Этот вечер не был исключением. Начисто забыв о своем более чем четвертьчасовом ожидании и невольной досаде, юный шевалье думал лишь о том, как доказать даме любовь, и потому был весьма озадачен ее непроходящей грустью.
— Мой маленький Ролан, — вздохнула Жанна и Жорж-Мишель по обыкновению поморщился. Все-таки он был почти одного роста с дамой и до сих пор продолжал расти. — Если бы вы знали, как я счастлива подле вас, но, возможно, это наше последнее свидание.
Жорж-Мишель рывком сел. Растерянно взглянул на Жанну.
— Я должна покинуть Париж, — сообщила дама, всем своим видом давая понять, что не ее паладин тому причиной. — Королевский двор не создан для таких женщин как я.
Молодой человек молчал. В глубине души он понимал, что эта связь не будет продолжаться вечно, но ему даже в голову не приходило, что все закончится столь внезапно и обыденно. Так что со свойственным всем юнцам самомнением шевалье вообразил, будто дама решила его подразнить или же стала жертвой ревности. Нелепой, ибо, по мнению графа, ни одна из девчонок-фрейлин не была достойна подавать "его Анжелике" даже туфли.
— Уехать... но зачем? — переспросил Жорж-Мишель, нежно обнимая красавицу. — Неужели вы полагаете, я способен думать о ком-то кроме вас?
Жанна грустно улыбнулась.
— Нет, Ролан, дело не в вас. Сегодня я узнала, что в Париже появился мой враг. Человек, которого я боюсь и ненавижу.
— Вам не надо никого бояться, — искренне удивился волнению красавицы Жорж-Мишель, — и не надо никуда уезжать. Вы под моим покровительством. Да стоит какому-нибудь грубияну косо на вас взглянуть — и я вызову его на дуэль...
— Но... моя репутация... — пролепетала Жанна, со страхом представляя себе последствия поединка. — Вы не подумали, что подобная защита только скомпрометирует меня.
— Вовсе нет, — с еще большим удивлением возразил шевалье. Иногда его до глубины души потрясало, как дамы не понимают самых простых вещей. — Есть много способов вызвать человека на дуэль. Господин де Виллекье нам об этом рассказывал. Можно сказать, будто мне не понравились банты того человека или что у него дурные манеры... Да мало ли что можно придумать! Вы только назовите мне имя грубияна и я все сделаю. Вы бы видели, Жанна, как я фехтую! — не удержался от похвальбы Жорж-Мишель. — Меня все учителя хвалят.
— Этот негодяй — граф де Фоканберж, — с прохладой в голосе провозгласила Жанна.
Юноша свистнул:
— Провинциал?.. Кажется, я видел его год назад. Или два? А, впрочем, неважно... Господи, Жанна, бояться какого-то деревенского дворянчика — это же нелепо. Ну, хотите, я пожалуюсь ее величеству, что мне не нравится присутствие при дворе неотесанного чурбана? Клянусь, я уговорю ее величество сослать Фоканбержа в имение.
— И вы так спокойно говорите о человеке, который меня оскорбил? — негодующе воскликнула дама, приходя в раздражение от благодушия мальчишки. — О человеке, который покушался на мою честь?!
Граф де Лош улыбнулся. Жанна похолодела. Кажется, титулованный щенок ей не верил. Господи, неужели юный Лоррен умнее ее прежнего любовника?
— Простите его, дорогая, — снисходительно попросил Жорж-Мишель, и Жанна с ужасом поняла, что мальчишка действительно не верит ни единому ее слову. Возможно, в силу своего возраста юный шевалье и не был умнее графа де Фоканберж, зато, проведя три года при дворе, приобрел опыт, о котором его соперник не смел даже мечтать. При всей своей любви к красавице граф де Лош не мог не догадаться, что счастье досталось ему легко — пожалуй даже слишком легко — и не мог поверить, будто к бедняге Фоканбержу красотка проявила большую строгость. Юноша склонен был полагать, что все обстояло как раз наоборот, и что именно граф не ответил на пылкие чувства дамы, а уж в этом случае сердиться на него было и вовсе глупо. К тому же, может быть, провинциал просто не понял, чего хочет Жанна?
— Право, если этот бедняга выразил свои чувства не так, как вам бы того хотелось, он уже достаточно наказан... — с прежней снисходительностью продолжил уговоры молодой человек. — Потерять вашу благосклонность... Утратить надежду на счастье... Но, поверьте, в следующий раз он будет расторопнее...
— Что вы несете, шевалье?! — Жанна поднялась на постели, пронзая юношу грозным взглядом.
Жорж-Мишель прикусил язык и умоляюще сложил руки.
— Простите, моя Анжелика, я несу сам не знаю что, — покаянно произнес молодой человек. — Но я так вас люблю, что одна мысль, будто какой-то... негодяй... посмел на вас покуситься... лишает меня разума, — с запинкой уверял Жорж-Мишель.
Дама мрачно молчала. На этот раз пришел ее черед не верить ни единому слову собеседника, и Жанна могла только молиться, чтобы граф де Фоканберж не опоздал. И чтобы мальчишки не встретились друг с другом.
— Хотите, я пошлю слуг с палками и они его как следуют поколотят? — предложил Жорж-Мишель, искренне досадуя, что так глупо проговорился. — А если это доставит вам удовольствие — вы сможете даже полюбоваться на спектакль...
Жанна быстро отвернулась, желая скрыть краску на щеках. Не заметивший румянца дамы юный граф весьма превратно понял это движение.
— Ну, хорошо, я обращусь к королеве-матери и попрошу... повесить негодяя... — выдвинул новое предложение молодой человек.
При одном упоминании королевы Екатерины глаза Жанны расширились от ужаса. Красавица испуганно всплеснула руками и воскликнула:
— Нет! Только не это!
— Вот и я тоже говорю, не надо, — подтвердил юный граф, обрадованный, что "его Анжелика" оказалась добра и великодушна. — Я видел, как вешают — бр! Вы не поверите, моя дорогая, но повешение так уродует человеческое лицо! Когда я впервые такое увидел, то сразу понял, почему виселица — для простолюдинов и этих... ну тех, кто осужден на позорную казнь...
Жанна заломила руки и опустилась на подушки, лихорадочно пытаясь сообразить, как быть. Она не хотела замуж за Фоканбержа, она не хотела огласки, она только хотела избавиться от двух надоевших ей мальчишек. И прокляни ее Господь, если она этого не сделает!
— Что ж, шевалье, я вижу, вы не желаете меня защищать... — со слезами в голосе произнесла дама.
— Да нет же... я вовсе не...
— Нет-нет, не надо оправдываться, мой Ролан, я ничего от вас не требую, ничего не прошу. Пусть этот человек и дальше разгуливает по Лувру... Пусть он и дальше будет палачом мой чести! — воскликнула Жанна.
— Но я вовсе не ревную вас к прошлому, — попытался успокоить даму шевалье.
— К прошлому? К прошлому?! — почти радостно вскричала красотка. Слова мальчишки неожиданно подсказали ей, как выпутаться из ситуации и дама мягко отстранила Жоржа-Мишеля. Гордо выпрямилась. — Что вы знаете о моем прошлом, Ролан? Да, друг мой, мы, женщины, несчастнейшие существа на свете, — патетично начала Жанна, возвращаясь к монологу уже произнесенному ею перед Фоканбержем. — Вы попрекнули меня мои прошлым, мой паладин, — Жорж-Мишель открыл было рот, дабы опровергнуть скоропалительное утверждение, но Жанна прижала палец к его губам. — Вы меня попрекали, — повторила она, — однако в моем прошлом нет ничего позорного. Сейчас я расскажу вам свою историю и вы сами сможете судить, достоин ли этот человек снисхождения и прощения.
Жанна помолчала, устремив скорбный взор куда-то вдаль и смиренно сложив руки на коленях.
— Четыре года назад, — тихо заговорила дама, — когда мне было столько же лет, сколько теперь вам... — Где-то на задворках сознания шевалье возникла мысль, что если к шестнадцати годам прибавить четыре, то результат никак не будет соответствовать двадцати восьми — возрасту дамы. Однако... Мысль возникла и исчезла. — Я была юна и наивна и даже не предполагала, сколь жестока может быть жизнь. Господин де Монморанси, старший сын коннетабля, добивался моей руки и я дала согласие на брак. Мне казалось, что я люблю Франсуа, хотя теперь я понимаю, что это была не любовь, а только мечта о любви. Боже мой, Ролан, первое движение сердца так наивно, так бесцветно... Я молю Всевышнего, чтобы ваша любовь ко мне была не первой вашей любовью — может быть, тогда я смогу быть уверенной, что вы любите меня хотя бы чуть-чуть...
Шевалье Жорж-Мишель растроганно обнял Жанну. Дама мысленно улыбнулась.
— Франсуа опасался крутого нрава коннетабля и потому предложил мне вступить в тайный брак, уверяя, будто должен постепенно подготовить отца к своему выбору. Я согласилась. Мы обвенчались... и в моей жизни почти ничего не изменилось. Я редко виделась с супругом. Эти злосчастные войны, увлечение Франсуа охотой, обязанности при дворе заставляли моего мужа проводить много времени вдали от дома. Я не жаловалась. Я ждала, пока моему супругу не будет угодно объявить о нашем союзе. Увы! Страх Франсуа перед отцом был не напрасен. Коннетабль узнал о нашем браке и пришел в ярость. Он нанял этого негодяя, графа де Фоканберж... Вы называете его деревенщиной, мой паладин, но к чему этому человеку учиться манерам? Он и так умеет выполнять волю своих нанимателей.
— Что же он сделал? — робко спросил Жорж-Мишель.
— Он приехал будто бы с письмом от Франсуа и сразу же стал оказывать мне знаки внимания, преследовать влюбленными взглядами, делать признания... Я старалась дать ему понять, что подобное поведение неуместно. Поверьте, Ролан, я вовсе не пытаюсь ставить это себе в заслугу. В те времена мне было нетрудно сохранить добродетель. Хотя мой супруг и сделал меня женщиной — он был не тем человеком, чтобы пробудить во мне страсть. Только вы... только вы сделали меня счастливой... — Жанна отвернулась, словно пыталась скрыть краску на щеках. Юный граф, потрясенный сдержанным признанием и явным смущением красавицы, принялся шептать на ухо дамы какие-то глупости, называть ее птенчиком и цветочком. Наконец красавица справилась со смущением и продолжила рассказ. — Я потребовала от графа удалиться и более не тревожить мой покой. Он уехал. Но уехал не с пустыми руками. Негодяй подкупил мою горничную и она выкрала у меня платок, подаренный мужем перстень и бант с моей рубашки. Все это граф предъявил коннетаблю как доказательство моей измены. Он поклялся моему супругу, будто я отдала ему эти вещи на ложе любви... в порыве страсти... И Франсуа... поверил...
Жанна разрыдалась. Растерянный шевалье выбрался из постели в поисках нюхательной соли, в смятении разлил туалетную воду, так что в комнате повис запах ландышей, хотел кликнуть на помощь Сюзон, но дама остановила "своего паладина".
— Нет-нет, Ролан, это еще не все, — со стоном поведала дама. — Франсуа не пожелал меня видеть, не пожелал выслушать мои оправдания, не пожелал разобраться в деле. Он обратился к отцу, дабы тот защитил его честь, и совершил все, что необходимо в таком случае. По приказу коннетабля меня взяли под стражу и моя комната, где я провела столько месяцев в тщетном ожидании супруга, превратилась в тюрьму.
— Поверьте, Ролан, я пыталась объяснить Монморанси, что стала жертвой клеветы. Я не догадывалась, что он и так это знает. Только потом, когда моя бывшая камеристка вышла замуж за дворецкого коннетабля и получила в приданное пятьсот турских ливров, я все поняла...
— Вот ведь предательница! — возмутился молодой человек. — Высечь бы мерзавку!..
— Ах, мой паладин, можно ли ждать верности от простой девчонки, если дворянин мог пойти на подлость, а коннетабль ее оплатить? Бог ей судья, я не держу на нее зла. Я простила даже коннетабля, в конце концов он предстал пред высшим Судией и сейчас держит ответ за все свои деяния. Но Фоканберж...
Дама опять замолчала, а затем заговорила быстро и тихо, словно в лихорадке:
— Пользуясь кражей, коннетабль стал угрожать мне вечным заточением в монастырской тюрьме. Он уверял, будто моя измена дает ему право поступить со мной, как ему угодно, даже убить, лишь бы смыть пятно бесчестья со своего сына... И я... я испугалась... я проявила малодушие и вы вправе меня презирать... Да, мой Ролан, да... Я достойна презрения...
Жорж-Мишель часто заморгал, чувствуя, как на глазах выступают слезы. Пошарил по постели в поисках платка и в конце концов вытер нос рукавом батистовой рубашки. Всхлипнул. При других обстоятельствах — иными словами, в том случае, если бы дама не осчастливила шевалье уверениями, будто именно он сделал ее истинной женщиной, юный граф отнесся бы к этой истории с немалой долей скепсиса, безошибочно распознав в ней всю ту чепуху, что ему приходилось читать в весьма популярных при дворе романах. Однако вовремя произнесенная лесть сделала свое дело, совершенно отбив у шевалье способность рассуждать.
— Я струсила... Я предала самое себя... Я проявила малодушие, — сквозь слезы шептала Жанна. — Я подписала все бумаги, как того требовал коннетабль... Признание, что совершила супружескую измену... Признание, что наш брак с Франсуа так и не был свершен... Боже, Боже, Ролан! Убейте меня, покарайте меня за эту трусость... Я буду счастлива умереть от вашей руки!
Глаза юного шевалье широко открылись, нос сморщился и юный граф расплакался в голос:
— Такая прекрасная... такая несчастная... Нет, Жанна, вы слишком строги к себе... Женщина не должна быть героиней... Женщина должна быть счастливой... Это мужчины должны их защищать... оберегать... Вы... я... Я смогу вас защитить, Жанна... Будьте моей женой...
Красавица вздрогнула и только неимоверным усилием воли удержалась от того, чтобы не выругаться. Постаралась вспомнить, где же находится флакон с нюхательной солью, но так и не вспомнив, рассеянно плеснула себе в лицо остатки ландышевой воды.
— Нет, мой маленький паладин, я не позволю, чтобы мое несчастье коснулось и вас. Достаточно того, что загублена моя жизнь... Коннетабль показал подписанное признание сыну и тот окончательно убедился в моей вине. Надо отдать ему должное, он сжег эту ужасную бумагу — должно быть, для того, чтобы никто не узнал о его позоре. Вторую же бумагу, в которой я признавала, что наш брак не был свершен, Франсуа отправил в Рим вместе со своим прошением о разводе. Вскоре он был свободен, и через месяц после развода женился на Диане де Франс, дочери Генриха II. А я осталась в одиночестве оплакивать свою горькую судьбу. Я обратилась к Богу.
— Прошло не так много времени, и я поняла, что мое положение еще ужаснее, чем я первоначально полагала. Я поняла, что обречена на вечное безбрачие.
— Но почему?! — Жорж-Мишель в отчаянии ударил кулаком по подушке. — Монморанси ведь женился! Почему вы должны отказываться от счастья?!
— Мой паладин, подумайте сами. В глазах света я была невинна, ведь мой брак так и не был свершен. Подумайте, как бы я объяснила своему супругу... что бы он подумал... если бы...
— Но ведь я знаю правду! — с жаром воскликнул юный граф. — Вам не потребуется ничего объяснять... Вы будете счастливы!
— Благодарю вас, мой паладин, благодарю вас за доброту, но я не могу принять от вас эту жертву, — нежно произнесла Жанна. — Ваши родные наверняка будут против союза с женщиной, чей брак однажды уже был признан недействительным...
