— Железный Лоб, он много... чего может, — голос Харалда срывался. — Мать-то у Кнуда рабыня была... ну, вот он и...
Он вдруг покачнулся, хватая воздух ртом, скрюченными пальцами вцепился в одежду на груди. Из горла вырвался хриплый, сдавленный стон, а на губах показалась пена.
— Што-то... худо мне, парень... — выдавил Харалд. — Уж лучше... я пойду...
Он начал подыматься — тяжко, как больной. Бран подхватил его под локоть, пытаясь поддержать. С таким же успехом он мог поддерживать падающую сосну. Каменной тяжестью Харалд навалился Брану на плечо, и тот пошатнулся, едва устояв на ногах. Харалд сделал шаг, еще шаг, потом его тело скрутила судорога, и он рухнул наземь, увлекая Брана за собой.
Они упали на мерзлый пол. Харалд хрипел и дергался всем телом. Пятки скребли землю, в волосы набилась солома. Он изогнулся, напряженный, как струна, и Бран, изумленный и растерянный, тщетно пытался удержать его за плечи.
А потом Харалд вдруг затих. Агония прекратилась Он лежал, раскинув руки, с закрытыми глазами и запрокинутой в смертельной муке головой.
Бран положил ладонь ему на грудь.
— Харалд... Харалд, — словно со стороны Бран услыхал свой колеблющийся голос. — Да что с тобой? Что случилось?
Харалд не отвечал. Он был без сознания.
Глава 18
Харалд умирал.
Бран сидел рядом и глядел на него сверху вниз. Тело Харалда окаменело, пена вместе с кровью выступила на закушенных губах. Он больше не бился, не шевелился вообще, только редко, слишком редко, всей грудью, всем телом втягивал воздух: вдох, еще вдох, еще... Вдохи — один мучительней другого, а между ними — длинные паузы. А потом не будет вдохов, внезапно понял Бран. Будет только пауза. О, Боже...
— Боже, что мне делать? — Бран лихорадочно огляделся. В сарае было темно, языки пламени едва шевелились в очаге. Они, казалось, тоже умирают.
Харалд застонал. По телу пробежала судорога, веки дрогнули, и на Брана поглядели неживые белые глаза.
Если я буду сидеть, если буду тут сидеть, это ему уж точно не поможет!
Бран рванулся к выходу, даже не накинув плащ, выскочил наружу, в ночь и мороз. Сделал пару шагов — и лицом к лицу столкнулся с каким-то человеком. Пригибаясь, тот метнулся прочь, но Бран нагнал и схватил незнакомца за плечо.
Это был раб, пришедший с Харалдом. Он попытался вырваться, но Бран дернул его к себе. Из темноты, как две луны, на Брана уставились его выпученные глаза.
— Ты здесь чего? — прохрипел Бран. — Подслушивал?
Раб забормотал, клацая зубами.
— Слушай меня! — Бран тряхнул раба. — Иди и приведи сюда младшую хозяйку, Уллу. Понял?
Раб молчал и в ужасе таращился на Брана.
— Ты понял?! — встряхнув его, крикнул Бран.
— По-по... понял...
— И не вздумай сбежать, а то я тебя в жабу превращу! Если через пять минут Уллы здесь не будет, пеняй на себя, ясно? Из-под земли достану! Всю оставшуюся жизнь на болоте проквакаешь, ясно, или нет?
— Ва-ва-ва... — ответил раб. — Я... ясно...
— Бегом! — Бран толкнул раба, и тот упал в сугроб. Неуклюже выполз из снега — и помчался по тропинке в сторону домов.
Через секунду он исчез в темноте.
Когда Бран вернулся, Харалд лежал в прежней позе. Бран опустился на колени и прижал пальцы к его шее. Ощутил, как трепыхается сердце Харалда — точно бабочка в паутине. Услыхал, как дыханье прорывается сквозь стиснутые зубы.
Бран бросился к бадье и набрал воды в ковш. Вернувшись к умирающему, попытался разжать ему зубы и влить воду в рот.
Тот вдруг захрипел, и лицо перекосилось. Веки поднялись, открыв незрячие глаза. Страшный взгляд уперся Брану в лицо, рука воина вцепилась в его руку. Пальцы сжались с такой силой, что захрустели кости.
Клокочущий стон родился в груди Харалда. Губы задрожали, тело заходило ходуном. Прошла целая минута, прежде чем Харалд вытолкнул из себя первое слово.
— Пиво... — его неподвижные глаза вонзились в пространство. — Пиво...
Веки опустились и снова поднялись. Протяжный вздох через оскаленные зубы. Пена на губах.
— Где... ты... — простонал Харалд. — Не вижу... я...
— Здесь, — Бран ухватил его руку. Вены на ладони Харалда были как черные веревки. — Я здесь, с тобой.
— Это... тебя... — услышал Бран. — Тебя...
Глаза закатились, Харалд дернулся, выгнулся всем телом, кровь заструилась изо рта. Грудь поднялась, опала, снова поднялась... Железная хватка ослабла, и рука воина сделалась безвольной, будто соломенный жгут.
— Клянусь тебе, — сказал Бран, — я найду того, кто это сделал. Я за тебя отомщу, слышишь? Я найду ту сволочь, которая все это творит! Клянусь! Пусть это будет хоть сам Локи — я его найду! Слышишь меня, Харалд? Ты слышишь меня?
Отдаленный шум коснулся слуха Брана — словно звук множества голосов. Харалд не ответил и не поднял век. Его рука повисла в ладони Брана. Но Харалд дышал, все еще дышал, и был еще жив, когда толпа вломилась в кузницу.
Распахнувшись, дверь грохнула о стену. Высокий, широкоплечий русоволосый парень, перешагнув порог, застыл в проеме. Его глаза непонимающе уставились на Брана. Потом юноша бросился вперед, упал рядом с Харалдом на колени и коснулся его груди.
— Отец, — позвал юноша. — Бать, слышишь?
В ответ — мучительный вздох, похожий на стон. Парень отдернул руку.
— Батя... ты чего? — тихо выговорил он.
Тем временем в сарай набились люди во главе с конунгом. Они стояли молча, подымая факелы, казалось, даже воздух пропитался их враждебностью.
— А ну, расступитесь, — велел низкий женский голос. — Дайте пройти.
Народ подался в стороны, и Улла уверенно протиснулась вперед.
— Отойдите, — приказала она. — Не нависайте, дайте ему дышать.
Люди подчинились. Улла присела перед Харалдом, лицо было строгим, и глаза смотрели вниз. Она сняла с плеча холщовую сумку. Достала флягу.
— Воды, — велела Улла, и Бран протянул ей ковш. Не глядя на него, девушка влила воду во флягу. Склонилась к Харалду — и замерла, всматриваясь в изуродованное судорогой лицо. Брови сдвинулись, она коснулась артерии у воина на шее, а потом прикусила губу.
Встретив ее взгляд, Бран все мгновенно понял. Умер, увидел Бран в ее глазах.
— Он умер, — вымолвила Улла.
Повисла тишина. А в следующий миг, выхватив кинжал, сын Харалда кинулся на Брана и повалил навзничь. Бран успел заметить, как тот заносит нож. Свободной рукой сын Харалда вцепился Брану в горло.
— Сволочь! — рычал парень. — Убью!
Бран боднул его в переносицу. Противник охнул, и хватка на мгновение ослабла. Лезвие рассекло воздух в опасной близости от лица, Бран едва успел перехватить вскинутую руку. Чужая ладонь опять сдавила Брану горло. Парень пытался ткнуть Брана ножом, но тот держал его запястье. Они боролись, дрожа от напряжения. Бран чувствовал, что задыхается, перед глазами вспыхнули, завертелись огненные пятна. Парень навалился сверху, будто глыба. Сложением он был в отца, а бешенство утроило его силы, и Бран начал сдавать. Он понимал: долго ему не продержаться. Еще немного, и...
Его спас конунг
— Довольно! — рявкнул он. — Разнимите этих! Живо!
Чьи-то руки оторвали нападавшего от Брана. Исчезла ладонь, давившая на горло, и в легкие Брана хлынул воздух. Уткнувшись лбом в солому, он мучительно закашлялся.
— Сцепились как бабы, — бросил конунг.
Бран поднял голову. Конунг смотрел, сверкая гневными глазами. Сын Харалда сидел поодаль, на земле. Бран встретил его бешеный, совсем волчий взгляд. Секунду они глядели друг на друга, а потом сын Харалда опять метнулся к Брану. Лишь чудом его успели перехватить.
— А ну, довольно! — крикнул конунг. — Это вам не балаган! В моем доме все будет по закону, ясно? — и, обратившись к Брану, произнес:
— Подымайся, колдун. Идем.
Бран встал. Толпа, молчаливая и враждебная, сурово смотрела на него.
— Я его не убивал, — сказал Бран.
— Разберемся, — ответил конунг.
К дому конунга подошли в молчании. Впереди шагали Бран и трое конвоиров, за ними на носилках несли Харалда.
Было ясно, безветренно, был сильный мороз, и без плаща, в одной рубахе, Бран сразу продрог до костей. От света факелов снег превратился в кровь. Бран обернулся, и конвоиры вскинули мечи. Длинные лезвия блеснули отраженным огнем, они были, как языки ледяного пламени. Пламя танцевало у людей в глазах, бликами скользило по рукам, по волосам и одежде.
По застывшему лицу Харалда.
Понурив голову, Бран обхватил себя руками, стараясь унять озноб. Это не помогло, и когда они подошли к порогу, Брана сотрясала дрожь.
Дверь в дом оказалась распахнута настежь. Свет изнутри, желтый и колеблющийся, стелился по снегу, словно грязный ковер. У входа стояли люди с факелами. Отделившись от толпы, вперед кинулась высокая женщина. Подбежала к Харалду, и воины, несшие труп, остановились. Женщина замерла. Уставилась в его мертвое лицо. Сгорая, трещала в факелах смола. Прошла минута, другая, а женщина все смотрела. Потом протянула руку и поправила прядь волос у мертвого на лбу. Глаза расширились. Рухнув на колени, она припала щекой к волосам мертвеца, вцепилась в его одежду, и страшный, совсем звериный вопль вырвался из горла.
Люди остолбенели, стояли и молча смотрели на нее, а она все кричала и кричала, и кричала... Наконец, шагнув вперед, один из воинов обхватил ее за плечи и повел прочь. Она подчинилась, словно этот крик отнял у нее все силы, шатаясь, прошла мимо Брана, но даже не увидела его.
Она первая переступила порог, а следом внесли Харалда. Ведомый конвоирами, Бран вошел в дом.
В напольных лампах горел огонь. Люди толпились у порога, возле стен, сидели на лавках, даже на столе. Никто не проронил ни слова. Харалда опустили на лежанку у стены. Женщина оказалась рядом. Опустившись на колени, взяла его безвольно свесившуюся руку. Толпа стояла, будто монолит, и множеством глаз таращилась на Брана. Всем своим существом он ощутил ее молчаливую вражду.
А потом он заметил Грани. Тот стоял поблизости и глядел на своего мертвого отца. На лице Грани застыло безмерное удивление. Бран посмотрел, Грани поднял глаза, их взгляды, встретившись, не расходились очень долго — и от того, что увидал в глазах Грани, у Брана оборвалось сердце.
— Эх, надо было мне все ж таки вас повесить, — уронил конунг.
Он сидел возле стола. Острые, как буравчики, глаза, не мигая, воткнулись в Брана.
— Пустите его, — велел конунг стражам. — Чай, не убежит.
Конвоиры подчинились, и Бран сразу повернулся к конунгу:
— Я его не убивал. Клянусь.
— Это мы уже слыхали, колдун, — сказал конунг. — Да только одних-то слов маловато будет.
— А что, тебе опять нужны доказательства? — возразил Бран — и прикусил губу. Это прозвучало насмешкой, а смеяться сейчас ему вовсе не хотелось. Ни над кем, даже над конунгом.
Конунг нахмурился, глаза превратились в злые щелки:
— Я на твоем месте поостерегся бы, колдун. Или совсем стыда у тебя нет?
Бран поглядел на Харалда, на безжизненное тело, простертое вдоль лавки. На запрокинутую голову и свесившуюся руку.
— Я не издеваюсь, — ответил он. — Но... ты прав. Ты прав. Только на этот раз у меня нет никаких доказательств. И свидетелей тоже нет.
Конунг сидел, постукивая по полу ногой.
— Нету, говоришь? — отозвался он. — А Серый?
— Кто такой Серый?
— Да раб. Харалдов раб, — по губам конунга скользнула жесткая усмешка. — Ой-ой, колдун, а ты, видать, не знал. Дал, видать, маху, а, колдун? Облажался! Серый слыхал, как вы ссорились, он у двери хозяина ждал, ну, и подслушал вас. Он вечно подслушивает, Серый-то, уж он такой. Подслушивает и подсматривает. Слыхал он, все слыхал, колдун. Вот так.
Бран остолбенел. Он чувствовал людские взгляды и чувствовал, как наливается яростью толпа.
— Я... не понимаю, о чем ты, — услыхал он свой внезапно севший голос. — О чем ты говоришь, конунг?
Торгрим посмотрел на Брана с отвращением.
— Все дурочку валяешь, да, колдун? — ответил он, сдерживая злость. — Даже теперь не признаешься? Трус!
— Мне не в чем признаваться. И я не трус, не больше, чем все остальные. Но если уж дело так пошло, я имею право знать, в чем меня обвиняют. Что тебе сказал этот раб?
— Здесь я вопросы задаю! — рявкнул конунг. — Щенок! Выучись сперва со старшими говорить!
— Извини, я не хотел грубить. Но я действительно ничего не понимаю. Этот раб... Серый, он, наверное, и правда подслушивал под дверью, я тоже так подумал, когда наткнулся на него... ну, не важно. Но мы с Харалдом не ругались. Нам с ним нечего делить. До сегодняшнего дня я с ним был едва знаком. Этот раб говорит неправду. Не знаю, зачем, но он врет. И потому я тебя прошу, конунг: позови этого раба. Пускай он здесь повторит все, что рассказал. Пусть посмотрит мне в глаза — и повторит. Я тоже хочу услышать, что сделал такого ужасного. Пожалуйста, конунг. Я только об этом тебя прошу.
Конунг уставился на Брана, но тот взгляда не отвел.
— Что ж, — сказал Торгрим наконец, — это можно. Эй, Серый! Серый! Где ты там?
Молчание. Люди начали оглядываться.
— Здесь он, иль нет? — нетерпеливо спросил конунг. — Куда запропастился, пес его...
Никто не ответил. Раб не появлялся. Конунг повернулся к воинам, стоявшим неподалеку.
— Олаф, — позвал конунг, — найдите-ка его. Только не бейте, просто приведите сюда. Да скажите, чтоб не боялся, никто ничего ему не сделает, и колдун тоже. Давайте поскорей.
Мужчины направились к двери.
— Мы его отыщем, колдун, будь спокоен, — пообещал конунг.
— Надеюсь, — отозвался Бран.
Повисла тишина, медленно потянулись минуты. Устав стоять, толпа разбрелась. Все, кто стоял, уселись на лавки, на табуреты около стола, на ногах остались лишь Бран и конвоиры.
Прошло с десяток минут, и терпение конунга лопнуло.
— Да где ж они, за смертью их только посылать. Так чего ж, колдун? — конунг небрежно облокотился о стол. — Говоришь, не ссорились вы с ним?
— Нет, — ответил Бран. — Мы не ссорились, просто разговаривали.
— Ага, разговаривали. Ясно. Значит, вы просто разговаривали, а потом он просто упал и умер, так?
— Нет, не так! — вспыхнул Бран — но взял себя в руки. — Не так. То есть, не совсем так. Видишь ли, пиво, которое он принес, было отравлено. Я так думаю, больше просто ничего не остается. И Харалд то же самое подумал. Он мне это сказал перед... перед смертью. Из того, что он принес, он пил только пиво, понимаешь? Есть он не стал, а вот пиво выпил. Ну и...
— Пиво, говоришь? — конунг сощурился. — Ладно. Допустим. Ну, а почему тогда ты жив? Ты его не пил?
— Нет.
— Почему? — конунг подался вперед. — Потому что знал, что оно отравлено? Потому что ты его сам и отравил? А? Да?! Отвечай, колдун! Разве не так все было?
— Нет!
— Ты сам пиво отравил! И дал Харалду выпить! Раб тебя видел, колдун! Он за вами подсматривал! Отвечай, зачем ты это сделал?! Отвечай мне, ну! Говори, прежде чем мне тебя повесить! — конунг ударил себя кулаком по колену. Старший Харалдов сын вскочил, некоторые из сидящих присоединились к нему. Поднялся сильный шум.
