И я снова невольно улыбаюсь. Он, действительно, очень похож на моего отца. На того, каким его знаю лишь я. Да еще, возможно, мои братья, хотя вряд ли: их уважение он завоевывал совершенно иным способом.
— Хорошо. — Я киваю, соглашаясь. И устраиваюсь удобнее, поднимая подушку выше и откидываясь на нее. — И с чего же мне начать?
— Да хоть с чего. — Улыбка. Отеческая нежность. Понимание во взгляде. Которое, казалось бы, должно меня успокоить.
Да только моя рука сама тянется к простенькой сережке в моем ухе — кристаллу возврата. И в ушах звучат слова отца: 'Твоя жизнь для меня дороже всего. Если поймешь, что ты не можешь удержать ситуацию, возвращайся сюда. Ни одна проблема этого мира не стоит того, чтобы ты чувствовала боль'.
— Можешь с самого начала. Можешь с того места, которое посчитаешь особенно важным. А можешь — с самого главного.
И я заставляю себя опустить руку — я еще могу держаться. И мне очень хочется помочь отцу. Не ради его уважения, не ради того, чтобы он мог гордиться своей дочерью — наши отношения строятся совершенно на других чувствах и мне не нужно доказывать ему что-либо, для того чтобы завоевать его любовь. Она у меня была, есть и всегда будет.
Я просто хочу ему помочь.
— Не знаю, готова ли я к главному... — Со странной робостью в голосе, которой мне раньше не приходилось за собой замечать.
Ну, Закираль, встретимся мы с тобой...
— Тогда расскажи про дракона. Это ведь именно тот, из-за которого разгорелся бой в королевском дворце?
— Именно. — Наконец-то, я могу не контролировать собственные эмоции. Воспоминания о нашей первой встрече с этим ящером давно стали одними из самых приятных. — Их с Роланом, оказывается, давно мир не брал. Точно причины не знаю, но могу предположить, что кто-то у кого-то увел девушку. Судя по тому, что именно Тамирас бросился отбивать меня у демона, приняв за его любовницу, этот подвиг совершил мой брат.
— А ты? — Искренняя заинтересованность и радость от того, что я больше не прячу от него свои глаза.
— О-о-о... Я тогда была совсем юная, и внимание красавца дракона очень хорошо совпало с битвой за право самой строить собственную жизнь. Так что Тамирас был очень хорошим поводом изысканно и увлеченно потрепать всем нервы.
— То есть, ни о каких глубоких чувствах речь не шла? — Его взгляд становится насмешливым, и я уже прямо-таки вижу, как при малейшей возможности насолить дракону, ответ на этот вопрос будет передан ему.
Хотя... Зря я так про Карима думаю. Этот не поделится информацией даже со своим господином. И все это ехидство лишь для того, чтобы меня слегка раззадорить и вытащить из начинающейся хандры.
— Как только я начала осознавать, чем мальчики отличаются от девочек, мне начали вбивать в голову, чтобы я никогда не влюблялась в драконов и эльфов. Тем более серьезно. А я всегда была барышней понятливой и наставления отца и братьев слушала внимательно.
— И выполняла? — И вновь весьма приличная доля ехидства. Теперь уже в голосе.
— Когда они совпадали с моим собственным мнением. Кстати, первое, что предложил мне Тамирас — сделку. Лишь подыграть ему. Это уж он потом, когда увидел, как я с Роланом сражаюсь, понял, что я обладаю не только смазливой мордашкой.
— Но сегодня все, что он делал для тебя, выглядело очень серьезно.
— Именно это меня и напрягает. Мне с обещанием отцу надо разобраться, а здесь со всех сторон сплошные поклонники. Работать спокойно не дают. — И ведь сама себе не смогу ответить, насколько горечь, что звучит в моем голосе, притворна.
Видеть самозабвенно смеющегося Карима мне еще не доводилось: густой бас, перекатывающийся, словно огромный валун по насыпи из мелких камушков.
— Ты не будешь против, если я предложу им не тратить свое красноречие, пытаясь доказать, что они обладают множеством достоинств, на которые тебе стоит обратить свое внимание. А еще лучше передам твои слова, что тебя кроме поручения повелителя ничего больше не интересует.
— Этим ты значительно облегчишь мою жизнь. Тем более что в эту компания напрашивался еще один. — Последние слова я произношу уже не шутливым тоном.
И улыбка сходит с его лица. А глаза больше не светятся лукавством: они холодные и стремительные в том, как улавливают оттенки моих внутренних переживаний, отражающихся на лице.
— Что сказал тебе даймон?
— Что обязательно найдет меня. — Я отвечаю быстрее, чем понимаю, что этого делать не стоило.
— Что еще? — И вновь жестко и хлестко. Так, что нет возможности не ответить.
— О чувстве юмора: я и не знала, что черные воины не только понимают наши эмоции, но и сами похоже выражают свои. Об их женщинах. — И я пожимаю плечами. — Мы много о чем говорили.
Но, как ни странно, это его не успокаивает, несмотря на мои надежды. И вопрос, совершенно не тот, которого можно было ожидать, звучит ударом последнего гвоздя в крышку моего гроба.
— После чего он с тобой заговорил?
— Это так важно? — Я хоть и пытаюсь сопротивляться, но уже давно начала понимать, что за той сценой в доме, активной участницей которой я стала, кроется нечто совсем иное, чем мне казалось.
— Даже слишком. — Но видя, что такой ответ меня вряд ли удовлетворит, вынужденно добавляет: — Даймоны такого уровня как Закираль с женщинами других миров без серьезных причин говорить не будут: пожелай он у тебя что-то узнать — воспользовался бы услугами своих приспешников. Но чтобы сам... — И пауза. За которой может следовать лишь ответ. На тот вопрос, истинного смысла которого я так и не сумела понять.
— Я попросила его показать мне свое лицо. — Чем дальше я произношу слова, тем мертвеннее становятся глаза воина. Пока не блекнут совсем, не в силах справиться с тем волнением, которое он испытывает. — Что тебя смутило? — Уже тихий шепот, больше похожий ни скулеж.
— И он это сделал? — Его рука, удерживающая мою, чуть заметно подрагивает.
— Да. Он снял платок. А когда мы уходили, ворвался в комнату и без покрывала.
И он проводит свободной рукой по лицу, словно пытаясь уничтожить вставшую перед его глазами картину.
— Что же ты наделала, девочка. — Но это минутная слабость проходит так быстро, что я начинаю сомневаться: была ли она вообще. — Ты должна как можно скорее покинуть этот мир. А до тех пор, пока ты этого не сделаешь, пусть твой отец тебя спрячет.
— Извини, Карим. — И я качаю головой. И продолжаю, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно сдержаннее. Не выдавая родившееся в груди не самое радостное предчувствие. — Но то, что ты мне предлагаешь — слишком серьезно, чтобы я могла согласиться с тобой, не понимая, почему я должна это сделать.
— Ты уверена, что хочешь услышать мои объяснения?
По тому, как он это говорит, я достаточно быстро понимаю — не хочу. Но должна. И не только из-за того, что должна осознать, насколько серьезно все то, что заставляет его предложить мне столь радикальные меры. Но и подтвердить подозрения отца и братьев в отношении самого Карима, которые считают, что он не столь прост, как пытается казаться.
— Не уверена. Но судя по всему, выбора у меня нет. Во что еще я вляпалась?
Прежде чем начать говорить, он на мгновение отводит взгляд. Словно еще раз обдумывает те слова, которые ему придется произнести. Его лицо заостряется, взгляд застилается дымкой, а ладонь сильнее сжимает мою руку, готовя меня к неизбежному.
— Ты — невеста Закираля. — Он говорит с неожиданной насмешкой и чуть мрачноватой улыбкой, но у меня не возникает даже мысли о том, что это может быть шуткой. Потому что горечь, звучащая в его голосе, относится в первую очередь к нему самому. И слова скорее служат обвинением своей неспособности предотвратить ситуацию, чем желанием меня напугать.
— Я?! — Вопросительно приподняв бровь и усмехнувшись. И все лишь с одной целью: скрыть ужас от одного допущения того, что это может быть правдой.
— Попросив его снять платок, ты предложила себя ему в жены. Этот ритуал так и называется: предложение себя. У даймонов женщин значительно меньше, чем мужчин, поэтому, несмотря на то, что правят мужчины, именно дама выбирает себе спутника жизни. Когда он показал тебе только лицо — ситуация была еще обратима. У него оставалась возможность после раздумий отказаться, и все, что он мог потребовать от тебя — дать клятву, что ты никогда и ни с кем не поделишься полученным знанием. Хотя, в отношении женщин других рас уже и это чревато неприятностями: клянутся честью, а этим качеством никого, кроме себя, они не наделяют. Но он обнажил голову и, значит, дал согласие.
А у меня перед глазами та короткая заминка: его рука отстегивает край платка, и мой ошеломленный взгляд скользит по его коже, по чуть более светлому контуру четко очерченных губ, по резким граням его лица. Мое восхищение плещется через край и его взор становится мягче и теплее.
Не знаю, кому из нас он давал шанс, но только теперь я могу понять, что значила эта пауза — он ждал. И лишь увидев мой восторг, сделал свой выбор.
И остается всего один вопрос: 'Зачем?' Да только задать его некому.
— Это можно как-то изменить?
— В тот момент помолвка еще не была окончена. И ты вполне могла избежать дальнейшего общения с Закиралем, став женой другого. В этом случае даймон был бы опозорен. Но у него был шанс остаться в живых, который он сам у себя отнял. Показав тебе свое тело, он фактически признал помолвку совершенной и объявил себя твоим женихом.
На этом месте мое мужество решило меня до лучших времен покинуть, и реплика, которую я с трудом выдавливаю из своего сжатого, словно тисками горла, звучит излишне жалобно.
— Но он просто торопился...
Если я рассчитывала, что все это обернется не очень добрым, но розыгрышем — я сильно ошибалась. И Карим, после тяжелого вздоха, лишает меня последней надежды:
— Как бы он не торопился, соблюдение кодекса, который они чтят превыше внешних обстоятельств, более важно, чем чей-то там побег. Так что...
— И те, — я кивнула головой на дверь, имея в виду тех троих, что остались в кабинете, — об этом знают? — Все еще в панике, но уже пытаясь осмыслить то, что мне подкинула стерва судьба.
— Дракон знать должен. Да и эльф — тоже. Про Элизара не скажу. Но думаю, что если и нет, они с ним этой новостью поделятся.
Что ж. Наш разговор не очень-то радовал меня приятными моментами. Но есть один вопрос, который, я думаю, будет неприятен уже ему.
— А ты об этом откуда знаешь?
Вот только... На его губах загадочная улыбка и легкий прищур глаз. Выдавая все его намерения.
— Извини, девочка, но с этим ответом я пока повременю. Лишь добавлю, чтобы ты до конца осознала всю серьезность того, что произошло. Не позже чем через год ты должна назвать Закираля своим мужем и позволить ему ввести тебя в свой дом, в каком бы мире он ни находился — иначе ему придется добровольно уйти из жизни. Но я не думаю, что он так просто согласится на такой исход.
— И единственным вариантом избежать этого для меня является побег?
— Да. Даже если ты и считаешь, что сможешь с ним справиться. И вот еще, все остальные, скорее всего, оберегая от лишних тревог, не станут говорить тебе правды. Поделиться с ними тем, что тебе все известно, или нет — решай сама. Но я бы этого делать не стал: во всей этой истории и так слишком много личного, а это будет только мешать. Да и тебе самой будет легче не видеть сочувствия в их глазах. И при первой возможности, свяжись с отцом. Вот ему-то об этом надо знать.
— И он меня спрячет в лабиринтах под своим дворцом, выставив вокруг него уйму своих личных гвардейцев. А прислуживать при этом будет сам или, в крайнем случае, доверит это моим братьям.
— Это о чем таком интересном вы здесь разговариваете? — Ни я, ни Карим не услышали не то, что стука — звука открываемой двери. И появление Тамираса в нашей непосредственной близости становится для нас полной неожиданностью. Надеюсь, он услышал меньше, чем мне бы хотелось. — За что тебя должны упрятать в подземелье? — И ухмылка во все его драконье лицо. И зрачок становится уже, сдавая своего хозяина.
— Карим посетовал, что в моем возрасте мне бы уже не мешало семьей обзавестись, детками. Вот мы и решили обсудить возможные кандидатуры на роль моего мужа: как раз до тебя и добрались. — Я как можно невиннее улыбаюсь. И весьма глупенько хлопаю ресничками. Глубоко пряча свое очень далекое от безмятежности состояние.
По тому, как он ехидно скалится, можно однозначно понять: он не поверил ни единому моему слову. Но предпочел не настаивать. То ли для лучшего сохранения своей нервной системы, то ли... Слышал все, что ему было необходимо знать.
— Карим, я как целитель, вынужден настоять на том, чтобы эта барышня отдохнула. И как можно дольше. Так что...
Намек слишком прозрачен, чтобы его не понять. И воин, улыбнувшись и чуть заметно качнув головой, еще раз предупреждая об опасности, выходит из комнаты.
— Я не буду спать. — А я продолжаю ту игру, которую начала еще в логове даймона. Глупой девочки-переростка, которая отказывается слушать большого и мудрого дракона. С полным наивности взглядом и беспочвенными капризами.
— А я разве тебя спрашиваю: будешь ты или нет. Мне показалось, что я утверждаю, что именно этим ты и будешь заниматься.
— Не буду. — Самое главное слюну не пустить. Для полноты демонстрации из себя идиотки.
— Таши... — Его улыбка хоть и продолжает оставаться насмешливой, но глаза уже покрываются тонкой пленкой льда.
— Да, дорогой. — И еще раз ресничкой об ресничку.
— Таши, у тебя есть выбор. Или ты позволяешь мне наложить на себя заклинание сна или...
— Или? — Интересно, это мне так просто удалось вывести его из себя настолько, что он готов сложить свои полномочия или это он сам подвел меня к тому, чтобы я его до этого довела?
— Я отправлю вестника твоему отцу и потребую, чтобы он тебя отозвал. — И по тому, как он это говорит, у меня рассеиваются последние сомнения: как только я дам ему хоть малейший повод — он им воспользуется.
— И часто ты меня будешь так шантажировать? — Чуть насмешливо, но не скрывая того, что мне более чем понятно, что стоит за его словами.
— Только в крайних случаях. — И вновь проявляется улыбка. Не успокаивая, а лишь добавляя холод во взгляд.
— Этот случай ты считаешь крайним?
— В тебе бушует азарт; слишком многое произошло. Да и встреча с даймоном — событие неожиданное и памятное. Но я вижу то, чего ты пока не замечаешь: ты истощена настолько, что еще несколько часов, и без серьезной магической подпитки ты подняться уже не сможешь. То заклинание, что тянуло из тебя силы, воздействовало и на твою внутреннюю структуру, а такие вещи не проходят бесследно.
Это что?! Еще не успев жениться, он собирался стать вдовцом?! Ну, Закираль... Ты у меня еще узнаешь, что такое обманутые девичьи надежды.
Поймав себя на том, что начинаю строить грандиозные планы мести черному воину, едва не прикусываю язык. Эти мысли появились так неожиданно, что я едва не засмеялась прямо во время проникновенной речи своего летающего друга.
