Язычница

Вставай, вставай, дружок!

С постели на горшок!

Вставай, вставай!

Штанишки надевай!

Ту-ту-ту-ту-ту-ду-у-у-у-у!" — прорезал предрассветную тишину льющийся из будильника бодрый мальчишеский голосок, перемежаемый звуками пионерского горна.

Янка неохотно приоткрыла глаза и окинула сонным взглядом ромашковые недра палатки. Судя по царившему вокруг сумеречному полумраку, солнце еще не встало, но до рассвета явно оставалось недолго.

— Я-я-нка, клевать тебя в чепчик! — послышалось невнятное, но оттого не менее гневное бормотание из Катиного спальника. — Ты сдурела? В такую рань...

— Т-с-с-с-с! Спи! — прошептала Янка, пытаясь нащупать будильник, пока он не переполошил весь лагерь. Поздно. Голосистый пионер снова затянул утренний гимн, на этот раз значительно усилив децибелы:

"Ту-ту-ту-ту-ту-ду-у-у-у!

Вставай, вставай, дружок!

С постели на горшок!..."

— Кому не спится в ночь глухую? — донесся из соседней палатки яростный рык Мишани.

— Мальцева! — Взвыла Верка-металлистка. — Тебе жить надоело? Заткни свою кукарекалку!

Досадливо морщась, Янка наконец-то сумела отыскать будильник в груде своих и Катиных вещей. Звонкая песенка оборвалась на полуслове, уступив место полусонному ворчанию разбуженных соседей. Потревоженные в неурочный час, Новые Гребеня не сомневались, виновницей внеплановой побудки мог быть только один человек в лагере — Яна Мальцева. И пусть сама Янка пыталась убедить себя, что недовольство окружающих ее волнует в последнюю очередь, не спешила покидать палатку прежде чем стихнут звучащие снаружи голоса.

Ждать пришлось недолго — минуты три от силы. Негодующая общественность отложила выяснение отношений с "чокнутой девицей" до лучших времен и отправилась досыпать, а Янка выудила из верхнего кармана рюкзака косметичку и, стараясь не шуметь, расстегнула молнию палатки. Выглянула наружу и, блаженно прикрыв глаза, глубоко вдохнула пока еще прохладный воздух. Улыбнулась, наслаждаясь свежим, росистым ароматом. Ей действительно до сих пор никогда не доводилось бывать за пределами Москвы, но лишь теперь Янка впервые в жизни ощутила ограниченность своего маленького, привычного мирка... где нет ни росы, ни запаха тины, ни плеска рыбы в камышах, ни лунной дорожки, пересекающей темную водную гладь ... Без комаров она бы, конечно, с радостью обошлась и сейчас, но...

— Ян, мой дружок просил тебе передать, что вставать пока не собирается, особенно на какой-то там горшок, — прервал ее размышления грубоватый голос Жорки.

Янка невольно вздрогнула, окинув взглядом окруженный палатками пятачок земли и, наконец, заметила чуть в стороне темный силуэт парня.

— Но если ты повременишь с надеванием штанишек и сбацаешь мне стриптиз по льготному тарифу... — насмешливо продолжил он.

— Я по пятницам не подаю! — ехидно парировала девушка, выбравшись из палатки, и скривила губы в подобии снисходительной ухмылки. — И вообще благотворительность — не мой конёк. Чего не спишь-то?

— А сама как думаешь?

— Неужто никак не можешь насытиться единением с природой? — картинно изогнув бровь, усмехнулась Янка.

— Типа того... только собрался баиньки, а тут ты со своим гимном фетишизму-онанизму.

— Эк тебя проняло-то... — невинно округлив глаза, протянула Янка. — Это "ж-ж-ж" неспроста. Ведь зачем тебе жужжать, если ты не пчела?

— Эй, потише на поворотах, Мальцева. А то ненароком в кювет улетишь, — грозно прищурившись, прошипел Жорка.

— Эх, Жорик, что-то ты нервный какой-то. Не выспался? Так я и знала, что бесконтрольное единение с "природой" до добра не доведет. Иди вздремни. До подъема часа три есть.

Пытаясь создать видимость непринужденной пикировки, Янка присела на корточки и начала застегивать ремешки на босоножках.

— Знаешь, Геродотик тоже, когда не выспится, тявкает по поводу и без повода, — искоса взглянув на парня, снова усмехнулась она.

— Звучит, как угроза... Я предупрежу ребят, чтобы не тревожили без особой надобности сон древнегреческого историка. Хотя, судя по тому, что от твоего будильника проснулись все, кроме блохастика, сон у него крепкий.

— У него иммунитет. Ладно, не скучай.

Подавив зевок, Янка направилась к берегу. Несмотря на показную бодрость и даже относительное благодушие спать ей хотелось не меньше, чем остальным обитателям Новых Гребеней. Но походные условия жизни заставляли вносить коррективы в привычный распорядок дня, а заодно и время утреннего пробуждения.

В действительности, бравада бравадой, но сама Янка слабо представляла, как ей удастся продержаться целый месяц на острове... с той-то острой непереносимостью солнечного света, из-за которой ей и в пасмурную погоду приходилось носить темные очки. Хотя бабушка была настроена более оптимистично на этот счет.

— В темном подземелье себя, детка, не запрешь на всю жизнь... — мягко улыбаясь, сказала она и погладила внучку по щеке. — Да и незачем это. Хочется в экспедицию, так почему бы и нет...

— Вообще-то, бабуль, не очень-то и хочется. Какие мне экспедиции... с моей-то проблемой. Тем более, с работой что делать не понятно теперь.

— Детка, не такая уж это и проблема, если подойти к ее решению со знанием дела, соблюдая ряд элементарных правил.

— Например? Да я даже умыться с утра не смогу, так как очки на солнце снять для меня уже катастрофа.

— А зачем на солнце? Умываться ведь можно и до рассвета. Я положу тебе с собой календарь солнечной активности. И то попроще будет.

— Спасибо, бабуль... — неохотно растянула губы в слабой улыбке Янка и почти равнодушно пожала плечами. — Буду жить по будильнику.

— И еще... Я тебе уже говорила, но ты же не слушаешь... бестолковка... — замялась бабушка и отвела взгляд к окну. — Ты утреннего солнышка не слишком опасайся. Оно боли не несет, а наоборот силу дарует и бальзамом душу питает. Но под полуденным глаза не кажи, очки не снимай и шляпу не забывай надевать. От греха подальше. Сама знаешь, чем это тебе грозит.

Янка, оказавшись на острове, советы бабушки не забыла. Тем более, что накануне днем уже успела испытать на себе результат собственной же безалаберности. И не впервые. Но все же, невзирая на оптимистичные прогнозы, проверять первые рассветные лучи на целебные и прочие полезные свойства не спешила. Покорно встала по будильнику и, пока остальные студенты и администрация лагеря не покинули своих спальников, отправилась умываться.

Лагерь спал, закутавшись в мучнисто-сизую дымку. Кругом царила мягкая, умиротворяющая тишина. Даже ветер стих в ожидании рассвета. Лишь изредка из Новых Гребеней доносились краткие всхрапы. Оглашали на миг округу и вновь уступали место сонному спокойствию.

Янка неторопливо прошла мимо пустующего обеденного стола и искоса взглянула на возвышающиеся над зарослями бурьяна темные силуэты деревянных идолов. Украдкой. Будто боясь, что ее уличат в преступном интересе к островным стражам. Те, мрачно взирая на водохранилище, как и накануне вечером, несли свою бессменную вахту, охраняя покой вверенной им земли.

Усмехнувшись собственным мыслям, Янка приблизилась к берегу и остановилась подле укрытой брезентом лодки. Над замершей в ожидании рассвета водной гладью стелился густой туман, опоясывая молочно-белой пеленой крошечный островок напротив. Его темные очертания таинственной тенью возвышались над белесой дымкой всего в нескольких метрах от Вёжи. Манили, приковывали взгляд и даже неведомым образом заставляли сердце учащенно биться в груди.

Что-то загадочное таил в себе этот густо поросший ивняком и окольцованный камышовой топью клочок земли. Но что?

А быть может, это лишь иллюзия, искусно созданная предрассветным туманом? И едва забрезжит рассвет, все исчезнет без следа.

— Мне здесь, определенно, начинает нравиться... — двинувшись мимо полевой кухни к камералке, пробормотала девушка. — Определенно.

Узкая тропа, точно повторяя изгиб берега, тянулась на восток, к противоположной части острова. Янка, минуя остатки вчерашнего костра под раскидистой ивой, направилась дальше. Любопытство призывало безотлагательно разведать окрестности. Идти пришлось недалеко. Уже через несколько минут дорожка привела девушку к небольшой заводи, с двух сторон опоясанной густыми зарослями камыша.

Раздевшись и сменив модные босоножки на резиновые тапочки, Янка вошла в воду. Чтобы погрузиться хотя бы по пояс, пришлось отойти на очень приличное расстояние от берега — не менее десятка метров.

— Действительно, утонуть тут только если спьяну можно, — недовольно буркнула Янка себе под нос и поплыла, в надежде не задеть травмированным накануне коленом усыпанное черепками дно.

Стремительно бледнела звездная россыпь на светлеющем небосклоне. На востоке занималась акварельно-лиловая заря, грозясь вскоре окрасить водную гладь первыми лучами солнца. Некогда густой туман начал рассеиваться и теперь рваными клочьями стелился над водой.

— Эй, русалка! — окликнул Янку с берега звонкий мальчишеский голос.

Вздрогнув от неожиданности, девушка резко обернулась на звук и только теперь заметила, что чуть в стороне от места, где она оставила свои вещи, притулилась небольшая лодка. В ней сидел незнакомый долговязый парнишка с удочкой.

— Эй! Плыви сюда! — махнув Янке рукой, снова подал голос он. — Дело есть!

Не двигаясь с места, Янка пристально всматривалась в окутанную клочьями тумана фигуру рыбака. Но из-за мешковатой одежды и низко надвинутой на лоб бейсболки невозможно было разобрать даже общих черт его внешности. Худой, долговязый, молодой -все, что могла сказать о нем Янка.

— Не боишься, что рыбу тебе распугаю? — наконец, отозвалась она.

— Сегодня и так паршиво клюет, — без раздумий крикнул в ответ парнишка. — Да не бойся ты! Не укушу. Мне спросить надо!

Поднявшись с корточек и оказавшись в воде лишь по пояс, Янка неохотно двинулась к берегу.

— Ну, спрашивай, — остановившись в паре метров от лодки, обратилась она к рыбаку.

Вода теперь едва достигала колен девушки, полностью открывая на обозрение стройную фигурку.

— А ты ничего так, — окинув ее оценивающим взглядом, улыбнулся парнишка.

Вблизи он показался Янке даже моложе, чем она думала вначале. Лет тринадцати от силы. Курносый нос, покрытый россыпью мелких веснушек, открытая улыбка, голубые глаза и торчащие из-под бейсболки золотисто-русые кудряшки придавали ему совершенно детский вид.

— Правда, на русалку похожа. Только без хвоста.

— Я его в химчистку сдала. Подожди секунду.

Обойдя вокруг камышовые заросли, Янка выбралась на берег. Подняла с земли ярко-салатовое полотенце и, накинув его на плечи, направилась обратно к парнишке на этот раз сухопутным путем.

— Так что тебе? — остановившись в метре от лодки, грубовато спросила она.

— Ты же из археологов, да? — проигнорировав не слишком доброжелательные интонации в голосе девушки, уточнил юный рыбак.

— Типа того, — неопределенно пожала плечами Янка.

— У вас там есть девчонка одна — некая Яна. Можешь позвать? Очень надо.

Девушка заметно напряглась и, машинально поправив надетые поверх волос очки, неловко переступила с ноги на ногу. Это явно не ускользнуло от внимания юного рыбака, и он выжидательно замолчал, с любопытством наблюдая за собеседницей. Лишь на мгновение, когда из камышовых зарослей послышался краткий всплеск, парнишка метнул взгляд на поплавок удочки, но, убедившись, что тот по-прежнему неподвижно покоится на воде, снова вопросительно посмотрел на Янку.

— Зачем? — чуть слышно поинтересовалась она, поплотнее закутавшись в полотенце.

— А тебе-то что? Позвать сложно?

Вспомнив пионерскую побудку, которую она несколько минут назад учинила в Новых Гребенях, Янка не без улыбки представила реакцию соседей, приди ей вдруг в голову сейчас кого-то из них позвать.

— В начале пятого утра? — ехидно поинтересовалась она и, не тая сардонической ухмылки, выразительно взглянула на парнишку. — Издеваешься? Да меня на британский флаг порвут, а потом ритуально сожгут на костре в кашеварне.

— Спят, да? — разочарованно пробормотал он. — Вот вы, городские...

— Да хоть какие, только нормальным же людям в такую рань спать положено.

— А ты чего тогда?

— А я наслаждаюсь единением с природой. Ну так что? Зачем тебе Яна нужна? Рассказывай, а там решим.

— Не могу, — будто бы даже обреченно вздохнул парнишка и пожал плечами. — Поручено передать ей лично.

Янка перевела задумчивый взгляд на водную гладь и, покачав головой, чуть слышно усмехнулась.

— Интересно девки пляшут... по четыре в один ряд. И кому же это Яна в Спасе понадобилась? Вроде бы и не была здесь никогда... Бабке что ли той сумасшедшей? Так обозналась старуха, так и передай.

— Э-э-э, нет, — покачал головой парнишка. — Бабка Матрена никогда не ошибается. Раз сказала, так и есть.

— Вот оно как, значит? Кто ж такая эта ваша бабка Матрена?

— А ведьма. Кто ж еще?

— Ну-ну... По ночам в черную кошку превращается, у коров молоко сцеживает, мор на кур и гусей насылает...

— Да нет. Она хорошая. Только злить ее все же не стоит... а то всяко может случиться. Есть у нас тут одна... огород с бабкой Матреной не поделила. Так кричала, что стекла в домах дребезжали. А через два дня сама себя кипятком обварила. Может, и случайность... Так кто ж теперь в это поверит. Говорят, бабка Матрена постаралась. Черных духов на нее наслала.

— Ясно. Что здесь, что у нас в Москве, всё одно и то же... Чудачат люди, а ведьмы виноваты...

— А нам она, наоборот, помогла. Моя мать теперь на нее едва ли не молится.

— О как. Иконы что ль нет, на ведьм молиться вздумала?

— Есть у нас икона, — насупился парнишка. — Только, когда пару лет назад мой младший братишка под лед провалился, никакие иконы не помогли. Вытащить-то мелкого вытащили, но простудился он не хило. А весна... лед еще не сошел, дорогу размыло, трактора застревают. То есть до города ни по воде, ни по суше стало не добраться. У нас школа ближайшая в Прибрежном, так я недели две законно халявил. А тут такое вдруг. Думали, всё, кирдык. Пора свечку за упокой ставить. Мать слезами обливается, нашу чертову дыру клянет на чем свет стоит. И вдруг бабка Матрена является. Ее никто не звал, а она тут как тут. Подошла к постели мелкого, руку ко лбу приложила. А они у нее страшные, костлявые такие руки-то. Аж дрожь берет. На икону перекрестилась и говорит, чтобы мелкого к ней в хату срочно перенесли. Мать, было, заголосила: "Не отдам! Пусть если помрет, то в своем дому". А бабка Матрена на нее так зыркнула, будто к стене пришпилила взглядом, и тихо так повторила: "Несите его ко мне в хату". И вроде не грозно сказала, а ослушаться никто не решился. Закутали мелкого в два одеяла и понесли к ней. Она три дня из дома не показывалась, никого на порог к себе не пускала. А знаешь, ведь выходила брата моего. Почти с того света достала.