Я перевел взгляд, и увидел что мои спутники пристально рассматривают едущего за Императорской каретой придворного в камзоле, цвета морской волны, с вытянутым, как у лошади, лицом и выдающимися вперед зубами. На вид ему было лет тридцать пять, хотя, возможно, он выглядел старше своих лет, из-за оспинок, изрывших его и без того непривлекательное лицо. Его лошадь шла почти вплотную с жеребцом прехорошенькой дамы в розовом, которой он, видимо, говорил какие-то любезности, потому что дама время от времени откидывала назад голову и заливисто хохотала. Проезжая мимо нашего балкона, Анри снял шляпу и демонстративно медленно поклонился принцессе. Возможности наблюдать за дальнейшим развитием этой интересной сцены я был лишен, поскольку принцесса вдруг заявила, что с нее довольно глупых деревенских праздников, и она отправляется к себе.

— Может мы подождем, пока наш принц сменит свой наряд на что-нибудь более уместное? — промурлыкал музыкант, посылая в мой адрес сладчайшую улыбочку.

— Хватит, Тьери, вы невыносимы, — раздраженно бросила ему принцесса, направляясь к двери. Проходя мимо меня, она произнесла: "Возможно, мы еще увидимся, принц", и я вдруг почувствовал, что она вложила что-то в мою руку. Еле дождавшись, пока придворные покинут балкон, я раскрыл ладонь и увидел в ней записку.

"Приходите в полночь к Счастливому мосту, я все объясню. Умоляю, сохраните это в тайне. Полагаюсь на вашу порядочность. И.Т"

Я почувствовал себя полным болваном. За какой-то час мое настроение менялось столько раз от надежды к отчаянию, и вот, когда я окончательно уверился, что принцесса пригласила меня лишь затем, чтобы посмеяться и унизить, я вдруг получаю такую интимную записку.

— Да что все это значит, Трогг возьми?! — окончательно запутавшись, воскликнул я.

— Это значит, что вас ждут, сударь, и нехорошо заставлять даму ждать напрасно, — старуха-кормилица, о которой я совершенно забыл, вдруг возникла за моим плечом, как какой-то черный призрак.

— Но...

— Т-с-с-с, — она поднесла палец к губам, пресекая все мои попытки задать вопрос. — Во дворце, принц, свои законы, — произнесла она назидательно, оглядываясь по сторонам. — И самый главный из них — не дать окружающим понять, что тебе кто-то действительно важен. Иначе... — старуха произвела выразительный жест, более подходящий для разбойника, чем для почтенной старой женщины, и удалилась, шелестя юбками.

Я остался стоять, с открытым ртом и полным сумбуром в голове.

Глава 16.

Никакого желания досматривать процессию с королевского балкона, у меня не осталось, хотя, спроси меня кто-нибудь о такой возможности еще месяц назад, это, наверное было бы пределом моих мечтаний. Я покинул ратушу со всевозможной поспешностью, чувствуя на себе липкие любопытные взгляды придворных, и, с трудом отделавшись от толстяка-мэра, который непременно хотел узнать, понравилось ли принцессе украшение балкона, смог наконец глотнуть чистого воздуха. Вокруг уже вовсю кипел праздник. Чванливые торговцы и члены рата ушли к себе кушать традиционного гуся, запеченного на углях, и город теперь принадлежал веселым студентам, забиякам-матросам и всем остальным, кто не прочь погулять до утра. Носились молодые парни с хлопушками и петардами, восторженно визжали барышни, какие-то совершенно пьяные гвардейцы во что бы то ни стало пытались заставить меня с ними сплясать, насилу от них отделался. Уж чего-чего, а танцевать мне сейчас совсем не хотелось. Я бродил по городу, не замечая ни луж под ногами, ни развеселых гуляк на улицах, поглощенный одним единственным вопросом — идти или не идти? С одной стороны, принцесса так красива и так не хочется упускать свой, быть может единственный шанс в жизни. С другой стороны, если все это уловка и она хочет лишь поиздеваться над провинциальным дворянином? Я почувствовал нарастающий гнев и руки сами собой сжались в кулаки. Ну нет, я не шут и не мальчик для битья! Решено, не пойду, пусть ищет себе другие развлечения... Но, если принцессе нужна помощь, и она вынуждена притворяться. Как там сказала старая карга: "Не дать окружающим понять, что кто-то тебе важен". Может быть это я настолько важен ? На этом месте мои размышления были прерваны самым немилосердным образом — кто-то над самым моим ухом взорвал петарду.

-Веселого праздника! — прокричал удивительно знакомый голос.

— Мэнди?!! — я оглянулся, и увидел вокруг себя всю труппу цирка Солезони. — Что вы тут делаете?

— Идем на набережную, оттуда будет виден фейерверк на Императорском острове, — прокричала в ответ Мэнди, хватая меня за руку. — Пойдешь с нами?

Я покачал головой, невольно улыбаясь — в новом платье и чепце, с сияющими зелеными глазами, Мэнди была необыкновенно хороша в этот момент.

— Я что-то упустил? — подошедший сзади Рувэн с охапкой хлопушек и петард в руках, недоуменно наблюдал, как Мэнди тащит меня за руку. — Ну да, он же не в кусе вчерашних событий, так что наше с Мэнди примирение застало его врасплох. Растерянный вид Рувэна развеселил меня до крайности. Я схватил из его рук хлопушку и тут же воспользовался ею по назначению. Не ожидавший такого от меня, Рувэн, обронил все, что держал в руках, под дружный хохот окружающих.

— Ну, берегись, Рауль — весело кричал он, подбирая упавшее, — я тебе это припомню!

Не дожидаясь, пока он соберет все хлопушки, мы с Мэнди переглянулись, и, взявшись за руки, припустили вниз по улице.

Фейерверк был действительно восхитителен — на какое-то время я забыл обо всем и самозабвенно созерцал огненных драконов, леопардов, ангелов, кружащихся в вечернем небе и осыпающихся разноцветным дождем прямо на головы зрителям. Но еще интересней было наблюдать за прыгающей от восторга и хлопающей в ладоши Мэнди. Ее личико, обращенное к небу раскраснелось, рыжие, как медь, волосы выбились из-под чепца и рассыпались по плечам, в широко раскрытых глазах отражались сполохи от фейерверка, и я вдруг подумал, что она еще в сущности совсем ребенок. Просто притворяется взрослой и умудренной опытом, потому что в том жестоком мире, где она живет, иначе нельзя — съедят.

— Как же я люблю Новый год, — мечтательно вздохнув произнесла Мэнди, когда мы отправились обратно в Толстую башню после фейерверка. — Когда мама была жива, она обязательно приводила меня смотреть на карнавал.

— Так ты родом из Рейнсберка?— удивился я.

— Я родом отовсюду,— хмыкнула циркачка, — я родилась на корабле, когда родители возвращались с севера.

— А ваши с Рувэном родители тоже были циркачами?

— У нас с Рувэном разные матери, — ответила Мэнди. — Но моя мама тоже была акробаткой. А папа был пиратом. Так говорит Рувэн, но я ему не верю, — добавила она, взглянув на мое удивленное лицо.

— Давно умерла твоя мама? — осторожно спросил я после минутной паузы.

— Скоро будет семь лет, с тех пор, как ее с нами нет. Их с отцом фургон накрыло лавиной в горах. Я тогда заболела, поэтому старикашка забрал меня к себе, чтобы было удобней лечить. Если бы не он, мы бы погибли все вместе, — она глубоко вздохнула и продолжила — Иногда я думаю, что тоже хотела бы умереть такой смертью — мгновенно и вместе с любимым человеком.

У меня сжалось сердце — я хотел сказать ей что-то утешительное, но понимал, что слова здесь не помогут.

— Значит с тех пор ты осталась совсем одна?

— Нет, конечно, — ответила Мэнди. — Ульрих написал брату, и Рувэн тут же приехал, не стал наниматься в матросы. И потом, у меня есть Вилма, старикашка, и остальные, они мне были как родные, научили всему, что я знаю и умею. Они и есть моя семья.

— Даже мэтр Солезони? — неуверенно спросил я, поскольку никак не мог представить себе Слизняка частью той радостной картины, нарисованной Мэнди.

— Не напоминай мне о нем, — произнесла девушка, сквозь зубы. — Не порть праздник. Это не человек — это пиявка!

— Он тебя обидел?

— О, нет, он меня всего лишь обобрал, — горько рассмеялась Мэнди. — Знаешь, это ведь мой цирк...

— Что значит твой?

— Ну, не совсем мой. Наш с братом. Он принадлежал моим родителям. Когда мама с папой...ну, когда это случилось, мы оказались совсем на мели. А Солезони одолжил нам денег, чтобы мы смогли выкарабкаться. Такой был вежливый, так нам сочувствовал... А контракт был составлен настолько хитро, что сколько бы мы ему не выплачивали, долг все равно рос быстрее. Так он и стал хозяином. Знаешь, зачем он ездит везде с нами? Следит, чтобы мы вдруг не присвоили грошик с выручки. Держит артистов в черном теле, чуть ли не впроголодь, а благоверной своей драгоценности покупает. У нее их уже столько, что когда она цепляет все на себя, то становится похожа на ходячую ювелирную лавку.

— Но ты же можешь от него уйти ?

— Я-то могу, а как быть с остальными? У них у всех в контракте записано, что если они захотят покинуть цирк, им придется заплатить откуп, или сесть в долговую яму. Я не могу их так оставить.

— Неужели ничего нельзя сделать? — я был просто поражен такой несправедливостью.

— Можно, — в голосе Мэнди появились злые нотки. — Я предложила Слизняку выкупить цирк. Знаешь сколько он запросил? 600 таллеров!

— Сколько?!! — у меня даже дыхание перехватило от возмущения. — Да за эту сумму можно 20 цирков купить.

— Согласна, — кивнула Мэнди. — Только мне нужен именно этот цирк. Эти фургоны покупал еще мой отец. А мать мастерила костюмы, в которых мы сейчас выступаем. Я игралась в детстве среди этих декораций. Это мой дом, и я не могу его бросить. А Слизняк это прекрасно понимает.

— Значит из-за этого вы с Рувэном разыгрываете принцессу и переводчика?

Мэнди кивнула.

— Это Рувэн придумал. На богатых глупцов действует безотказно. Только с тобой прокол вышел. Ты ведь больше не сердишься? — она искоса взглянула на меня из— под опущенных ресниц, и я опять почувствовал, как сжимается мое сердце.

— Я только одного не понимаю — продолжил я после паузы, — со мной вы использовали дракона, а что вы предлагали остальным?

— По-разному, — пожала плечами бывшая "принцесса Нармин". — В основном Рувэн предлагал купить редкий рубин. Камень таких размеров стоит по меньшей мере 1000 талеров, а мы его предлагали за 100. В стране Инберр, знаете ли таких рубинов, как звезд на небе, — произнесла Мэнди с придыханиями, точно копируя говорок столичных щеголей.

Мы рассмеялись.

— А на самом деле это стекло?

— Да, подделка, но очень искусная, не каждый ювелир узнает, — ответила девушка.

Я вдруг вспомнил пупок фальшивой принцессы, который был так изящно украшен рубиновым колечком, и мое лицо стало неудержимо краснеть. На мое счастье, к этому времени уже окончательно стемнело и Мэнди ничего не заметила. Мы как раз подошли к Толстой башне. Я пожелал девушке спокойной ночи, а сам отправился навестить Магнолию. Моя глупая кобыла безмятежно жевала свой ужин, и я почувствовал внезапное желание тоже стать лошадью — спокойно пить, есть, спать, и не терзаться предстоящим выбором. Ночь стояла тихая и даже в Толстой башне было отлично слышно, как на колокольне Нового кладбища 11 раз звонят в колокол. Если бы я все-таки собирался последовать приглашению принцессы, то у меня оставался ровно час, чтобы переодеться и добраться до полуночи к Счастливому мосту. Но так как я твердо решил не ходить, меня это не волновало. Решено, не пойду...

Ровно в полночь я стоял на пирсе у Счастливого моста и проклинал себя последними словами. Во-первых за то, что любопытство все-таки одержало верх над доводами разума, а во-вторых, за то, что не взял с собой плащ и потому очень мерз. Счастливый мост, один из самых старых мостов в Рейнсберке, был построен очень узким — по ширине двух кринолинов, только-только чтобы могли разминуться две дамы,. Поэтому, в отличие от других мостов столицы на нем не ставили торговых палаток и ларьков. С одной стороны это было хорошо, потому что, несмотря на карнавал, на мосту было тихо и безлюдно, как в склепе, с другой стороны, конструкция моста создавала некоторые неудобства. Одним из них было то, что мост продувался насквозь, и я вместе с ним. Хотя днем было уже довольно жарко, промозглые ночи не позволяли забыть о том, что до лета было еще ох как далеко. Пытаясь согреться, я тер руки, и даже немного попрыгал на одной ноге, но все равно у меня зуб на зуб не попадал, до такой степени, что я даже упустил тот момент, когда к мосту причалила лодка.

В неверном свете уличного фонаря было трудно разобрать, кто в ней находится, я лишь понял, что людей несколько. После минутного колебания, я отлепился от перекладины моста, за которой прятался от пронизывающего ветра, и приблизился к лодке. В ней действительно сидело двое в плащах и масках. Заметив меня, один из них сделал приветственный жест, и протянул мне руку, чтобы помочь спуститься в лодку. Отступать было поздно, и я, глубоко вздохнув для храбрости, шагнул в лодку, не приняв помощи от человека в маске. Лодка опасно накренилась, но нам довольно быстро удалось ее выровнять. Я сел на банку, лицом ко второму человеку, скрывавшему лицо под капюшоном, второй мой провожатый, отвязал веревку от причала, и прыгнул в лодку. Весло у него было всего одно, но греб он им столь ловко, что в считанные минуты мы оказались посередине реки. Ветер ворошил мои волосы, и старался проникнуть до самых костей, так что я с трудом сдерживал дрожь. Мои же спутники по-прежнему оставались недвижимы и немы, как статуи. Я уже начал задавать себе вопрос — в ту ли лодку я сел?

— Вы ведь от Ее Высочества? — наконец решился спросить я, когда уже можно было разглядеть огни на Королевском острове.

Человек, сидевший напротив меня, стремительным движением приложил указательный палец к губам, после чего, вдруг рассмеялся и откинул капюшон. В свете луны блеснули золотистые локоны самой красивой королевской дочери во всем мире.

— Что же вы, принц, сели в лодку, если не были уверены, что это от меня? — спросила она, посмеиваясь своим мелодичным, как колокольчик, смехом. — Или вам кто-то другой назначает свидания на Счастливом мосту?

Я поспешил опровергнуть ее слова, а мое сердце сладко екнуло — она называет нашу встречу свиданием! Она в меня точно влюбилась! Я продолжал расточать ей комплименты, пока мы не причалили к небольшому острову, расположенному вдали от группы основных островов, на которых располагалась резиденция Императора.

Мне еще не приходилось бывать ни на одном из королевских островов, поэтому я с любопытством осматривался вокруг. На самом деле, место, куда мы прибыли было довольно странным — на пологом бережке росли поникшие ивы, и запах стоял такой, как будто мы высадились посреди болота. Я попробовал задать своим спутникам естественный в таком случае вопрос, но меня тут же оборвали, продемонстрировав, уже привычной мне пантомимой, что следует соблюдать тишину. Мне ничего не оставалось, кроме как молча проследовать за ними. Все также, не говоря ни слова, мы пересекли запущенный сад, засаженный чахлыми кустарниками и засохшими деревьями и подошли, к увитой плющом кованой решетке, запертой на проржавевший до основания, старинный замок. Спутник принцессы достал огромный, странной формы, ключ и, налегая изо всех сил, провернул ключ в замке. С протяжным визгом, решетка отворилась, и мы, по-прежнему молча проследовали дальше. За решеткой начиналась выложенная красным кирпичом дорожка, и, хотя она находилась далеко не в идеальном состоянии, идти сразу стало легче. Миновав несколько поворотов и кустов чертополоха, мы внезапно очутились перед обшарпанной стеной небольшой часовни, такой же старинной и неухоженной, как и сад, вокруг нее. Подойдя к тяжелым дубовым дверям часовни, спутник принцессы достал второй ключ, заканчивающийся витой фигурой, похожей на букву "Ф", как ее рисовали в старинных летописях. Я был заинтригован до крайности, но чувствовал, что сейчас не совсем подходящее время для расспросов. Замок на двери заставил нас провозиться с ним около получаса, но, наконец и он сдался, исторгнув немилосердный скрип. Двери распахнулись, и мы вошли внутрь. Человек в маске зажег заранее припасенный фонарь, вспугнув при этом стаю летучих мышей, и я смог оглядеться. Внутри часовня выглядела не лучше, чем снаружи: плиты пола были покрыты выбоинами, а кое-где были выворочены со своего места — я еще подумал, какой огромной силой надо обладать, чтобы поставить на дыбы здоровенную мраморную плиту. В глубине огромной залы возвышался железный алтарь, покрытый пометом летучих тварей и затянутый паутиной. Принцесса, опираясь на руку своего помощника, направилась прямиком к нему. Когда я увидел, что тот достает третий ключ, я уже даже не испытал удивления, только оглянулся вокруг в поисках очередной двери. Человек в маске одним движением смахнул покрывавший алтарь мусор, и нашим взорам обнажилась удивительной красоты надпись на старом диалекте: "Kon misthye alta nostor". Вот где мне бы пригодились уроки мэтра Сэльмэ, но к сожалению я был не слишком прилежным учеником, так что даже приблизительно не мог сказать, что это означает. Принцесса одновременно нажала на вторую и девятую буквы, и надпись, с глухим щелчком разъехалась в разные стороны, открыв другую доску с отверстием в виде звезды, в которое человек в маске тут же вставил третий ключ. На этот раз ключ провернулся на удивление легко, как будто механизм кто-то недавно смазывал. Громыхание сзади заставило меня подскочить на месте. Обернувшись, я с удивлением наблюдал, как одна из огромных мраморных плит пола медленно отползает в сторону.