— Правда, нравится? — девушка придвинулась поближе, и ещё сильнее коленки развела, дотянулась и по члену пальчиком провела... нет, мне её не достать, далеко сидит.
— Очень!
А девчонка давала возможность себя рассмотреть, и забалтывала собственное смущение. Снова игралась яичками, и гладила вдоль... это тоже мне нравилось!
— Чего хочешь? — спросила раскрасневшаяся от разговоров и самодемонстрации девушка... не прекращая касаний... так сейчас все желания и закончатся!
Рита отрицательно закрутила головой едва ли не раньше, чем ответил:
— Всего хочу! — я тут же урезал притязания, — сюда сядь! — показал на середину органа.
— Не, — испугалась девочка, — боюсь! — ну, и не ожидал, что согласится. Может, позже?
— А поцеловать дашь? — уговаривал я.
— Дам! — внезапно просто ответила подружка. К собственному изумлению.
Думала же 'ещё хочу!' — вот оно 'ещё'.
Пока мы перемещались по дивану и размещались (Рита поперёк дивана, я — на коленях перед ней), пока я прокладывал дорожку из поцелуев от Риткиных губ ниже и ниже, радостно убеждаясь, что ножки по-прежнему раздвинуты, и её 'да' действительно 'да'... вспомнил совершенно некстати, как соседские дети щенка выгуливали.
Бедного пёсика в самую августовскую жару таскали за собой по парку; временами он ложился брюшком на дорожку и лежал, тяжело дыша, идти никуда не хотел... умучали, короче, животинку. Потом привели несчастного домой, и только тут додумались напоить. Щен половину воды языком расплескал по кухне, и в миску влез передними ногами...
Так вот, я пока до Риткиного лона добирался, представил... ну, в общем-то, сдерживался, конечно, старался целовать девушку медленно и вдумчиво, но восторг бушевал, как у того собачёнка...
Мои эмоции явно подружке передались, отозвалась мгновенно, а может, уже взведена была, но шевелилась навстречу языку ничуть не слабее, чем с пальчиком внутри! (Сейчас он, кстати, тоже лишним не стал). И стонала, а потом — вообще подушку подтащила и закусила край, чтоб не орать. Я в какой-то момент сообразил, как надо, и лизал равномерно, навстречу и в такт её движениям... долго, даже челюсть заболела... физиономия мокрая вся, и даже шея, кажется... о, оно того стоило! Девочка точно не играла: красивой быть не пыталась, ноги задирала, как хотелось и получалось, мычала немузыкально, соски теребила, один раз пальчик сунула под мой яростный язык, и показала, где ей нужно... а потом выгнулась дугой... как мне этот момент нравится!
Те же сжатия почувствовал, что и раньше, и замер, припав к 'губам' губами. Это, что ли, 'французским поцелуем' называется, или я что-то путаю? Понял, что всё... ещё немного приласкал — вдогонку, и прилёг щекой на девичий животик (он продолжал вздрагивать)... как пахнет девушкой...
Долго подружка дёргалась и постанывала, лежала всё так же, раскинувшись, потом очнулась, наконец, приподнялась на локтях, осмотрелась, приподняла меня, ухватив за голову... поцеловала долгим, мокрым (по разным причинам) поцелуем и шепнула:
— Это было... да!
Девушка взглянула вниз, убедилась, что всё в порядке...
Удивительно, на самом деле, пару раз был на грани, но вспомнил свои одинокие забавы... уже давно сообразил: чтобы сдержаться, нужно не напрягаться, а наоборот — расслабляться. Сработало и сейчас!
Девушка прижала моё лицо к груди:
— Тут ещё, чуть-чуть! — подставляя то один, то другой сосок.
— Встань! — не то попросила, не то скомандовала Рита.
Поднялся на дрожащих ногах, и кончик оказался у девушки прямо перед носом. Она улыбнулась — как-то очень... по-женски, всепонимающе, и коснулась головки приоткрытыми губами. Да, это уже не аванс! Их мне девочки надавали... не разгрести!
Коснулась — и продолжила, лизнула, чтоб смочить, глаза закрыла... одной рукой обхватила, так, чтобы только головка из кулачка, другой — яички поглаживает. Ну, и я решил руки занять, стал девичью грудь ласкать ненавязчиво. Рита мычаньем подтвердила: 'правильно!', а сама, по-моему, вошла во вкус! Всем телом играет, грудки суёт в ладони, коленки то сводит, то снова разводит... да, пятнадцать градусов — в прошлом. Тут все сто пятьдесят!
В общем, долго я не выдержал, а так как разговора о том, что надо предупредить, не было — решил не сдерживаться. Ну, насколько вообще мог в тот момент что-либо решать. Ритка приближение финала почувствовала, бОльший фрагмент из кулачка высвободила и ускорилась, даже головой кивать стала, за ягодицу меня ухватила...
От такого рвения вся моя сдержанность кончилась, и соображения хватило только на то, чтоб не упасть, и в грудь не вцепиться для равновесия. Рита манерничать не стала — не плевалась, рот не открывала, чтобы вытекло всё на простынку между ногами, поступила просто — глотала в такт моим судорогам.
Когда всё закончилось, ноги сжала и поджала, меня отпустила и на бочок завалилась, глаз не открывая. Смятение, радость, смущение, оргазм и паника — всё на лице, всё одновременно. Нужно помочь!
Я снова опустился на колени рядом с диваном, обнял подружку, потянулся к губам...
— Подожди! — остановила меня Рита (глазки смотрят косо, румянец... ох!).
Девушка облизнулась — как после мороженого! — пожевала губы, сглотнула, и приоткрыла рот для поцелуя.
— Девочка моя... — Рита на поцелуи отвечала, щурилась от удовольствия, — любимая!..
Увлёкся и стал водить ладонями по её изгибам, девушке нравилось, но потом она что-то заподозрила: руку с моего плеча убрала и пошарила...
— Что, опять? — возмутилась, и сжала кулачок.
— Конечно! Всё время!
— Всё время... время... Толечка, время! Домой! — заныла Рита, не пытаясь, впрочем, вырваться, и не отпуская, кстати! — завтра... нет, после... нет, послепослезавтра! точно! опять! ну, хватит! пожалуйста! — взмолилась, наконец, и я понял, что действительно — пора.
Пока девушка в очередной раз совершала водные процедуры, я устранял следы. Их и было-то немного: мокрое пятно на простынке, обслюнявленная Риткой наволочка, и наш с ней общий запах — запах плотской любви! Бельё скатал — постираю, форточку приоткрыл...
Вышедшая Рита держала перед собой полотенце — как шторку: ненадёжная защита от взгляда и предохранитель от повторного возбуждения. (Я успел без неё чуть-чуть успокоиться). Сама же — не скрываясь, меня осмотрела и каким-то своим мыслям кивнула.
Рита в момент рассмотрела полурасслабленный член (раньше видела его только гордо стоящим, или совсем... того) и вспомнила того ёбаря, что в речке подмывался. Невольно сравнила: 'там был гораздо больше! Так — и мужику лет сорок... мне и в рот такое не влезет, не говоря уже о...' — подумала и ужаснулась. И застеснялась внезапно. А тут ещё...
— А ну положи, быстро! — прикрикнула, смеясь, когда шагнул к ней, — иди, мойся! Толь, ну правда, всё!..
И целомудренно поцеловала, не опуская полотенца. Пока мылся — оделась и причесалась, и сидела, нагло наблюдая, как одеваюсь, стараясь разместить и не прищемить...
Пока провожал девушку, мы слегка остыли, но в подъезде, на любимой площадке между этажами, подзадержались. Прощаясь, Рита шепнула, что всем довольна, и что если раньше я был в её надёжных руках, то теперь — в надёжных губах. Слегка припухших — от поцелуев и прочего! От воспоминаний об этом 'прочем' у меня снова стоял, как памятник, и Рита это чувствовала...
Она, судя по лихорадочным объятьям, тоже была на взводе. В какой-то миг мы друг друга между ног ухватили и погладили, грубо и чувственно, и едва не взвыли (заскулили — точно), так хотелось забиться в какой-нибудь угол и (как минимум) повторить!.. не рискнули, конечно.
Ритка потом призналась, что ей привиделся форменный кошмар: она сосёт, стоя на коленях, а дверь квартиры тихо открывается... мама выглядывает... и так же тихо дверь закрывает. Мне, в общем, тоже что-то подобное представлялось, только без Оксаны Петровны. И конечно, никак не полизать девушку в подъезде, в марте... нет, никак. Сто одёжек... лето, ах, лето...
— Послепослезавтра! — пообещала Рита и ускользнула.
Не могу я ответить за нас двоих,
только мне на моём пути
ни от рук твоих, ни от глаз твоих,
ни от губ твоих — не уйти!* -
пела в колонках Аида Ведищева, а я всё заснуть не мог, вспоминал поминутно прошедший день. Первый секс... пусть оральный — веха, между прочим!
В общем, пришлось пробираться в ванную комнату. Иначе было не уснуть. А Рита, такой исход предвидя, заранее, перед сном, под душем всё вспомнила... чтоб спалось!
Упомянутую лёгкую припухлость губ и общее взъерошенное состояние в школе заметили; никому до Ритки особо дела не было, но пара шепотков прозвучала, и в паре штанин напряглось.
— Ой, подружка! Вижу, что-то было! — Алла, разумеется, первая заметила.
— Было, было... хорошо было. Давай, у тебя, после школы, тут... — Рита обвела рукой неподходящую школьную действительность.
— Ладно, потом... — шепнула Алла, — только за лицом следи!
Рита упала на диван рядом с подругой, широко разбросав ноги (носки внутрь) и руки (ладонями кверху). Голову — на бок, и язык вывалила. Алла живо вспомнила картинку из книжки Агнии Барто: там брошенная кукла так у стены валялась.
— Что, прям вот так? совсем охляла?
— Эмоции переполняют! — Рита заговорщицки понизила голос, — столько всего вчера...
— Ложись, рассказывай! — Алла предоставила свои колени в качестве подушки, Рита послушно пристроила на них голову. А ноги на валик дивана положила.
В каком-то иностранном фильме видела: так на приёме у психолога ложатся и исповедуются... не на колени, конечно. На кушетку специальную. Но так даже лучше, доверительнее.
Рита рассказывала подробно и обстоятельно, дошла до того момента, как я её пальчиком... глубоко.
— И как?
— Ой, ты знаешь, хорошо! У него палец толстенький... а вот тут, изнутри, что-то такое приятное... я тебе покажу как-нибудь!
— Спасибо, подружка. А потом я тебе... покажу.
Тут девушки вспомнили старинное слово 'наперсница' и сообща решили, что писать его нужно через 'т', и тогда слово обретёт исконный смысл: конфидентка, перстом помогающая подруге коротать время в ожидании мужа с сечи.
— Или с рати! — добавила Алла.
— Или, — согласилась Рита.
Вдруг Рита замерла с открытым ртом:
— Чёрт!
— Что?
— Дошло только что!
— Что и докуда? Если пальчик, то — как до жирафа... — ёрничала Алла.
— Толя, когда меня вот так, — Рита сделала средним пальцем призывный жест, — спросил: 'у Аллочки — так же?'
— О! — изумилась Алла, — а ты?
— Сказала 'да'!
— Тю...
— В тот момент... не сообразила! Не соображала, вернее, вообще...
Алла хихикнула.
— Ты чего?
— Если он и меня так, хоть буду знать, почему без спросу... как будто, так и надо...
— Что, обычно спрашивает? — удивилась Рита.
— Нет, конечно. Начинает что-нибудь потихоньку, и если не возражаю... — Рита кивнула, — а тут — заранее знает, что так можно!
— Думаешь, понял? Про нас, в смысле?
— И думать нечего. Давно. Но, раз молчит, значит, всё устраивает.
— Ещё бы!
— Не задавайся! Пацаны — существа ранимые, обидчивые. Только подумаешь 'да куда он денется!', а он — раз... — Алла изобразила ладонью ускользающую рыбу.
— Да, так вот, я ему даже подмахнула...
— Пальчику?
— Ну, что было внутри, тому и... знаешь, чисто машинально!
— Ага, женский безусловный рефлекс...
— Наверно.
Алла снова поцеловала подругу, та ответила, однако всё же прервались:
— Прости, рефлекс...тоже рефлекс.
— Да, ладно, я ж не против...
— Потом я его трогала...
— Тоже мне, новость!
— Нет, не так, как раньше! Всё рассмотрела внимательно... яички... на ощупь... — у Риты слов не хватило, только глупая улыбка демонстрировала, что ей понравилось, — он вот так лежал, а я... игралась, вот!
Поговорили о яичках, в формате 'слушали — постановили'. Решили совместно, что если побрить, будет красивше. Рита вспомнила, как брат натирал пятаки пастой ГОИ до зеркального блеска. Похихикали, и решили, что это будет чересчур — ослепительно красиво. Так же отвергли идею покраски к Пасхе, потому, что весна, а значит — военкомат, медкомиссия... не поймут! То есть в армию, конечно, не возьмут, это — плюс, но, зато, начнут лечить от припездонии. А это, как не крути (яйца? — ха-ха-ха!) — минус. Или заподозрят чего похуже.
В общем — отвлеклись и развлеклись, и Рита, подгоняемая подругой, продолжила рассказ.
— А потом?
— Потом... я ему всё показала... ну, чего смеёшься? это ты у меня всё видела; у тебя и своя не хуже, а ему — в радость! Он сам говорил, что раньше — только в детстве.
— Доволен?
— Да, сказал: 'красивая'... знаешь, так необычно... парню показывать. Стыдно, сладко... ух!
Алла представила, как это, и почувствовала, что ей бы понравилось. Ей и сейчас... да, надо!
— А потом он попросил поцеловать.... и полизал...
— О-о-о! И как?
— Во! — Рита показала большой палец, — то есть... тренироваться, конечно, надо...
— Обеспечим! — деловито кивнула полная решимости Алла, Рита тепло улыбнулась:
— Обязательно! Так вот — тренироваться надо, но, в общем — хорошо... даже очень. Ко всему — такой... сладкий ужас: вот сейчас целовать перестанет, ляжет сверху — и всё, женщина. И отказать не смогу... не захочу!
Девочки помолчали: Рита вспоминала, Алла предвкушала...
— А потом... — Рита собралась с духом и решилась, — я ка-а-ак... пососала!
— Ух, ты! — восхитилась Алла и ехидно поинтересовалась, вспомнив давний разговор, — не плевалась?
— Дурочка! Я, между прочим, кончила от этого!
— Опять?
— Да, представь себе! С ним вместе! — Рита помолчала, и с мечтательной улыбкой добавила, — такой блядью себя чувствовала!
Алла хмыкнула:
— Вот, прям таки!..
— Да! Во рту — член, он сиськи мнёт, ноги вот так, настежь... — Рита развела поднятые коленки, трусики показались, и Алла мигом накрыла их рукой, — представляешь?
— Представляю! — Алла потянулась к губам подруги, рассказ её уже достаточно возбудил, — приятно вспомнить?
Конечно, приятно, под рукой влажно — Рита тоже небезучастна.
— Ага. Глотаю, а тут, — Рита погладила низ живота, — бабочки!.. в общем — рекомендую!
Девочки снова поцеловались, и Алла, прежде чем приставать к подружке, всё же уточнила:
— А потом?
— Потом... на бочок уложил меня, рядом стоял на коленях, гладил и целовал. Любимой называл...
— Целовал в губы?
— Ну, да, а куда ещё? В щёчку?
— Хорошо! Значит — нормальный.
— Ты о чём?
— Да... в Судаке наслушалась летом. Девицы взрослые разговаривали, одна жаловалась, что парень — мудак. В рот даёт, а потом рыло воротит, целовать брезгует, пока она зубы не почистит. Чуть ли не водкой полоскать заставляет!
— А он её, не?
— Что ты! О том и речи нет!
— Н-да. И правда, мудак... — Рита потянулась, чуть изогнулась и повиляла попой (подружка понятливо погладила) — Аллочка! а давай разденемся?!
— Какая интересная мысль! — обрадовалась Алла, — а давай!
