Язычница

— Милейшие барышни! — вдруг, словно гром среди ясного неба, раздался над девчонками подозрительно мягкий голос Германа. — Долго ли вы еще трапезничать изволите?

Янка вздрогнула и наконец-то проглотила овсянку, в ту же секунду сообразив, что в моменты легкого потрясения это ей удается гораздо легче.

— Герман Альбертович, — картинно закатив глаза, протянула она. — Зачем же так пугать? Смилуйтесь...

— Яночка, деточка. Неужели у меня такой страшный голос?

— Да нет, что Вы? Такой сладкий, что хоть на хлеб вместо меда толстым слоем намазывай...

— К сожалению, не могу сказать того же о Вашем, красавица. Особенно с утра пораньше...

— Так вы тоже слышали?

— Сложно было не услышать... Уж поверьте старику. Остается надеяться, что такие вокальные этюды не войдут у Вас в привычку. Тем более, в столь неурочный час.

— Я постараюсь впредь не тревожить Ваш чуткий сон.

— Я был бы Вам весьма признателен. А сейчас, милейшие барышни, рекомендую вам все же закругляться с трапезой. Через десять... — Герман сверился с наручными часами. — Нет, уже через восемь минут состоится общелагерное построение.

— Ну вот... Я же говорила. Колония строго режима...

* * *

— Ну, что ж, орлы и орлицы... голуби и голубицы! — стоя перед шеренгой студентов, начал свою приветственную речь Шаман.

По строю пронесся дружный хохот, перемежаемый едкими комментариями в адрес двух колоритных юношей не слишком традиционной сексуальной ориентации.

Первокурсники... Подростки! Что с них взять? Но и стоявший слева от Шамана Герман тоже не пожелал оставить без внимания упоминание ни в чем неповинной "птицы мира" в приветственной речи.

— Да, Павлуша, насчет орлов пока не ясно, а голуби есть однозначно... — чуть слышно усмехнулся он. — И что самое неприятное, в двойном экземпляре.

Шаман ничего на это не ответил. Окинув бесстрастным взглядом сначала профессора, а затем шеренгу студентов и, убедившись, что сами геи отнеслись к "голубям" спокойнее остальных, продолжил:

— Администрация лагеря приветствует вас на острове Вёжи и поздравляет с началом нового археологического сезона. Ура-ура-ура!

— Ура-а-а-а! — бодро подхватили студенты.

— Приятно видеть, что мы с вами единодушны в нашей радости. Будем считать это добрым предзнаменованием, — громко объявил Шаман и, выдержав эффектную паузу, продолжил: — Большинство из вас, думаю, уже в той или иной степени удовлетворили свою любознательность и расспросили Германа Альбертовича и старших товарищей, что за место станет нашим домом на ближайшие четыре недели. Ну, а тем, кто до сих пор пребывает в блаженном неведении, сообщаю, что остров наш называется Вёжи, в точности, как и небольшая рыбацкая деревушка, находившаяся до затопления на этом месте. Целых сорок лет он был необитаем, пока пять лет назад нам не дали разрешение на раскопки. Теперь и у вас есть отличная возможность соприкоснуться с историей этой земли.

От внимания мужчины не укрылось, как стоявшая в хвосте шеренги Янка скривила губы в ехидной ухмылке.

— В чем же уникальность наших с вами археологических изысканий? Может быть, кто-то из вас уже поинтересовался у Германа Альбертовича? И расскажет нам? — повысил голос Шаман, заметив, что студенты начали перешептываться.

— Ну же, асфальтовые вы мои! — усмехнулся Герман. — Докажите мне, наконец, что головы у вас не глинобитные.

Студенты притихли, усердно глядя на что угодно, только не на профессора.

— Эх... все-таки глинобитные... — картинно закатив глаза, протянул он, так и не дождавшись ответа. — Тьфу на вас. Тьфу на вас шесть раз.

— Ну что же вы? Совсем никто не хочет поделиться с нами своими мыслями на этот счет? — попытался сгладить насмешки старшего коллеги Шаман. — Версии?

— Секта молчунов...

— Останки мамонта мы здесь однозначно не найдем! — многозначительно кашлянув, хохотнул рыжий Мишаня, не выходя из строя.

— Не могу с Вами не согласиться, юноша, — согласно кивнул Шаман. — А чего еще мы здесь не найдем?

— На клады золотых монет тоже вряд ли стоит рассчитывать, — усмехнулся Жорик, перехватив у друга эстафетную палочку.

— Уже что-то. А как насчет оборонительных сооружений? Есть шансы на них наткнуться при раскопках? — снова подтолкнул студентов в нужном направлении Шаман.

— Павел Андреевич, не морочьте нам голову! — неожиданно громко заявила Янка. — Мы здесь вообще вряд ли что-то кроме деревяшек, рыболовецких грузил и битых черепков найдем. Наслышаны.

— Яночка, деточка... — удивленно воззрился на нее Герман Альбертович, прежде чем Шаман успел что-либо произнести. — Я сражен наповал Вашими познаниями! Откуда возникло сие великолепие в Вашей светлой головушке?

— Добрые люди открыли страшную тайну.

— А что же это за деревяшки, они Вам не рассказали? — ехидно протянул профессор. — Ну же, ну же! Смелее. Блесните серым веществом.

— Не такое уж оно у нее и серое, Герман Альбертович, — вдруг, решительно выйдя из строя, вступилась за Янку Катя и вызывающе скрестила руки на груди, всем своим видом демонстрируя готовность грудью встать на защиту подруги.

По шеренге пронесся многоголосый хохот. Янка, картинно закатила глаза и, на мгновение досадливо поджав губы, потянула Катю за локоть обратно в шеренгу.

— Кать, ты лучше молчи, — тихо фыркнула она, украдкой взглянув на начальника экспедиции. И тут же невольно улыбнулась, заметив, как тот ободряюще ей подмигнул.

К счастью, никто из присутствующих не обратил внимания на их краткий зрительный контакт. Лишние подколки от однокурсников Янке были совсем ни к чему, особенно если они касались такого щекотливого вопроса, как отношения с красавцем археологом Павлом Андреевичем.

Наконец, смех начал стихать. И воодушевленный реакцией общественности Герман продолжил свою словесную атаку.

— Барышня, ну у Вас-то упомянутая субстанция однозначно карамельно-розовая, — ехидно улыбаясь, проворковал он и, приспустив на нос очки, выразительно посмотрел на Катю. — А на счет Вашей милой подруженьки я еще питаю некие надежды. Так что же это за деревяшки такие, Яночка?

— Останки некогда процветающего селения. Что же еще?

— Вот именно, деточка. А Вам не приходило в голову, что деревянные конструкции крайне редко способны пролежать в земле не одно столетие и дождаться-таки, пока до них доберутся археологи?

— Приходило... — буркнула Янка.

— Итак, архаровцы! — решительно взял дело в свои руки Шаман. — Судя по всему, если и проявил кто-то из вас помимо Яны любознательность, делиться с нами своими выводами вы не намерены. Ваше право, мы не на экзамене. Поэтому дабы сэкономить и наше, и ваше время, я сам отвечу на свой же вопрос. Нам с вами предстоит проводить археологические изыскания селища, а именно неукрепленного сельского поселения. Невзирая на то, что как раз они то и составляли преобладающее большинство населенных пунктов в средневековой Руси, их изученность оставляет желать лучшего. Почему? Да лишь потому, что основной интерес для археологов до недавнего времени представляли поселения укрепленные, то есть городища, военные крепости и остатки феодальных замков. Поэтому именно здесь и именно сейчас нам с вами дается уникальная возможность сделать свой вклад в изучение быта, образа жизни и материальной культуры селян, пока всё это не постигла невосполнимая утрата.

Шаман снова замолчал, окинув долгим и пристальным взглядом студентов в ожидании реакции на свои слова. Но они, судя по всему, не произвели должного эффекта. Из года в год он сталкивался с одной и той же проблемой. Студентам гораздо интереснее копать могильники и крепости, нежели восстанавливать по крупицам быт простых людей. Они жаждут сенсаций, кладов и костей. Этому трудно что-то противопоставить, поэтому, чтобы разжечь их интерес всегда нужно иметь при себе припасенный козырь. И такой у Шамана имелся.

— Герман Альбертович совершенно прав, — подавив разочарованный вздох, наконец, продолжил он. — Земля в этой местности является очень хорошим консервантом в силу своей консистенции. В ней отлично сохраняются и древесные конструкции, и кожаные изделия. И именно это позволяет нам надеяться на действительно сенсационную находку... — Шаман снова окинул взглядом студентов и торжественно объявил, — берестяную грамоту.

— Вот так вот, мои асфальтовые друзья! — Подхватил инициативу Герман. — А вы говорите, деревяшки!

— Такие находки небывалая редкость. Наибольшее их количество было обнаружено при раскопках в Великом Новгороде и каждый раз это производило настоящий фурор и в археологическом сообществе, и в прессе. Ну а чем наше Костромское Поволжье хуже? Поищем, ребят? Порадуем общественность новой сенсацией, а?

Услышав заветное слово "сенсация" студенты заметно оживились и даже начали возбужденно перешептываться.

— Поищем! — почти в один голос пророкотала шеренга.

— Отлично! Рад, что и в этом мы с вами единодушны! Но прежде, чем приступить к раскопкам, нам все же предстоит заняться делами более прозаичными — обустройством острова для жизни и труда. И сегодня у вас, кстати, есть возможность — опять же уникальная — высвободить себе побольше времени для отдыха. Чем быстрее мы покончим с делами насущными, тем раньше вы отправитесь купаться, загорать и петь песни. Так что в ваших же интересах не халтурить.

— Итак, приступим к распределению рабочей силы по местам, — раскрыв потрепанный блокнот, объявил Герман. — Двух господ кострантов и барышень кашеварок на сегодня мы уже определили. Теперь нам требуются "великолепная шестерка" богатырей, способных не просто поднять бревно, но и закрепить его в вертикальном положении, не уронив на голову товарищу... Добровольцы?

Добровольцы нашлись и даже в увеличенном объеме. "Богатырей" в отряде насчиталось аж тринадцать человек, и все они дружно сделали шаг вперед.

— Эй, а ты-то, Принц Датский, куда собрался? — насмешливо окликнул Герман юношу, прозванного благодаря изящному телосложению и меланхоличному взгляду Гамлетом. — Бревно вдвое больше тебя весит. Не бойся, без работы не оставим. Вернись-ка пока в строй. И маленького друга своего прихвати, чтобы под ногами не путался.

Гамлет неохотно сделал шаг назад. "Маленький друг", а именно низкорослый Ваня, последовал его примеру, проявив при этом гораздо больше решимости, нежели когда объявлял себя добровольцем таскать бревна.

В результате тщательного отбора "великолепная шестерка" была укомплектована и в составе семи человек под предводительством Шамана отправилась обновлять частокол бревен вдоль Старого раскопа. После чего Герман продолжил озвучивать список.

— Итак... Требуется еще восемь юношей, способных не утонуть в луже глубиной по колено и поднять ведро воды, не надорвавшись при этом... Желающие?

В добровольцах недостатка снова не наблюдалось. И уже через пару минут несколько студентов, вооружившись ведрами, отправились вычерпывать воду из раскопа. Руководство процессом легло на плечи неведомо откуда появившегося Виталя.

Лишь теперь Янка сумела разглядеть этого мужчину. Он, несомненно, был молод, не старше двадцати лет, но резкие черты лица и острый взгляд темных, почти угольно черных глаз придавали ему вид многое повидавшего человека.

Он показался перед студентами в одних лишь выгоревших штанах цвета хаки, демонстрируя окружающим сухие мускулы на обнаженном торсе. Смуглую кожу на спине, груди и руках покрывали многочисленные черные татуировки в виде переплетенных языческих символов. Сильнее других в глаза бросался рисунок на плече Виталя — будто высеченный из темного дерева идол с символикой восьмилучного коловрата.

Янка заворожено смотрела на это изображение, а в голове лихорадочно метались бессвязные мысли. О старинном медальоне, бабке Матрене, начальнике экспедиции, солнце и теперь еще о загадочном Витале. Что-то странное, совершенно ей непонятное, творилось в этом захолустье. И сама она — Яна — каким-то неведомым образом вдруг оказалась в это замешана...

— Продолжаем распределение по рабочим местам, — вывел девушку из прострации голос профессора. — Требуются два юноши, которым уже сегодня не терпится взяться за лопату. Желающие?

— Герман Альбертович, можно я уже не буду в строй обратно возвращаться, если Вы решите, что я и лопату не осилю? — усмехнулся Гамлет, делая шаг вперед. — Надоело маршировать туда-сюда-обратно.

Но на этот раз кандидатуры Гамлета и Вани были одобрены. И два закадычных друга отправились копать яму под импровизированный холодильник для съестных припасов.

— Все до единой юные барышни,— продолжил Герман, — назначаются на очистку лагеря от бурьяна, крапивы и сухостоя. А в помощь прекрасному полу нужны два здравомыслящих юноши, понимающие, что коса — это холодное оружие, с которым шутки плохи.

Из поредевшего строя под дружный смех и аплодисменты вышли небезызвестные "голуби", чем привели Германа в состояние легкого недоумения, ярко отразившегося на его лице.

— Ах... голубки... — чуть заикаясь протянул он. — Кажется, я четко выразился о здравомыслии. Выбор у нас, конечно, невелик, но, уж извините, ваши кандидатуры на роль косарей не рассматриваются. У меня для вашего брата есть более подходящее задание. Косить пойдут вот эти двое, — указал он на Менестреля и его аккомпаниатора. — А вам мы доверим реконструкцию и чистку... эм... Нового Колизея! Туалета то есть. Итак, архаровцы, инвентарь в зубы и по рабочим местам! На старт! Внимание! Марш!

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Время близилось к обеду. Солнце прочно зависло в зените, устремив на остров свои жалящие лучи и заставляя экспедиционную братию изнывать от жары.

Тяжело посапывая от напряжения, Янка подняла большую охапку скошенного бурьяна и потащила ее к выгребной яме. Широкополая шляпа, которую девушка предусмотрительно водрузила на голову, как дополнительную защиту глаз от солнца, почти полностью закрывала обзор. Да и смотреть на что-то уже не было никакого желания. Ходи себе сомнамбулой по одному маршруту туда-сюда, носи тюки с травой, да от крапивы уворачивайся. Причем обратный путь от выгребной ямы, когда руки вдруг оказывались свободны, можно было смело именовать отдыхом.

Очистка острова от бурьяна лишь на первый взгляд была плевым делом, которое под силу даже ребенку. А на факте под прицелом комариных стай и изнуряющим зноем превратилась в тяжкий труд. Нескончаемый и отупляющий.

Остатки воодушевления полностью стерлись с лиц студентов уже к исходу третьего часа работы. Начало последнего перед обедом десятиминутного перерыва встретили, как чудо вселенского масштаба. Кострового приветствовали овациями и радостными возгласами. Плескавшаяся в его ведре сомнительного вида мутно-бурая жидкость, гордо именуемая чаем, вдруг показалась самым изысканным напитком на свете. Божественным нектаром — не больше, не меньше. Даже назойливо липнущие к зубам и языку неосевшие чаинки придавали ему особый, ни с чем несравнимый шарм.

Янка обессилено опустилась на лавку рядом с Катей и, прикрыв глаза от наслаждения, сделала большой глоток так и не успевшего закипеть чая. Потянулась в карман за пачкой сигарет. Прикурила.