Дальнейшее Зоя плохо помнила. Они выскочили из квартиры и, кажется, почти одновременно ударили по головам странных тварей, с рычанием грызущихся над трупом.

... Когда женщина пришла в себя, Саша стоял над трупами, изучающе разглядывал их, потихоньку пятясь от двух розовато-серых луж. Те были пронизаны кроваво-чёрными в полумраке лестничной площадки (свет внезапно выключили) разводами, которые постепенно скапливались на плитах воедино, в странное, вызывающее тошнотворный ужас месиво.

— В подъезде оставлять нельзя, — вздохнул он. — Гнить начнут... Да и мало ли...

— Уходить из города надо, — тоненьким от пережитого голосом проговорила Зоя и прислонила к стене топор, поставив его железкой вниз — вовремя: он едва не выскользнул из ослабевших, дрожащих пальцев. Прислонила к подъездной стене. Домой нести вот это — со стекающей с лезвия мутной жидкостью... Её передёрнуло. — Неизвестно, будет ли помощь. А если всё так... по всему городу? Газ, воду, электричество отключат — как жить? Ладно — газ. Но воду? Сплошная антисанитария. Эпидемии какие-нибудь начнутся.

— До этого не дойдёт, — уверенно сказал сосед и строго кивнул жене, которая робко выглядывала из-за двери их квартиры, лупя ошеломлённые глаза на три трупа. Соседка сразу скрылась. — Помощь вот-вот должна подойти. МЧС пришлют, армию — власти быстро разберутся. Сейчас обойдём квартиры. Как узнаем, кто ещё на улицу не выходил, так мужиков запрягу вытаскивать трупы на улицу. На газоне сложим и сожжём. Иначе точно — зараза. Пойдёшь, что ль, со мной?

Она покачала головой.

— Нет, Саш. Если уже на улицах такое, лучше всё-таки уматывать из города. А если в окна первых этажей полезут? Всё равно не уберечься.

— Подумай сначала, — посоветовал сосед. — Вместе-то мы друг дружке поможем. А в одиночку пропадём ни за что... А подъезд... Свой-то мы точно убережём. Соберём мужиков и окна на первом и втором этажах досками забьём. Мебели у всех полно. Я, вон, свой старый шкаф щас демонтирую — считай, на одну квартиру окна есть чем закрыть. Да и знакомых из других подъездов предупредим — пусть то же самое сделают. А до того — надо бы в подвал сбегать, перетаскать оттуда кое-что. У многих там, в сарайках, припасов полно осталось: картошечки, заготовок там, компотов... Мож, ещё что-нибудь. Продержимся! Пока армия не подойдёт...

Зоя задумчиво прикинула: "Нет, они тут что хотят — пусть и делают. Но я уйду — к своим детям, хоть и не сразу. Надо сделать, как говорит практичный Саша. Неизвестно, что будет дальше, но подъезд надо обезопасить. Хотя бы для того, чтобы вернуться однажды в целёхонькую, неразграбленную квартиру". И последовала за Сашей искать помощников, чтобы убрать из подъезда мертвечину... Странно. О муже не вспоминалось, как будто его и не было в её жизни... Когда она сообразила, о чём думает, исключив мужа, поёжилась: может, это потому, что слишком уж страшное превращение произошло на её глазах — из человека, который жил рядом, дышал рядом, был главной частью семьи — в уродливое... существо?

По дороге Саша, помолчав, спросил:

— Зой, мож, зайдёшь к нам? Жена тебе валерьянки даст.

— Спасибо, — машинально сказала она. Потом вдумалась, что именно он предложил. Добавила твёрдо: — Не собираюсь в обмороки шарахаться.

Долго ходить не пришлось. Уже ниже её и соседа девятого этажа в двух квартирах обнаружились трое мужчин. Долго уговаривать их, чтобы встали на защиту подъезда, не пришлось. Так что Зоя быстро вернулась к себе, а мужчины во главе с Сашей принялись обходить все квартиры подъезда.

Снова вошла в спальню. Встала у зеркала. Хм... Взгляд уже не умирающий. Жёсткий. И лицо — не распустёхи-плаксы...

Ещё бы... Вон то, что мужчины завернули в плёнки и мешки и отнесли на улицу, чтобы выбросить на газон, было когда-то ей мужем. И теперь, когда Зоя думала о себе, она не видела в воображении той картинки, которая была раньше: муж, угрожающе возвышающийся над ней, и она рядом с ним, ссутуленная и несчастная. Теперь Зоя видела другое: она — и с обеих сторон от неё дети. Илюшка и Аниска. Да, это так. В их жизни теперь только одна опора — она сама.

Всё, хватит философствовать впустую. Пора действовать.

Сначала позвонила по мобильному свекрови. Глухо. Не отвечает.

Задёрнула окна плотными шторами, чтобы не видеть, что происходит на улице. Чтобы не струхнуть и не отказаться от своего плана. А ещё форточки закрыла — плотно-плотно, чтобы не слышать приглушённые расстоянием жуткие вопли...

Для начала взяла тряпки и таз с водой и, растворив марганцовку и остатки водки из бутылки мужа, вымыла подъездную площадку своего этажа. Если она вернётся сюда не одна, никакая зараза детей не должна коснуться. Слава Богу, вода в кране ещё текла.

Затем Зоя нашла два рюкзака. Один — для взрослого (муж ходил с ним по грибы), другой взяла у сына, третьеклассника Ильи. В первый рюкзак положила все документы, завёрнутые в полиэтиленовый мешочек. И фотографии детей.

На кухне отключила холодильник. Мяса в нём, слава Богу, нет: остатки ещё вчера сварила в плове, который съели за памятным ужином. Все скоропортящиеся продукты, вроде сыра и колбасы, Зоя сложила в рюкзак. Город она рассчитывала пройти — прячась и время от времени делая вынужденные остановки, — как максимум дня за два. И так добраться до свекрови. Этих продуктов (добавила к ним хлеба) должно хватить. Хлеб тоже не весь взяла. Остававшийся порезала и разложила на кухонные навесные шкафы — сушиться. Тлела надежда, что сюда, в квартиру, ни грабители не доберутся, ни эти... мертвяки... Опробовав газовую плиту, убедилась, что газ уже отключили. Выдохнула с облегчением: боялась — взорвётся, если что... Электричество ещё есть. Вода текла без напора, вялой струёй. Зоя набрала её в ванну, потом в два пластиковых ведра и во все пустые бутылки из-под минералки. С собой в дорогу взяла две литровые бутылки — с артезианской, купленной дня три назад.

Оглядела кухню придирчивым хозяйским взглядом. Всё. Больше ничего здесь ей не нужно. Снова позвонила свекрови. Молчит... Зато заныл затылок. Потрогала — вспухло конкретно. Нашла в аптечке мазь от ушибов и синяков.

Дожёвывая на скорую руку сляпанные бутерброды и запивая их остатками сока (всё равно пропадёт, скиснет, а с собой брать — смысл?), вернулась в спальню. Переоделась. На улице не так холодно, разве что по ночам небольшие заморозки бывают. Но ведь апрель — месяц капризный. Свободные джинсы, джемпер, джинсовая куртка, на тёплый носок — лёгкие ботинки с высоким верхом. И жёсткой подошвой.

Илья... Его рюкзачок.

Пришлось выйти на балкон, где в двух ящиках лежали не только домашние инструменты, но и гвозди. Вскоре рюкзак сына отяжелел от колющих предметов. Кроме того, вспомнив, как дрались мертвяки возле мозгов её бывшего (странно, что всё время так хотелось повторять) мужа, Зоя засунула в него маленький топорик. Постояла, чувствуя тяжесть рюкзачка, — и содрогнулась. Неужели придётся использовать?.. Добавила второй. А войдя на кухню, собрала все ножи. Прикинула даже, не взять ли вилки. Показалось неудобным — потому как для лучшей пробиваемости надо обломать бы крайние зубцы, а времени на работу не хватает.

Далее она превратила кошелёк-косметичку в аптечку, куда первым делом пошла марганцовка — для обеззараживания воды. Вода-то в городе ещё будет, но какая...

Для себя и детей ничего из одежды не взяла. Если что — у свекрови найдутся старые вещи. Дети часто оставляли одёжку там после каникул. А если этого "если что" не будет, они вернутся сюда, в эту квартиру, и будут здесь спокойно жить.

Долго сидела над раскрытым футляром от скрипки, вздыхая над нею. Потом сунула футляр в кладовую, на верхнюю полку. На некоторое время придётся забыть о своей работе в театральном оркестре.

Большой рюкзак, с продуктами, Зоя повесила на спину, детский, с "оружием", — на грудь. Оба на себе закрепила, чтобы не болтались, ремнями.

В очередной раз проверила мобильник. Свекровь не ответила.

Снова обошла квартиру, проверяя, всё ли из необходимого взяла, всё ли в доме необходимое сделала перед уходом. Закрыла общий кран воды, взяла ключи и оглянулась у входной двери на настенные часы. Третий час.

... С мужем Зоя познакомилась в тире ЦПКиО, куда пришла с друзьями поразвлечься. Он так поразился девчонке в очках, которая, пересмеиваясь и переговариваясь со своей компанией, легко и непринуждённо отстреливала фигурки, что подошёл почти сразу. Из парка они ушли вдвоём... Очки вскоре не понадобились: Зое сделали операцию на глаза. Правда, на её меткости операция не отразилась. Зоя продолжала стрелять так, будто для неё не существовало понятия прицельности. Правда и то, что о спортивной стрельбе пришлось забыть: "мешали" семья, дети, а скоро и проблемы с разлюбившим мужем...

В этой квартире они прожили почти одиннадцать лет...

Зоя вздохнула, вышла на лестничную площадку и закрыла дверь квартиры на оба замка. К лифту даже не подумала подойти. Сразу принялась спускаться по лестницам.

Примерно она представляла себе дорогу: надо постоянно идти дворами — больше шансов спрятаться в газонных кустах от этих страшилищ, а если что — заскакивать в подъезды. Если же придётся выходить на дорогу и на открытые места — по ситуации.

В общем, надеялась на общеизвестное: авось, да пронесёт. И не верила, что может погибнуть. И думала о чём угодно, только не о детях, к которым собралась идти. Слишком... страшно думать о них. Вот дойдёт — тогда посмотрим...

На площадке первого этажа Зою встретила деловито гудящая толпа мужчин, редко-редко в которой мелькали обеспокоенные женщины. Первой её, естественно, заметила быстроглазая тётя Нина — пенсионерка, живущая на том же первом этаже.

— Зоенька, ты что?! — всплеснула она руками.

Из толпы тут же подошёл Саша.

— Куда это ты, мать, собралась?! — тоже поразился он. — Рехнулась, что ли?

— Саша... Лучше ничего не говори, — решительно покачала головой Зоя. — Я иду к детям, и меня никто не остановит.

— Да кому!.. Каким детям ты будешь нужна, если...

— Саша, тётя Нина, я попробую. Я не могу... Жить не могу, не зная, что с ними!

Тёть Нинин сын, Геннадий, посмотрел на неё с высоты своего немаленького роста и кивнул.

— Зоя, мы тут, у двери, готовим дежурство на случай, когда электричество отключат, и дверь не будет закрываться. Давай так. Мы тебе откроем. Ты выйдешь за порог, посмотришь, что там, на улице, а мы пока подержим дверь. Договорились?

— Договорились.

Они решили — Зоя посмотрит, испугается и забежит обратно.

Она решила: "Уйду!"

Геннадий осторожно отворил дверь, сигнальный домофон которой уже отключили.

Она перешагнула порожек.

Сначала чуть не шарахнулась назад — от бросившегося в лицо густого крика и воплей, от огненного треска и воя словно умирающих машин. От всего того, что было только что приглушено подъездной дверью... Но устояла. Вдоха хватило, чтобы ещё и учуять беду. В прохладном апрельском дне, в его городских, уже устоявшихся без дождей пыльно-травяных ароматах, острыми струйками текла гарь — и не только горелого дерева или металла. Но и терпко сладкая с газона — от сгоревшего мяса. Это Зоя уловила сразу, едва очутилась на пороге подъезда ... Тревожно огляделась.

Потом-то поймёт, что на улице может быть и насторожённая тишина.

Но сейчас один только шаг вперёд — и, как будто этого шага и ждали, на неё обрушилась ещё более безумная звуковая какофония: на противоположной улице, на фоне воющих противоугонок, — пронзительно закричала женщина; в конце дома, на двенадцатом этаже, прогремел взрыв, а едва он закончил грохотать, из чёрных клубов дыма на асфальтовый приступок дома и на его газоны суховато-звонко посыпалось разбитое стекло. Только-только Зоя собралась вдохнуть, поняв, что осколочного эха больше не будет, как позади, тоже с верхних этажей, закричали в несколько голосов, и, заглушая этот тревожный крик, раздался сумасшедший визг — оглянувшись, Зоя увидела падающее тело — и резко отвернулась, жмурясь и затыкая уши. И так, с заткнутыми ушами, но уже открыв глаза, приготовилась поспешить к дороге перед домом. До следующего дома надо пройти пять подъездов своего дома и небольшую дорогу. Там кусты, которыми, прячась, можно пройти всю улицу. А там...

Зоя затаила дыхание, оглянулась.

— Счастливо!

— Удачи... — прошептали ей вослед.

И Зоя вышла на улицу.

Вторая глава

Опасливо поглядывая наверх, на окна, и уже вцепившись в края детского рюкзака, в рукоять припрятанного в его боковом кармане топора, Зоя пробежала мимо первых двух подъездов — с замирающим сердцем и больно бьющим в виски пульсом. Бросила ещё взгляд наверх — опустила глаза посмотреть, что впереди...

И, похолодев, чуть не споткнулась на полушаге. Вот дура-то — наверх пялилась... Навстречу, негромко гудя и время от времени вяло рявкая друг на друга, ковыляла толпа страшных существ с выпученными глазами. Откуда они появились так быстро, что Зоя их не заметила?! Вывалились из предпоследнего подъезда?

Да какой топор — против такой оравы?! Ноги оцепенели, отяжелели так, словно их надули густой жидкостью, которую вкачали насосом. Свои остекленевшие глаза, готовые лопнуть от напряжения, Зоя чувствовала, но ни моргнуть, ни повести ими в сторону не могла — только пялилась вперёд. Как не могла и сдвинуться с места. Понимание, что бежать поздно, нахлынуло следующей холодной волной. Остолбенела на месте...

Только автоматически считала: пятеро, семеро... Десять (не упасть бы! Не упасть!)... Краем глаза — есть даже дети... Пять метров до неё... Три... Сейчас ускорят шаг и бросятся на неё, повалят на землю, вцепятся в горло и разорвут его, высасывая кровь! Ударят головой об асфальт и сожрут разлетевшиеся по дороге ещё тёплые мозги!.. Ступор проклятый! Развернуться бы да побежать!! У своего подъезда соседи до сих пор сторожат — откроют на её крик! Успеют открыть! А не успеют, так помогут отбиться!

Шедший впереди всех крупный толстяк, с раскрытым ртом, с порванной щекой, вдруг шагнул в сторону — обойти Зою, застывшую, словно в трансе. И вся толпа послушно последовала его примеру: раздалась в стороны, обтекая, оставляя пространство и даже не задевая оцепеневшей от ужаса женщины. Последними прошли будто внезапно постаревшие дети — тяжело передвигая ногами, но мёртвыми глазами с одутловатых лиц резко стреляя по сторонам.

Она почувствовала только подобие короткого прохладного ветра, поднимаемого проходящими мимо существами — то ли мёртвыми, то ли суррогатно живыми. Ветра, в котором витали вонючие запахи застарелой крови, начинающей гнить кожи, устоявшегося аммиака на ткани — видимо, из-за органов пищеварительного тракта, уже не контролируемых сдохшими мозгами... Она нечаянно вдохнула этот ветер глубже — и её чуть не стошнило от проникшего в организм зловония...

Дорога впереди снова опустела.

Шаркающие шаги за спиной постепенно затихли.

... Отпускало медленно... Оставили живой! Эта мысль привела в чувство, будто плеснули в лицо ледяной воды. Обернулась: уходят по дороге мимо её дома, то и дело пошатываясь в сторону подъездов, но затем вновь присоединяясь к основной толпе.