Ты — моя женщина,
я — твой мужчина.
Если надо причину,
то это причина.*
Потом мы по очереди приводили себя в порядок, одевались, пили чай, разговаривали; снова целовались, и чуть было не начали снова, во всяком случае — гладили друг друга уже очень интенсивно, но одумались, потому что мне нужно было домой. Не могу остаться на ночь, а хотелось бы. Неловкость испарилась, как не бывало.
— Повторим? — спросил Аллу, когда целовались у дверей.
Девушка на поцелуй ответила, отдышалась:
— Конечно! С Риткой разберёмся, и... иди уже!
Выпроводив, прислонилась спиной к двери и стояла с глупой улыбкой, вспоминая яркие моменты, потом на диванчик прилегла, и ещё повспоминала, грудки погладила чуть-чуть. Всё-таки Ритка — молодец! Вроде, фигню придумала, а — поди ж ты! Хорошо! Завтра надо 'спасибо' сказать.
Традиционно вызнав у подружки подробности нашей с ней встречи, Рита слегка всполошилась. Слишком резко мы начали, по её мнению. Раз...
— ...и на матрац! — озвучила претензию Алла, — не обижайся, родная. Я не специально, так получилось. Ласковый он у тебя, гад.
— Не 'у меня'! У нас, милая, уже — у нас!
Когда мы с Ритой снова оказались наедине у меня дома, трусики с неё слетели едва ли не раньше, чем я до них дотронулся.
Следующие пару месяцев мы с девчонками активно занимались (по Алкиному определению) 'перекрёстным онанизмом'. Сама она это словосочетание придумала, или подслушала где? Мы с Ритой с данным термином не спорили: пальчиками, да по писькам... он и есть. А что пальчики не свои, так то — детали!
Словосочетание это у Аллы родилось спонтанно, на уроке истории. Учитель употребил выражение 'просвещённая монархия', а девушка, размышлявшая в этот момент о своём (ой, чего там — вспоминала вчерашний томный вечерок со мной), взяла, и брякнула... потом сидела, краснела, пока класс ржал. И Ритка краснела — за компанию. Она в тот момент тоже отнюдь не о монархии думала, потому и включилась не сразу... хорошо, историк с понятием оказался. 'Я', говорит, 'ничего не слышал', а у самого — рот до ушей! Ну, и ладно.
— Что, так и сказала: 'просвещённая монархия... и перекрёстный онанизм'?
— Да. Действительно, звучит неплохо.
— Явления одного порядка. Развитые дети пошли.
— Ой, ладно, себя вспомни в этом возрасте.
— Меня чуть из комсомола не исключили за узкие штаны и Chuck'а Berry на костях...
— Коллеги, звонок. Все воспоминания — после работы.
— 'Перекрёстный'? Хм... с кем, интересно?
Вопрос 'кто, где и с кем?' решался в рабочем порядке, в школе. Обычно на перемене перед последним уроком девочки отлавливали меня в коридоре и оглашали свою волю:
— Я приду! — шептала Рита.
Или:
— Приходи! — тихо говорила Алла.
Или:
— Пойдём, погуляем? — это значит, что намечается культурная программа, потом Рита ночует у подружки, а я иду лесом.
Последнее, кстати, не сильно расстраивало, превращения нашей дружбы и 'дружбы' в рутину никто из нас не хотел. Опять же, девушкам друг с дружкой нужно пообщаться, кости перемыть кой-кому (и мне, в том числе), да и не всё масленица: каждому нужно и уроки сделать в кои-то веки, и книжку почитать, и в комнате, в конце концов, убраться.
А к девчонкам я подбирался... постепенно. Было ощущение, что так — правильно!
Потому что устал слушать брехливые рассказы доморощенных донжуанов-одноклассников: 'Подпоил — дала, в кино сводил — дала, в кафе посидели — в подъезд зашли — отсосала'...
Особой веры таким россказням не было, а если и случались у сказочников такие 'удачи'... ну, и что? Неужели так классно — заполучить девушку/женщину с первой попытки? Такая шалава, на всё готовая, не очень-то и нужна... и не интересна, в общем-то.
Чересчур просто, как в анекдоте: 'прихожу, кладу на тумбочку три рубля — она моя! Одеваюсь, забираю трояк, ухожу — она в экстазе!'...
Впрочем, одно исключение из сонма трепачей было: друг... не друг, скорее, товарищ — не врал. Он к сексу сразу подошёл прагматично. Тёрся в компании парней постарше: отец в такси работал, вот с молодыми таксистами и общался, опыта набирался, чтоб продолжить династию.
Где таксисты — там и бляди. Сфера обслуживания, да...
Так вот, Юрка знал не понаслышке, 'кто, где, почём'. Ну, и впечатлениями делился...
Не могу сказать, что меня его рассказы оставляли совсем уж равнодушным, но желание прокатиться на окружную, и за червонец познать женщину — не возникало. Слишком уж механистично... как автомат 'Газированная вода' или бутербродный в 'Детском мире'. Бросил монетку... н-да... и палку следом. Он звал с собой, но — нет!
То ли дело с моими! С обеими!
Мы ведь знаем прекрасно, с самого начала: всё, что с нами происходит — одна затянувшаяся прелюдия к сексу... понимаем, что будет в конце... и конец этот успешно оттягиваем... а потом — отпускаем, и он громко хлопает по животу!
Дразнят меня подружки, а ведь сами хотят не меньше, как бы и не больше... и кто к кому подбирается — большой вопрос!
Я наклонился, поцеловал животик — Ритка хихикнула:
— Ещё!— с некоторых пор мы согласились, что одёжки мешают, и теперь обходились без оных.
— Запросто! — поцеловал ещё и ещё, опускаясь постепенно ниже.
— Эй, это не животик уже! — коротко стриженые волосики, в которые зарылся носом, поцелуям не помеха!
— Ну и что? Целовать-то надо? Пахнешь вкусно...
— Да? Ай!..
— Солнышко, раздвинь ножки!
— Не-а!
— Понял, болеешь...
— Чего это? — удивилась девушка, которая как раз в этот момент чувствовала себя чрезвычайно здоровой.
— Ну, так... это... между ногами, когда лежишь... градусов десять. Ну, может — двенадцать, не больше. Не раздвигаются шире? Спазм... бедненькая...
Рита прищурилась, с интересом посмотрела на свой лобок и ниже — угол прикидывала. Потом задумалась и хихикнула:
— На глазок — так. Но! Требуется точность! Пизде — транспортир! — и приветствие 'Рот фронта' изобразила.
Матерились мы редко, только если анекдот требует, ну, или 'спонтанная речевая реакция на неожиданную (обычно неприятную) ситуацию'. Кошка под ногами, молоток по пальцу... или как сейчас — девочке поругаться захотелось.
— О-о-о! Мадемуазель знакома с маркизом?
— С каким?
— Де Садом! Он бы оценил... транспортир — это да!
— Не имею чести знать... поручика — знаю... о! вспомнила!
— Что?
— Анекдот. Рассказать?
А после анекдота Ритка придумала чисто женскую болезнь-антоним, когда ноги всегда раздвинуты под тупым углом, как у Эйфелевой башни: заезжай, кто хочет.
Пришлось согласиться, что тоже — крайность.
А ещё она намекнула, что будет мне и бОльший угол, вплоть до прямого, тупого и развёрнутого... когда-нибудь... уже скоро, кажется... и обещала тренироваться — пока не в моём присутствии...
А назавтра, как на грех, Тамара Ивановна углы на доске отмеряла с помощью здоровенного деревянного транспортира, и недовольно косилась на Риту, которая (а ещё почти отличница!) совершенно не к месту глупо хихикала и краснела. Потом учительница вообще отправила девушку проветриться, и Аллу выделила в сопровождение. Рита наш разговор пересказала, подруге тоже пришлось запивать водой икоту — от смеха...
Впрочем, пошло на пользу. Угол разведения (у Аллы) уже на следующий день увеличился — градусов до пятнадцати! И у Риты, через день — тоже. Синхронно, можно сказать.
Так, потихоньку, и перейдёт количество в качество, как учат нас классики марксизма!
На моё извечное 'хочу тебя', Алла (через маму близкая к медицине), пощекотала пальцем кончик, и вздохнула:
— Только для наружного использования! — как про тюбик с мазью!
Подумала и добавила:
— Пока.
И коротко этот самый кончик поцеловала, как будто извиняясь за 'пока'.
— Аванс! — объяснила.
Они всегда так говорят — и Рита, и Алла... всё 'аванс', да 'аванс'...
— Я тоже хочу!
— Чего? — удивилась Алла.
— Проавансировать! — выговорил я трудное слово.
— О-о-о! — уважительно согласилась Алла, — ну-у... — и чуть согнув, отвела ногу в сторону...
Как раз кончиком языка удалось коснуться... что там у девушек находится? Пальцами всё исследовал досконально, а под язык впервые попало... самое начало щёлки.
— Ой! Хватит, Толечка... пожалуйста! — Алла сжала коленки, и пришлось снова довольствоваться целованием животика.
— Не нравится?
— Нравится, но... — Аллочка потянула меня к себе и на себя.
Мы сплелись ногами, член упёрся в девичий животик, мокрая и горячая вульва прижалась к моему бедру...
— Я хочу, я тоже хочу, очень... — лихорадочно шептала Алла в перерывах между поцелуями, — но не так... Ритка — первая! Дай!.. — ухватилась за член, прижала его к своему животу, и принялась откровенно ёрзать по ноге...
Я пробрался рукой меж ягодицами, нашёл дырочку, — правда, не ту, что нужно, — прижал... Аллочке уже было всё равно — та, не та! Мы с ней как-то так... в ритм вошли...
Кончик — по животу, вульвой — по бедру, ладошка — промеж ягодиц... кончили мы с Аллочкой вместе.
— Ой-ой-ой...— сказала Алла, отдышавшись, — что-то я совсем...
— А я?
— Ты — тоже, — помолчала и пообещала, — я дам, Толечка, только... Ритка, понимаешь?
— Понимаю... право первой ночи?
— Да.
— Хорошо... жду. Ал... я тебя люблю!
— И я тебя... — вздохнула подруга, — и Риточка...
Потом Ритка как-то вскользь упомянула о том, как брат за ней подглядывал, и я упросил её повторить 'следственный эксперимент'. 'Вид сзади' мне понравился не меньше вида спереди, а так как экспериментировали мы в голом виде — вскочил и прижался. Рита, сперва, чуть испугалась, но поняла, что внутрь не собираюсь, и медленно распрямилась, сжав кончик ягодицами.
— О-о-о! Нравится! — выгнулась девушка, — пойдём!
И отвела в постель.
Мы легли, Рита оттопырила попу и повторила захват, а я подвигался — так долго, сколько смог, одновременно лаская девичью грудь и животик...
Ритке такой массаж 'не той дырочки' доставил какое-то изысканно-извращённое удовольствие, во всяком случае, почувствовав мой финал, она тут же кончила тоже... полностью подтвердив ранее полученные мною от Аллы сведения, что Рите нравится, когда 'там' трогают. Внутрь ни Алла, ни Рита соваться (совать?) не велели — ну, и ладно, не очень-то туда и хотелось!
Нет, хотелось, конечно, но не туда; к тому же право регулировать — что уже можно, а чего ещё нельзя — я полностью делегировал девочкам: пусть решают сами. С моей стороны обеспечил постоянное давление: 'я вас хочу!' — чтоб не расслаблялись. Пусть постепенно сдают позиции!
Девушки как раз тогда подслушали случайно фразу... циничную мужскую оценку в адрес проходящей девушки — Федосеева шла, восхитительно вращая тазом, а парни помоложе курили за углом школы, и высказывались:
— Ебаться хочет — аж пищит!
Ленка прошествовала, как мимо пустого места, комментировать и возмущаться не стала. Пацанва ей вслед слюной изошла...
Алла призналась (Ритке на ушко):
— И я. Аж пищу.
— Ал, ты это мне говоришь? — тяжко вздохнула Рита, — сил нет терпеть...
— Будем ждать 'состояния полной социальной и биологической зрелости'?
(Затрёпанную пожелтевшую брошюру Арона Борисовича Залкинда Ритка в школу таки притащила; сначала её проштудировала Алка, потом книжицу по рукам пустили — only for girls, поржали все, последовательно).
— Хрен там. Я раньше сдохну. Пальцы сотру под корень. Надо сдаваться.
— Постепенно! — согласилась-возразила Алла.
Часть 13. (ТРИО. ЭКСПЕРИМЕНТЫ)
Постепенно — так постепенно. Кто бы возражал? Главное — чтобы присутствовало постоянное движение в нужном направлении. Равномерное и прямолинейное! Ну, или возвратно-поступательное, если удастся девушку уговорить...
Суббота. Мать снова дома отсутствовала — аж до понедельника! — и весь вечер был наш!
Я в тот момент Ритку пальчиком ласкал — уже привычно, но от того желание не убавлялось.
— Можно глубже, — хрипло шепнула Рита, когда нашёл самое влажное местечко.
Со спины её обнимал (тоже привычно), хорошо так: всей спиной ко мне прижата, как под дулом пистолета, и всё у меня под руками — бёдра, грудь, животик, и...
Дышит тяжело, глаза закрыты, сосочки свои теребит — вот-вот...
Оказывается, дырочка в плеве палец пропускает? Не знал... не показывают же! А ещё подруги! Всё на ощупь, всё вслепую...
— Осторожно, — попросила девушка, когда палец протиснулся, фаланга за фалангой в рифлёную глубину (получилось совсем не чуть-чуть, а до упора), и вскрикнула, когда пошевелил им, как будто подзывая кого-то... и соседние пальцы так хорошо разместились! Мудрый конструктор нас создавал... всё такое... сопрягаемое, вот!
Она не от боли вскрикнула, от избытка впечатлений, стала двигаться навстречу пальцу (я вспомнил слово 'подмахивать' — так вот как это!), и забилась, забилась, сжимая палец мышцами, о существовании которых я раньше и не подозревал. Вынул потихоньку, и накрыл жаркую и мокрую промежность ладонью. Обнял покрепче, и шепнул в ушко:
— У Алки так же?
— Да, — выдохнула Рита.
Не сообразила, погружённая в негу, о чём я спрашиваю, и что она отвечает. А я выводы сделал! Ну и ладно.
— Так... я сейчас, мне нужно! — шепнула Рита и ускакала в туалет.
Потом слышно было, как плещется в ванной.
Я, пока Риту ждал, на бочок улёгся, глаза прикрыл и вздремнул даже... такой полусон-предвкушение: сейчас девушка вернётся, и ка-а-ак сделает что-нибудь приятное!..
Ритка пописала (пальчик внутри до чего-то дотронулся — вообще улёт! но после этого сразу в туалет захотелось), тщательно подмылась, всем телом потянулась перед запотевшим зеркалом, покрутилась, собой любуясь, грудь потискала и потихоньку пошла обратно.
Мозг, разгорячённый недосексом, выдавал сумбурные недомысли: 'хочу ещё! если пальчиком так, то не пальчиком... о-о-о! может, пора? или ещё немножко поневинничать? бегаю голой, как у себя дома... дома — фиг так побегаешь! что бы ему сделать? ещё хочу!'.
Ритка вошла и с порога узрела тощую задницу и... волосатые яички, комично зажатые между бёдрами. Зрелище для девушки (казалось бы) не очень эстетичное, однако Ритке (чувства, наверно, плюс гормоны) оно показалось умильно-трогательным. Она забралась на диван, устроилась рядом на коленях — и действительно потрогала, погладила пальчиком.
— Ай! — сказал я, проснулся, перевернулся на спину и одним махом перенёс ногу через Риткину голову, так, что она оказалась сидящей между широко разведенными ногами.
— О! — обрадовалась девушка.
Всё то же самое, но ближе и доступнее! Это на брата пялиться — плохо, а на (ха-ха!) друга — очень даже хорошо! Ритка снова потрогала яички, покатала их в горсти, погладила выше, а потом взяла — и отменила ограничение на 'угол разведения': уселась у меня между ногами, изобразив своими букву 'М'.
— Ух, ты! — мне понравилось, — красиво!
Ритка застеснялась, всё-таки распахнулась перед парнем впервые. Алка её так видела... ещё и не так видела, но это — другое дело, у самой такая же красота есть.
