Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пока караван идёт — безусловным лидером является караван-баши. Его слово — закон. Как слово капитана на корабле.
Другой персонаж — государственный чиновник. Человек, которому поручено доставить освобождаемых невольников до места. Если ему в инструкции сказано чётко: "В Боголюбово", то... будут проблемы. А вот если что-то неопределённое...
Возвращение невольников, по внутриполитическим причинам эмирата, подавалось как дело совершенно малозначимое. До такой степени, что начальником был назначен мелкий мустауфи (чиновник казначейства) преклонных лет. Топать куда-то за тысячу вёрст к гяурам — он не рвался. А взвалить ответственность за решение, которое сохранит ему силы и здоровье, на караван-баши... И, конечно, сбережёт деньги пресветлого эмира, да прибудет над ним благоволение аллаха каждый день и каждую ночь...! Вы не играли в бюрократические игры?
Караван формировался от "затравки": от решения эмира отправить вот эти три сотни негодных для работ людей. Исчезает "затравка" — сыпятся "примкнувшие".
Ещё: среди торговцев не было купцов "первой руки". "Жирные коты" понимали и оценивали риски. А вот "котята"... авантюристы, неудачники, новички, скандалисты, лохи... Они не столь уверены в себе и друг друге, они легко объединяются и легко разбегаются, они готовы рисковать, но не долго, не много, не сильно... Артель середняков.
* * *
Перед рассветом подошли и пристали, чуть выше по реке, мои ушкуи. Пока ребята устраивались на берегу — посветлело, и притащенная на буксире "водомерка" прошлась вдоль острова со стороны реки. У караванщиков снова начался крик. Но быстро стих. Уж больно... странное зрелище.
Я потребовал устранить очевидный недостаток: полную прозрачность судна. Решение — простейшее, отнюдь не лучшее, но быстро реализуемое и пока приемлемое: чехол из мешковины сверху. Закрывает людей от солнца, ухудшает прицельность стрельбы по ним. Разрезанная мешковина болтается хвостами между торчащих наружу опор катамарана. А сам матерчатый "кирпич" по граням раскрашен. Четыре атакующих скорпиона. Выведены контрастно, белой, чёрной и красной краской.
Средства — минимальные. Белая и красная глины, сажа, топлёное низкокачественное сало. Но — смотрится.
На ветерке, на ходу всё это колышется, будто скорпионы клешнями шевелят, хвосты с жалами подымают. И совершенно непонятно — что это и как оно двигается. Ни на что не похоже. Порождение иблиса! Которое очень резво бегает по воде.
Понятно, что после первого дождя вся раскраска потечёт, станет грязью. "Станет" — не сейчас.
Пробежалось туда-сюда, встало напротив толпы на берегу, медленно, будто рассматривая гляделками переднего скорпиона, повернулось влево-вправо. Откидывать часть полотнища, чтобы продемонстрировать "ядовитое жало" — самострел-скорострел, не стало. Развернулось, побежало вверх, к стоянке моих ушкуев.
"Оно" — ушло. Но в любой момент может вернуться. И что тогда с "ним" делать? Или — что "оно" сделает с нами?
Купцам стало ясно: не только силой прорваться вверх по реке не удастся, но и вниз уйти... вовсе не факт. "Принуждение к миру" сработало — приплыл Муса, сообщил о согласии торговать здесь.
И — началось!
Три сотни невольников перевозят на наш берег. Это... грустное зрелище.
* * *
Люди, положившие свои жизни на хозяина. На своего рабовладельца.
Когда-то они были молоды, здоровы, сильны. Калек и больных — в рабы не берут. У них была какая-то своя жизнь. Дети-родители, соседи-друзья. Потом их продали. Свои или чужим попались. Был невольничий рынок. Их осматривали, оттягивали губы, щупали мышцы, задирали подолы. Их торговали, старательно убеждая продавца в их непригодности ни к чему, указывая на реальные и придуманные изъяны. Их купили.
Дом господина. Твоего владельца. Двуногая скотинка в новом стойле. Тяжёлая, грязная работа. Для большинства — не сильно отличающаяся от тех же занятий на родине. Обычные мелкие хитрости: как бы работать поменьше, а съесть побольше. Возникновение новых привязанностей. К месту, к животным, к людям...
"Возлюби имеющееся".
Разнообразные вариации "Муму" — дву— или четырёхногой. У кого нет источника положительных эмоций — уже умерли.
Ежедневная рутина: уход за скотиной, уход по дому... подмести полы, наносить воды, наколоть дров... день прошёл и ладно... хозяин хороший — сегодня лепёшка была с маслом... свобода? — а какая разница? Дома было то же самое, а здесь — кормят... половичок аккуратно заштопаю — к лепёшке и медка дадут... нынче навозу много собралось — пока весь выкидаешь... надо сказать хозяину: пегая захромала... не дай бог, на меня свалят... тогда — плетями... ни чё, привычно...
Так, день за днём, год за годом, прошли жизни этих людей. Они состарились, ослабели... Мелкие травмы и болячки, которые помолоду казались не заслуживающими внимания, вдруг вылезли.
Ручка-то правая — выше плеча не поднимается... коленка не гнётся... как к дождю — хоть криком кричи... в глазах-то мутнеть чегой-то стало... Ни чё — пройдёт!
И глубоко в душе понимание: не пройдёт, дальше — только хуже.
И тут их выкинули. Из закутка, из сараюшки, из чуланчика... из жизни. Эмир даёт ногату за голову. В сто раз меньше, чем когда-то на торгу давали. Когда привезли, когда молодой, здоровый, сильный, красивый. Хозяин... выбросил. Чем кормить попусту — лучше серебрушка в карман. 2.5 г. серебра — твоя цена.
"Зайку бросила хозяйка -
Под дождем остался зайка.
Со скамейки слезть не мог,
Весь до ниточки промок".
Тебя — выбросили. А "слезть со скамейки"... уже нет сил.
* * *
"Промокших" нет — здесь другие проблемы. Артрит, остеохондроз — поголовно, катаракта — каждый седьмой, основные зубы... у одного из десяти, старческой пигментации нет, но морщины... следы ожогов, зажившие рубцы, незаживающие язвы... Возраст... Древние римляне имели специальное слово для людей, доживших до пятидесяти, означает: "годен только к жертвоприношению". Эти... выглядят вполне по-древнеримски.
В толпе мало мужчин — рабов больше ставят на тяжёлые работы, умирают раньше. В средневековье мужчины живут дольше женщин. Но не в рабстве — в том, что они называют свободой.
Женщины... почти у каждой там, в Булгаре, остались дети. Свои, роженые, или чужие, выкормленные, вынянченные. Тоже... куски их душ.
"Ребёнок наследует судьбу матери".
Рождённые — стали рабами. Их вынашивали, кричали в родах, выкармливали, нежно улыбаясь сосущему младенцу. Зная, это — приплод. Маленький рабёныш, двуногий скотёнок.
Ягнёнка — вырастят и зарежут, жеребёнка — вырастят и объездят, рабёнка... Народы на Северном Кавказе, например, живущие в более благодатных, сытных местностях, вполне штатно разводят рабов. Я не о каких-то латифундиях — нормальные крестьянские семьи. Ребёнка "делают", "доращивают", до 8-12 лет, потом продают. Что он сын или дочь хозяина — значения не имеет. "Приплод от рабыни".
У булгар — по всякому. Кого-то продали, кто-то крутится в слугах по дому, кому-то повезло — стал "младшим", частью большой семьи хозяина. Стал "булгарином". Доказал свою преданность рабовладельцу.
— Откуда ты, бабушка?
— С-под Мурома. Девкой ещё была как поймали. А ныне вот...
"Три тяжкие доли имела судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая — быть матерью сына раба,
А третья — до гроба рабу покоряться,
И все эти грозные доли легли
На женщину русской земли".
У неё — и венчания не было. Последнего, что будет отделять русский народ, русских крепостных — от полного рабства.
Её потомки через семьдесят лет будут втоптаны в пепел булгарских городов копытами монгольских коней, выжившие — назовутся казанскими татарами...
"Монголы истребляют всех, кто может... На остальных налагают подати и велят зваться татарами".
"Повеление" — исполнят.
— Самород! У тебя в селении бани топлены? Бери котлы, бери лекарей, тащи в Усть-Ветлугу. Туда же — невольников. Ракита, давай со своими в селение, организуй там сан.обработку.
— Господине... но... это ж на ту кручу лезть...
— Что, ножками ослабела?
— Нет. Я-то... Но вот эти... Они не смогут.
— Останутся без обеда. Кормёжка после помойки.
— Но... Они же умрут!
— Ты удивительно догадлива, девочка. Слабые умрут. Остальные смогут работать.
— Они же... они и так всю свою жизнь трудились! Они ж кучу всяких дел и трудов...
— "И так" — как?! На кого трудились?! На тех, кто обманул их ожидания?! Кто нынче за серебрушку выгнал?! Как собак шелудивых...
— Но они ж не виноватые!
— О винах — и речи нет. Речь — не о былом, о грядущем. Вон круча. Кто влезет — тому новый счёт трудов пойдёт. Кто не осилит... тому не пойдёт. Давай, девочка, давай быстрее.
* * *
Чем-то похоже на отказ некоторых государств в 21 в. платить пенсии. Тем, кто отработал всю жизнь в государствах уже несуществующих.
Здесь нет системы социальной защиты. Её роль играет община, семья. Если "ячейка общества", в которую ты всю жизнь вкладывал твой труд — не признаёт тебя "своим", своих обязательств перед тобой...
"Зайку бросила хозяйка". Или — кинула.
Моё "лезь на гору" — оставляет хоть какую-то надежду, японское сыновье-почтительное "я отвезу тебя, батюшка, на вершину Фудзиямы" — нет.
* * *
Глава 428
Мустауфи, пожилой болезненный человек с жёлтым лицом и отечными глазами, передал мне длинный свиток с именами освобождаемых невольников.
— Эфенди просит поставить свою тамгу. Что он передал этих людей тебе.
— Погоди, Муса. Сначала посчитаем.
Проводим перекличку. Одну, высокую, тощую женщину вдруг начинает бить кашель. Потом страшно, надрывно, до выворачивания начинают кашлять и несколько других. Некоторых аж сгибает в поясе, сбивает на колени. Чахотка? Вот только этого мне...
— В списке нет тридцати двух человек. Где они?
Мустауфи морщится:
— Умерли по дороге. По воле аллаха.
Караван шёл триста вёрст, 2 недели. Врёт? — Не проверить. Надо засылать своих людей в стартовую точку. Или плюнуть и смириться. С вот такой смертностью.
Позже нам пришлось много заботиться о "смертности на транспорте". Люди умирают постоянно. Но стоит их сдвинуть с места — смертность подскакивает в разы. Можно и нужно понять причины. Устранить или смягчить. Но снизить до обычного, до "в своём доме" — невозможно.
Я применял "этногенез перемешиванием". Что требовало перемещения больших людских масс. Смертность при этом высока. Пришлось придумать комплекс мер по оптимизации расходов. Например: "входной контроль качества". Как здесь: "сбегай на гору". Или: "пройди версту на своих ногах". Чем раньше умирал слабый, неспособный годами работать на меня, на Всеволжск, на себя, человек — тем больше способных к такому людей мы могли принять.
С "возвращенцами" ещё не закончили, а уже заявился Николай с командой.
Аггея с "критиком" — в Усть-Ветлугу. Идеологическое дополнение санитарии. Клизмование с причащением. Невольникам, кроме помойки, ещё и миропомазанье. Или крещение? В знак возвращения под сень святой православной... а то — опоганились и оббесерменились.
— Это что?! Это товар?! Это всё, что они притащили?! Вот за такие деньги?!
Николай разглядывает огрызок пергамента, который булгары представили в ответ на мой список и называют перечнем своих товаров с ценами.
— Николай, успокойся. Ты бумажки мои привёз? Отлично. Муса, пригласи достопочтенных и уважаемых. Переводи.
Я окинул взглядом толпу караванщиков. Предполагалась, что будут только торговцы, но народу, явно, больше. Ну и ладно. Ребятки мои — позиции заняли, Курт — холмик нашёл, Сухан — за левым плечом. Хорошо бы без повторения Акимовых подвигов. Может и обойдётся. Моя очередная инновация. "Букет" инновушек.
— Мы рады видеть на наших берегах почтенных купцов. Подданные эмира, да продлит аллах дни его жизни — всегда приятны нашему взору.
А у тех, кому не нравятся иноземцы и иноверцы, хочется спросить: может, вы не умеете их правильно готовить? Именно подготовкой булгарских купцов к процессу торговли я и занимаюсь.
— Сегодня наш торг будет происходить несколько... особенно. Обычно продавец выкладывает товар, а покупатель осматривает и ощупывает. Продавец называет цену, а покупатель её оспаривает. Это хорошо знакомое и приятное вам занятие. Но, увы, оно требует, чтобы число покупателей и продавцов было примерно одинаково. У нас же ныне не так. У нас более полусотни уважаемых и почтенных продавцов и только один, вот он, Николай, покупатель. Полсотни даже самых достопочтеннейших языков — невозможно быстро засунуть в всего два уха. Поэтому мы используем способ, который называется непривычно. Который позволит сохранить вам силы и время. Для размышлений о вечном и молитв всевышнему. Способ называется — аукцион.
Побьют. Знатоки экономики побьют больно и неоднократно. Но таковых здесь нет, поэтому смелее, Ванюша.
— Вот сюда, к этим трём удобно лежащим брёвнам, выходит досточтимый купец. Со своим товаром. Показывает, называет количество и цену. Любой другой купец, имеющий такой же товар, тоже может предложить свою цену. Так будет продолжаться до тех пор, пока мы не узнаем справедливую цену на этот товар. Если товар нам нужен и цена устраивает — Николай покупает.
* * *
Для понимающих — два прокола сразу.
Аукцион строится на конкуренции между покупателями. Которые повышают цену.
Здесь — инверсия. С целью снижения цены. Практика 21 в.: тендер — конкурентная форма отбора предложений на поставку товара.
У нас и тендер — неправильный. Без заранее объявленных условий, даже без предварительно объявленного желаемого товара.
"Всё! Всё, что есть у тебя!
Всё! В чём смысл этого дня!
Всё, что ты тащил сюда, родной,
Выложи! Выложи! Передо мной".
На аукционе торгуют товарами с индивидуальными свойствами. В тендере наоборот: с одинаковыми свойствами, требуемыми покупателем. Здесь, в средневековье, каждый товар обладает "индивидуальными свойствами". Каждый экземпляр.
Я нагло смешиваю аукцион и тендер, добавляя, по своему обычаю, свободы. Я же законченный либераст! И регулярный вольнолюб.
Вы — в праве предложить любую хрень по любой цене. Мы — в праве послать вас без объяснения причин. Теперь поищем консенсус.
Продавцы понимают в своих товарах куда больше моих людей. Ну, кроме Николая. Но он один, и переспорить компетентно полсотни торговцев, пришедших в караване... Николай — крепкий мужик, но не настолько. Поэтому — создание явной конкуренции.
Ничего нового: купцы, везущие одинаковые товары в одном караване, уже от одного этого становятся конкурентами. Такими... полузаочными. Они ведут разговоры с покупателями, сидя рядом. В одном торговом ряду. Но — с разными покупателями в один момент времени.
Я же пытаюсь столкнуть их впрямую, лбами. Не просто крик:
— Купи! Купи!
Но публично и аргументировано:
— У него не бери! У него гнильё! Моё лучше! Вот этим и вот этим.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |