Зверь лютый. Книга 31. Корзно

Потом она вспоминает Днепр:

"О Днепр Словутич!... Возлелей, господин, моего ладу ко мне, чтобы не слала я спозаранку к нему слез на море".

Днепр — транспортная артерия, Дунай — "отеческий дом, начало начал"?

Новгород-Северский стоит на Десне, там дом князя Игоря. Ярославна сидит в Путивле над Сеймом. Но "чайка" стартует с Дуная.

С востока приходит сообщение о разгроме мужа, но спасение ему она ищет на западе. Прежде всего, на Дунае.

Какое из русских княжеств можно в эту эпоху назвать Придунайским? — То, в котором стоит на Дунае Малый Галич.

Просить помощи в спасении Полковника разумно у тех князей, чьи владения наиболее близки к месту событий. Призыв обращён ко многим, но не включает Переяславль и Рязань. Двое из ближайших потенциальных "спасателей" проигнорированы.

Причём, если о Переяславльском князе хоть вспоминают ("Горе и беда сыну Глебову!"), то о рязанских — вовсе ни слова. Почему? — А не толклись они в эти десятилетия возле Киева. У них с Суздалем и Муромом свои игры на Оке, и ветвь рюриковичей выпадает из внимания женщины. Так не попадают в поле её внимания и туровские, полоцкие, гродненские князья. Вообще, упоминаются только те, кто крутился на Юге.

Глава 621

Характеристика Остомысла:

"Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь на своем златокованом престоле, подпер горы Венгерские своими железными полками, заступив королю путь, затворив Дунаю ворота, меча бремена через облака, суды рядя до Дуная. Страх перед тобой по землям течет, отворяешь Киеву ворота, стреляешь с отцовского золотого престола в султанов за землями. Стреляй же, господин, в Кончака, поганого половчанина, за землю Русскую, за раны Игоревы, храброго Святославича!".

По общему правилу развития детской психологии "отец — источник права", и Остомысл — единственный "рядит суды". Хотя "суды и казни" — в должностных обязанностях каждого русского князя.

Он единственный имеет отношение к "султанам" — через своего ненаглядного Андроника. В 1184 г. Андроник, став императором Византии, возобновляет боевые действия против Конийского султана. Провально: Кылыч-Арслан II захватывает Созополь.

14 сентября 1185 г. Андроника зверски убьют в Константинополе. Ни до, ни долгое время после, ни один русский князь не занимается, хоть бы и косвенно, "стрельбой по султанам" — ни одного султаната в поле зрения.

Слово "султан" — от арабского языка, из Корана. Степняки-тенгриане не используют вражескую титулатуру.

Только к Остомыслу обращена прямая команда — "стреляй". Ко всем остальным князьям — "приходите поможете". Почему? — Потому "милый друг" Остомысла — император Византийский. Северное Причерноморье — зона влияния Византии. Собственное владение или владения вассалов. Византийцы могут реально дотянуться до той Каялы-реки. Отблагодарив Остомысла за... за охоты на зубров, например.

Ярославна полагает, что отца должна взволновать судьба её мужа? — Да, это естественно. Но она не вспоминает о брате, Остомышлёныше.

"Котик,

Братик,

Несет меня лиса

За кленовые леса,

За крутые горы,

За быстрые воды!".

Нет, не ценит Ярославна брата, не Авдотья Рязаночка. Не ждёт от него помощи, как "золотой гребешок" от кота в сказке.

Это естественно, если знать внутрисемейные подробности: крайнюю вражду между отцом и братом. И сделать выбор в пользу отца.

Осенью 1187 г. в Галиче Ярослав перед смертью завещает сыну Владимиру Перемышль и заставляет его целовать крест в том, что он не будет искать Галича под единокровном братом Олегом, прижитым от любовницы Настасьи. Остомысл говорит о Владимире, что тот "не хожаше в воле его".

Странный оборот: "меча бремена через облака".

Утверждение, помещённое в ряду других военно-политических достижениях князя.

Оружия такого нет, восстановленный по останкам портрет показывает вовсе не "метателя молота". Или "бремя" здесь — не физически "тяжёлая ноша, груз", а бремя родительской ответственности, обязанность "пристроить дочку"? Это "бремя" и "метнул" Остомысл за горы, за облака, в Пожонь, где отсиживалась некоторое время семья Иштвана III, пока в Паннонии шла война с дядьями (Ласло II и Иштваном IV)?

Один из самых ярких фрагментов "Слова" — "Плач Ярославны".

Напомню: для средневекового сочинителя вымысел, имперсонализация, перевоплощение — грех клятвопреступления. Он может писать только о том, что сам видел или слышал от заслуживающего доверия людей.

"То не сороки застрекотали — по следу Игоря рыщут Гзак с Кончаком... Говорит Гзак Кончаку: "Если сокол к гнезду летит — расстреляем соколенка своими злачеными стрелами". Говорит Кончак Гзе: "Если сокол к гнезду летит, то опутаем мы соколенка красной девицей". И сказал Гзак Кончаку: "Если опутаем его красной девицей, не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы, и станут нас птицы бить в поле Половецком".

Можно представить, что этот "секретный матримониальный диалог" слышало несколько человек: ханы сам-друг искать бежавшего пленника не поедут. Но кто мог слышать "на-забральный" монолог самой Ярославны и пересказать его сочинителю?

Уточню: плач по покойнику — нормальное, публичное, ритуально обязательное действие. Есть и письменные примеры этой эпохи. Плач, "страдания", по уехавшему возлюбленному — нормальный элемент женских песен. "На муромской дорожке стояли три сосны...".

Но "плач Ярославны" — не народная песня. Это монолог о собственных чувствах. "Распахнуть душу на публику", громко говорить о своих личных чувствах к собственному, ещё живому, мужу — не принято. "Злые люди обзавидуются".

Имеем версию: автором "Слова о полку Игореве" была жена князя, Ефросиния (Фрося) Ярославна.

Прикинем по триаде криминального обвинения: мотив, возможность, орудие.

1. Есть мощный "мотив": страх за любимого мужа. И сына-первенца. Это про него: "расстреляем соколенка злачеными стрелами".

2. Есть "возможность". Она лично знает многих князей, куски географии, истории, политики. Достаточные фрагменты южно-русского актуального реала.

3. Орудие.

Орудием стихотворца является умение складывать стихи.

"Сочинителями не рождаются — сочинителями становятся".

Как бы талантлив не был автор, нужна "школа", которая "поставит руку".

Уровень мастерства может быть достигнут самостоятельно, в последовательности сочинений, как у Кирилла Туровского. Его, кстати, тоже пытались сделать автором "Слова" — не получилось, умер в 1182 г., до злосчастного похода.

Иногда в авторы определяют летописцев. Летопись, даже там, где она даёт описания или прямую речь, остаётся погодовым перечнем событий. Автор нескольких страничек в отрывном календаре и автор "Войны и мира" — несколько разные люди.

Регулярно отсылают к фольку. "Да у нас такие... былинники речистые! Что хошь соврут да споют!".

В "Слове..." сильны элементы устной речи и народной поэзии, но оно изначально писалось, хотя автор и "слышал" все то, что писал, проверял на слух ритм, звучание, обращался к своим читателям, как к слушателям.

Письменное происхождение "Слова" видно в смешении различных приемов устного творчества. Есть близость к устной народной причети, былинам, "славам", которые пелись князьям, лирической народной песне. Такого смешения фольклор не знает. В особенности противоречат фольклору типичные для "Слова" обращения от современности к прошлому.

В начале есть чисто книжные выражения: "растекашется мыслию по древу", "истягну умь крепостию своею", "свивая славы оба пола сего времени, рища в тропу Трояню", "спалъ князю умь похоти"... Дальше автор отбрасывает элементы книжной речи и пишет так, как говорит: горячо, страстно, стремясь взволновать, возбудить в своих читателях чувства. Т.е. не следование традициям книжности, а отход от этих традиций на глазах у читателя.

Имеем парадокс.

Какая-то девица из заштатного княжества, став дамой в другом заштатном княжестве — и Галич, и Новгород-Северский отнюдь не столицы первого ряда — нигде не учившись, никак талантов не проявлявшая, ни к какой школе не принадлежащая, вдруг выдаёт связный, высокохудожественный текст. Национального масштаба, на века.

Самородок.

"Сама в белый свет родилась.

Сама буду сочинять".

Увы. Даже золотой самородок хорош только в минералогическом музее под стеклом. В жизни должен быть кто-то, кто его расплавит, очистит, измерит, отчеканит.

"Слово" — вершина. Чего-то, что в "Святой Руси" в 12 в. не произрастает. Отсутствует не только на персональном уровне, как результат развития конкретного сочинителя, но и как результат последовательного развития национальной культуры.

Впору предположить попаданца из будущего. Что весьма маловероятно.

Зализняк прямо указывает: подделка возможна только со стороны человека, знающего и умеющего использовать достижения филологии рубежа третьего тысячелетия.

Таких знатоков и так-то фиг найдёшь. А уж заелдырить такого в попадалово... филологиню в княгини...

"Нигде не учившаяся"... А это точно?

Интересно, а откуда в России картошка? Или — помидоры? Тоже ведь не результат естественного развития местной флоры.

На Руси женщины не сочиняют баллад.

А где сочиняют?

На Западе трубадуры, конечно, трубадурят. Во славу прекрасных дам. Но те иногда и сами не могут промолчать.

Графиня де Диа, конец нынешнего 12 в.:

"Вам все дано — удача, слава, сила,

И ваше обхождение так мило!

Вам не одна бы сердце подарила

И знатный род свой тем не посрамила, -

Но позабыть вы не должны о той,

Что вас, мой друг, нежнее всех любила,

О клятвах и о радости былой!".

Вывод: дама может рифмоплётничать и трубодуреть.

Для "Святой Руси" 12 в. — потрясение. Куда более всеобъемлющее, чем, например, чья-то внебрачная беременность.

Дам-сочинительниц в куртуазной поэзии около двух десятков. Ни у одной из них нет ни фолька, ни эпоса. Одна любовь. Но — свидетельство возможности.

"А комиссар-то у нас того... баба". А автор-то у нас того... поэтесса. "А земля-то вертится", а женщина-то — может. Слагать стихи, красиво писать о своих чувствах.

Ярославна пишет о своих чувствах. Но — к своему законному мужу. Что впрямую нарушает куртуазный канон:

"рыцарская любовь средних веков отнюдь не была супружеской любовью... В своем классическом виде, у провансальцев, рыцарская любовь устремляется к нарушению супружеской верности, и поэты воспевают это".

Ярославна — символ верной жены, которая может, силой своей любви, сохранить супруга на поле сражения.

Европейская дама не может писать о любви к мужу.

Русская — вообще писать стихи.

Из двух зол выбираем третье.

Фрося почти год провела у мадьяр. Узнала, что женщины, оказывается, пишут. О чувствах. О своих собственных. Так бывает, это возможно. Личное открытие, персональная "эврика".

Но в качестве примера для подражания, или, точнее, источника влияния, потому что подражать некому: прямого аналога "Слову" в Европе нет, она использовала не трубадуров, провансальцев или итальянцев, а миннезингеров-немцев.

Точнее — австрийца.

Кроме романских трубадуров и трубадурочек, есть немецкий миннезанг. Выходцы из прирейнских земель следуют провансальской школе, остальные сочиняют несколько иначе.

У немцев меньшую роль, чем в поэзии романской, играет чувственный элемент. Они более склонны к рефлексии, морализации, к перенесению житейских проблем в сферу умозрительных спекуляций.

Например, Кюренберг.

Сочинительствовал 1150-1170 гг. Место рождении — Кюренберг в Австрии. Дворянин, но следует немецким народным песням. Иногда пишет от лица женщины:

"Этот сокол ясный был мною приручен.

У меня годами воспитывался он.

Взмыл мой сокол в небо, взлетел под облака.

Когда же возвратится он ко мне издалека?

Был красив мой сокол в небесном раздолье:

В шелковых путах лапы сокольи,

Перья засверкали — в золоте они.

Всех любящих, господи, ты соедини!".

Образ сокола используется в "Слове" многократно (Заболоцкий):

"Выбрав в поле место для ночлега

И нуждаясь в отдыхе давно,

Спит гнездо бесстрашное Олега -

Далеко подвинулось оно!

Залетело храброе далече,

И никто ему не господин -

Будь то сокол, будь то гордый кречет...".

"Словно сокол, вьётся в облака,

Увидав Донец издалека.

Без дорог летит и без путей,

Бьёт к обеду уток-лебедей".

"То не буря соколов несёт

За поля широкие и долы,

То не стаи галочьи летят

К Дону на великие просторы!".

"Далеко ты, сокол наш могучий,

Птиц бия, ушёл на сине-море!".

Поразительно. Сокол же должен быть везде! Соколиная охота — постоянная забава феодалов, "это ж все знают"! Но в "Песне о Роланде" упоминают только "линючие соколы" (птицы после линьки), которых эмир отправляет в подарок Карлу Великому. В "Песне о Нибелунгах" Зигфрид снится Кримхильде соколом:

"И вот Кримхильде знатной однажды сон приснился,

Как будто вольный сокол у ней в дому прижился,

Но был двумя орлами заклеван перед нею.

Смотреть на это было ей всех смертных мук страшнее.

...

"Тот сокол — славный витязь. Пусть Бог хранит его,

Чтоб у тебя не отняли супруга твоего".

...

То был тот самый сокол, что снился ей во сне.

И страшно отомстила она потом родне...".

Сокол как символ возлюбленного. И в "Слове", и "Нибелунгах" — возлюбленного, венчанного, законного мужа. "...рыцарская любовь устремляется к нарушению супружеской верности" — не здесь.

Кюренберг использовал "нибелунгову" строфу. Сам поэт называет ее "строфой Кюренберга", что дало повод считать его автором одной из ранних редакций "Песни о Нибелунгах". Сокол и любовь к мужу в "Нибелунгах" — от него?

Он обращался к "женским песням", восходящим к древней фольклорной традиции. В этих песнях женщина часто сетует на одиночество, на то, что ее покинул возлюбленный.

Сходный, "немецко-женско-народный", мотив звучит и в "Слове":

"Возлелей же князя, господине,

Сохрани на дальней стороне,

Чтоб забыла слёзы я отныне,

Чтобы жив вернулся он ко мне!".

Сходно с зачином о Баяне в "Слове" и начало "Песни о Нибелунгах":

"Полны чудес сказанья давно минувших дней

Про громкие деянья былых богатырей.

Про их пиры, забавы, несчастия и горе

И распри их кровавые услышите вы вскоре".

А вот другой эпос этой эпохи — "Песнь о Роланде" — отпадает и идеологически:

"Бароны, здесь оставил нас король.

Умрем за государя своего,

Живот положим за Христов закон.

Сомненья нет, нас ожидает бой:

Вон сарацины — полон ими дол.

Покайтесь, чтобы вас простил господь;

Я ж дам вам отпущение грехов.

Вас в вышний рай по смерти примет бог,

Коль в муках вы умрете за него".

В "Слове" нет такого "духа христианства". Не поп сочинял.

Кюренберг, сочетающий "женские" и "рыцарские" песни, с описанием битв, монологами правителей, образом мужа-сокола, годится в учителя. Хотя хорошо видно, что ученица далеко превзошла его. И множеством используемых художественных приёмов. И смыслами.