Фраза выглядела не булавочным уколом. Какое там! Скорее это был выпад на рапире. Но представитель контрразведки был из тех, кто мастерски парирует удары:

— Эта версия, коммандер, в настоящее время отрабатывается. Спасибо, что обратили наше внимание. Однако наше дело — оценить возможность утечки данных.

Контрразведчик также прикинул вариант, который казался ему вероятным; впрочем, вслух ничего такого сказано не было. Он подумал, что экипажи в субмаринах были почти наверняка немецкими. Очень уж грамотными и эффективными оказались атаки. А вот происхождение лодок оставалось неочевидным.

Американцы? Ну нет, те хранить свои секреты не умеют. Адмиралтейство знало бы о подобных единицах флота.

Русские? Вот они как раз понимают толк в сохранении тайны. И в технике достигли удивительных высот. Но только не в массовом производстве, это все знают. Могли они построить малую (несомненно!) серию подлодок для Германии? Вообще говоря, да. Зачем? Как? На эти вопросы надлежало отвечать разведке.

Спихивание ответственности на кого-то другого — без этого направления деятельности не существует ни одна бюрократия. Английская исключения не составляла.

Иначе говоря, контрразведка прокукарекала. А с рассветом будут иметь дело другие.

Формально говоря, немцы имели все поводы шумно отмечать замечательную победу Кригсмарине. Однако вице-адмирал Дёниц (он тогда был именно в этом звании) лично попросил министра пропаганды не нагнетать эмоции вплоть до уровня восторга и экстаза. Обосновал он это тем, что не все данные собраны и что некоторые сведения могут представить собой государственную тайну.

У главного подводника Рейха была причина для беспокойства. Хотя в это же время его 'бородатые мальчики' действовали и даже кого-то там утопили, но ни один из них не доложил о славной победе в виде авианосца или линкора. Пока не доложил: не все вернулись на базу, а выходить в эфир с сообщением об успешной атаке, даже на сверхпривлекательную цель, было строго запрещено. Вице-адмирал приказал своему штабу проанализировать все маршруты вымпелов подводного флота Германии. Расследование было выполнено с истинно немецкой дотошностью. Вывод был однозначен: в районе боя немецких U-ботов просто не было. А кто тогда?

На докладе у гросс-адмирала Редера все эти резоны прозвучали. Командующий Кригсмарине отреагировал предсказуемо:

— Вы хотите сказать, Карл, что устроить этот погром могли только русские — хотя бы потому, что больше некому. Здесь вы весьма грамотно исключили французов и итальянцев. Соглашусь, пожалуй. Но тогда у меня будут вопросы. Как им это удалось? И зачем им это было?

Вице-адмирал умел держать удар:

— Сразу отвечу на второй вопрос, Эрих: не знаю. Это не в моей компетенции. Для ответа на первый вопрос нам нужно знать все подробности. Сейчас работает комиссия как раз с целью сбора информации.

Сказанное было правдой, хотя не всей. Штабисты Дёница деятельно занимались, в сущности, тем же, что и группа следователей британского Адмиралтейства. На работу подобного вида требовалось время.

Однако по прибытии на рабочее место Карл Дёниц закрылся в своем кабинете и приказал не беспокоить его в течение двух часов.

Его сверлила мысль, которую он не высказал начальнику. Советский Союз уже удивил Германию, причем несколько раз. А на память вице-адмирал никогда не жаловался.

Первым неприятным сюрпризом был стремительный разгром Финляндии, закончившийся показательным парадом (иного слова не подобрать) весьма передовой техники прямо перед окнами немецкого посольства в Хельсинки. Это никаким образом не входило в епархию вице-адмирала, но ведь беседовать за стаканчиком доброго рома не запрещено, верно? И уж точно никто не препятствовал в ходе разговора слушать и запоминать.

Вторым внезапным событием, которое, пожалуй, лучше было охарактеризовать эпитетом 'грозное', была знаменитая доставка незабудок рейхсмаршалу Герингу, гросс-адмиралу Редеру и самому фюреру. Последняя — чуть ли не в собственные руки. Дело было не в самом факте передачи этих чудесных цветов — нет, холодный пот мог прошибить любого понимающего человека от способа их доставки. По словам сведущих камрадов, русские продемонстрировали высочайший уровень развития бомбардировочной авиации.

Карл Дёниц глубоко уважал Гитлера. Больше того: от всего сердца восхищался. А ведь сам фюрер в политическом завещании признал, что русские не являются недочеловеками! Одного этого хватило бы твердокаменному национал-социалисту, каким был Дёниц, на признание правоты подобного убеждения.

Вот оценить противодействие налету британских бомбардировщиков на Баку моряк не мог. Он знал только то, что появилось в германских газетах: мол, сто шестьдесят бомбардировщиков были уничтожены при том, что потери русских в самолетах вообще равнялись нулю.

За этим ударом последовали еще два. Первым была постройка копии 'Адмирала Шпее'. Пусть по украденным чертежам. Пусть даже не таким грозным — впрочем, точно это не было известно. Но они это сделали, причем втайне. Вторым ударом были те подводные лодки, которые с таким успехом атаковали британцев. Может быть, сколько-то из них погибло. Но в открытой печати об этом не промелькнуло ни слова. Пожалуй, здесь мог бы сказать слово фрегаттен-капитан Лозе и его люди. Надо замолвить слово перед Эрихом: пусть отдаст приказ копать в этом направлении.

Выводы? Первый очевиден, но до него начальство всех рангов додумалось само: ни в коем случае не лезть в конфронтацию с русскими. Второй... да тоже очевиден: пытаться всеми силами наладить кооперацию в части производства вооружений и не только их. Ведь таковая уже существовала в тридцатые!

И Карл Дёниц принялся набрасывать тезисы.

Спору нет, эпическое поражение британской эскадры было весомой затрещиной Королевскому флоту. Но политические последствия оказались еще весомее.

Кресло под Уинстоном Черчиллем и в 'той истории' не было высокоустойчивым. На этот раз положение премьера оказалось откровенно шатким. 'Тогда' Британия столкнулась с откровенным врагом, который многократно бомбил ее территорию и откровенно угрожал десантом на Острова. В этот раз оппозиция имела на руках козыри в ассортименте. Да, было состояние войны, но на английскую территорию никто не посягал. Ну, пощипаны торговые суда, случалось такое. Кстати, тут отличились обе стороны. Но ведь именно коалиция из Франции и Англии объявила войну Германии, а не наоборот. Правда, французы от избытка ума сами устроили грандиозное наступление на Западном фронте, окончившееся полным провалом — так кто ж им доктор? Их предупредили. Вот английский экспедиционный корпус вышел из дела с минимальными потерями. Правда, самолеты с крестами разбомбили одно английское поместье, но в печати об этом говорили глухо. В сущности, пострадал один-единственный дом. Во всех случаях боестолкновений в море именно Королевский флот был нападающей стороной. И единственным его успехом был расстрел советского торгового судна, не несшего никакого вооружения.

Зато германские подводные лодки оказались более чем грозным противником. Чего стоил один лишь прорыв в Скапа-Флоу и торпедная атака, в ходе которой погибли два корабля линии! А тут еще попытка поймать превосходящими силами германские линкор и крейсер — и снова немецкие подводники показали зубы. Три, целых три корабля линии на дне Атлантики, а какие потери у противника? Слегка подбили линкор, который своим ходом дошел до базы. В отличие от английского — того пришлось тащить на буксире.

И чего ради все? Для спасения Польши? Не смешите. Устроить так, чтобы Германия воевала с кем-то другим — это да, усилия бы того стоили. Так ведь не хотят гунны воевать с теми, на которых их натаскивали.

Стране нужна передышка — вот каков был лейтмотив выступлений оппозиционных парламентариев. Кабинет министров вынужден был подать в отставку.

Само собой разумеется, те предварительные переговоры, которые враждующие стороны уже вели на нейтральной почве, продолжились, но в другом формате.

Перемирие с Германией, сиречь прекращение боевых действий на суше, на море и в воздухе, было заключено довольно быстро. Но вот переговоры о мирном договоре оказались очень непростыми.

Для германской делегации основным мотивом было: не мы начали эту войну, продолжения которой мы также не хотим. А такое продолжение окажется неизбежным, если Британия начнет накапливать силы.

В первую очередь имелся в виду флот, конечно. Немцы еще сорок лет тому назад обрели пиетет к Королевскому флоту; от некоторой боязни Кригсмарине так и не избавилось. И потому все британские пробные шары о наращивании количества вымпелов и о модернизации существующих воспринимались болезненно.

Английские представители упирали на безопасность морской торговли, указывая (справедливо), что для этого, собственно, британский флот и создавался. А торговля предполагалась не только с США, колониями и доминионами — нет, дипломаты рисовали величественную картину возобновления связей со всей новой Европой, в том числе странами Средиземноморья. Розовой краски при этом не жалели. Заодно упоминались явно немалые аппетиты Японии, которая уже влезла в зону интересов Британии в Китае.

Но в этой группе вопросов некоторые подвижки все же виделись возможными. Зато неожиданно для англичан возникло жесточайшее противостояние при обсуждении авиации.

— Мы не намерены терпеть наращивание мощи стратегического бомбардировочного авиафлота Великобритании, — не по-дипломатически резко заявил представитель Германии.

— У нас отсутствуют подобные планы, — вежливо улыбнулся англичанин.

— Насколько нам стало известно, в настоящее время ведутся неофициальные переговоры с США о продаже крупной партии стратегических бомбардировщиков, поскольку их аналоги в Великобритании не производятся.

— Нам о таких переговорах ничего не известно, — ответил английский представитель и сказал при этом чистую правду. Даже если бы сделку начали обговаривать в авиационных кругах, дипломатов низкого уровня о подобном просто не полагалось ставить в известность.

Немец крупно блефовал. Такие переговоры на самом деле не велись. Но о них прозрачно намекнули люди из советского полпредства. Кроме того, была высказана мысль, что даже если в настоящий момент соответствующее соглашение, скажем, с фирмой 'Боинг', не подписано, то, когда его все же заключат, угроза бомбардировок объектов на территории Германии станет реальной.

Не было сказано 'если заключат'. И немецкий представитель поверил русским или сделал вид, что поверил.

Соответствующие фразы были включены в немецкий проект мирного договора. Это имело большие последствия. Переговоры о нем сильно затянулись. Даже можно сказать: зашли в тупик.

Клемент Эттли, занявший премьерское кресло после и вместо Уинстона Черчилля, был политиком не из последних. Сразу же по падении предыдущего кабинета он приказал поднять уже готовые бумаги с разведывательными материалами и анализом, касающимся военных возможностей Германии. Вывод из них был вполне однозначен: Рейх в его нынешнем состоянии не только не готов к настоящей, полномасштабной войне с Великобританией — нет признаков того, что он готовится к таковой. И уж точно не выявилось ничего, что можно было бы счесть за подготовку к вторжению.

Стратегические бомбардировщики у гуннов отсутствовали — во всяком случае, в значимых количествах. Без мощнейшей бомбардировочной подготовки массированный десант выглядел немыслимым. Чем могли ударить немцы? 'Юнкерсами' и 'Хейнкелями'? Им нужны аэродромы, желательно побольше. А для истребительного сопровождения точно требуются аэродромы подскока, причем на побережье: радиус действия у Ме-109 любых модификаций раза этак в три меньше, чем у бомбардировщиков. На создание взлетно-посадочных полос, всей инфраструктуры и запасов ГСМ требовалось какое-то время. Уж точно для армады такого не создать в пять минут. А самое главное — подобные действия никак не могли остаться незамеченными. Уж чего-чего, а дружественных глаз во Франции англичанам хватало. Так ведь нет, никаких подобных работ не велось.

Правда, в фазе достройки находился первый авианосец Германии. Но в Адмиралтействе прекрасно сознавали, что для полноценной флотской единицы ему еще расти и расти, даже если его введут в эксплуатацию прямо сей момент. Особенно если учесть, что опыт Кригсмарине в части применения авианосцев был не нулевым, но весьма к тому близок. Собственно, весь опыт исчерпывался практикой борьбы с авианалетами на надводные корабли. Не считать же за палубную авиацию те гидросамолеты, которые имеись по штату на кораблях линии.

Вот подводные лодки — это да, опасность. Но и то сказать: агенты, крутившиеся вокруг немецких верфей, регулярно докладывали, что на таковых заложены и строятся лишь известные типы подводных лодок: 'семерки' и 'девятки'. Ну, модернизируют их помаленьку, но ничего принципиально нового.

Надо отдать должное новому премьер-министру: он пренебрег мелочными соображениями и предложил (правда, сначала в частной беседе) Черчиллю должность Первого лорда Адмиралтейства. У Эттли были причины для столь парадоксального хода. Он прекрасно знал сэра Уинстона и всю громадную силу его воли. А в части флота принимать требовалось скорее политические, чем технические решения. Кроме того, 'Бульдог' имел опыт работы именно на этой должности. Бывший премьер дураком не был и предложение принял.

По приходе на базу командиры удачливых советских подводных лодок устроили совещание между собой. Конечно, до этого из них выжали все мыслимые отчеты, и длительность писанины при этом исчислялась часами. Конечно, и помимо бумагомарания нашлись неотложные дела. Вышеуказанные товарищи проследили за отправкой экипажей на отдых, пусть даже не сами это организовывали. Но совещание — оно было положительно необходимо.

В компанию к доблестным морякам затесались четыре бутылки водки. Правда, одну из них практичный Колышкин немедленно заныкал 'на потом'. Закуской служил нежнейший палтус, вчера еще резвившийся в Баренцевом море. Так, по крайней мере, уверял рыбак, продавший означенное лакомство. И семга! И банальный для северян, но неслыханный в Москве хариус! Красная икорка!

Да чего там говорить, все условия для плодотворной работы были созданы. И таковая не замедлила начаться.

— По уму, так мы должны Сергей Василича по гроб жизни водкой поить, — сентенциозно молвил Федор Видяев.

Тезис не встретил отчетливого противодействия, однако командир Н-3 решил подкрепить:

— Будь мы, к примеру, на 'щуках' — при таком количестве эсминцев могли бы не уйти оттуда. Можно попробовать по записи шумов вычислить все перемещения англичан, но даже сейчас уверенно скажу: лично меня не слышали. Просто вот как глухие. То есть на меня не реагировали.

— Не они глухие, а мы тихие, — уточнил Гаджиев. — Я тоже подумал, что нас заметить нельзя.

— Но водкой мы этого товарища поить не сможем, — вдруг выдал парадоксальную фразу Колышкин. Сказано было многозначительным тоном и сопровождалось усмешкой, хотя сам предмет беседы вроде как не располагал к шуткам.