Рон хлопнул его по плечу и сказал, что теперь он спокоен: уж змею-то он от всех прочих как-нибудь отличит, и значит, Слизерин ему не угрожает. Гарри заметил, что жмущийся к ним Невилл тоже слегка приободрился. К сожалению, приободрилась и мисс Грейнджер, которая немедленно стала рассказывать, сколько и каких заклинаний она выучила и почему ей не страшны никакие испытания.
Рон подсмеивался уже над ней, и от их четверки стала распространяться волна веселья. Две пухлых девочки — одна рыженькая, а другая беленькая — громким шепотом обсуждали ту самую шляпу, которую назвали Распределяющей. «Интересно, — подумал Гарри, — готов спорить, что в «Истории Хогвартса» о процедуре распределения не написано ничего, иначе мисс Грейнджер всех уже просветила бы. Наверное, это для того, чтобы первокурсники побольше нервничали перед началом церемонии. А значит эта волна веселья совсем не в планах ее организаторов…»
Он опять не ошибся и возблагодарил миссис Кейн за ее увлечение манипуляциями, от лекций по которым его, честно говоря, временами подташнивало: прямо через стену в комнату влетели два десятка призраков, демонстративно не замечавших вновь испугавшихся мальков и обсуждавших мерзкое поведение какого-то там Пивза. Наконец, они «внезапно» обратили внимание на испуганных детишек, начали рекламировать свои факультеты, каждый — свой собственный, и, разумеется, от страшных привидений их спасла профессор МакГонагалл собственной персоной.
Она построила их в колонну по двое и повела за собой туда, откуда доносился гул сотен голосов, и, пройдя через массивные двойные двери, они, наконец, оказались в Большом зале.
Гарри даже представить себе не мог, что на свете существует такое красивое и такое странное место. Зал был освещен тысячами свечей, плавающих в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели старшие ученики. Столы были заставлены сверкающими золотыми тарелками и кубками. На другом конце зала за таким же длинным столом сидели преподаватели. Профессор МакГонагалл подвела первокурсников к этому столу и приказала им повернуться спиной к учителям и лицом к старшекурсникам.
Перед Гарри были сотни лиц, бледневших в полутьме, словно неяркие лампы. Среди старшекурсников то здесь, то там мелькали отливающие серебром расплывчатые силуэты привидений. Чтобы избежать направленных на него взглядов, Гарри посмотрел вверх и увидел над собой бархатный черный потолок, усыпанный звездами.
— Его специально так заколдовали, чтобы он был похож на небо, — прошептала опять оказавшаяся рядом Гермиона. — Я вычитала это в «Истории Хогвартса».
Гарри внезапно почувствовал то же, что и эта пытавшаяся казаться уверенной в себе, но так же, как и он, ошеломленная, пораженная в самую глубину души и, конечно, немного растерянная девочка: он ждал первого противоборства с Директором, манипуляций, подлянок, чего угодно — но, пусть это все уже произошло с ним или еще ждало его впереди — он, наконец, увидел настоящее волшебство и настоящую сказку. Более того, он, наконец, был в ней. Маленький Наивный Гарри внутри него, тот самый мальчик, который еще не успел пробраться в сад миссис Кейн и почему-то пропустивший мимо себя весь этот полный приключений, жутко интересный и довольно-таки страшный год, просто благоговел.
* * *
Другой Маленький Гарри, не столь захваченный этим зрелищем, хотя тоже весьма впечатленный им, услышал какой-то звук. Они с Восхищенным Гарри опустили их общие глаза вниз и увидели, как профессор МакГонагалл ставит на пол перед ними самый обычный высокий табурет («Высокий — это чтобы ноги сидящего на нем не касались пола и он чувствовал себя как можно более неуверенно», — пояснил вынырнувший, как чертик из табакерки, Недоверчивый Гарри). На табурет она положила остроконечную шляпу, какие обыкновенно носят волшебники. Шляпа была такая старая, потрепанная и даже грязная, что тетя Петунья немедленно выбросила бы ее на помойку, а миссис Кейн попросила бы Гарри запихать ее поглубже в стиральную машину и установить самый жесткий режим стирки. Видимо, это была как раз та самая Распределяющая Шляпа, которую две кругленьких девочки обсуждали в той комнате с привидениями и о которой говорили близнецы.
Шляпа пошевелилась, среди потертостей и заплаток прорезались два больших глаза, а чуть ниже здоровенная опаленная по краям прореха превратилась в еще более впечатляющий черный рот.
Рот скривился пару раз и, прокашлявшись, запел хриплым и вредным, как показалось Гарри, старушечьим голосом.
Мелодичность и вокальные данные старой тряпки были явно не от Битлз, а стихи изрядно уступали как Шекспиру, так и Киплингу, которыми, далеко за пределами школьной программы, пичкала Гарри миссис Кейн. Гарри подумал, что после прозвучавшего в начале песни саморекламного ролика и краткой инструкции по эксплуатации (шляпу действительно нужно было просто-напросто надеть на голову, после чего она вынесет свой вердикт), он предпочел бы простые объяснения, что Гриффиндор — для храбрых, Рэйвенкло — для умных, Хаффлпафф — для трудолюбивых, а Слизерин предназначен для тех, кто считает себя самыми хитрыми.
Тем не менее, по окончании песни Шляпы зал дружно зааплодировал, и Шляпа довольно раскланялась перед всеми четырьмя факультетами.
Гарри подумал, что настала пора решить, где он все-таки хочет оказаться — если и Малфой, и Уизли были уверены, что окажутся на традиционных факультетах своих семей, то на решение Шляпы явно можно было повлиять сознательно. Особенно весомым в этом смысле был случай Уизли: ведь не могут же как близнецы Фред и Джордж, так и отличающийся от них как небо от земли Персиваль Игнатиус Префект Уизли попасть на один и тот же факультет без такой вот корректировки.
Так что, скорее всего, у Гарри был выбор, и этот выбор надо было делать прямо сейчас. С одной стороны, Директор-манипулятор явно подталкивает его на Гриффиндор, где, кстати, учились и его отец с мамой. С другой стороны, учиться в змеюшнике, взрастившем убийцу его родителей плюс мистера Розье, да еще и под началом страшного вампира из Коукворта, было бы не лучшим удовольствием — ему пришлось бы следить за своей спиной все двадцать четыре часа в сутки, а каникулы у Дурслей действительно показались бы отдыхом. Ему самому еще с ателье мадам Малкин хотелось на Хаффлпафф, чисто из чувства противоречия, подкрепленного уже потом более рациональными доводами, но вряд ли ему дадут такую возможность.
— Аббот, Ханна! — вызвала первого ученика из длинного, написанного на пергаментном свитке списка МакГонагалл, и круглолицая беляночка вскарабкалась на табурет.
— ХАФФЛПАФФ! — заорала Шляпа, как только МакГонагалл водрузила ее на голову девочке. Девочка была симпатичная, и Гарри захотелось на Хаффлапфф еще больше.
— Боунс, Сьюзен! — все ясно, учеников вызывали в алфавитном порядке.
— ХАФФЛПАФФ! — и кругленькая-рыженькая села рядом с подругой за черно-желтый стол, на них обеих с умилением глядело привидение, при жизни бывшее явным монахом-проповедником, не гнушавшимся хорошей трапезы. Гарри вздохнул. И вторая девочка, и монах ему тоже понравились.
Гарри подумал и решил: если бледнолицый Малфой, чья фамилия стояла по алфавиту до него, попадет на Слизерин, он лучше спалит эту шляпу, но не пойдет с ним на один факультет. Кроме Хаффлапаффа, неплохим вариантом был бы Рэйвенкло, но Гарри подозревал, что эти два факультета будут ему недоступны. Решено — просимся на Гриффиндор.
— Бут, Терри!
— РЭЙВЕНКЛО!
Мэнди Броклхерст отправилась на Рэйвенкло, а гриффиндорцам досталась очень симпатичная Лаванда Браун, по пути к красно-золотому столу стрельнувшая глазами в радостно приветствующих ее мальчишек, включая близнецов. Миллисент Буллстроуд, послужившая компенсацией для Слизерина, была, на взгляд Гарри, слишком большой, в смысле габаритов, компенсацией.
Наконец-то Гарри увидел еще одно знакомое ему по ориентировкам лицо: Джастин Финч-Флетчли, как и он сам, был магглорожденным, но майор Бутройд не рекомендовал сближаться с ним из-за некоего загадочного, хотя и явно высокого, статуса его отца.
— ХАФФЛПАФФ!
Гарри заметил, что некоторым Шляпа выносила приговор сразу, а некоторые задерживались на табурете довольно долго: скажем, Шимус Финнеган, тершийся в комнате ожидания рядом с их четверкой, озадачил Шляпу больше, чем на минуту, прежде, чем та отправила его за стол Гриффиндора.
— Грейнджер, Гермиона! — Отличница-Заучка резко выдохнула и решительным шагом направилась к табуретке. Шляпа тоже раздумывала недолго:
— ГРИФФИНДОР!
Рон застонал: себя на другом факультете он не видел, а оказаться рядом с «этой», видимо, не очень хотел.
Гарри же смутился. Как минимум, он ожидал, что девочка (ну или шляпа) будет долго выбирать между Рэйвенкло и Факультетом, На Котором Учился Сам Дамблдор. Возможно, Директор действительно подвел ее к ним с Роном не случайно, и она будет не столько заучкой, сколько стукачкой? Впрочем, если уж пирсоподобный дуболом Грегори Гойл, распределенный на Слизерин прямо перед Грейнджер, оказался на факультете хитрецов, то почему бы в общем довольно решительной девочке не попасть в львиную стаю?
— Гринграсс, Дафна! — когда очень, да что там очень — пугающе-красивая девочка вышла вперед, по залу, казалось, прокатилась волна холода. «Снежная королева» — подумал Гарри.
— СЛИЗЕРИН!
Когда к хитрецам присоединился дадлиподобный Крэбб, Гарри успокоился почти полностью: на Шляпу явно можно было повлиять.
— Лонгботтом, Невилл!
Пухлик заметался и прямо с банкой в руке ринулся к табурету. По пути он запутался в полах мантии и упал. Но банку с питомцем спас, удачно извернувшись в падении. Гарри подумал, что несмотря на полноту, физическая форма у пацана в полном порядке, вот только неуверенность в себе все портит. Если они попадут на один факультет, надо будет почаще вовлекать его в приключения, которых, Гарри не сомневался, ему заготовили достаточно.
Шляпа раздумывала долго, очень долго, пока не выкрикнула с тенью сомнения:
— ГРИФФИНДОР!
Невилл радостно бросился к красно-золотому столу, так и не сняв Шляпу, и, красный от смущения, вынужден был вернуться, чтобы передать ее следующей в очереди Мораг МакДугалл.
— Малфой, Драко!
— СЛИЗЕРИН! — не раздумывая ни секунды провозгласила Шляпа, и Гарри подумал, не использует ли она хотя бы иногда метод «от противного», который объясняла ему в курсе математики и логики миссис Кейн? В смысле, если ты слишком труслив для Гриффиндора, не пойти ли тебе в Слизерин, а если слишком ленив для Хаффлпаффа — двигай в Рэйвенкло, авось, сообразишь, как облегчить себе жизнь? Но тогда Крэбб и Гойл оказались бы на Хаффлпаффе за полным отсутствием мозгов. И, главное, куда девать тупых, ленивых и вдобавок наивных трусов?
Тем временем к табуретке были вызваны Мун, Теодор Нотт, Паркинсон, девочки-близнецы Патил, затем Салли-Энн Перкс и, наконец…
— Поттер, Гарри!
Гарри сделал шаг вперед, и по всему залу вспыхнули огоньки удивления, сопровождаемые громким шепотом.
— Она сказала Поттер?
— Тот самый Гарри Поттер?
Последнее, что увидел Гарри, прежде чем Шляпа упала ему на глаза, был огромный зал, заполненный людьми, каждый из которых подался вперед, чтобы получше разглядеть его. А затем перед глазами встала черная стена. Он едва успел выдвинуть вперед, на амбразуру Смелого, но Туповатого Гарри, распихав всех остальных, особенно самых хитрых и умных, по темным углам сознания.
* * *
— Хмхмхм, — раздался тот самый ехидный голос в его голове. — Занятно… Впервые вижу такую талантливую попытку обмануть меня.
— Простите, я не понимаю! — заявил Смелый, но Туповатый Гарри, — а можно мне на Гриффиндор?
— Мальчик, — усмехнулась Шляпа, — я читаю мысли таких, как ты, уже около тысячи лет. Не спорю, этим фортелем ты, наверное, смог бы обмануть и старого пердуна (если бы он внезапно не забросил свою мерзкую привычку лазить по чужим головам без спроса), и даже юного Северуса. И, пожалуй… Но я отвлеклась. Ты ближе к концу списка, и я порядком устала, знаешь ли. Так что вытаскивай всех своих мелких дружков и сливайтесь снова воедино, пока я не отправила тебя в психиатрическое отделение Святого Мунго. Это больница такая, для волшебников, — пояснила Шляпа, — но вообще я восхищаюсь этой твоей Самантой-Шарлин! Придумать такой трюк и остаться в здравом уме…
— Вы… Ой. Вы же все-все про меня знаете? — удивился и обеспокоился Гарри, — и про миссис Кейн, и про…
— Ну мы же у тебя в голове, поэтому я знаю все, что знаешь ты. Как иначе же мне найти самый подходящий факультет для первокурсника, на голове которого я сижу в первый, а чаще всего и в последний раз в жизни?
— А Вы не…
— Не расскажу ли я это кому-нибудь? Не беспокойся, мальчик, поскольку мы сейчас в твоей собственной голове, все это тут и останется. У меня нет мозгов, понимаешь? Я всего лишь старая шляпа. Я даже не то, что не имею права, а просто не могу раскрыть ваши тайны, потому что не помню их. Я помню только то, что происходит вокруг меня, но не внутри. А к этому самому «кому-нибудь» у меня отдельные счеты, как и у тебя. И, кстати, не спрашивай меня про мысли других учеников, раз уж я их не помню. И про «кого-нибудь» тоже.
— Но, если Вы всего лишь шляпа… И у Вас нет мозгов… То как же Вы вообще думаете?
— Может, Рэйвенкло?.. Нет, вряд ли. А что до… Понимаешь, мальчик, мозгов у меня нет. Но меня одушевили. То есть вложили душу. Так говорят, когда делают что-то хорошо и с любовью. А мозгов мне довольно и твоих собственных.
— Тогда, если это все в моей голове, получается, что Вы всего лишь помогаете каждому принять решение самому? То есть на самом деле я убеждаю сам себя?
— Упс. Догадался. Но на Рэйвенкло все же не просись, тебя знания ради знаний вряд ли интересуют
— Это точно. Меня интересует Гриффиндор.
— Уверен? На Слизерине ты стал бы великим!
— Извините, но… меня не очень интересует величие. Это как с Рэйвенкло. В смысле, величие ради величия мне не нужно. И вообще никакое не нужно. Я бы с удовольствием пошел бы на...
— На Хаффлпафф? Мммм... не лишено смысла, знаешь ли. Мне нравится твое жизнелюбие. Ты выжил у твоих драгоценных родственничков, будучи слабее каждого их них по отдельности и уж, тем более, всех их вместе. И умудрился не только выжить, но и сохранить волю к жизни, бодрость духа и любовь к людям. Уверяю тебя, девяносто девять из ста, при таком «замечательном» детстве, давно сломались бы превратившись в слизняков, или психов, или затаили бы злобу на весь мир. А ты не псих, несмотря на...
