— Что ты об этом знаешь? — зло спросил Рэми. — Ты — архан. А я — рожанин! Колдун, не так ли? Естественно, моя сила до добра не доводит, но тебе жаловаться не на что!
— Пусть так, — не стал спорить Жерл.
Рэми прикусил губу, сдерживая вопросы. Еще недавно Жерл был ему близок, наверное, ближе чем родной отец. А теперь? Теперь Рэми почти физически чувствовал, как ширится между ними пропасть, чувствовал, что что-то грызет Жерла изнутри, просится наружу и не находит выхода.
Не доверяет больше Рэми дозорный. И Рэми ему не доверяет. Волнуется, душит в груди дурное предчувствие. И почему-то благодарит богов, что перестала болеть рана, лишь ныла, да и нытье то было едва ощутимым.
Сейчас не время быть слабым, подумалось Рэми. Среди... врагов быть сильным необходимо. А Жерл мог быть теперь врагом. И хотя сердце Рэми кричало обратное, разум молча предостерегал — будь осторожнее.
Жерл тем временем отвернулся, встал, чуть расставив ноги, приложил ладони к лицу и ухнул. Из кустов справа раздался ответ. Еще один — со стороны дороги, а потом еще несколько — сзади...
— Не одни мы? — выдохнул Рэми. — Объяснишь мне, наконец, что тут происходит?
— Тихо! — прошептал Жерл. — Держись как можно ближе и вопросов не задавай. Помни, что некоторые вопросы бывают опасны.
И некоторые люди бывают опасны. Рэми все более жалел, что не пошел с оборотнем, втянувшись невольно в чью-то не очень красивую игру. И чувства эти только усилились, когда из тумана вынырнул первый дозорный, окинув Рэми удивленно-неприязненным взглядом.
Но вопросов дозорный не задавал. Ни этот, ни еще четверо, ни пятый, что вел на поводу лошадей.
Когда отряд собрался, Жерл молча вскочил в седло и подал Рэми руку. Рэми подчинился. Привычно устроился за спиной старшого, привычно обнял его за талию, прижимаясь к плащу.
И совсем непривычно подкатила к горлу тошнота от знакомой крепкой смеси запаха лошадиного пота, вина и давно немытого тела. Да и молчание было непривычным — раньше, в родном лесу, вокруг были друзья, приветливые лица, звучали шутки и подколки.
А теперь? Тишина. Бесшумная скачка, начавшаяся по молчаливому знаку дозорного.
Пахнуло слева влагой. Брызнула из-под копыт вода неглубокого ручейка. Кони вскарабкались по крутому склону, бесшумно перелетели через упавшее дерево и выбежали на дорогу.
Вновь пустынную, подумалось Рэми. Сколько таких — диких, полузабытых, дорог вокруг столицы? И почему так вольно разгулялась нечисть у стен Андреана? Ведь на приграничье ее и не было считай — все дозорные били. А здесь и дозор сильнее, и маги имеются, так все же — почему?
Ударили по бокам коней ветви орешника, лента тракта скользнула вниз, туман постепенно осел, а по обе стороны дороги показалось покрытое мхом болото. Увязали в подсохшей грязи копыта, пахнуло гнилью, и от нового запаха Рэми чуть было не вывернуло на плащ дозорного.
С трудом сдержав позыв к рвоте, он прикрыл рот ладонью и едва не свалился с лошади, когда дорога резко вильнула влево, и конь, летевший на полном скаку, чуть наклонился в противоположную от поворота сторону.
— Крепче держись! — шепнул дозорный, и Рэми вновь прижался к плащу Жерла. — Места здесь гиблые, лучше их проехать быстрее.
С болот раздался долгий, тоскливый вой. Испуганно всхрапнула одна из лошадей, тихо успокоил ее всадник, а Жерл прошипел сквозь зубы:
— Проклятие!
А когда-то, в приграничье, Жерлу не надо было волноваться из-за какого-то странного воя. Вооруженного отряда дозорных, да еще и посреди белого дня, там боялась любая нечисть.
Рэми почему-то охватило дурное предчувствие. Перед конем Жерла мелькнула тень. Лошадь заржала и поднялась на дыбы. Рэми, не удержавшись, полетел с крупа, больно ударился спиной о землю, и откатился в сторону, избегая копыт следующей за ними коня.
— Живой? — в голосе Жерла послышалось беспокойство.
Приученный к тренировкам с дозорными Рэми лишь улыбнулся, вскочил на ноги, одним прыжком оказался возле коня Жерла, пугая идущую следом лошадь, принял протянутую руку и вновь устроился за спиной старшого.
Лошадь под ними была подобно застывшей на натянутой тетиве стреле. Ее страх передался частично и Рэми. Сам же он почему-то смотрел на стоявшего на дороге поджарого, похожего на крупного волка, зверя спокойно. Почему-то знал, что тварь, не спускающая взгляда с Жерла, не причинит им вреда.
За спиной Рэми волновались другие лошади, сыпались короткие приказы, мягким одеялом стелилась успокаивающая сила арханов-дозорных, и слышались первые слова ударного заклинания.
— Нет! — оборвал нить магии Жерл.
Рэми привычно отстраняется, не мешая старшому выхватить из висевшего на спине колчана стрелу. Все же некоторые вещи не меняются. И Жерл до сих пор носит с собой лук.
Зверь, похожий на волка, не движется. Смотрит на старшого и, казалось, выжидает. Да и не зверь то. Не бывает у зверей умных, понимающих глаз, не бывает скользившего во взгляде вопроса... и насмешки...
— Уходи, Ленар, — шепчет старшой. — Уходи, пока не получил стрелу в бок. Уходи!
"Зря ты это, — Рэми вновь задрожал, когда в его разум пробрался чужой, холодный голос. — Не вздрагивай, твои псы нас не слышат. Ты, как всегда, окружил себя слабаками..."
Рэми прикусил губу, стараясь сдержать стон.
"Послушай, брат, — продолжил зверь. — Я знаю, что ты меня ненавидишь, но все же послушай. Откажись от лозы! Я помогу, я знаю магов, что способны тебя излечить. Откажись, пока не поздно..."
"Не нужна мне твоя помощь!"
"Так ли? — голос оборотня вдруг окрасился усмешкой. — Дурак ты, Жерл. Отказался от меня, а сам так до конца и не понял — не я чудовище, ты!"
— Не твое дело, тварь! — процедил сквозь зубы старшой.
"Когда-то я не был для тебя тварью, — в голосе оборотня послышалась грусть. — Когда-то ты считал меня опорой. А потом изменился. Выставил за дверь. Но я не в обиде на тебя, брат."
— Уходи! — взмолился Жерл.
"Я-то уйду, — ответил оборотень. — Но кому ты теперь плачешься в жилетку? Кому жалишься после каждого убийства? И чего ради убиваешь? Подставляешь своих людей? Ради него? Такого же, как и ты? Жертвы Шерена? Жерл! Очнись! Всеми богами прошу тебя! Очнись, пока не поздно! Пока не сделаешь нечто, из-за чего не сможешь жить!"
Пропела вдруг стрела. Вонзилась у лап оборотня, задрожала от разочарования, и зверь оскалился, окинув старшого неприязненным взглядом. Жерл молниеносно выхватил из колчана новую стрелу и продолжил:
— В следующий раз не промахнусь. Не доводи до греха, богами молю!
"Помни, брат, я пытался", — ответил оборотень, отпрыгивая в сторону. Рэми и моргнуть не успел, как зверь исчез в осеннем лесу, будто и не было его тут никогда.
Воцарилось молчание. Тихо шелестели возле дороги осины, и все так же дрожала в грязи стрела...
Подозрительно затряслись плечи Жерла. Но рука дозорного крепко сжала поводья, сорвался с места конь, подчиняясь приказу всадника. И отряд продолжил свой путь. В таком же молчании.
Резко пошла дорога в гору. Летели кони, как стрелы, туман рассеялся, и вдалеке, за равниной, показались стены города. Они все более росли, нависая над всадниками, все ближе была ведущая к столице вереница повозок, и кони дозорных маневрировали между склоняющимися в поклоне рожанами, быстро приближаясь к распахнутым воротам.
Остановить их никто не пытался. Стоявший у ворот верзила-дозорный приветственно махнул Жерлу, и отряд врезался в городскую толпу, резко снижая скорость.
Рэми не помнил города. Рана жгла болью, перед глазами плыло. Улицы, люди, ларьки с товарами, городская вонь — все это было как в тумане. Далеко. Очнулся Рэми, лишь когда разгоряченный скачкой конь Жерла заплясал во внутреннем дворе казарм.
— Куда дальше? — спросил Жерл, когда Рэми спешился. — Может, к нам? Рэми, мальчик мой, ты меня слышишь? Откуда такая бледность?
Рэми смотрел на старшого и не слышал. Вспоминал почему-то изувеченное тело молодой рожанки, которое он нашел полгода назад на берегу озера. Вспоминал испачканные в крови золотые волосы. Как боялся он рассказать о находке матери, как бледнел при виде тела молодой маг-следователь. И как прекратились убийства, когда уехал Жерл.
Принц-оборотень, значит. Чудовище.
Такое ли чудовище? Бранше, Мир... они ведь тоже оборотни, но не убивают. Теперь Рэми это знал. А ты? Ты, Жерл? В самом ли деле не убиваешь? Кому верить? Тебе или Миру?
И как же больно смотреть в теплые глаза старшого и как же хочется ему верить... но ведь не оправдывался Жерл перед братом, даже не пытался... Будто Ленар был прав.
И запах. Запах от седельных сумок, от которого кружится голова. Пряный запах, тот самый, что гораздо сильнее, интенсивнее, чувствовал Рэми на проклятой поляне. Запах выделений карри. Запах, знакомый нечисти, на который так легко привлечь пушистые комочки. Зачем тебе это, Жерл? Что ты творишь?
— Ничего страшного... — вслух сказал Рэми, глядя в глаза другу. Только вот другу ли? — Устал я, проголодался. Путь был долгим, сам знаешь, да и коня у меня нет, вот и вымотался. А теперь прости, но мне пора. Родня у меня в столице. К ней и шел.
— Родня, говоришь? — глаза Жерла недобро сузились. — Но что же, Рэми, коль так тебе не терпится — иди. Не мне тебя задерживать.
Не тебе, согласился Рэми. Терпеливо выдержал дружеское объятие дозорного, заглянул в глаза Жерла и вдруг понял... Когда-нибудь они могут оказаться врагами. Могут! И больно от этого "могут" и противно, но сейчас ответил Рэми улыбкой на улыбку Жерла и вышел из двора казарм, сопровождаемый неприязненными взглядами отряда.
"Вот она, столица!" — думал он чуть позднее, с трудом привыкая к городской духоте. Стало тепло, даже жарко, взвилась над улицами густая пыль, и плащ оборотня уже не согревал, мешал.
Но снимать его Рэми не стал, великолепно зная, что рана от скачки с Жерлом открылась, и испачкала кровью подаренную оборотнем тунику. Да и спокойнее было с капюшоном, со скрытыми под плащом родовыми знаками.
Устав расспрашивать о нужном направлении, Рэми свернул на узкую улочку и пересчитал спрятанные в поясной сумке деньги. Монет было немного, на мальчишку-проводника точно хватит, но Рэми чувствовал, что долго на ногах не выдержит. Плечо болело все больше, городской воздух казался невыносимо тяжелым, перед глазами плыло, и Рэми, вспомнив недавний разговор с пегасом, оперся о высокий, овитый диким виноградником забор и позвал:
— Арис!
Никто не явился. Рэми сглотнул, представил себе, как пробирается в одиночестве через шумную, разноцветную толпу, как глотает придорожную пыль и каждое мгновение кто-то касается его плечом, бередя и без того пылающую рану. И нельзя застонать, нельзя показать, что что-то не в порядке, надо идти вперед... только вот как?
— Явись, Арис! И без крыльев! Иначе сам тебе крылья оторву! — и тотчас устало добавил:
— Ты мне нужен... Если не придешь, я не выдержу.
19.
— Я здесь, Рэми, — раздался рядом ответный шепот, и Рэми облегченно поддался вперед, прижался к теплой шее пегаса, чувствуя, как уходят на это простое движение последние силы.
— Хорошенький плащик, — с ноткой беспокойства заметил пегас, щеголяя симпатичными, хотя и скромными седлом и сбруей. — Вижу, что мы в городе. Вижу, что ты живой... пока!
— Живой... — протянул Рэми. И добавил:
— Пока...
Лишь с третьего раза удалось Рэми взобраться в седло. И лишь когда развеялась тьма перед глазами, когда хватило сил выпрямиться, он прошипел:
— Едь!
"Еду! — на этот раз голос пегаса прозвучал в голове. — Вопрос только — куда?"
"Северный переулок, — заметил Рэми. — Второй дом от храма счастья. Счас спрошу..."
"Не надо никого спрашивать, — ответил Арис, и голос его показался Рэми преувеличенно бодрым. — Мы, пегасы, никогда не плутаем. Хочешь Северный переулок, будет тебе Северный переулок. Только что с хвостом делать будет?"
"Хвостом?" — с трудом сосредоточился на вопросе Рэми, борясь с очередным приступом слабости.
"С хорошеньким мальчиком, что удивляется появившейся ниоткуда лошади. Я ведь из-за него к тебе и не спешил. Знаю, что ты свидетелей не любишь... но когда понял, как тебе плохо..."
Рэми хотел возразить, что ему вовсе не плохо, но сил на спор уже не осталось. Ни на что их не осталось: удержаться бы в седле, и на том спасибо...
Пегас выехал на шумную улицу, и в толпе Рэми, как ни странно, стало легче.
"Рэми... я знаю, что тебе плохо, но с мальчиком надо решать... Я ведь его мысли давно читаю. Он не просто следит, он выжидает, подбирает момент, когда ножичком в толпе ударить... Рэми... прошу тебя... Не молчи! Хочешь, я его...?"
Рэми выплыл из волн слабости, бросил сидевшей у храма нищенке монетку и купил у разносчицы булку.
От свежего хлеба полегчало, но захотелось пить. Заказав у торговца кружку пива, Рэми одним глотком выпил половину, делая вид, что слушает похожего на кабана в фартуке мужчину.
— Вижу, ты приезжий, — сказал толстяк, наклоняясь к Рэми. — Мой тебе совет, дружок, в городе после темноты не разгуливай. Плохо у нас теперь. Нечисть разбушевалась, а дозорные все поймать не могут. Трупы уже каждый день находят. Страшные... мой зять, как увидел, вторую ночь спать не может. А парень он крепкий, другого я бы в семью не взял. Говорит, на человека это не похоже, на кусок мяса, который кто-то кнутом сек. И по всему телу какие-то ямы странные... а крови, крови-то и нет. Вообще нет, понимаешь... Нету! Выпил кто-то!
Рэми сглотнул и скосил глаза чуть в сторону, туда, где рассматривал дешевые деревянные браслеты тонкий, юркий мальчишка.
"Он?" — спросил Рэми, допивая пиво и отирая губы рукавом.
"Он, — подтвердил пегас. — Позволь мне! Рэми, позволь! Скажи только слова, и мальчишка отстанет!"
"Только не убей!" — смирился Рэми, отдавая жестяную кружку.
— Спасибо за совет, — сказал он торговцу, благодаря его еще одной мелкой монеткой, — не беспокойся, родня у меня тут... и незачем мне по ночам гулять. Да и по переулкам глухим — незачем.
— Смотри, сынок! — тепло ответил торговец. — Вижу, человек ты неплохой, вот и жалко тебя стало. А коль коняшку недолугого продать захочешь, так у меня родня по стороне матери... мальчик есть, кого хошь продаст.
— Спасибо, — ответил Рэми, поглаживая шею ругающегося в голове пегаса и приказывая Арису отступить в толпу.
Пегас слегка сбавил шаг. Улица сузилась. Крадя еще неясный солнечный свет, нависали над ними балконы второго этажа, кое-где попадались люди. Шарахнулась в переулок облаченная в лохмотья девчушка, калека на костылях проводил Рэми недобрым взглядом. Слишком ярко одетая женщина улыбнулась призывно, сладко. Зря улыбается, подумалось Рэми. Только время тратит.
Пегас еще раз свернул в одну из боковых улочек, и копыта его увязли в гниющих здесь отходах. Рэми вновь затошнило. Запросился наружу недавно съеденный хлеб. Подавив позыв к рвоте, он поднес ко рту руку, согнулся в седле, пережидая приступ слабости. И тут краем глаза уловил тень. Мальчишка следовал за ними следом. А Рэми так надеялся.
