Chelyaber

— Понял, Леонид Ильич, займусь немедленно.

* * *

Двадцать первого сентября 1980 года Валерий Харламов триумфально дебютировал в составе челябинского 'Трактора'. И дело даже не в том, что он забил в ворота ленинградского СКА три шайбы и отдал две голевые передачи, благодаря чему 'трактористы' на выезде крупно победили 7:2, такой результат 'Трактор', образца 1980-81 годов, вполне мог выдать и без Харламова, не даром ведь в этом сезоне другой истории, он впервые взял бронзу чемпионата СССР, хотя об этом, разумеется, здесь и сейчас знал только Воронов; главным показателем триумфа стали переполненные до отказа трибуны СКК имени Ленина, а это 25000 зрителей, и не меньшее их количество ожидало окончания матча вокруг спорткомплекса, чтобы хоть издалека увидеть живую легенду — первого олимпийского чемпиона по футболу и хоккею. Первого в мире, первого в истории. Не известно, каких болельщиков собралось больше — футбольных, или хоккейных, корреспондент 'Советского спорта' оценил их количество как примерно равное, но выборка у него была небольшая.

— Читали, Семён Геннадьевич? — Максим протянул Савельеву газету, — Один Харламов собрал полста тысяч совершенно чужих для него ленинградцев.

— Уже прочитал. Почему чужих-то? Советские ведь люди.

— Советские-то советские, но это чемпионат СССР, в котором все советские делятся ещё и на своих, и чужих, иначе какое может быть боление? Только отстранённое созерцание, а такие созерцатели обычно на стадионы не приходят. Так вот, Борисыч для них чужой, это очевидно, и, тем не менее, трибуны ему овацию устроили, несмотря на крупное поражение своих. Считаю, что это своего рода феномен, а значит мы встали на правильный путь.

— Путь куда, Максим? Давно хотел у тебя поинтересоваться.

— Путь к победе, Семён Геннадьевич. Путей всего два, ничья в этой игре не предусмотрена, как в баскетболе. Либо СССР победит, либо США.

— В какой ещё игре?

— В мировой политике. Чемпионом в ней может стать только один.

— А-а, ты про политику... Так это не игра, скорее бокс.

— Да какой там бокс, если первый же удар с любой из сторон угробит не только обоих боксёров, но и всех зрителей, телезрителей и даже бактерий с водорослями. Нет, теперь это именно игра, в которой удары запрещены, и мы, похоже, сделали в ней очень удачный ход Харламовым.

— Цинично как-то звучит, будто Валера и не человек даже, а шахматная пешка. А ведь он наш друг.

— Друг. — кивнул Воронов, — Именно поэтому мы им не жертвуем, а проводим в ферзи.

— Не понимаю я тебя. Где Харламов и где политика? Какая между ними связь?

— Пока очевидной связи нет, и, возможно, что её и не появится. Но опыт по созданию таких феноменов нам очень сильно пригодится в будущем. Только представьте: мы создаём их из негров, индейцев и мексиканцев в США столько, сколько нам нужно для решения проблемы. Окончательного решения. Пятьдесят независимых государств из бывших соединённых штатов, к тому-же, постоянно враждующих друг с другом, меня бы полностью устроили.

— Меня бы тоже, но не шарахнут ли они напоследок?

— Риск есть, но шансы на мирный исход я оцениваю выше. Шарахнуть и сейчас могут в любой момент: сойдёт, например, с ума какой-нибудь капитан подводной лодки и привет. Разбираться ведь будет уже некогда, мгновенно стартует всё. Ну, не всё, конечно, что-то останется для добивания выживших бункеров, но и того, что вылетит сразу, хватит для уничтожения всего живого на Земле с четырёхкратным запасом. От всей этой гадости человечеству нужно срочно избавляться, а другого пути я пока не вижу. По мере нарастания внутреннего конфликта в США, мы будем всё громче заявлять о своём миролюбии и готовности к разоружению.

— Не поверят.

— Не поверят, — кивнул Воронов, — но приоритеты переоценят. Когда загорается твой собственный дом, про соседа невольно забываешь, даже если до того момента считал его законченным мерзавцем. Они же не будут знать, что этот пожар потушить невозможно, а после будет уже поздно. Тут главное, чтобы нас не сразу заподозрили в поджоге, для этого нам и нужны феномены со спичками.

— Не подтолкнём ли мы этим сами потенциальных сумасшедших? Сожгут у такого капитана негры дом вместе с семьёй, он по нам и бахнет, чтобы мы уже по тем неграм ответили.

— Риск есть. — повторил Максим, — Но он и так есть, и ещё долго будет есть, если его не попытаться обезвредить. Вот мы и попытаемся. Я ведь сейчас не план озвучиваю, а лишь обывательски размышляю на фоне появления феномена Харламова, оцениваю созданный нами инструмент, его возможности и открывающиеся перед нами перспективы. Сегодня наши шансы немного повысились, стоит ли омрачать такой день мыслями об Апокалипсисе?

— Не стоит, тут ты прав. Молодец, Валера. Не знаю, как насчёт США, но Тихонова он теперь точно похоронит.

— Вот отец-то порадуется.

— Чему? Он же у тебя военный.

— Военный пенсионер. Но при этом он коренной челябер.

— Даже так? Я думал, что он в ЧВАКУШ уже начальником курса попал.

— Вернулся он начальником курса, а попал туда ещё курсантом. Они с мамой раньше в соседних домах жили. Я тоже успел в Челябинске родиться, как раз перед самым его выпуском, в Комсомольск-на-Амуре ещё грудничком переехал, а через десять лет вернулся в квартиру деда, из которой уезжал. Отец тогда в Крыму служил, в Саках, а с квартирами там... ну, сами понимаете, Крым есть Крым, тем более Севастополь... и тут дед умер, вот кольцо и замкнулось. Отцу досрочно подполковника и в начальники курса в Челябинск, чтобы квартирный вопрос в Крыму не усугублять, а он меня в школу 'Трактора', чтобы... чтобы хоккеистом... В общем, рад он сейчас, это точно.

— Я тоже рад. Не скажу, что за ваш 'Трактор', но за Валеру очень. Максим, почему ты меня от рейда отстранил? Я знаю, что это ты, не юли.

— Даже и не собирался. Вы сугубо гражданский человек, Семён Геннадьевич, вам там не место. Там будут стараться убить нас, а мы будем убивать их. В рейд идут только те, кто хочет убивать врагов и готов быть убитым. Вы мне не подходите.

— Считаешь меня трусом?

— Ну, что это ещё за бабский заход, Семён Геннадьевич? Причём тут вообще трусость, кто о ней вообще когда-либо говорил? Мне не нужны в этом рейде готовые только героически погибать за Родину, мне нужны только те, кто за свою Родину будет убивать. Без всяких эмоций, как гильотина. Желательно сотнями и, при этом, без своих потерь. Как мясники на скотобойне. Чувствуете себя таким мясником? Вы уже готовы к обустройству собственноручно устроенного кладбища на пару сотен человек? Да, врагов, но всё-таки людей. Причём не в честном бою, когда вместо крови по жилам течёт адреналин, а подло подбираться и тихо резать по ночам. Мы будем убивать и союзных нам афганцев, которых нам специально для этого подставят, ради легализации среди пуштунских басмачей. Если готовы, скажете мне об этом накануне выхода, решение принимаю только я, поэтому согласования не потребуется, если будете готовы — пойдёте. Но не торопитесь отвечать, сначала хорошенько подумайте, представьте, как режете спящих и кем вы после этого станете. А ведь у вас двое детей, дочке всего восемь, ей ещё понадобится нормальный отец, а не вернувшаяся с диких южных гор машина для убийств. Брежневу осталось лет пять-шесть, несмотря на все мой потуги, кто его заменит?

— А я-то здесь причём? Мне-то откуда знать?

— Могли бы и догадаться, легендарный полковник Савельев. — усмехнулся Воронов.

— Я? Ты что это задумал, Максим? Данунах! Тогда я точно думать не буду, иду с вами резать. Дети как-нибудь выживут, в сорок пятом выживали, а сейчас тем более.

— От основной миссии это вас всё равно не избавит, только в крови зря искупаетесь.

— Как знать, как знать, Максим, пуля — она дура.

— Только суицидников мне в рейде и не хватало.

— Не беспокойся. Я не подведу. Убивать буду как все, и смерти искать не стану, тем более во вред своим. Но если ты меня правда туда задумал, я должен через всё это пройти.

— Пока не говорю ни да, ни нет. Вернёмся к этому месту в разговоре в марте, товарищ полковник. Может ещё и до марта-то не доживём, так чего зря болтать?

— Доживём, куда мы денемся.

— Вот когда доживём, тогда и договорим. Пора мне, Семён Геннадьевич. Из обычных мясников нужно за полгода успеть подготовить мясников-виртуозов.

— Ну, что ты за циник, ведь парни настоящие герои. Все ведь понимают, что вернутся только те, кому повезёт.

— А я разве что-то другое говорил, Семён Геннадьевич? Я, по-моему, очень ясно выразился, что просто герои в этом рейде станут обузой отряду и угрозой для своих-же. В этот рейд пойдут только герои-мясники, ударники забоя скотобойного цеха, машины для убийств. Думайте сами, я не шучу.

* * *

Двадцать восьмого сентября 1980 года Саддам Хуссейн предложил Ирану перемирие и даже объявил об одностороннем прекращении огня с первого октября, но Хомейни ответом его не удостоил. Иракское наступление выдохлось на линии Касре-Ширин — Шуш — Хорезмшир, то есть за месяц боёв и ценой больших потерь, армия Ирака смогла продвинуться вглубь территории Ирана всего на пятьдесят километров. Блицкрига не получилось, а, кроме того, начались проблемы с обслуживанием техники советского производства. СССР продолжал в Ирак поставки комплектующих по действующим контрактам, но в условиях интенсивных боёв этого было слишком мало, особенно для авиации: три четверти машин выработали ресурс и теперь поднимать их в воздух решались только смертники. Иран же, стабилизировав линию фронта, не спешил выбивать захватчиков со своей территории, сделав основную ставку на завоевание господства в воздухе. К двенадцатому октября Ирак контролировал своё небо только над нефтепромыслами Басры, оставив без прикрытия города, в том числе и столичный Багдад, за что и поплатился. Четырнадцатого, шестьдесят иранских бомбардировщиков атаковали, и, потеряв в налёте всего четыре машины, разрушили ядерный реактор Осирак в пустыне Тхувайтха, вызвав радиоактивное заражение обширной территории, в которую попал и расположенный всего в пятнадцати километрах Багдад.

Это событие поставило Ирак на грань катастрофы, только для переселения почти семи миллионов столичных жителей требовалась сумма эквивалентная двум годовым бюджетам страны, кроме того, требовалось срочно создавать систему государственного управления на новом месте, строить объездные дороги через пустыню, проводить дезактивацию заражённых территорий, и всё это предстояло сделать во время войны. Войны, в которой Ирак рассчитывал победить в течении года.

Мировая общественность взвыла, но предъявить Ирану было по сути нечего. Осирак являлся военным объектом, а, стало быть, законной целью для нанесения удара, что в итоге и произошло. 'Охранять нужно было лучше, раз уж он такой опасный, или не строить, если охранять не способны.' — прокомментировал атаку на Осирак иранский МИД — 'Мы — сторона, подвергшаяся агрессии, и воюем только конвенциональным оружием. Французы эту гадость построили, пусть они и оплачивают последствия.'

Саддам Хуссейн уже готов был к подписанию капитуляции, но вмешались американцы, которых категорически такой расклад не устраивал. Если Иран получит Басру (а Хомейни выдвигал условием заключения мира именно это условие) и выйдет на границу с Кувейтом, о доминировании США в регионе Ближнего Востока придётся забыть, а значит потерять гораздо большие деньги, чем требуется для спасения Ирака. Нет, они не собирались оплачивать всё, Багдад им был не нужен, а тем более не нужны семь миллионов столичных бездельников, им нужно было только не допустить победы Ирана. Американцы даже предположить не могли, что эта победа, тем более такая быстрая, категорически не устраивает и СССР.

Двадцать девятого октября 1980 года, в Аммане начались четырёхсторонние консультации по Ирано-Иракской проблеме представителей США, Саудовской Аравии, Турции и Кувейта. Проблема очевидна — Ирак нужно срочно вооружать заново, а оплатить он это не может, нужны доноры. Нужны, по меньшей мере пять миллиардов долларов, которые, скорее всего, придётся списать в потери. Почему заново? Так ведь для советской техники, в основном стоящей на вооружении иракской армии, комплектующие в нужных объёмах не поставляются, а остаточный ресурс её на уровне десяти процентов по авиации и сорока по бронетехнике. К тому-же, только поставкой новых вооружений закрыть вопрос не удастся, минимум полгода потребуется на её освоение, а в это время Ирак придётся защищать. Именно так. О нейтралитете придётся забыть. Помимо денег требуются ещё и войска. Сухопутные войска, морскую компоненту США берёт на себя, но с моря прикрыть можно только Басру и близлежащие нефтепромыслы, сухопутные границы придётся оборонять союзникам, то есть Турции. Саудовской Аравии и Кувейту предстояло оплатить большую часть расходов предстоящей кампании.

Разумеется, восторгов у американских союзников это не вызвало, но других вариантов спасения ситуации предложить никто не смог. Не оставалось других вариантов, кроме вступления в войну всей коалицией, в этом вопросе упёрлась уже Турция — или воюют все, или шайтан с ним, с этим Ираком, вам он гораздо нужнее, чем нам, так что одними деньгами не отделаетесь, даже не надейтесь.

— Договорятся, как думаешь? — Юрий Владимирович Андропов приезжал в Балашиху каждую неделю, а иногда и не по одному разу.

— Если им не помешать, то обязательно. — кивнул Воронов, — Общий интерес у них есть, Иран мешает всем.

— Чем-же это он туркам мешает?

— Своей победившей исламской революцией, они её сильно боятся. Турция ведь только на бумаге светское государство, девяносто процентов граждан там верующие мусульмане.

— Сунниты.

— И чем это помешает им устроить у себя свою исламскую революцию? Шииты устроили, а сунниты, в этом плане, ничем их не хуже. У нас в Средней Азии ведь тоже сунниты, однако идеи Исламской революции вам показались опасными. Не считайте турок намного дурнее себя, они эту опасность гораздо лучше вас понимают, потому что в теме гораздо глубже.

— Интересно. Не думал об этом. Всегда считал Турцию американской марионеткой.

— Сейчас она именно такая и есть, но ведь и Иран был марионеткой, от которого никто не ожидал.

— Ты прав, не ожидали. Выстоит Иран, как думаешь?

— А это уж как вы захотите. Если немного поможете — однозначно выстоит, если поможете побольше — ещё и дальше попрёт: в Ирак, Кувейт, Саудовская Аравию.

— Потом в Турцию?

— Вряд ли. Там у них совсем не будет поддержки населения. Да и надорвутся они раньше, Саудовскую Аравию американцы будут защищать всеми средствами.

— Понял. Доложу Леониду Ильичу. Как идёт подготовка 'Каскада'?

— Всё по плану, Юрий Владимирович.

— Нужна какая-то помощь?

— Нет, со своей стороны вы больше ничем помочь не можете.

— Жаль. И так мы тебе должны, а помощь нам опять требуется.

— Вы мне ничего не должны. Что нужно сделать?

Шестого ноября 1980 года, в Суэцком канале потерял управление, развернулся поперёк фарватера и загорелся танкер под Панамским флагом 'Тексако Карибиан' класса 'Суэц макс', перевозивший 125000 тонн нефти из Кувейта в Грецию. Экипажу удалось спастись в полном составе, взрыва не последовало и разгорался танкер довольно медленно. Разгорался-то медленно, но и потушить пожар оказалось невозможно, целостность корпуса нарушена не была, и теперь нефть выгорала внутри. Откуда поступал кислород — эксперты ответить затруднялись, но откуда-то он очевидно поступал, так что теперь, пока вся нефть не выгорит, а это может затянуться на месяц, приступить к разблокированию канала невозможно. Вот когда вся выгорит, тогда за пару недель можно будет управиться. Нет, это и есть самый оптимистичный прогноз. Пара недель только в том случае, если корпус судна сохранит плавучесть, а если он при попытки сдвинуть развалится, тогда, пожалуй, быстрее будет прокопать канал вокруг места катастрофы.