Аньес Релинген, королева Франции, Генрих де Гиз, муж Марго... Молодой человек ничуть не сомневался, что через год Аньес подарит Франции дофина, а затем он как отец... то бишь как дядя младенца-короля получит свое законное регентство.
Королева-мать Агнеса фон Релинген, регент Генрих де Гиз — это звучало гораздо лучше и гораздо величественнее, чем Генрих де Гиз, муж мелкой фламандской принцессы, и Аньес Релинген, жена герцога де Гиза.
Лишь одна мысль омрачала грезы юноши. В блистательном будущем, разворачивающимся перед его мысленным взором, он не в силах был отыскать никакого, даже самого скромного местечка для кузена Жоржа. "Бедный Жорж", — с некоторой грустью вздыхал Анри. — "Тебе не повезло", когда неожиданно понял, что воспоминания о родственнике и друге юности всегда будут окрашены для него в самые светлые и радостные тона.
— Ну что ж, — бодро произнес Гиз, отбирая у Генриха де Валуа кубок, делая добрый глоток и обещая себе почтить память кузена строительством роскошной часовни и сочинением эпитафии. — Пора собираться.
Прощание с кузеном Гизом еще больше убедило Жоржа-Мишеля, что блуасский замок превратился в Аркадию. Шевалье неторопливо шел по коридору, ощущая себя литературным персонажем, по воле взбалмошных авторов угодившим ко двору. Жорж-Мишель никогда не питал особого пристрастия к романам, однако временами они его изрядно забавляли. Великодушные короли, добродетельные дамы, благородные рыцари — молодой человек еще ни разу не смог удержаться от смеха, читая всю эту возвышенную галиматью. Более того, чем серьезнее становились авторы, тем больше веселья это доставляло графу. Временами его так и подмывало взять наивных писак за руки и показать им не выдуманный, а самый что ни на есть настоящий двор, но — увы! — подобное желание было не так-то просто осуществить. По некоторым причинам господа-сочинители упорно скрывали свои имена под длинными и звучными псевдонимами. Как полагал шевалье Жорж-Мишель, причин для подобной скрытности было две. В одном случае знатные авторы стыдились выдавать невежественной толпе свои прославленные в веках имена, искренне полагая сочинительство недостойной забавой. В другом — бедные простолюдины не на шутку боялись оскорбить вельможных читателей своими пошлыми простонародными именами и грязными руками. Самым же забавным с точки зрения шевалье было, однако не это, а то, что и первые и вторые сочиняли одно и то же. После описания сказочной идиллии при сказочно неправдоподобном дворе ошалевшие авторы не находили ничего лучшего, как бросить героев во все мыслимые и немыслимые приключения, провести их через огонь, воду, медные трубы и зубы дракона, как минимум угрожая женитьбой на злобной беззубой старухе, а как максимум — заточением в подземном каземате и неправым судом. И еще одно обстоятельство неизменно поражало графа де Лош. Все эти приключения и злоключения героев, разворачивавшиеся в десяти-пятнадцати книгах требовались авторам лишь для того, чтобы в конце концов важно заявить, что герой воссоединился с героиней, они жили долго и счастливо и умерли в один день.
Вообще то Жорж де Лош искренне сомневался, что после двадцати лет забот и тревог несчастные герои смогут провести оставшиеся им пятьдесят лет жизни в тиши и покое. Хотя бы потому, что столько не живут, — с неизменной улыбкой добавлял граф. Не меньшее сомнение вызывала у него и радостная перспектива смерти супругов в один день. Шевалье никак не мог понять, за что авторы столь сурово карают детей героев. Правда, спрашивать авторов "за что?" и "почему?" казалось Жоржу-Мишелю столь же бессмысленным, как вопрошать ветер, зачем он раскачивает деревья или опрокидывает на море корабли.
Так что, почувствовав себя в роли литературного персонажа, Жорж де Лош молил Всевышнего лишь о том, чтобы идиллия продолжалась как можно дольше, а приключения начинались как можно позже. Но не успел шевалье произнести свою пламенную молитву, как чья-то безжалостная рука вырвала графа из мира грез и тогда действительность показалась ему еще непригляднее, чем была на самом деле.
— Ну и хватка у вас, Гаспар, — проворчал шевалье, обнаружив себя в каком-то темном закутке, более всего напоминающем кладовую.
— Вы тоже весьма лихо размахивали кинжалом, — шепотом парировал капитан королевской стражи и оглянулся.
— А что случилось? — в свою очередь понизил голос граф де Лош и с недоумением осмотрелся. Закуток был столь мал, что никакой злоумышленник не смог бы здесь прятаться.
— Странный вопрос, — по-прежнему мрачно отозвался барон. — Скажите, Жорж, откровенно, вам очень хочется попасть на завтрашнюю охоту?
— Совсем не хочется, — с требуемой откровенностью сообщил Жорж-Мишель.
— Прекрасно! — кивнул Нанси. — В таком случае немедленно садитесь в седло и скачите в Бар-сюр-Орнен.
— Но я не могу оставить жену...
Господин де Нанси недобро рассмеялся. Смех прозвучал тихо и в силу этого особенно неприятно.
— Ваша жена прекрасно может о себе позаботиться. В отличие от вас. Неужели вы не понимаете, Жорж? Для вашей жены вы уже не существуете. Для нее вы даже не препятствие, даже не труп... В конце концов о труп можно споткнуться, его можно оплакать, над ним можно поклясться отомстить или просто порадоваться его безобидному виду. Нет, Жорж, вы — призрак, тень, вас уже нет. Придворные боятся вас замечать... здороваться с вами... даже смотреть на вас. Скажите, разве сегодня вы смогли обменяться с кем-либо хоть словечком?
Жорж-Мишель озадаченно потер лоб.
— Конечно, я виделся с Генрихами.
— Они не в счет, — отмахнулся барон, — они ваши родственники. Но, кстати, вы знаете, где они сейчас?
— Должно быть, на дороге в армию, — с сожалением сообщил шевалье.
— Вот именно, Жорж. Изо всех сил торопятся уехать отсюда, как можно дальше, и стараются сохранить о вас самые теплые воспоминания.
— Да что с вами, Гаспар?! — в недоумении воскликнул Жорж-Мишель. — Сегодня вы обо всех говорите дурно.
— Со мной все в порядке, если не считать вот этой царапины от вашего кинжала. А так — все просто замечательно. Послезавтра у нас появится королева. Зовут ее Аньес д'Агно*, принцесса Релинген. В первом браке она была замужем за доном Карлосом, во втором — за неким графом де Лош... простите, еще и де Бар, весьма недалеким молодым человеком, коль скоро он не нашел ничего лучшего, чем свернуть себе шею на охоте!
* Французское произношение имени Хагенау.
— Гаспар, я...
— Нет-нет, я еще не закончил. Эта юная дама имеет весьма разносторонние интересы, так что вскоре нас ждут приятные развлечения. Один день травля кабана, другой — аутодафе. Потом опять травля и опять аутодафе.
— Вы говорите о моей жене, — сухо заметил граф де Лош.
— А разве она вам жена, Жорж? — быстро возразил капитан. — Послушайте, я хорошо вас знаю, и если ваше место в супружеской постели занял какой-то щенок... Прекрати, Жорж, — перехватил руку графа барон де Нанси, — лекарство может быть горьким, но оно необходимо. Так вот, у меня есть все основания сомневаться, что эта дама твоя жена не только по названию, но и по сути.
— Вы оскорбляете меня, капитан.
— Я пытаюсь тебя спасти, болван. И, между прочим, я не на шутку рискую, просто разговаривая с тобой...
— Это точно, — процедил граф.
— Оставь свой кинжал в покое, Жорж, и постарайся подумать. Неужели твой призрачный титул так тебя ослепил, что ты не понимаешь своего положения? Кто ты и кто она? Может быть, тебе напомнить?!
— Не стоит... Не трудитесь... — Жорж-Мишель постарался высвободиться из хватки Нанси. Тщетно.
— Так вот, она — принцесса, вдовствующая инфанта, суверенная государыня, а ты — простой граф, каких во Франции сотни. Не спорю, между вами могла бы случиться интрижка... на пару дней, ну самое больше на неделю, после чего тебя нашли бы в канаве с перерезанным горлом. Господи, Жорж, ты же знаешь Гиза! Однако даже он не смог выдержать ее больше двух месяцев. Не знаю, что ей вздумалось идти к алтарю с тобой. Возможно, она вообразила, будто беременна или ты был ей нужен, чтобы было легче подобраться к Карлу. Но ты-то, Жорж? О чем думал ты? Тебя, часом, не под стражей вели в церковь?
— Неправда! — вскинулся шевалье.
— Понятно, — капитан вздохнул. — А бежать ты не пробовал?
Граф де Лош молчал.
— Ну пробовал, — в конце концов признался он.
— Стерва! — как сплюнул Нанси.
— Она не знала, — горячо зашептал Жорж-Мишель. — Аньес добрая и ласковая девочка...
— Твоя "ласковая девочка" вынесла десять смертных приговоров своим ближайшим родственникам. Опомнись, Жорж, приди в себя! Ну что тебя в ней прельстило? Титул? Так тебе его не дадут... не успеют. Смазливое личико? Оно слишком надменно, чтобы радовать глаз. Или, может быть, как нашего короля Карла, ножки?
— Он их не видел, — огрызнулся Жорж-Мишель.
— Завтра увидит. Послушай, Жорж, у тебя есть только один способ остаться в живых. Садись на коня и скачи, что есть сил, загони десяток лошадей — я подготовил подставы — но завтра будь как можно дальше отсюда. И немедленно потребуй от святого престола признания твоего брака недействительным. Найди свидетелей, что ты с ней не спал, что к алтарю тебя волокли силой. Кричи об этом на каждом перекрестке и, может быть, тогда у тебя появится шанс.
— Это неправда!
— Забудь ты свое тщеславие, глупец! Какое тебе дело, будут на тебя показывать пальцем или нет? Тебя что, пугают насмешки каких-то болванов? Смерть Христова, когда твой брак будет признан недействительным, вызовешь на дуэль парочку-другую идиотов и убьешь их — остальные сразу угомонятся.
Жорж-Мишель посмотрел на капитана почти что с отчаянием.
— Ну почему вы все... здесь и в Релингене... не желаете понимать, что моя жена ангел?
— Смерти? — переспросил Нанси. — Да, ее уже так называют, — подтвердил капитан.
Граф де Лош устало махнул рукой, плавно съехал по стене спиной и уселся на пол, уперев локти в колени и положив голову на руки. Некоторое время Нанси молча смотрел на него сверху вниз, затем сел рядом.
— Возьми себя в руки, Жорж, еще не все потеряно, — с сочувствием проговорил он. — До охоты она вряд ли что-либо предпримет, ты успеешь бежать. Этот ее Карл... как я понял, он никогда с ней не расстается... так что самого опасного убийцу она за тобой не пошлет...
— Аньес меня любит, — упрямо проговорил шевалье Жорж-Мишель.
Барон де Нанси взглянул на друга с жалостью. Впрочем, в этой жалости не было ничего христианского.
— По-моему, ты окончательно спятил, Жорж. Неужели ты в нее влюбился?!
Граф де Лош кивнул.
— Да, — протянул капитан. — Тебе страшно не повезло. Ты что, не мог влюбиться в кого-нибудь не столь опасного?
Жорж-Мишель только взглянул на своего собеседника и барон де Нанси счел необходимым успокаивающе похлопать друга по плечу.
— Полно, Жорж, такие, как она не способны любить, уж ты мне поверь. Для этого они слишком влюблены во власть. Нет, я не отрицаю, возможно, она и получает удовольствие от милых постельных забав, но что для нее ты? По сравнению с королем... с Гизом...
— Да не было у нее ничего с Гизом! — вновь вспылил Жорж-Мишель. — И она носит моего ребенка!
Барон де Нанси открыл рот и закрыл его. В его глазах промелькнул ужас.
— Боже мой, — пробормотал капитан, стискивая голову руками, — ты же труп, Жорж, и я вместе с тобой. Знание подобных тайн не прощают.
— Гаспар, вы спятили?! Этой мой ребенок. В этом не может быть сомнений.
— Ловка, ничего не скажешь, — продолжал бормотать капитан. — И если она смогла убедить в этом одного идиота, значит, сможет убедить и второго. Послушай, Жорж, — Нанси встрепенулся и заговорил решительным шепотом, — Бар-сюр-Орнен — слишком близко от Парижа. Беги к императору... Черт, это тоже близко. Отправляйся в Московию, в Татарию, в Новый Свет... Тьфу ты, и это не годится! Беги в Рим, прими постриг, стань епископом. Лучше быть живым князем церкви, чем мертвым консортом. Слава Богу, митра епископа защищает много лучше кольчуги.
— Что вы несете, Гаспар?! Аньес никогда никому не причиняла зла!
— Десять приговоров, Жорж. Своим родственникам...
— Это епископ Меца!
— Она тебе так сказала? Ну, конечно, она умна и поняла, что тебе это не по нраву. Но я полагал, в тебе больше здравого смысла. Да ты посмотри на ее развлечения. Уже здесь, в Блуа, она приказала прирезать десять человек и трое уже мертвы...
— Это не она!
— Ну да, конечно! Еще немного и ты станешь меня уверять, будто и кабана травит не она.
— Ей стало жалко свору.
Нанси коротко хмыкнул.
— Ты хоть понимаешь, какую чушь несешь?
— Это не чушь, — шевалье устало вытер лоб. — К ней пришел начальник псовой охоты и заявил, что собакам нужно охотиться, либо их надо перерезать... чтобы не мучились. Вот она и отправилась на эту идиотскую охоту, хотя совсем не умеет охотиться.
— Очень трогательно, — с сарказмом заключил Нанси. — Я рыдаю. Значит, ей стало жалко собачек. А здесь — тоже, конечно, из жалости — она затащила в свою спальню какого-то щенка!
— А вот об этом не надо! — голос Жоржа-Мишеля стал жестким, в глазах сверкнула молния. — Никого она не затаскивала! Она просто спасла ребенка. Неужели, вы не можете этого понять?! Мне что, надо объяснять, что здесь происходит каждую ночь? И даже каждый день?!
На этот раз замолчал капитан королевской стражи.
— Их было десять... на одного перепуганного мальчишку, — еле слышно проговорил шевалье. — И Аньес это увидела. Она пыталась их остановить... Говорила, что это дурно... Они смеялись ей в лицо... И тогда она затеяла эту игру... А что еще она могла сделать?! — Жорж-Мишель с вызовом вскинул голову. — Эти скоты ничего не понимали... И кстати, Гаспар, там был ваш офицер с двумя солдатами... и он ничего не сделал, чтобы прекратить надругательство.
— Он пойдет под арест, — после краткой паузы ответил капитан.
— Хорошо, буду вам очень обязан. А теперь... о тех десятерых. Я был зол... и это я приказал их убить.
На лице капитана де Нанси появилось выражение безграничного удивления. Сначала можно было подумать, что он не поверил собственным ушам. Затем, когда барон убедился, что все понял правильно, в его глазах появилось недоверие, словно он хотел спросить: "А не наговариваешь ли ты на себя, друг мой?" Потом он просто смотрел, не зная, что и думать. Жорж-Мишель ощетинился.
— А что я должен был сделать? Наградить их?! Вы не видели того мальчишку, Гаспар. Так сходите, посмотрите. Он живет у нас неделю и до сих пор шарахается от всех мужчин и от всех женщин... И до сих пор спит под диваном, хотя может спать на нем...
Шевалье потер виски:
— И моя девочка все это видела. Господи, Гаспар, она просто не переносит жестокости и насилия... Ей делается плохо... А знаете, почему? — с неожиданной яростью вопросил он. — Сказать вам, почему те мерзавцы пошли на эшафот?! Объяснить все в подробностях?!
