— Я могу узнать, с чего вас, Николай Александрович заинтересовал этот человек? — как будто невзначай поинтересовался Морозов.
— Конечно, Савва Тимофеевич, конечно, сможете узнать, — только и ответил император, — Благодаря негативной деятельности нашего МИДа, мы проиграли Крымскую и Балканскую, 1877-1878 годов, войны ещё до их начала. Точнее даже не сами войны, а наступивший после них мир. И всё из-за неверной оценки ситуации, сложившейся, в мире. Когда Россия оказывалась одна против противостоящей ей коалиции, причём тех, кого считали союзниками, оказывались в стане врагов. Аналогичная ситуация сложилась и сейчас. Когда мы благодаря МИДу оказались в состоянии войны с Японией, которой откровенно помогают Британия и САСШ. При этом же, наш ближайший союзник, Франция, заключила союз с нашим врагом Британией. По сути, оставив нас один на один со всеми врагами. А это я считаю полным провалом работы МИДа. И при этом мне даже некем заменить графа Ламсдорфа[15], откровенного англофила, кем ни будь из его подчинённых. Что бы он, как тот же Извольский, которого пророчат в приемники графа Ламсдорфа и который, при этом, сам откровенный франкофил, обеспечил бы, что бы наш МИД проводил политику в интересах России, а не другой страны, к которой душевно тяготеет глава, я уже и не уверен, в этом случае, что нашего, а не про иностранного, международного ведомства. И которое, однако, может ввергнуть нас в очередную не выгодную нам, но выгодную предмету вожделения, главы этого ведомства, войну[16]. А вы, Савва Тимофеевич, надеюсь, согласны со мной, что для России, война в настоящий момент противопоказана? И лучше всего, что бы её не было с треть века.
— С последним тезисом соглашусь, — ответил Морозов, — И вам, Николай Александрович, виднее как этого добиться.
— Ну вот мы и тут оказались единомышленниками, — усмехнулся император, — Тогда, пожалуй, закончим эту вашу аудиенцию, Савва Тимофеевич, и я буду ждать вашего ответа две недели. Пожмём друг другу руки?
С этим словами Николай протянул своему собеседнику правую ладонь, которую опешивший было сначала, ведь этот жест прямо говорил, что государь считает своего собеседника, купчишку, по понятиям того времени, равным себе, Морозов крепко пожал. Потом промышленник степенно поднялся, склонил голову в сторону царя и сообщив, что даст в скорости ответ, вышел из кабинета. И тут же, как только за Морозовым закрылась дверь, как кабинет зашёл камердинер, который поклонившись, произнёс:
— Ваше величество, аудиенции просит контр-адмирал Вирениус. Вы предупреждали, что бы его немедленно допускали к вам.
— Проси, любезный, — только и ответил Николай и, поднявшись, подошёл к окну и как только адмирал вошёл в кабинет и доложил о своём прибытии, как царь спросил:
— Что случилось, ваше превосходительство?
— Во французское консульство, в Инкоу, прибыла некая, интересующая ваше величество, особа.
— Ну так доставьте её немедленно в Санкт-Петербург, ваше превосходительство. Надеюсь для этого всё готово?
— Всё для этого готово, ваше величество, но она не одна, её сопровождают четыре женщины и мужчина.
— Хм, неожиданно конечно, ваше превосходительство, — усмехнулся Николай, — но этого следовало ожидать. Отец заботиться о своей дочери. По крайней мере, о её имидже. Хотя думаю и вопросы её безопасности там тоже должны решать. А так, придётся принять и их. Надеюсь, это не сильно мешает вашим планам, ваше превосходительство?
— Ни как нет, ваше величество, не мешает, уже завтра они убудут из Инкоу. Но я посчитал необходимым сообщить вам эти детали, ваше величество. Вы приказали держать вас в курсе происходящего.
3
А вот и другой его собеседник Сергей Васильевич Зубатов, вызванный к царю, и которого Николай очень хотел использовать в своих интересах, тоже был не менее 'крепким орешком'[17]. Этот человек считался с одной стороны гением политического сыска и страшным врагом всяческих революционеров. Который будучи убеждённым монархистом, добровольно пошёл работать полицейским осведомителем в революционную среду. Но и в тоже время, этот человек, не отрицал необходимость перемен. И будучи во главе Особого отдела Департамента полиции создал под эгидой полиции легальные рабочие организации, которые пытались легальным образом бороться за интересы рабочих. Однако в 1903 году Зубатов, министром внутренних дел Плеве, был отстранён от должности и отправлен в ссылку под полицейский надзор. После гибели Плеве, в 1904 году, от рук боевиков из партии эсеров, был восстановлен в правах, но на работу в полицию не вернулся. И вот теперь Николай был намерен использовать этого человека. И когда Зубатов вошёл в кабинет, царь, смотревший в этот момент в окно, бросил, не оборачиваясь к собеседнику:
— Присаживайтесь, Сергей Васильевич, разговор у нас предстоит долгий, обстоятельный, а в ногах правды нет.
И уже обращаясь к слуге Николай, добавил:
— А, вас, любезный, я попрошу принести нам чаю. Что бы нам легче беседовалось.
И Николай продолжил стоять в молчании, пока слуга принесёт всё необходимое для чаепития и сервирует стол. И только когда слуга удалился, царь обернулся к Зубатову и сказал:
— Угощайтесь, Сергей Васильевич, наверное, вы в догадках, для чего я попросил вас сюда прибыть.
Зубатов, усмехнулся, вспомнив, как он сам, вот так же, за чашкой чая склонял арестованных к сотрудничеству, и проговорил:
— Спасибо, ваше величество. И понимаю, что я здесь не для того, чтобы составить вам компанию, почаёвничать. И если вы, ваше величество, вспомнили про скромного надворного советника[18], в отставке, то значит, я вам для чего-то нужен.
— Не буду отрицать, Сергей Васильевич, — согласился царь, — что вы, нужны, очень нужны. Но сначала организуйте себе чайку. Очень он уж должен быть хорош.
И дождавшись, когда Зубатов оценит вкус чая, царь, которому этот чай уже набил оскомину, и Николай буквально мечтал о хорошем кофе, но требовалось соответствовать привычкам, произнёс:
— Вы, Сергей Васильевич, бывали ли знакомы с Константином Николаевичем Леонтьевым?
— Нет, ваше величество, личное знакомство мы не вели, — отрицательно покачал головой Зубатов, — Дипломаты старались не сводить знакомства с полицейскими. Мы для них не рукопожатые. Но наслышан. В своё время выступал против идеи воевать за свободу балканских славян. Уверяя, что болгары никогда не станут верными друзьями России. И чем он вас, ваше величество, заинтересовал. Ведь, кажется, он уже умер?
Николай покачал головой и произнёс:
— Да, к сожалению, он уже умер и достаточно давно. Хотя и выдал прогноз, с которым я вынужден, буду согласиться, что именно эти независимые государства, на Балканах, взорвут спокойствие и стабильность Европы. И принесут множество неприятностей России. А вот то, что вы не рукопожаты, так не надо было полиции увлекаться провокациями. Но не будем об этом. Просто в своё время, Константин Николаевич, обратился к императору Александру Александровичу, с весьма интересным предложением. Которое во многом совпадает с тем, что делали вы. Когда вносили элементы социализма в монархию. Ведь согласитесь, Сергей Васильевич, те тред-юнионистские идеи, что реализовывали вы в рабочем движении, несли весьма большую социалистическую составляющую.
Зубатов попытался что-то высказать, но Николай, уловив настроение собеседника, поспешил произнести:
— Давай те я договорю, а потом вы, Сергей Васильевич, и выскажитесь. К тому же я вас ни в чём не корю. И даже наоборот, готов поддержать. Сейчас готов поддержать. Но к своему сожалению, я слишком поздно прочитал докладную записку, Константина Николаевича, нашему пАпА. В котором он прямо говорил о том, что идеи либерализма, в России, не имеют достаточной поддержки. В отличие от идей социалистических, в которых, господин Леонтьев, видел огромный созидательный потенциал. И он предложил совместить монархию и социалистические идеи. Так что, Сергей Васильевич, знаете, после того как я обдумал эти мысли, я склонен с ними согласиться. А как оцениваете это вы?
Зубатов, по мере монолога Николая, выглядел всё более и более удивленным. Явно не ожидая из уст самого царя услышать подобное. Услышать то, что не то что расшатывало, а буквально рушило, декларируемые устои. Пусть при этом и не выходило за рамки идей, которые существовали у самого Зубатова. И бывший полицейский произнёс, стараясь подбирать слова:
— Вы знаете, ваше величество, вот что-что, а подобное услышать от вас, я совершеннейшим образом не рассчитывал. И сказать, что я удивлён, это ничего не сказать.
Но, Николай, махнув рукой, с деланной беззаботностью, прервал Зубатова:
— Но у вас то, Сергей Васильевич, это предложение отторжения не вызывает?
— Нет, ваше величество, не вызывает.
— Ну вот и замечательно, — тут же произнёс царь, — Просто я надеюсь, что вы согласитесь, что преобразования в России давно назрели. И если бы пАпА последовал курсу, выбранному нашим дедом, то проблемы как достичь победы над Японией не стояла бы. Япония просто бы не рискнула напасть на нас, как на очень сильного противника, выбрав для экспансии другую цель. Послабее. Но время было упущено и сейчас эту проблему предстоит решать нам с вами, Сергей Васильевич. Ведь, вы же, мне поможете?
С этими словами Николай посмотрел на Зубатова, тот кивнул, соглашаясь, пробормотав:
— Конечно помогу.
И царь продолжил:
— Я долго рассуждал о дальнейшей судьбе России и пришёл к выводу, что преобразования в ней просто необходимы. И как я понял из вашей деятельности, Сергей Васильевич, вы, это понимаете. Понимаете, же?
— Понимаю, — снова согласился с царём Зубатов.
— Вот и я говорю, что понимаете, — улыбнулся Николай, смотря прямо в глаза Зубатову, — Причём настолько сильно понимаете, что даже самостоятельно пытались преобразовать Россию. В нужном направлении. Пытаясь организовать легальные профсоюзы рабочих.
Зубатов внимательно посмотрел на Николая, но предпочёл промолчать. И Николай привстал со стула, стал ходить от стола к окну и продолжил убеждать:
— Я долго рассуждал о направлениях этих преобразований. И пришёл к выводу, что социалистические преобразования более предпочтительнее либеральных преобразований. Для которых в России просто нет последователей. Да и либеральные преобразования приведут только к развалу России. И её неизбежному, в этом случае, падению. А вот социалистические преобразования, в свою очередь, способны подчинить капиталистов и помещиков жёсткому диктату государства, в целях общего блага. Что, несомненно, пойдёт на пользу Отечеству. И соответственно, на пользу всем населяющим Отечество нашим подданным.
Николай остановился возле окна, на мгновение всмотрелся в него, а потом, резко обернувшись, произнёс:
— Надеюсь, мои предложения, у вас, Сергей Васильевич, отторжения не вызывают?
— Нет, ваше величество, отторжение не вызывают, — Зубатов осторожно поставил чашечку на стол, а потом прямо посмотрел в глаза Николаю и произнёс, — А от меня, вы что хотите, ваше величество? И, на работу в полицию, я не вернусь.
— Так я вам, Сергей Васильевич, и не предлагаю вернуться в полицию. У меня для ваших талантов есть предложение, которое надеюсь заинтересует вас больше.
— И какое же предложение, ваше величество?
— Я вам, Сергей Васильевич, хочу предложить создать и возглавить новую службу. Назовём её КГБ, Комитет Государственной Безопасности. Причём основную ставку делаем именно не на слове государь, а на слове государство. И деятельность этой службы будет направлена на защиту всех возможных интересов России. Но не военным или политическим путём. А всеми возможными другими.
— И как вы это видите, ваше величество? — во взгляде Зубатова мелькнула искра интереса.
Царь усмехнулся и произнёс:
— Ну так я вас не вижу занимающимся ловлей мелких преступников или охраной общественного порядка. Для этого существует полиция. И её уголовный розыск. Хотя вот обеспечением того, что бы под охраной порядка подразумевали соблюдение законности, а не обеспечения личного комфорта должностных лиц, вы заниматься должны. А то не хорошо получается, когда те же промышленники или помещики нарушают законы. А не имеющие возможность нанять адвокатов рабочие или крестьяне начинают возмущаться, этими нарушениями наших же законов, то их возмущение топят в крови. Вы должны будите отслеживать подобное и разбираться с виновными. Нет, легальные профсоюзы или легальные политические партии, а мы намерены учредить в империи, и то, и другое, в вашей области внимания, будут находиться о посредственно. Вы будите работать скорее персонально. Что бы и там, и там не было агентов, в том числе и агентов влияния, иностранных государств. Но опять же ваша деятельность должна быть, во-первых, в рамках закона, а во-вторых направленна на безусловное обеспечение безопасности государства.
На лице Зубатова отразилась глубокая задумчивость и он произнёс:
— Но тут имеется определённое противоречие, ваше величество. Если кто-то действует в рамках закона, но его действия направленны против империи, то у меня могут возникнуть проблемы с воздействием на них.
— Отнюдь, отнюдь, Сергей Васильевич, ни каких проблем возникнуть не должно. Например, большинство политических партий, уже имеющихся в России, и думаю при наличии Парламента, и возможности легализации, они начнут действовать, вполне открыто, имеют финансовую поддержку от иностранных кругов. Которую вы, ваша служба, должны будите вскрыть и тайно передать полученные материалы политическим оппонентам тех, кого следует опорочить. Вы представляете, Сергей Васильевич, какой процесс начнётся если те же социал-демократы, меньшевистского толка, громогласно заявят, что Азеф агент охранки. И сдаёт подельников. Это же сразу ударит по эсерам. И пусть они, эсдеки и эсеры, займутся борьбой друг с другом. А кровавый, царский режим тут как бы и не причём. Надеюсь вам, ваше высокородие[19], если вы конечно примите моё предложение, моя мысль относительно внутриполитической жизни понятна? Хотя есть, образно говоря, и другая сторона медали.
— Вполне понятны, ваше величество, — согласился Зубатов, оценив перспективы для себя, — Я должен буду пресекать угрозу империи, если есть нарушение закона и интриговать, если закон ещё не нарушен, но угроза государству уже есть. И как я понял, Азефа я могу сдать? И что за вторая сторона медали?
— Как, впрочем, можно сдать и Савинкова, и других подобных одиозных боевиков-террористов. С террором вам, Сергей Васильевич, предстоит бороться самым жесточайшим образом. А вторая сторона медали заключается в том, что я исхожу из того, что главная угроза России исходит не от врагов внутренних. Если народ доволен и видит перспективу, то и с подвигнуть его, на глупости, задача не выполнимая. И с врагами внутренними стоит бороться руками самого народа. А вот вопрос борьбы с врагами внешними, по моим представлениям, больше выходит на первый план. Например, мне совершенно не нужно, что бы тот же британский посол объединил всех недовольных против меня[20]. От великокняжеской фронды и до тех же эсеров. Мне не нужно что бы у британского посла даже была такая возможность.
