь, а потому лишь перебирала ногами, стараясь идти хотя бы наравне с мужчиной.

— Ты практичная, — задумчиво сказал он.

— Тебя это удивляет? — холодно отозвалась она, с трудом изгоняя из памяти немедленно метнувшиеся перед внутренним взглядом картинки: комната детей — и по ней разбросаны разорванные в клочья детские вещи с застывшими, засыхающими на них тёмными пятнами. "Я не видела их тел! Они живы!"