На недолгом пути по направлению 'в конец двора', где зелёный дощатый домик, повстречала Рита пса по кличке Бублик, и поняла, что заняться ему совершенно нечем.
'Когда собаке нечего делать...' — народная мудрость. Вот именно этим Бублик и увлёкся: вылизывался. Да, да, там. И, похоже, получал от этого удовольствие... ну, судя по...
— Фу, Бублик, фу! — возмутилась девочка.
Пёс покосился, обозначил взмах хвостом, но не прекратил. 'Чё, сразу, 'фу'? Гигиена!'
Рита побрела своей дорогой, понимая, что утро как-то не задалось.
То, да сё, водные процедуры, потом записку прочитала и за хлебом в продмаг двинула.
Возле магазина прения: прямо у входа, на стене, какая-то паскуда член нарисовала, и подписала коротко. Вот продавец тетя Зина и митинговала, обещала художнику, коль сыщется, нарисованное оторвать и в жопу засунуть, потому как 'делать ей больше нехрен, только стенки от хуёв отмывать!'. Граждане матерно выражали солидарность и грозили содействием.
Ритка очередь отстояла, хлеб купила, и бочком убыла от греха, потому что прозвучало, среди прочего: 'городские понаехали'. Вот знала же, что ни сама, ни братец непричастны к художествам, но вдруг... оторвут, засунут, а потом разбираться станут.
'Определённо, хуёвое какое-то утро!' — решила про себя.
Дальше выяснилось, что и день тоже... того... не очень.
Сначала завтрак приготовила, сама поела и брата накормила, стараясь взглядом с ним не встречаться... до завтра забудется, а сейчас — как живой перед глазами... стоит.
А Женке что? Болтает, как ни в чём не бывало, он-то не в курсе утреннего иллюзиона. Если б знал, тоже стеснялся бы. Наверно.
Потом отправились в ягодник, братец, как ни странно, не филонил: понимает, что клубника с малиной и смородиной сами в варенье не превратятся. Варить бабушка будет, а ползать-собирать ей тяжело.
Ближе к полудню вернулись дед с бабкой, похвалили за проделанную работу, накормили полдником и отпустили на речку, наказав быть к обеду. Брат умотал к друзьям, а Рита отправилась на облюбованное в прошлом году место. Её ровесников в селе не было: или малышня, как Женька, или совсем взрослые... ходят, женихаются... обжимаются по кустам... потом — глядь, живот растёт у девицы, значит — в ЗАГС пора.
'Нет, уж, нет, уж, нафиг, нафиг'.
Очень удобная полянка у реки: песчаный пятачок, окружённый зарослями ивняка, загорать удобно, и вода — в двух шагах, а у воды что-то вроде минипляжа, буквально два на два. Можно и на самом пляжике, но там тень от ивы. А так — лежишь себе в кустах, но на солнышке, с воды тебя не видно, тем более, что купальник, как специально — зелёный, отдающий в желтизну. А вот ей с полянки всё прекрасно видно.
В общем — лежала, загорала бездумно, вздремнула даже слегка. Услышала сквозь сон, как к реке машина подъехала, потом — голоса негромкие... потом — проснулась: очень уж характерное доноситься стало.
Женщина охала и стонала, но так, что было понятно: бежать спасать не стОит. Рита заинтересовалась, перевернулась на живот, но, сколько не вглядывалась, ничего на том берегу не рассмотрела, такие же заросли. Только крыша виднелась — то ли 'Москвича', то ли 'Жигулей'. Виднелась и покачивалась.
'Во, дерёт!' — восхитилась невольная подслушивательница.
К женскому оханью мужское уханье в унисон пришлось, а потом — вдвоём... звук такой... неописуемый. Девочку проняло.
'Живут же люди! Аж завидно'.
Раздались звуки финальных поцелуев, приглушенное бормотание и хихиканье, опять чмоки, потом из кустов выглянула крупная тётка в одном лифчике, огляделась, осторожно зашла в воду, по самую лохматую... эту, и стала в неё водой плескать.
'А морда довольная! Лимон ей, что ли, предложить? Так — нет его...
А тут лежишь, одинёшенька... позаброшена...'
Вспомнила Алкино 'никто не покажет', и фыркнула — у неё с этим всё в порядке, сегодня даже перебор намечается.
Свежеподмытая тётка удалилась, а на её место из кустов пожаловал ейный хахаль, даже без лифчика.
'Ещё один!' — мрачно подумала Рита, но продолжила наблюдение.
Мужик, слегка кавказского вида, был неплох собой, но шибко волосат — повсеместно. В воду зашёл так же, как и подруга, до середины бедра, и стал старательно полоскать своё немаленькое хозяйство, временами заголяя головку. Конец ещё находился под впечатлением от пребывания в женщине, и вообще — внушал. И яйца такие... тяжёлые на вид...
'Жаловалась же (мысленно), что не видела ни разу? Вот, смотри.
По-моему, я начинаю привыкать... мне уже даже интересно'...
Мужику лимон тоже не помешал бы.
Любовники убыли, девочка осталась. Полежала, вспоминая, хотела даже... но — нет, на природе — нет... набредёт кто, застанет... сраму не оберёшься... или вообще — помочь решит... ох, домой, домой...
В речку теперь даже боязно лезть.
А вот по пути домой Рита окончательно уверилась, что самцы сегодня сговорились.
На обочине телега стояла, на телеге — цистерна с водой; в ней на поля воду развозят и в небольшие бочки разливают, а уже из бочек селяне и студенты пьют — те, что на прополке и на уборке. Возчик домой на обед приехал, а несчастный запряжённый конь к 'Белому наливу' через забор тянется, дотянуться не может.
Ну, как 'конь'? Мерин, конечно. Станет вам жеребец цистерны возить...
Рита, добрая душа, яблочко сорвала, мерина угостила (с ладони, как учили, чтобы пальцы не куснул ненароком), и бочок ему погладила. А он (в благодарность, наверно) показал ей то же, что и остальные. Выдвинулось такое... тёмно-серое... сантиметров... много...
— Тьфу. И этот туда же... — вздохнула девочка.
И ведь мерин же! Казалось бы... правда, этот фокус для Риты был не в новинку. Наблюдала уже. Возле цирка девчонка развлекалась, лет восьми на вид. Она там пони выгуливала, тоже кастрированного, и случайно обнаружила, что если мерина этого мелкого быстро развернуть пару раз на триста шестьдесят градусов, то у него (от головокружения, наверно) вот так же... выдвигается...
Так пони, бедный, ходил у неё исключительно кругами, а паршивка хихикала.
Больше в тот день приключений такого рода не случилось, в последующие дни — тоже.
— И всё? — чуть разочарованно протянула Алла.
Название истории было таким... многообещающим.
— Ты теперь заслуженный... членознавец!
— Хуевед-теоретик, — важно кивнув, представилась Рита.
— Совсем-совсем теоретик? Точно?
Рита предъявила пустые ладошки, показала со всех сторон.
— Даже в руках не держала!
Алка посмотрела на свою (левую), потом медленно полусжала её в кулак.
— Что? — заинтересовалась Рита, — правда?
— Ну... — застеснялась Алла.
— Рассказывай!
Это уже в деревне у Алкиной тётки, отличился один из несовершеннолетних ухажёров. Самым наглым оказался... ну, ему больше всех и перепало в итоге.
— Любим мы, женщины, настойчивых! — потупила Алка глазки, явно кого-то (уж не маму ли?) цитируя.
— Женщины? — переспросила Рита.
— Женский пол, — уточнила Алла.
И поведала, как целовалась с пареньком (на танцах, опять таки, познакомились; и не сразу целоваться стали, а только на третий день!), потом разрешила потрогать тут и там (на четвёртый, но в трусы — ни-ни!), потом, неделю спустя, он одурел и перешёл в рукопашную. Алка поняла, что ещё чуть-чуть, и начнётся у неё взрослая половая жизнь — прямо вот тут, на лавочке! Будет ей
любовь — не вздохи на скамейке,
и не прогулки при луне.*
И воспользовалась маминым советом. Та как-то объяснила, что малолетние любовники — существа стремительные и несдержанные, кончающие от малейшего прикосновения к женщине. И хорошо, если в трусы (себе), или куда-нибудь в сторонку. А ведь возможны варианты! Так что, если нет желания дать или заполучить впрыск в преддверие и непорочное зачатие, лучше взять ситуацию в свои руки.
Вот, Алка и успела взять в кулачок то, что нетерпеливый Ромео успел достать...
— И как? — заинтересовалась Рита.
— Фью! — подружка изящным взмахом кисти изобразила что-то вроде
вот пуля пролетела и — ага...*
— Да, нет, — отмахнулась Рита, — тебе как?
— Никак, — пожала Алла плечами, — толстенький, тёпленький, дёргается... пахнет... интересно. Потом опадает... а мне... никак. Ну, волновалась, конечно... первый раз, всё таки... такое.
Девушка снова посмотрела на свой кулачок и пару раз медленно им пошевелила.
— Бедная я, бедная! — притворно запричитала Рита, — никто за всё лето подержать не дал... все только показывали.
Хотя прекрасно понимала, что возможностей 'подержать' было — хоть отбавляй. Чуть инициативы... другое дело, что не очень-то хотелось.
На море отдыхали всей семьёй, стандартно и неинтересно: курятник на четверых, толпа чужих людей; сомнительные, ежедневно засераемые удобства во дворе, вечно занятая неопрятная плита, бухалище до полуночи... и, собственно — море, ради которого всё это можно потерпеть. Благо, что на пляж в черте города не совались, отъезжали на конечную местного узкоколейного трамвая — там вода чистая. Только вставать приходилось затемно и досыпать на пляже.
Накупалась Рита до тошноты, назагоралась до хрустящей золотистой корочки. И это — все впечатления от Евпатории.
Дальше обсудили заключительную часть каникул — пионерлагеря. А, собственно, обсуждать-то и нечего! Обычная пионерская колготня — линейки, галстуки, речёвки, кружки, конкурсы, кино по вечерам. Унылые ночные попытки намазать соседей зубной пастой, унылые дневные попытки сбежать купаться на пруд (на реку) (после моря — фу). Приставание сексуально озабоченных сопляков (ну, от этого теперь никуда не деться, мы же созрели и выглядим аппетитно), заигрывание (чисто — из спортивного интереса, без малейшей надежды на взаимность) с пионервожатыми (пионервожатые активно мутили с пионервожатыми противоположного пола). Драки на танцах с вездесущими 'местными'.
И — никакой, никакой, никакой! личной жизни. Ни в постели, ни в душе нет возможности для качественного уединения!
А с Риткой в одну смену, и том же отряде! ещё и одноклассница, Галка Ищенко, затесалась. А за ней звание стукачки в классе закрепилось навсегда. Может, то ошибки молодости были (принял ребёнок близко к сердцу рассказ первой учительницы про подвиг Павлика Морозова), но — репутация состоялась!
Ритка, конечно, здоровалась, и фразой-другой перекинуться могла, но близко не подпускала, хотя попытки подружиться с той стороны наличествовали. Из-за неё и вела себя подчёркнуто прилично, даже когда хотелось пошалить. Был там момент... кино про любовь, и мальчик из второго отряда — симпатичный, звал прогуляться после отбоя. Но... прозвучало приглашение в присутствии Галки, и Рита на свиданье не пошла. А так бы, может, тоже пришлось брать в руки... ситуацию.
Под такой разговор вспомнили, слегка переиначили и хором исполнили песенку:
Недаром все века нас носят на руках...
А мы готовы снова руки подставлять!*
Закончили вечер понятно как, раз уж решили, что можно трогать везде не только себя, но и подружку — и трогали, осторожно руководя и направляя... но уже как-то лениво — насытились, просто ласкались... полежали, отдыхая, потом пошалили слегка, повозились; Алка, как тогда, весной, забралась на подругу сверху, а та — с готовностью ноги раздвинула, и контакт получился... ближе некуда! Женщинам — некуда...
Алка подвигалась шутейно, имитируя, Ритка весело подмахнула, поржали.
— Нечем! — горестно поведала Алла.
— Огурцы на кухне есть! — задумчиво предложила Рита.
Снова хохотали и целовались. Об огурцах решили подумать позже, после мальчиков. Чтобы на вопрос гипотетической внучки о первой любви не шамкать: 'сорт 'Конкурент', он ещё замечательно подходит для маринования на зиму...'.
Пока... (пока!) было и так неплохо, без мальчиков и огурцов, только пальчики — свои и подружкины.
Тут нужно заметить, что в любви до гроба подруги не клялись. Хоть и было им хорошо вдвоём (а иногда — так и очень хорошо!), понимали, что это — не навсегда. До первых мужиков. Хотя... при зрелом размышлении... мужики мужиками... ладно, там видно будет.
Часть 7. ПРЕДЫСТОРИЯ (СОВСЕМ УЖЕ, ДА?)
Девчонки зашли в квартиру; Алла закрыла дверь на замок и потянулась к подружке. Постояли, обнявшись, потом поцеловались — долго, всерьёз, головы друг другу зафиксировали — не оторвать и не оторваться. Отдышались, и, не сговариваясь, посмотрели в зеркало, висящее в простенке. Красиво, да: школьницы в коротких платьях, в белых носочках, парадных передниках, ещё и банты (белые) присобачили: Первое сентября. Алке с бантиками лучше...
— Смотримся! — оценила Рита.
— Пойдём, — Алла за руку повела подружку в комнату, уселись на диванчик — с опаской, на расстоянии.
Чувствовали себя чуть-чуть неловко после вчерашнего безумия. Оторвались от души!
Зато сегодня целый день провели рядом, и от случайных прикосновений в жар не бросало... ну, почти. И сейчас сидят спокойно, а не бегут, сломя голову, в спальню. Да и мама скоро придёт...
Алла развязала банты, встряхнула головой — дома же, чего мучиться? Подружка дотянулась, волосы ей поправила, и по щеке погладила заодно.
— Мы дуры? — спросила девушка, подразумевая ответ.
— Да, — согласно кивнула Алла, — не такие, как Орлова, но да.
— Допрыгалась Наташка...
— Ага, 'докувыркалась'...
Одноклассница ни вчера, ни сегодня в школе не появлялась, но всезнайка Ищенко разболтала всем и каждому, что видела её возле женской консультации с отчётливым животиком — проявился после лета. Тут возник резонный вопрос: 'а чего это сама Галка там ошивалась'?
Но с Наташкой, действительно, беда. Рожать в девятом классе — скандалище! Правда, её десятиклассник (а теперь уже — выпускник) скрываться в тумане, вроде, не собирается, готов немедленно жениться.
Хорошо, что парень тоже несовершеннолетний, даже семнадцати нет ещё — у ментов никаких претензий. Так, помурыжили для порядка, но с пониманием: заигрались подростки, бывает. Подростки, к тому же — сплошь положительные, не пьют, не курят, не дебоширят; ни приводов, ни залётов. А что ебутся по углам, так 'были когда-то и мы молодыми'. Инспекторша из детской комнаты только рукой махнула, на Наташку глядючи, у неё своя растёт без отца — оторви и брось.
Родители, конечно, чуть не передрались, но вовремя опомнились; будущие дедушки водочки выпили, будущие бабушки под винишко порыдали, а большую свадьбу решили не устраивать.
Обо всём об этом, опять таки, вездесущая Галка поведала, и Рита мысленно возрадовалась, что в лагере вела себя, как пионерка. Чего у Галки не отнять — лишнего не придумывает, фантазии не хватает, зато о том, что действительно было, раззвонит всему свету.
— По крайней мере, не залетим...
— Иди ко мне!
— Мама придёт скоро.
— Чуть-чуть...
— Увлечёмся...
— Нет...
— Ох...
— Алка...
— Ну, вот, я же говорила... застегнись, быстро!
Начался сентябрь — не менее горячий, чем май с июнем. Девичьи игры становились постепенно всё раскованней (если не сказать 'рискованней'), отпускали подружки тормоза, и домашние заготовки друг на друге испытывали...
