Чаганов: Война- Часть 2

— Кто тут у вас главный?— шипит Оля, нависнув над плачущей англичанкой. Та, приподнявшись, дрожащей рукой тычет в лежащего рядом без сознания мужчину со сломанной челюстью, изо рта которого течёт кровавая слюна.

— Гут,— отработанным ударом без размаха ребром ладони по шее Оля отправляет женщину нокаут, вытаскивает ключ от шкафа и кладет его в карман шефа шифровальщиков.

— Шнеллер, шнеллер,— умело грассирует Кузнецов, закрывая окна, его напарница в этот момент простым карандашом, подобранным с пола, на белой стене выводит буквы 'R.F.B.'.

— Зачем ты это сделала?— шепчет он, когда они остановились перед оградой, любуясь на огонь вырывающийся из окна посольства.

— Ложный след,— отвечает Оля,— англичане всё равно не поверят, что это сделали 'рот фронтовцы'. Ходу!

Чита, железнодорожный вокзал.

Чита, железнодорожный вокзал.

30 июня 1939 года, 07:00.

— Что это за грузовики?— Роман Ким кивает на строй из десятка машин, стоящих на привокзальной площади,— американские? Ни разу не видел таких больших.

— Наши, Ярославские семитонные ЯГ-8,— распирает меня от гордости,— дизельные. Цельнометаллическая кабина немного похожа на 'Шевроле' своим сглаженными формами, но только чисто внешне, вся начинка советская.

— И в грузовиках вы разбираетесь,— оживляется мой собеседник, вообще есть такая тема, с которой бы вы были не знакомы?

— В чём, в чём, а вот в этом я, как говорится, не в зуб ногой, полный профан... просто слушаю умные речи специалистов... а так у меня своей работы по горло.

— Специалистов,— эхом повторяет Роман,— Алексей Сергеевич, ну когда вы возьмёте Василия Сергеевича мне в помощь? Зашиваюсь.

— НКВД проверку затягивает.

— Я товарища Ощепкова почти тридцать лет знаю,— горячится Ким,— мы с ним в Токио в Православной миссии познакомились. Я был ещё совсем пацан, а ему почти двадцать, он тогда учился в семинарии и одновременно в школе дзюдо Кодокан, мы на него смотрели как на бога. В 20-х оба работали переводчиками, я— в ОГПУ, а Василий Сергеевич, как я понял, в военной разведке, не раз встречал его во Владивостоке в штабе Сибирского Военного округа. В последнее время в Москве он занимается преподаванием 'дзюу-до' в ЦДКА, в спортивном институте, где придётся. Мы часто с ним виделись до моего возвращения во Владивосток, я его хорошо знаю, могу поручиться за него. — Не надо меня, товарищ Ким, за советскую власть агитировать...

'Оля ещё всю плешь проела, мол, давай заберём Ощепкова в Спецкомитет будет учить наших вохровцев дзю-до, у меня опыта преподаванию— чуть, а он— мастер'.

— ... существует порядок проверки кандидата на такую должность.

— Если вы, товарищ Чаганов, о том, что Василий Сергеевич в калчаковской контрразведке служил, так и я тоже— в Пограничной страже.

'Это, конечно, неприятно, но не самое страшное... Берзин дал справку, что Ощепков работал там по заданию Реввоенсовета, плохо то, что он был советником командарма 1-го ранга Каменева, одного из участников заговора Тухачевского, в комиссии по разработке системы самозащиты в ГТО-2... Советник, доверенное лицо заговорщика... пятно на всю жизнь'.

— Пока НКВД не даст свой отзыв,— отрезаю я,— ничего нельзя сделать, остаётся только ждать.

С запада до нас доносится приближающийся гул авиационных моторов, мы с Кимом задираем головы. В бездонном утреннем солнце появляются с рёвом набирающие высоту самолёты, взлетающие с расположенного неподалёку аэродрома.

'ЛаГи... шесть пар... именно пар, а не троек... новым самолётам— новый строй... эскадрилью выходит прислали сюда... первый поджидают последних... всё повернули на юг... в Монголию'.

— Товарищ Чаганов,— к нам подбегает запыхавшийся красноармеец,— вас к телефону из Москвы, аппарат здесь в кабинете начальника станции.

— Ведите,— с сожалением отрываю взгляд от завораживающего зрелища.

— Алексей Сергеевич,— слышу в трубке ВЧ встревоженный голос Пересыпкина,— у нас тут такое дело...

— Слушаю вас, Иван Терентьевич.

— ... выселяют нас из Подлипок. Хруничев привёз постановление Совнаркома за подписью товарища Вознесенского, что 289-й завод полностью передаётся с 1 августа в НКАП.

'Как некстати, только что получили два двигателя МГ-31 и началась сборка первых двух опытных вертолётов... Где мы всё это разместим'?

— И кто хочет вселяться в нашу квартиру?— стараюсь не выдать голосом своё беспокойство.

— Конструкторское бюро Сухова,— Пересыпкин зашелестел бумагами,— нет, Сухого. Не слыхал о таком, наверное, из молодых...

— Не скажите, Павел Осипович— известный в узких кругах авиаконструктор, до этого был заместителем у Туполева. 'АНТ-25', 'Рекорд Дальности'— его работа.

'Так значит наш завод отдали под производство самолёта 'Иванов', дело нужное... а моим вертолётчикам куда деваться'?

— Вот что, Иван Терентьевич, я через неделю, максимум через десять дней, возвращаюсь в Москву. До моего приезда Милю с Черёмухиным оставаться на месте и продолжать работу. Пусть все свои работы переведут в 3-й цех и там держат оборону. Это приказ, если новое руководство будет на них напирать, то сами поезжайте в Подлипки и ссылайтесь там на меня. Что-то ещё? Нет, тогда успехов.

'В конце-то концов,— кладу телефонную трубку на рычаг,— этого цеха для опытных работ нам вполне достаточно'.

* * *

— Ну как дела, Роман?— заглядываю в купе Кима.

— Вот посмотрите сколько за утро мне набросали,— Ким кивает на толстую пачку дешифровок, лежащую перед ним,— как прорвало.

'Наши бомберы вечером постарались, проводили операцию по уничтожению телеграфных столбов в окрестностях Ганьчжура. Пришлось японцам переходить на радиосвязь'.

— А я смотрю, ты не плохо и сам справляешься, вон уже сколько перевёл.

— Просто они открытым текстом начали разговаривать,— смеётся Роман,— некогда шифровать, применяют нехитрый код, типа наших 'коробочек' и 'огурцов'.

'Может уже решились пойти в наступление?— пододвигаю к себе кипу переводов, написанный каллиграфическим почерком Кима. Та-ак, полковник Йошимару... командир 3-го танкового полка из-за дождей размывших дорогу просит генерала Ясуоку перенести время выхода его подразделения в исходный район на сутки. Не отстаёт от него и полковник Тамада, командир лёгкого танкового полка... тоже задержка по той же причине. Любопытно, выходит все наличные танковые силы Квантунской армии в данный момент спешат к Халхин-Голу... А начальник у них генерал-лейтенант Ясуока, командир первой механизированной бригады, которая противостоит нашим войскам на юге... Далековато будет от Баин-Цагана, где японцы в моей истории нанесли свой удар, километров двадцать пять на север будет... по идее танки должны идти туда'.

Ещё раз внимательно изучаю шапки бланков радиоперехватов.

'Стоп, а если всё-таки ошибка и просьбы адресованы не генералу Ясуока, а генералу Камацубару командующему Северной группы? Нет, вот отметка начальника смены батальона РЭБ ... почерк радиста штаба Южной группы установлен точно и место выхода в эфир примерно соответствует, наши пеленгаторы на столько не врут'.

Роман Ким в задумчивости покусывает карандаш, колдует над зашифрованной радиограммой, встаёт и выходит из купе.

'Дальше... неизвестный командир артиллерист докладывает, что после прохода танков передвигаться по размытым караванным путям становится совершенно невозможно... машины часто застревают и ломаются... все деревья вдоль дорог уже порублены и пошли на укрепление покрытия. Хорошо, получается, что наша вчерашняя 'деза' попадает в точку: в ней командир 11-й танковой бригады Яковлев открытым текстом жалуется командующему Коневу на поломки техники из-за плохих дорог и просит отвести бригаду в тыл на ремонт. В реальности же он стремительно движется с запада в сторону фронта, дело в том, что в отличие от Маньчжурских предгорий, местность реки Халхин-Гол песчаная. Когда дождевая вода попадает на песок он становится твёрдым как бетон'...

— Ну что, Роман,— вижу радостное лицо Кима, залетающего в купе,— получилось?

— Да,— счастливо улыбается он,— командующий генерал Уэда использует такое старьё— 'Красную'!

— Ну, положим и 'Фиолетовую' тоже для связи с Токио,— торопливо открываю текст,— а 'Красная' самое то для полевых условий.

'Что это? Первая радиограмма... доклад Комацубару в Чанчунь, в штаб Квантунской армии... так, топлива для танков осталось на сто километров пути и для пополнения запасов его взять неоткуда... Дальше ещё смешнее... понтонный мост не выдержит даже лёгкие танки, на участке, где запланировано форсирование реки нет бродов... Вторая радиограмма, полученная в ответ на первую... генерал Уэда закусил удила: танковые полки группы поддержки получают задачу ударом с юга прорвать оборону русских, захватить мост в центре их обороны... Ну да, и путь для танков короче и переправлять их через реку не надо... Северной группе операцию проводить силами моторизованной пехоты и полевой артиллерии, переправиться через реку и ударом на юг завершить окружение русских и монгольских войск... В конце шифровки ещё один приказ— оказать содействие отряду полковника Исии'.

— Роман, когда у нас начальник разведки забирает дешифровки?...

— В полдень и полночь.

— ...Отметь в журнале шифровки, что я беру с собой в штаб округа,— подскакиваю с места и начинаю диктовать ему номера.

'Исия!— вдруг как током ударяет меня неожиданная мысль,— нет, не может быть, мало ли в Японии Исий... Или может? Не так уж много таких, за которых хлопочет сам командующий Квантунской армией'.

* * *

— Ривас, тревога у тебя,— голос Рокоссовского совершенно спокоен,— красный пакет номер 3, действуй.

'Ривас— это Макар Фомич Терёхин, командир 11-го мехкорпуса и тоже 'испанец', закрутились колёсики'.

— Степанова,— комкор берётся за трубку ВЧ.

'А это псевдоним Конева... не доверяют до конца нашей засекречивающей аппаратуре, хотя прибор ЗАС Котельникова что стоит сейчас на линии Чита— Тамцак-Булак самый продвинутый, если, конечно не считать Айфона и БеБо. Наряду с перестановками частотных полос с инверсией, применяются временные перестановки 100-миллисекундных отрезков речи'.

— ... вам придаётся,— Рокоссовский ищет глазами в списке, лежащем перед ним, подходящее слово,— 11-й 'квадрат', план по его использованию доложите мне лично по 'граммофону'. Скоро буду у вас.

'Цирк да и только, ну зачем так себя мучить? На данный момент этот прибор— лучшая в мире система ЗАС'.

— Ещё что-то, Алексей?— нетерпеливо смотрит на меня Рокоссовский.

— Да, очень важное сообщение... ещё точно не подтверждено, но вполне возможно, что этот 'полковник Исия и его отряд'— секретное подразделение японской армии, которое готовится применить против наших войск бактериологическое оружие.

— Бактериологическое?— привставший было комкор, снова садится.

— Могут распылить возбудителей чумы, холеры и тому подобное.

— Час от часу не легче,— Рокоссовский хватается за телефонную трубку,— начмеда ко мне, быстро!

Глава 4.

Маньчжоу-Го, Харбин,

Летний сад 'Аркадия'.

01 июля 1939 года, 19:00.

Только рхаз бывают в жизни встрхечи,

Только рхаз судьбою рхвётся нить,

'Ну как ему может не нравиться?— Оля хмурится и тихонько толкает в бок задремавшего Кузнецова,— Вертинский— гений, он создал на эстраде новый жанр... стихи в музыкальном сопровождении, которое усиливает поэтический эффект... Высоцкий многое взял у него, не только стиль, но и... достаточно послушать песню мэтра 'Над розовым морем'.

Только рхаз в холодный зимний вечерх

Мне так хочется любить.

— Браво! Брависсимо!— сразу несколько вскочивших с мест дамочек бальзаковского возраста закрывают элегантную фигуру певца в безупречном фраке, подошедшего к краю сцены, чтобы принять цветы.

— Где остановился Вертинский?— щебечут у ограды гимназистки,— в 'Модерне' на третьем этаже, где останавливался Шаляпин... А можно туда пройти? Что ты, а если директриса узнает!

— Ну что делать будем?— вздыхает Кузнецов, когда официант летнего кафе, принесший лимонад, отходит к соседнему столику.

— Ждать И-Чена больше бесполезно,— Оля делает маленький глоток из хрустального бокала,— не пришёл на встречу, значит у него что-то случилось. Жаль рации нет, но согласись, через две таможни тащить её было опасно...

— В Шанхай?

— ... опасно, там нас могут искать англичане, японцы и китайцы.

— Считаешь они нас вычислили?— Николаю нравится новое слово.

— Вряд ли, но не исключаю. Лучший вариант был перейти нам границу нелегально, с И-Ченом вообще идеально. Он— контрабандист, уже много раз возил наших по Сунгари в Амур, от Харбина километров двести пятьдесят. Придётся искать другую возможность...

— Будем прорываться в наше Генконсульство?

— Нет, даже приближаться не станем,— машет головой Оля,— маньчжурцы из-за войны в Монголии обозлены на нас, вся территория консульства оцеплена. Можно нарваться на них, а у нас катушки с собой.

— Да, если бы не лента...

— Даже если и прорвёмся, то обратно— никак. Стоп, Вертинский! Он давно пытается оказать СССР какую-нибудь услугу, обивает пороги советских загранучреждений, видно невмоготу стало на чужбине. Так пусть послужит Родине, отвезёт плёнки в полпредство, и весточку о нас заодно передаст, пусть в Москве думают как нас отсюда вызволять. Он ведь завтра уезжает, давай быстро к нему.

* * *

На противоположной стороне улицы, прохаживаясь по плохо освещённой аллее в небольшом скверике, Кузнецов то и дело бросает взгляд на подъезд гостиницы 'Модерн'. Швейцар услужливо распахивает дверь и на пороге появляется Оля в светлом шёлковом платье.

— Стопэ, докимента,— из стоящей у отеля легковой машины выскакивают два молодых сержанта в полевой японской форме и перекрывают путь девушке.

— Сейчас, сейчас, господа офицеры,— девушка, наклонив голову, трясущимися руками начинает суетливо рыться в сумочке, извлекая на свет то зеркальце, то пудреницу, роняя на землю то одно, то другое, её глаза при этом быстро осматривают улицу.

Кузнецов, не сводя глаз с напарницы, ускоряет шаг, в свете уличного фонаря блестит воронёная сталь пистолета. Оля, заметив манёвр Кузнецова, вдруг начинает отчаянно трясти головой из стороны в сторону так, что тот замирает на обочине, пряча оружие в карман брюк. Из-за поворота появляется грузовая машина с солдатами маньчжурской армии в кузове, за ней ещё одна... Николай поспешно отступает в тень большого платана. Потеряв терпение, японцы хватают девушку за руки и тянут её к машине, та на подкашивающихся ногах следует за ними.

— Не надо, я сама!— пытается перекричать шум проезжающей колонны Оля, повернув голову к дороге.

'В машине трое,— Кузнецов дрожащими руками пытается достать сигарету из пачки,— водитель и два сержанта... сержанты оба сели сзади, это плохо... да справится, даже голыми руками справлялась'.

— Симпатичное 'брёвнышко' нам попалось сегодня,— потные ладони первого загуляли по груди скулящей девушки,— остановись за городом в нашем месте.

— Должны быть у солдата на службе маленькие радости,— второй поглаживает её крепко прижатые друг к другу бедра,— а то вчера везли вонючего старика-китайца, всё проклял.