Chelyaber

— Вам виднее, я не против.

— А снимать то о чём? — поинтересовался Высоцкий.

— Мне всё равно, хоть про любовь, хоть про войну. Планку вы теперь сами опускать не захотите, а снимать вы умеете намного лучше меня.

— У нас под рукой множество очень хороших и недорогих актёров. Многие готовы сниматься только в надежде на будущую премию, пример Леонова оказался заразительным. Можно замахнуться на что-нибудь эпическое. Например: войну за независимость США. Тема очень многообещающая — плохие англичане, хорошие американцы, добавим в сюжет героических русских эмигрантов и вуаля.

— Нет возражений, Марина Владимировна. Ни против темы, ни против замаха. Ладно, мне пора. Челябер, веди себя хорошо, не позорь меня.

* * *

На службу Максима проводили скромным семейным ужином, гостей не было. Аслан наслаждался заслуженной славой в родном Дербенте, Вадик с подружкой укатил в Ялту, Харламов улетел в Челябинск, Савельев, Андрейченко и Линьков прощались со своими семьями.

— Мама! Ты же жена офицера, неужели не понимаешь, что служат там, где прикажут?

— Но почему тебе не приказали служить в ЦСКА?

— Потому что мне приказали служить в 'Динамо'. Не волнуйся, мамуль, всё будет хорошо. Семён Геннадьевич будет нарабатывать методику для подготовки... в общем, секретную методику, а мы ему помогать. Нельзя мне об этом рассказывать, я подписку о неразглашении дал.

— Отстань, от него мать, квохчешь как курица, не под Сталинград в сорок втором провожаем. Сразу было понятно, что методики Савельева под себя гэбня подгребёт. Странно, что их вообще сразу не засекретили, и на том скажи спасибо. Повезло нам. Отслужит Макс два года и вернётся, я двадцать прослужил и ничего, не умер.

— Полгода я уже отслужил, папа. Меня в апреле призвали, так что вернусь весной восемьдесят второго.

— Ну, тем более. Только Юльку ты зря обидел, ничего бы с твоим Челябером не случилось.

— Кроме того, что он стал бы не мой, а Юлькин.

— Тоже верно. Собаку ей что ли купить?

От совета купить сестре крокодила, Максим воздержался, та и так уже ревела в своей комнате, усугублять было ни к чему.

— Через полгода ей эта собака надоест, сам же знаешь.

— Знаю. — вздохнул отец, — Ладно, переживёт, не маленькая уже.

* * *

Созданием группы специального назначения 'Вымпел', Управления 'С' ПГУ КГБ СССР, Андропов озаботился ещё в феврале 1980 года, и к первому сентября первичный отбор прошли более четырёхсот офицеров. Костяк составили участники штурма дворца 'Тадж-Бек' из нештатных отрядов КГБ 'Гром' и 'Зенит' и 'мусульманского батальона' ГРУ ГШ, так что изначальный уровень подготовки личного состава был довольно высоким, и за прошедшие полгода удалось сформировать первое относительно боеготовое подразделение — отряд 'Каскад-4'. Всего из восьмидесяти двух бойцов, неполную роту, в которой рядовыми служили старшие лейтенанты и капитаны, отделениями командовали майоры, а взводами подполковники.

Представлять Савельева с помощниками, в 'Старый городок' Балашихи приехал сам Председатель КГБ СССР. На автобусе приехал. Вернее, все вместе приехали: Андропов, генерал-майор Дроздов, полковники Титов и Савельев, майоры Линьков и Андрейченко и рядовой Воронов. Не на рейсовом автобусе, конечно, на комитетском, но от обычных Икарусов он снаружи ничем не отличался.

'Старый городок' Балашихи, в узких кругах посвящённых, место легендарное. Здесь Судоплатов и Старинов натаскивали своих головорезов ещё для войны в Испании, здесь проходил подготовку Николай Кузнецов и многие другие, хоть и менее известные, но не менее героические товарищи-диверсанты. База для подготовки отличная, даже самолёт есть, для тренировок операций по освобождению заложников.

Савельева и его питомцев узнали сразу. Ну ещё бы, проще, пожалуй, было не узнать самого Андропова. Удивление вызвало лишь то, что Семён Геннадьевич, оказывается, полковник КГБ, а двое из его воспитанников — майоры, но удивление это было приятным. Методики Савельева уже доказали свою эффективность, а то, что такого уникального специалиста оторвали от спорта и отправили готовить спецназ, вселяло определённые надежды. А ещё давало понять, что группа 'Вымпел' для страны сейчас важнее любых олимпиад.

— Как впечатления, Максим?

— Исключительно положительные, Юрий Владимирович. Личный состав вы подобрали правильно, из отряда 'Каскад' мне не подходят всего шесть человек, с остальными завтра начнём работать.

— Чем не подходят?

— Полковнику Савинцеву пятьдесят пять лет. Тут, как бы я не старался, нашему отряду он будет обузой, а в другом месте может принести много пользы. Подполковники Абдулфаизов и Самедов тоже по возрасту. Капитаны Удугов, Шаталов и старший лейтенант Мирзоев неосознанно контактируют с пятым измерением. С ними нужно работать отдельно и индивидуально, их неосознанный контакт будет давать помехи для работы всей сети отряда.

— Они точно неосознанно контактируют? — насторожился Андропов.

— С высокой долей вероятности. Точнее пока не скажу, с ними надо работать индивидуально, а сейчас главная задача — подготовить отряд.

— Для чего, Максим?

— Для автономных действий на территории противника, Юрий Владимирович.

— У тебя есть какой-то план?

— У меня их множество, на всякий случай.

— Должен же быть один основной.

— Есть, как не быть. Мы должны влиться в ряды моджахедов, отступить с ними осенью 1981-го в 'Зону племён', а там уже поднимать пуштунов на национально-освободительную войну. Если Пакистан потеряет Пешавар, ему станет не до Кабула.

— Другому бы я сказал — план безумный, но тебе воздержусь. Какая помощь требуется с нашей стороны?

— С весны восемьдесят первого, восточнее Джелалабада не должно быть наших частей, только афганские, не хотелось бы убивать своих, а убивать придётся, отряду нужно себя проявить.

— Ты рассчитываешь, что в вас не опознают чужаков?

— Нет. Обязательно опознают, но чужаки тоже бывают разные. Мы будем иранцами-суннитами, они и сейчас от аятоллы во все стороны разбегаются, а как война с Ираком начнётся, это явление станет массовым. Кабул и Джелалабад обойдём с юга, через Белуджистан, потом пошумим на востоке и отойдём осенью в 'Зону племён' в составе какого-нибудь соединения. Желательно прибиться к Гульбеддину Хекматияру, его банда точно отправится зимовать в Пешавар.

— И сколько, по твоим расчётам, вас выживет в таком замесе?

Воронов пожал плечами.

— В штыковые на пулемёты нам не ходить, но потери будут точно. В Пешаваре придётся импровизировать по обстановке.

— Добро. Кто будет командиром отряда?

— Полковник Титов, его заместителями и взводными майоры Андрейченко и Линьков.

— Хороши иранцы.

— Через полгода будет не отличить.

— Посмотрим. А сам ты кем планируешь быть?

— Если проводить определённые аналогии, то представителем Ставки ВГК, но об этом будет знать только Титов. Моё место в строю определится после завершения подготовки отряда, а пока я прикомандирован в качестве помощника Савельева и самого удачного образца применения его методик.

— Не хочешь у нас служить?

— Я пока и так служу у вас в пограничных войсках, Юрий Владимирович. Срочную службу. Дальше видно будет.

— Это видно уже сейчас. Ладно. План твой заранее утверждён самим Брежневым, так что хоть я и считаю его слишком рискованным — работай. Приказы о назначениях Титова, Андрейченко и Линькова подпишу немедленно. Удугова, Шаталова и Мирзоева отзовёт генерал-майор Дроздов. Ещё что-нибудь срочное есть?

— Начинайте думать: на кого сменить Бабрака Кармаля. Его Афганистан не примет точно.

* * *

Двадцать второго сентября 1980 года началась Ирано-Иракская война, как сообщила советская пресса: 'неспровоцированным, вероломным нападением Ирака'. В Ираке от такой трактовки их действий пришли в негодование, и Саддам Хусейн отозвал из Москвы посла для консультаций. Советский Союз демарш Ирака просто проигнорировал, а двадцать седьмого в Москву с официальным визитом прибыл первый президент Исламской Республики Иран Абольхасан Банисадр. Переговоры продолжались три дня и закончились подписанием ряда межгосударственных договоров. Иран обязался закрыть лагеря подготовки моджахедов на своей территории, возобновить поставки газа в Советский Союз и прекратить радиопропаганду идей Исламской революции на языках народов СССР. Стороны признали пятую и шестую статьи советско-иранского договора 1921 года утратившими актуальность, в связи с кардинальными изменениями международной обстановки, произошедшими за эти годы. Взамен Иран получал право закупки советских вооружений, наравне со странами участницами Варшавского договора, в том числе и модернизированные противокорабельные ракеты 'Термит' П-15М в потребном количестве.

Такой резкий политический поворот Советского Союза вызвал нервную реакцию не только в США, где Картер заявил об очевидном для него намерении СССР развязать Третью мировую войну. Израиль призвал резервистов, Саудовская Аравия потребовала от Ирана гарантий безопасности мирного судоходства в Персидском заливе, но ответом её просто не удостоили. Западная Европа напряглась в ожидании скачка цен на нефть, но резких высказываний её лидеры не допускали. Советский Союз уже объявил 'Доктрину Устинова' ошибкой, и высказал намерения отвести большую часть своих войск от западных границ Варшавского договора к 1990-му году, но мог ведь и передумать. И вообще, русские демонстрировали желание развивать сотрудничество не только в Космосе. Например: получение въездных виз для европейцев упростилось до предела, правда и цена их выросла в два раза, но это ведь не политический момент, это от бедности, это простительно. В общем, Европа пока выразительно молчала, несмотря на нарастающее давление из-за океана.

Внутриполитический расклад внутри страны тоже стремительно менялся. Политбюро из коллегиального органа Высшей власти в стране, де-факто превращалось в консультативный совет при Генеральном секретаре, как это было при Сталине. Брежнев выслушивал советы и поступал так, как считал нужным. А нужным он почему-то посчитал поддержать Иран. Министр Иностранных Дел Динмухамед Ахмедович Кунаев, хоть поручение и выполнил, но не понимал -почему Иран? Почему, ведь Ирак платит долларами, а Иран бартером?

— Какими он долларами платит, иракскими? В том-то и дело, что нет — американскими. А где Ирак их возьмёт, если Иран перекроет ему Ормузский пролив? Иранский газ для Закавказья обходится нам в треть той цены, по которой мы продаём свой в Европу, тоже за валюту, кстати, вот и считай, что будет, если мы ещё и южную трубу до Европы дотянем, а ведь европейцы скоро сами нас об этом попросят. С такой трубы Иран уже никогда не соскочит, а вот Ирак нам удержать просто нечем. Если он победит, то просто зальёт нефтью мировой рынок и обвалит цены раза в три-четыре. Иран же, даже в случае победы, останется изгоем, Исламскую революцию им никто, кроме нас, не простит. Особенно американцы, после захвата заложников в их посольстве.

— А мы простим?

— А что нам прощать, нам-то с неё какой ущерб? Договор от двадцать первого года они отказались выполнять? А мы сами его когда-нибудь выполнять собирались? Они, конечно, религиозные фанатики, но сейчас нам это только на руку, распространение их революционных идей на Ближнем Востоке может надолго погрузить в хаос весь регион, с которого сейчас кормятся американцы, а в идеальном для нас случае — глубоко похоронить долларовый рынок нефти. Для этого нам нужно плотнее работать с Европой, у них хоть и не доллары, но тоже какая-то валюта, да и нужных нам технологий там хватает. Вот об этом и думай.

— Боятся они нас.

— Боятся — значит уважают.

— И уважают тоже, но больше не понимают. Мы для них чужие и слишком непредсказуемые.

— Ну, своими мы для них становиться и не собираемся, а вот с предсказуемостью будем работать. До этого мы их только пугали, так что это неудивительно. Первый шаг навстречу друг другу мы уже сделали, значит, начало положено. После изменения нашей конституции, их отношение к нам сильно переменится.

— Мы собираемся менять конституцию?

— Собираемся. На одной плановой экономике мы уже точно не выедем, перекосов с каждым годом становится всё больше, и негативный эффект накапливается, когда-нибудь эта бомба обязательно рванёт. Да и с коммунизмом уже всё понятно, он не будущее, а прошлое человечества. Коммунизм — это естественный социальный строй для первобытного общества. Рабочая группа уже создана, её предложения обсудим на ноябрьском Пленуме Политбюро.

— Что же теперь? Назад в капитализм?

— Почему назад? Капитализм от нас никогда никуда не девался, просто единственным, а значит, монопольным капиталистом у нас было государство под руководством нашей партии коммунистов, как бы парадоксально это не звучало. Дурак Никита думал, что коммунизм — это отдельная квартира и собственный холодильник в каждой семье, но мы-то понимаем, что это не так. Только Сталин пытался что-то реально изменить в этом плане, помнишь ведь, цены снижал, планируя их постепенно обнулить вместе с деньгами, и, к тому времени, воспитать нового человека, только в том беда, что сам этот старый человек меняться не хочет категорически. Да и капитализм ведь тоже бывает разным, нас вполне устроит кооперативный собственник, как дополнение к плановому хозяйству, так что это путь вперёд, а не назад. Ну, разве что немного вбок, чуть-чуть правее. Ладно, пока это обсуждать всё равно рано, вопрос сложный, дождёмся ноября, а пока работай с Европой. Предложи им забрать себе наших диссидентов, всё равно границы для граждан открывать придётся, и тогда они сами уедут, а пока мы можем проявить добрую волю и получить с этой погани хоть какую-то пользу.

— Каких конкретно диссидентов?

— Да всех, кого они захотят принять. А кого не захотят — считай, что сами их признают уже не диссидентами, а обычными уголовниками.

— А если они захотят Сахарова?

— Пусть катится. Пользы от него уже давно никакой нет, один вред. Уедет — станет предателем в глазах многих.

— Многих, но не всех. Некоторые захотят повторить его финт.

— Потенциальные предатели захотят, но это тоже нам только на пользу.

— А как-же секреты? На Сахарове ведь подписок с полсотни.

— Тем он и ценен, как предмет торга, так что постарайся не продешевить. А секреты... Его секреты теперь только где-нибудь в Африке ещё не знают, но в Африку его уже сами европейцы не отпустят.

— Евреи задёргаются.

— Обязательно задёргаются. Если Европа их согласится принимать на наших условиях, препятствовать мы никому не будем.

— И какие у нас условия?

— Компенсация. Мы их вырастили, выучили, многим дали высшее образование — это конкретный предмет для торга. У них, в Европах, бесплатного образования нет, так что требования наши сочтут вполне уместными, вопрос только в цене. А потом пусть перепродают этот кагал хоть в Израиль, хоть в Америку, нам всё равно.

— То есть, мы собираемся вести дела только с Европой?

— Я бы по-другому это сформулировал. Только с Европой можно вести такие дела. Только она готова реально платить за абстрактные права человека. Или пусть признает, что не всякие права стоят денег. Нас вполне устроят оба варианта, хотя, первый, конечно, гораздо предпочтительней.