— Что это? — спросил Гудрон, брезгливо разглядывая лежавшую в кустах голову.
— Выгруг, — ответил гном. — Я же говорил, что нечисти в наших краях хватает.
— Ни разу ни о чем подобном не слышал.
— Почему-то я не удивлен, — вздохнул Дунгаф. — Выгруги, как ты можешь заметить, плохо приспособлены к жизни. Достаточно сложно выжить с таким телом. Однако у них есть одно очень полезное умение, с лихвой компенсирующее эту неприятность. Они способны принимать облик любого животного и внедряться в стаю. Практически сразу же после этого полностью подчиняют себе данное сообщество и встают в его главе. При этом все остальные животные становятся их... скажем, марионетками, так проще объяснить. Выгруги могут управлять их разумами, заставляя подчиненных совершать несвойственные им поступки, добывать для выгругов пропитание, защищать от врагов. Делать все, что они хотят. После его исчезновения животные опять становятся нормальными, я полагаю, они даже не помнят, что делали под управлением. Поведение данных волков подтверждает эту мою догадку.
— А как же я тогда его так легко убил?
— Тебе просто повезло. Выгруг не думал, что придет кто-нибудь еще, и не позаботился о собственной безопасности. Решил, что всех своих жертв загнал в угол.
— А к людям они внедряться могут? — забеспокоился кузнец.
— Теоретически это возможно, — после короткого раздумья ответил гном. — Но я сомневаюсь, что сие имеет место. Видишь ли, быть человеком сложно. Нужно соблюдать массу условностей, ритуалов, законов. Взаимодействовать с другими народами, государствами. Способности выгругов влиять на животных не безграничны. Есть предел. Кто-нибудь обязательно заметит, что в данной общности творятся подозрительные вещи, и поднимет тревогу. К тому же они достаточно ленивы, чтобы так себя утруждать, когда можно вклиниться в стаю волков, медведей, орлов или еще кого и успешно сибаритствовать без особых усилий. Так что, если подобное и происходит, то только в отдаленных населенных пунктах, не поддерживающих контакта с окружающим миром...
— Видимо, в таких, как твоя Ирола, — брякнул подошедший Ральдерик, наверное, сочтя это смешным.
Его рука была тщательно перевязана и обработана. Гудрон проигнорировал "шутку". Тут на их глазах зеленая тушка сдулась с противным свистом и принялась разлагаться под потрясенными взглядами наблюдателей. Уже через две-три минуты на ее месте остался лишь влажный отпечаток. Исчезла даже кровь с меча ирольца.
Все решили, что на этот день им приключений хватит и надо бы устроиться на ночлег. Путники поднялись вверх по течению, стараясь как можно дальше отойти от места боя, но не потерять ручеек, и разбили лагерь. После ужина Филара занялась стиркой камзола, Дунгаф что-то увлеченно писал в своей тетрадке, а Ральдерик, как и обещал, пытался объяснить Гудрону некоторые секреты верховой езды.
Рана оказалась серьезной. Девушка сделала все, что могла, однако сама настаивала, что первым делом по прибытии в Каланур нужно найти хорошего лекаря и показать ему искусанное плечо. Герцог показывал своим видом, что прекрасно себя чувствует, однако при этом всё делал почему-то левой рукой. Этой ночью всем спалось плохо.
6
К обеду следующего дня, как и предсказывал Дунгаф, они достигли Каланура. Издалека он производил неизгладимое впечатление. Даже Ральдерик, обычно уверявший, что все встречные населенные пункты — деревня деревней по сравнению с городами Гендевы, казалось, был потрясен.
Каланур сверкал стеклами, витражами и причудливыми флюгерами, венчавшими чуть ли не каждую башенку, коих здесь было в избытке. В небо возносились шпили и черепичные крыши.
Город имел богатую историю. Некогда местные жители пытались отгородиться от внешнего мира крепкими крепостными стенами, однако с течением времени Калануру стало в них тесно, и он начал разрастаться за их пределами. Строилось новое каменное кольцо: в те времена город тоже казался лакомым куском всевозможным захватчикам, и необходимо было предпринимать меры по его защите. Из новой ограды он тоже рано или поздно вырастал, как ребенок из колготок, и вновь жители принимались застраивать застенные просторы, что опять вело к сооружению очередного заграждения. Наконец кто-то из местных правителей пришел к выводу, что раз за разом строить стены — пустая трата времени и денег, поэтому Калануру пришлось довольствоваться всего четырьмя концентрическими крепостными укреплениями.
В каждом из них прорубили по пять ворот, открытых круглосуточно, позволяя без проблем переходить из одной части города в другую. Ров, вырытый в незапамятные времена вокруг первой, самой древней и маленькой стены, перегородили множеством ажурных подвесных мостиков, засадили кувшинками и населили карпами. Однако бойницы и закрепленные на стенах пушки остались на месте. Их даже поддерживали в рабочем состоянии — а то мало ли что может случиться. Так что попытайся кто-нибудь захватить Каланур, ему пришлось бы столкнуться с могучей системой защиты, несколькими уровнями обороны и природным упорством жителей, издревле привыкших давать отпор и очень не любивших, когда их приходили захватывать, зато обожавших лить на завоевателей со стен кипяток и швыряться камнями.
Слева от города находились древние горы, заросшие травой и деревьями. Согласно рассказу Дунгафа, за Калануром должна была простираться огромная пустошь, оставленная отступившим по непонятным причинам морем за несколько десятилетий до этого. Виднелось очень высокое светлое здание, построенное, судя по всему, из белого мрамора, стрелой уходящее ввысь. Оно представляло собой цилиндрическую лишенную окон башню, на самом верху которой располагался хрустальный шар. Солнечные лучи отражались от стекол и больно резали по глазам разглядывавшей город компании, как раз подъезжавшей к воротам.
— Каланурский маяк — символ города, — пояснил Дунгаф, щурясь на белую башню из-под ладони козырьком. — Как я уже говорил, некогда Каланур стоял прямо на побережье. Вы можете обратить внимание, что четвертая крепостная стена имеет в себе большой пробел — именно в этом месте город соприкасался с морем. Он всегда был большим портом, торговавшим со многими странами и народами. Эх... Какие только корабли не заходили в Каланурский залив! Согласно одной легенде...
— Так что случилось с морем-то? — бестактно прервал гнома Ральдерик, прежде чем тот окончательно погрузился в мифологию и ушел от основной темы разговора.
Гендевцу, как главному герою прошлого дня, к тому же еще и раненому, нынче многое прощалось. Он не забывал пользоваться сложившейся ситуацией и отрывался вовсю (Дунгафу, например, пришлось все утро ползать по лугам, собирая для герцога землянику, которой тому вдруг резко захотелось). Ранее Филара заново обработала его рану каким-то отваром из трав. Рука все еще шевелилась и не начинала чернеть. Так что настроение у дворянина было приподнятое. Особенно его радовало, что девушке удалось не только полностью отстирать кровь с камзола, но и зашить рукав так, что ничего не было заметно (впрочем, то, как она починила рубашку, юноша раскритиковал в пух и прах и заявил, что носить ее не будет).
— А что с морем?.. — отозвался гном, слегка обиженный, что ему не позволили рассказать легенду. — Примерно шестьдесят лет назад оно отступило. Я уже говорил, что не знаю причин этого. Думаю, каланурцы были очень раздосадованы данным событием. Тем не менее маяк сносить не стали. Более того, его тщательно оберегают и держат в рабочем состоянии. Если вдруг вода вернется, маяк тут же можно будет зажечь, чтоб его свет, как и прежде, указывал дорогу кораблям. Возможно, именно на это местные жители и надеются. Хотя... Не исключено, что это — просто дань традиции. Здесь их любят.
Компания минула внешний круг города и въехала в первые ворота. Оказалась на просторной площади, заставленной всякими прилавками и лотками, с которых торговали всем на свете.
— Я читал, — продолжил работать гидом Дунгаф. — что все врата города выходят на какую-либо площадь. Всего их двадцать. Мы, судя по всему, находимся на Рыночной.
— Отлично, теперь надо найти врача, — твердо заявила Филара и уверенно поехала в сторону ближайшего торговца.
Остальные остались наблюдать за беседой издалека, решив не толпиться возле лотка. Разговор что-то затягивался. Продавец яростно размахивал руками и копал горки специй специальным совочком, что-то втолковывая своей потенциальной покупательнице. Филара тоже активно жестикулировала, от чего-то решительно отказываясь. Наконец, примерно через пять минут, она подъехала к остальной компании с мрачным выражением лица и мешочком коктейля из пряностей в руке.
— Ну что за люди?! — раздраженно сказала она. — Представляете, он отказывался мне говорить, пока я что-нибудь у него не куплю. Более того, заявил, что все остальные торговцы на этом рынке поступят так же.
— Ну, так ты узнала? — спросил Гудрон.
— Как видишь, — девушка потрясла у него перед лицом душистой покупкой. — Мне впарили все это, зато ответили на мой вопрос. Более того, даже объяснили, как туда добраться. Поехали, тут недалеко.
Все послушно последовали за Филарой, уверенно направлявшей сквозь толпу своего Герань по улочкам совершенно не знакомого ей города. Спустя несколько поворотов они оказались перед домом с вывеской, явно свидетельствовавшей о профессиональной принадлежности ее хозяина. Чтобы у потенциальных клиентов не возникало ни тени сомнения по этому поводу, к ней прилагались пара лозунгов типа "Залечу все!" и "Ко мне не зайдешь — больной пропадешь!"
— Ты уверена, что нам сюда? — с опаской уточнил Ральдерик, поглядывая на изображение перекрещенных скальпеля со шприцом и клизмы над ними.
— Торговец сказал, что это один из лучших врачей города, — с сомнением произнесла девушка.
— И черт возьми, он совершенно прав!!! — раздался откуда-то хриплый радостный мужской вопль.
С этими словами дверь в дом распахнулась, явив миру огромную фигуру. Стоявший в дверном проеме мужик был таким, какими обычно изображают либо мясников, либо каких-нибудь бывалых матросов, способных легким движением двух пальцев завязать подкову бантиком. Он был одет в некогда белый халат с закатанными до локтя рукавами, маленькую вязаную шапочку, чудом державшуюся на бритой голове, и сандалии на босую ногу.
— Бха-ха-ха!!! Винни — лучший врач в городе!!! Это вам кто угодно подтвердит! Кто был не согласен, уже не подтвердит... Бха-ха... Где больной? Покажите мне его! У меня уже руки чешутся!
Гендевец мутным взглядом окинул огромные волосатые лапищи с татуировкой в форме пробитого вилами сердца на запястье, не менее мохнатую, изредка почесываемую "врачом" грудь, видневшуюся в вырезе халата. Потом его глаза поднялись выше и узрели массивный квадратный подбородок, покрытый недельной щетиной, бычью шею, более широкую, чем сама голова, самокрутку, зажатую в ухмылявшейся челюсти, шрам через глаз, пару бычков за ухом. Если б дворянин посмотрел ниже, то увидел бы такие же волосатые кривые ноги, торчащие из шорт с изображением флоры и фауны джунглей, однако ему хватило и того, что он уже разгладел.
Герцогу поплохело. Остальным тоже стало дурно, страшно, но и смешно в то же время (исконная человеческая черта — веселиться над чужим горем). Особенно пугала бешеная энергия и энтузиазм, с которыми лекарь вглядывался в лица, пытаясь выявить пациента.
— Ну, мы это... Пойдем пожалуй... — пробормотал Ральдерик, позволив своему коню пятиться подальше от больницы.
— Стоять! — рявкнул врач, ударяя могучим кулаком по косяку.
С подоконника верхнего этажа упал горшок с цветком. Мерзавец, чувствительный к разного рода угрозам и опасностям, тут же остановился и прикинулся дурачком. Гендевец заметил, что взгляд блестящих поросячьих глазок медика перестал бегать по лицам и зафиксировался на нем.
— Я угадал! Ты больной! А ну слазь с кобылы!!!
Герцог, обычно гордившийся своей отвагой пред лицом любой опасности, судорожно сглотнул и подчинился. Остальные, решив проявить солидарность, тоже спешились и встали рядом. Лекарь почесал подбородок и, сложив руки на груди так, что ткань халата затрещала от выступивших мышц, довольно улыбнулся, показывая миру идеальные зубы, которые невозможно испортить ни курением с детского сада, ни колкой грецких орехов, ни откусыванием горлышек бутылок, когда лень тянуться за открывалкой. Его интересной особенностью было умение произносить любую фразу или даже слово с множеством восклицательных знаков на конце и внушать ужас своим дружелюбием. Мягко отодвинув всех лишних, он подтащил гендевца за шиворот к себе и пристально его оглядел.
— Ну, я же говорю, что угадал! — сказал он наконец, отпуская камзол Ральдерика, и зачем-то заржал. — Не дрейфь, парень, ты обратился по адресу! Я тебя так отделаю, ты прям глазам не поверишь! Никто не лечит так, как Винни! Чё на пороге-то встали?! Проходите давайте!
С этими словами он хлопнул пациента по плечу (ладно хоть по здоровому) и толкнул его в дверной проход. Остальные бросились следом, не без оснований опасаясь за своего друга.
— А как же кони? — на ходу спросила у Гудрона Филара, разрываемая беспокойством и за Герань, и за Ральдерика одновременно.
— Да ничё не будет с вашими кобылами! — жизнерадостно пообещал Винни, не оборачиваясь. — Вы, правда, думаете, что возле моего дома воруют лошадей?! Бха-ха!!! Хотел бы я посмотреть на человека, который на это решится!!! Мои услуги ему точно больше никогда не понадобятся!!! Так что, если ваши кони не идиоты, по собственной тупости разбредающиеся в поисках приключений на свою задницу, то вы их найдете там же, где и оставили!
Поднявшись по лестнице, компания, возглавляемая жизнерадостным верзилой, попала, судя по всему, в медицинский кабинет. В кадке возле окна росла пальма. Также здесь присутствовала кушетка, два стула, несколько шкафчиков, плакат с человеком в разрезе, коллекция заспиртованных органов в баночках, тазик с чистой водой, полотенце и скромно стоявший в углу транспарант с надписью "Гирастанцы, валите домой!!!" Проследив за удивленным взглядом Филары, посматривавшей на последний, Винни пояснил: "Это для митингов!" Потом лекарь принялся намыливать руки, напевая какую-то песенку. Дунгафу удалось различить слова "Он был так молод. Зачем он умер? Ведь мог бы жить и жить..." Вытерев ладони, врач с удивлением оглянулся на толпу в дверях, как раз раздумывавшую, а не поздно ли еще сбежать, и поинтересовался:
— Ну и чё столпились?! Все, кроме больного, марш отсюда!!! Так, ты иди сюда и снимай эту убогую курточку!!! Как ты вообще такой отстой носишь?!
Ральдерик понял, что обращались к нему, и бросил на кузнеца полный мольбы взгляд. Кашлянув, Гудрон сказал напрягшимся Дунгафу с Филарой:
— Вы, пожалуй, идите... Я тут с ним за компанию посижу. Один свободный стул как раз есть...
Те дружно повернулись к гендевцу, окинули его жалостливыми взглядами, потоптались немного, ободряюще похлопали раненого по плечу и покинули помещение. Выйдя на улицу, потратили какое-то время на то, чтобы успокоить коней, и устроились на крылечке. Филара сидела, обхватив колени руками, и кусала губы, а Дунгаф что-то спокойно писал в свою тетрадку.
