А в следующую секунду он подумал: а не это ли хочет внушить ему Директор? Мол, смерть прекрасна, мой мальчик, и не стоит бояться ее так уж сильно? Ну да, в методичке миссис Бересфорд этого не было, но откуда авторам этой методички знать про единорогов?
Мертвый единорог манил их обоих, его и Драко, как то самое зеркало ЕИНАЛЕЖ там, в пустом классе.
Гарри почти против воли сделал еще шаг вперед и вдруг застыл, услышав знакомый шорох. Кусты на другом конце поляны зашевелились, и из тени выступила облаченная в длинный балахон фигура с наброшенным на голову капюшоном. Кто-то крался к ним, как вышедший на охоту зверь. Гарри, Малфой и Клык были не в силах пошевелиться. Однако фигура в балахоне их не замечала. Существо подошло к мертвому животному, опустилось на колени и склонился над огромной рваной раной в боку единорога. И… начало пить кровь.
Смертельное очарование лопнуло с первым же смачным чавком и цвирканьем, сменившись ужасом и отвращением.
— А-А-А-А-А!
Малфой, издав дикий крик, бросился бежать, а вслед за ним устремился трусливый Клык. Фигура в балахоне подняла голову и уставилась на Гарри. Гарри отчетливо видел, как с невидимого лица на балахон капала серебристая кровь.
— «ЭКСПЕЛЛИАРМУС!!!» — черную фигуру отбросило назад, на спину. Что-то прилетело с ее стороны и больно стукнуло Гарри по левому предплечью. Он присел на корточки и почти сразу же нащупал свободной рукой гладкий кусок дерева. Это была волшебная палочка, и значит, фигура могла быть только волшебником…
Фигура резко, извернувшись совершенно неестественным образом, поднялась с земли и сделала несколько быстрых шагов по направлению к Гарри.
— «РЕДУКТО!!!» — кто бы это ни был, его одежда — или шкура — была прочнее стенки старого шкафа, а по функции Гарри не попал. Луч заклятия угодил прямо в центр силуэта, но фигура лишь слегка покачнулась и сделала еще шаг.
В следующее мгновение голову мальчика пронзила острая боль, такая сильная, какой раньше никогда не случалось: казалось, что шрам на лбу вспыхнул ярким пламенем.
Полуослепший от боли Гарри попятился назад. Внезапно сзади раздался стук копыт, и что-то огромное пронеслось мимо него, воинственно устремляясь к фигуре в балахоне.
Боль была такой сильной, что Гарри упал на колени. Однако через минуту или две боль прошла так же внезапно, как и появилась. Когда Гарри наконец поднял голову, фигуры в балахоне на поляне уже не было, а над ним стоял кентавр. Не Ронан и не Бэйн — этот был моложе, у него были белокурые волосы и белое тело в черных пятнах
— С Вами все в порядке? — спросил кентавр, помогая Гарри подняться на ноги.
— Да, спасибо, — неуверенно пробормотал Гарри, — Вы не знаете, кто это был? Это… Это волшебник?
Кентавр не ответил и молча посмотрел на Гарри своими поразительно-синими глазами, напоминавшими бледные сапфиры. Глаза кентавра задержались на шраме Гарри, который, казалось, налился кровью и увеличился в размерах.
— Вы — сын Поттеров, — это был не вопрос, а утверждение. — Вам лучше вернуться к Хагриду. В лесу сейчас опасно, особенно для Вас. Вы умеете ездить верхом? Так будет быстрее. Кстати, меня зовут Флоренц.
Кентавр согнул передние ноги, чтобы Гарри смог вскарабкаться на его спину. И тут до них донесся стук копыт. На поляну вылетели Ронан и Бэйн. Они тяжело дышали, а тела их блестели от пота.
— Флоренц! — прогремел Бэйн, — что ты делаешь? У тебя на спине человек! Тебе не стыдно? Ты что, верховая лошадь?
— Вы разве не поняли, кто это? — спокойно спросил Флоренц, поднимаясь на все свои четыре копыта. — Это сын Поттеров. Чем быстрее он покинет лес, тем лучше для него.
— Что ты ему рассказал? — прорычал Бэйн. — Запомни, Флоренц, мы поклялись не препятствовать тому, что должно случиться по воле небес. Разве движение планет не показало нам, что произойдет в ближайшее время?
Ронан нервно рыл копытом землю.
— Я думаю, Флоренц решил, что так будет лучше, — мрачно произнес он.
— Лучше?! — Бэйн от негодования взбрыкнул задними ногами. — Все происходящее не имеет к нам никакого отношения! Кентавры не должны мешать тому, что предсказано звездами! И не наше дело, подобно ослам, бегать по лесу в поисках заблудившихся людей!
Флоренц в приступе гнева поднялся на дыбы, и это произошло так внезапно, что Гарри пришлось вцепиться ему в плечи, чтобы удержаться на нем.
— Ты что, не видишь этого единорога? — яростно крикнул он, обращаясь к Бэйну. — Ты что, не понимаешь, почему его убили? Или планеты не открыли тебе эту тайну? Лично я против того, кто рыщет по лесу, и я готов помочь людям в борьбе с ним.
— ГАРРИ! — на поляну вылетел Хагрид, сжимая в руках взведенный арбалет, — ты… Ты жив?
— Да, все в п-порядке. Все н-нормально, Х-хагрид! Я… Я обезоружил его. Вот, — показал он Хагриду и кентаврам трофейную палочку; она не выглядела зловещей — скорее, какой-то девчоночьей, что ли… — И «Редукто» еще раз попал… Но слабо. Ничего ему не сделалось.
Хагрид кивнул и склонился над убитым единорогом.
— Три планеты. Три малых планеты, которые сошлись вместе два года назад, — внезапно сказал Флоренц, кося голубым глазом на трофейную палочку в руке Гарри. Ронан и Бейн молчали, тоже пожирая ее глазами, а Флоренц продолжил: — Вы тогда не придали этому значения. А зря. На путях светил нет мелочей. Теперь вы поняли?
Ронан и Бэйн развернулись и так же молча удалились в чащу. Флоренц смотрел им вслед с загадочной улыбкой на лице.
— Хагрид, а что с Драко? — спросил Гарри великана, который достал из своего бездонного кармана огромное полотнище и теперь заворачивал в него тело единорога; в сравнении с великаном оно выглядело не крупнее большой собаки.
— Ничего с ним не сделается, с этим трусом, — буркнул Хагрид, взваливая получившийся сверток на плечи. — Вылетел прямо на меня, с воплями. Ну ничего, увидел теперь… Может, после такого он да папашка его… Хмм… — он не закончил фразу. — Я Клыка послал проводить его к замку, ну и к тебе побежал. Флоренц, донесешь мальца-т? Не в обиду говорю.
Кентавр кивнул и шагом последовал за несущим на загривке тушу единорога Хагридом. Гарри покачивался на его спине и вспоминал, что он знал о Малфоях. Малфой-старший был одним из приближенных Волдеморта, потом — лидером какой-то из темных фракций… А младший был просто избалованным трусливым говнюком.
— Почему Бэйн так разозлился? — шепнул Гарри кентавру, когда они прошли уже не меньше двух сотен ярдов. — И кстати… от кого Вы меня спасли? Это же не мог быть Вол…
Флоренц совсем не торопился отвечать на заданный вопрос, а Гарри не стремился называть имя до конца. Они так долго шли за Хагридом в полной тишине, что Гарри решил, будто кентавр не хочет с ним разговаривать. Но когда они пробирались сквозь почти непроходимый участок леса, Флоренц вдруг обернулся.
— Гарри Поттер, сын Поттеров, Вы знаете, зачем нужна кровь единорога?
— Нет, — удивленно ответил Гарри, не понимая, почему кентавр задал ему этот вопрос, — на уроках по зельям мы использовали только толченый рог и волосы из хвоста.
— Это потому, что убийство единорога считается чудовищным преступлением, — объяснил Флоренц. — Только тот, кому нечего терять, и кто стремится к своей цели, не заботясь о последствиях, способен совершить такое преступление. Кровь единорога спасает жизнь, даже если человек на волосок от смерти… Но человек дорого заплатит за это. Если он убьет такое прекрасное и беззащитное существо ради собственного спасения, то с того момента, как кровь единорога коснется его губ, он будет проклят.
Насчет беззащитности единорогов у Гарри было свое собственное мнение, но он решил не спорить. С другой стороны, похоже, что рога стоимостью в пятьсот фунтов за штуку действительно можно было получить примерно так же, как волосы из хвоста — не убивая дивное животное.
— Значит, это был тот, кому нечего терять, — подумал он вслух, — и, скорее всего, этот «кто-то» не боится проклятия, потому что и так уже проклят дальше некуда, правда?
— Правда, — согласился Флоренц. — И он делает это ради того, чтобы отсрочить неизбежное, а за это время завладеть напитком, который полностью восстановит его силы и сделает его бессмертным… Мистер Поттер, Вы знаете, что сейчас спрятано в школе?
— Философский камень, — не задумываясь, ответил Гарри: уж если даже кентавры в лесу это знают… — И он не только превращает все в золото, он же еще и эликсир жизни! И тогда понятно, кто…
— Вы же знаете того, кто много лет ждал, пока сможет вернуть себе силы, того, кто все эти годы цеплялся за жизнь, дожидаясь своего шанса, — Флоренц снова не спрашивал, а утверждал.
Разумеется, Гарри знал. Он вспомнил слова Хагрида, сказанные им при первой встрече: «Кое-кто говорит, что он умер. А я так считаю, что чушь все это. Думаю, в нем ничего человеческого уже не осталось — а ведь только человек может умереть».
В любом случае он снова встретился со своим врагом, и если не победил, то хотя бы обезоружил его. Разумеется, первой их встречи он не помнил, если не считать того, что всплывало в его кошмарах. «Тогда его победил не я, — внезапно понял он, — тогда его победили папа и мама. Погибли, но победили. А я… Я смог победить или хотя бы остановить его только сейчас».
Они вышли на опушку совершенно внезапно. Темная стена леса осталась позади. Перед ними светились редкие огоньки замка и фонарь над дверью хижины Хагрида. Великан подошел к стоящему ярдах в пятидесяти от хижины сараю и свалил внутрь свой тяжелый груз. Гарри неловко слез со спины Флоренца и поклонился ему. Флоренц поклонился в ответ.
— На путях светил не бывает мелочей. И даже мудрые порой забывают, что сотня малых звезд может затмить ту, что мнит себя ярче всех, — произнес Флоренц, шагая рядом с Гарри по направлению к хижине. Он немного помолчал и добавил: — Особенно часто об этом забывают мудрейшие из мудрых. Их слепит свой собственный свет.
Чудесная ночь с друзьями
Около хижины их встретил Клык, абсолютно счастливый вследствие возвращения обожаемого хозяина и избавления от ужасов ночи.
— Все, пришли уже, — сказал Хагрид и полез лапищей во внутренний карман сюртука. Немного покопавшись, он вытащил оттуда фляжку не меньше, чем на полгаллона, и встряхнул ее, внимательно прислушавшись.
— Ага, ну по паре глоточков-то нам хватит, — тут он с сомнением глянул на Гарри, — хотя тебе вот, наверное, лучше один. Спокойник новолунный, оч-чень правильная в такую погоду вещь!
Он протянул фляжку мальчику, из горлышка несло спиртовым духом. До этого крепких напитков Поттер никогда, разумеется, не пробовал, но раз тут спокойник… Гарри задержал дыхание, глотнул. Рот и пищевод обожгло, он закашлялся, но дрожь уже уходила, и страх этой ночи покидал тело. Хагрид протянул флягу Флоренцу.
— Благодарю, Смотритель. Рукотворное спокойствие путает дороги звезд.
— Ну, как знаешь. Мы-т про Марс слышали уже, а других-иных через потолок да стены и не видно-т будет, — Хагрид открыл дверь и сделал приглашающий жест. Кентавр фыркнул, само по себе приглашение под крышу, похоже, было для него оскорблением — разве что Хагриду такое было простительно — и, прощально махнув рукой, отправился в лес. Гарри вошел, и Хагрид, войдя вслед за ним, закрыл дверь, наказав тоже сунувшемуся было внутрь, в безопасность, Клыку караулить хижину.
— Тут, значца, сосиски у меня снова, ну, а огонь, это сам уже разожжешь, верно? — не дожидаясь ответа, Хагрид бросил куртку на сучковатую табуретку в углу и запустил руки в сундук, из которого явственно дохнуло холодом.
Гарри навел палочку на камин и пробормотал «Инсендио», как Хагрид на том острове. Заранее сложенные поверх остывшего пепла валежины полыхнули жаром. Так и не вытаскивая голову из ларя, Хагрид махнул зонтиком, и памятный закопченный медный чайник пристроился на крюке над пламенем, из зонтика ударила внутрь медного чрева мощная струя воды, и в завершение крышка, чуть менее черная, чем сам чайник, взлетела и с глухим звяком ввинтилась на законное место.
«Ага!» — Хагрид резко разогнулся, и на стол плюхнулись три пластиковых пачки с абсолютно неуместными здесь, в пропахшей дымом и волшебством хижине, наклейками «Теско».
— Маггловские, — заметив его недоумение, кивнул Хагрид, — так-т дешевше будет. Жалованье у меня не профессорское, сам понимаешь, а едим мы с Клыком много, приходится выкручиваться. Не, ежли мясца закоптить или так пожарить — это-т я охотой добуду, а вот сосисок навертеть — времени нет, так-т.
Он отошел к другому шкафу, погремел чем-то и вывалил на стол несколько разнокалиберных стилетов древнего вида: пожалуй, подревнее тех, что были у него на острове.
— Насаживай, по три штуки должно войти вроде. Хотя стой, на этот вот не надо, он от крови звереет, — он убрал один особо мрачно выглядевший стилет обратно в шкаф, — Хотя сколько тут крови-т…
— Хагрид, — удивленно спросил Гарри, насаживая сосиски на лезвия, — а как ты их покупаешь? Ты вроде с маггловскими деньгами не шибко разбираешься?
— А чо тут разбираться? Берешь сову, сове галлеон в лапу и записку в клюв, что надо-т. И в Глазго, тут вроде и недалеко совсем. А там на окраине паренек один живет, ушлый, с Рэйвенкло, лет пять назад как выпустился. Из магглов, как вон Гермиона твоя. Он и разбирается со всем. Только сову, ежли с цельным галлеоном, надо погрузоподъемней брать, а то десять с лишком фунтов весу не каждая унесет, да. Твоя-то должна потянуть вроде, специально выбирал ведь.
Гарри продолжал накалывать сосиски, считая в уме. Что-то не сходилось — даже четыре с половиной кило сосисок, пусть и из «Теско», стоить должны были не пять фунтов стерлингов, которые, как выяснил Гарри, гоблины в банке давали за один галлеон, а все двенадцать-пятнадцать.
— Эээ… Он их ворует, что ли? Как Флетчер? За пять фунтов столько не купишь, даже в «Теско», — в магазин этой сети Гарри ездил для миссис Кейн только прошлой осенью, когда у нее было не очень здорово с деньгами.
— Дык, а кто про пять говорит? Пять — это если у гоблинов галлеоны на маггловские менять. А когда обратно — так коротышки аж по пятьдесят берут. Жадные потому что. Я-т нумерологию не учил, выперли меня с нее — но и так понимаю, что грабеж. А парнишка этот, Стивен — тот среднее арифмантическое считает, двадцать три фунта за галлеон дает. Ну, а ежли обратно менять, то тридцать один. Все лучше, чем у зубастеньких. Да и числа тоже простые, так что тоже запомнишь!
