Нам рассказывали в училище о старых артефактах клятвы, применявшихся тысячелетия назад. От них отказались из-за низкой эффективности. Изворотливый разум всегда сможет избежать наказания. Гордое название "Ментальный блок" совершенно не соответствует действительности — скорее уж хлипкая стеночка, которую можно обойти, поскольку не так уж много ключевых слов — "долг", "отечество", "предательство", "помощь врагу", "рассказать секреты" и так далее — можно втиснуть в ауру человека. К тому же, внедренная структура реально держится очень недолго. Всего месяц, если я не ошибаюсь. А я смогу убрать, восстановив первоначальное состояние ауры, за пару часов. Единственное, что будет работать обещанных три года — это уникальная метка, по которой можно идентифицировать дезертира с помощью соответствующего амулета, радиус действия которого не превышает двадцати метров. Так что, клятва действует скорее за счет веры в нее самого поклявшегося.

Ответив на вопросы, командир оставил нас на растерзание сержантам и ушел. Больше мы его не видели.

Наш кривой строй провели в одну из казарм, где три сержанта на разных языках приказали подходить тем, кто их понимает, записываться и получать бумажную бирку с номером койко-места в казарме.

С неделю нас особо не гоняли. Мы с утра до вечера маршировали по плацу — нехитрый набор команд все выучили очень быстро — и партиями по десять человек ходили в кабинет, где нас сажали на скамью, каждому надевали обруч, приказывали закрыть глаза и сидеть десять минут неподвижно. Я попробовал проследить, что происходит, но понял только, что очень быстро сменяющиеся структуры не вредны для организма и воздействуют на ауру, организуя в ней некую область. Затем эта область фильтруется, растворяется и оседает в мозгу в виде образов и связанных с ними понятий. К сожалению, понять как все сделано я так и не смог — не специалист я в работе мозга. Тут скорее эмпат-целитель подошел бы. Может быть, кстати, он (один или в компании) и сделал этот артефакт.

Закончив процедуру, нас под белы ручки — шатало, как после большой пьянки — выводили в другой кабинет, где один из сержантов в быстром темпе, не давая задуматься, заваливал вопросами на местном языке и требовал столь же быстрых ответов.

Через пять дней меня перевели из карантина в маршевую сотню, где на меня вдруг стали посматривать с интересом. Оказывается, пять дней — чуть ли не рекорд в освоении языка. Кто ж знал? Я мысленно обругал себя всяческими нехорошими словами и самому себе пообещал больше так не делать.

Через десять дней всех выгнали на плац. Нас, новичков, к этому дню набралось уже больше двух сотен. Люди, орки, гоблины и гномы все прибывали и прибывали с такими же караванами, как наш. Однако все ли они были с Той стороны — неизвестно. Построили, скомандовали: "Напра-а-аво!", — вывели через другие ворота в городок, в быстром темпе провели по улице на... вокзал и погрузили в вагончики узкоколейки, обшитые сталью и с узенькими забранными толстой частой решеткой оконцами. Прямо тюремные, подумалось мне тогда. Однако позже я понял, что был неправ.

Двухпутная чугунка пролегала прямиком через проклятый лес на Этой стороне. Как осуществлялась безопасность при ее постройке, сказать не могу, но ехали мы с приличной скоростью. Периодически слышался рев и неизвестные твари с силой таранили стены вагончика. Самые любопытные поглядывали в окна и комментировали попытки очередного монстра добраться до нашего мяса с подробным описанием их внешнего вида. Если успевали разглядеть, конечно.

На станции за пределами проклятого леса нас перегрузили в обычные, гражданские, вагоны и повезли куда-то на юг. Четверо суток в дороге кормили сухим пайком и давали слабенький чай. Из вагонов во время редких и коротких остановок выходить не разрешали.

По прибытии на станцию небольшого провинциального городка выгрузили на перрон, построили и провели в расположение тренировочного лагеря, где нам предстояло осваивать нелегкую воинскую науку.

Не дав даже оглядеться, снова построили на плацу и объявили о том, что сегодня праздник — клятва честного служения. Только после нее мы сможем считаться полноценными рекрутами, которым можно доверить оружие. В быстром темпе отвели в баню, каждому выдали по кусочку хозяйственного мыла и пучок травы вместо мочалки. Обмылки по окончании процедуры велено было бросать в один тазик, траву — в другой. В раздевалке нашей одежды уже не оказалось, зато стоял здоровенный орк в галифе, сапогах и майке. Штаны на орке имели множество карманов, карманчиков, шлевочек и колец на коротких, но прочных веревочках. Широченные галифища были странно покрашены. Словно обляпаны разными неброскими тусклыми пятнами, где преобладали зеленые и коричневые тона. Фасонисто держа лапищи в карманах, орк командовал двумя молоденькими воинами. Те, кроме точно таких же штанов и сапог, щеголяли легкими куртками, застегнутыми на все пуговицы и кепи с длинными, словно клювы экзотических птиц, козырьками.

Молодые начали шустро раздавать комплекты формы, не особо приглядываясь к получателям. Потом я понял почему. Форма имела специальные веревочки с помощью которых можно было спокойно подогнать ее по фигуре. Так что размером больше, размером меньше... Когда мы под злобный рев орка и суетливую помощь воинов оделись более-менее прилично, орк рявкнул:

— Строиться!!

Перетасовал нас по росту, пинками по ногам выровнял носки наших сапог в одну линию, вышел на середину и, заложив ручищи за спину, гордым, орлиным, взором оглядел строй. Одобрительно хмыкнул и отправил одного из молодых помощников доложить начальству.

Форма мне понравилась. Она была очень удобна и функциональна. Великолепная форма. Ни в какое сравнение не идет с вильдорскими узкими брюками, грубыми башмаками с пряжками и тесными камзолами до колен. А уж про высокие меховые шапки с "красивыми" висюльками и бантами даже говорить нечего. То есть местная форма явно предназначена для боя, а не для парадов. Так что, всем она хороша, если бы не цвет... лимонно желтый. Кроме сапог. Те были нежно салатные. Вообще, со стороны мы были похожи на ряд свежих лимонов, выложенных на прилавок.

Пришел кто-то из командиров, оглядел строй (так же, как орк, орлиным взором), скомандовал: "Налево!", — и вывел на плац.

Праздник начался.

Сначала кто-то важный проорал что-то бравурное о чести, которой мы удостоились и которую не должны посрамить, ибо посрамивший, да посрамим будет. Потом оркестр из двух труб и трех барабанов немного подудел и побумкал. Затем нас стали вызывать по одному в середину строя, где стоял стол с интересным артефактом. Он делал то же самое, что и банковские — снимал параметры ауры и внедрял в амулет банка. Только был размером не с комнату, а с небольшой, правда, явно тяжеленный, ящик. Заодно тот же банк хранил и текст контракта.

После церемонии был торжественный ужин (без спиртного), снова речи, поздравления с вливанием (хм, компотом) в славную семью и очень привлекательных перспективах дальнейшей нашей жизни.

На следующий день выдали оружие и начали учить быть воином.

В мои планы не входило стать образцовым служакой. Что он там в строю увидит из обыденной жизни людей на Этой стороне? А меня именно это интересовало больше всего. На что я, собственно, надеялся? Прежде всего, на то, что мне не придется топтать грязь в походах и спать у костра. Для этого надо либо стать о-очень нужным кому-нибудь из командиров. Причем обязательно не полевых, иначе грязь и палатки останутся, а лучше всего штабных и в крупном городе. Однако таких как я желающих столько, что без гю-юрю локтями не продерешься. Да и чем таким можно заинтересовать Большую Штабную Шишку? Магическими умениями? Но показать их — обязательно попасть под пристальное наблюдение местной тайной стражи (или как там она называется), что мне совершенно не интересно. Значит, наиболее реален вариант наоборот. То есть стать никому не нужным воином. Чтобы любой офицер после первого же взгляда страстно захотел отправить меня куда-нибудь в обоз, в госпиталь или арсенал. Собственно, именно на эту цель я и работал все время обучения. И кажется ее достиг. Иначе чего бы сейчас вместо беготни по полосам препятствий, драк с инструкторами по рукопашному бою и стрельбы на полигонах чистил спокойно ружья под интересную беседу с гномом-оружейником?

На самом деле два месяца в тренировочном лагере многое мне дали. Я стал понимать тактику пехоты и способы применение оружия, конструкция которого ничем не отличалась здесь от наших шарометов, в условиях реального боя, когда его использует не мастер оружейник, а воин, зачастую малограмотный, ранее не видевший ничего сложнее лопаты и грабель.

Меня научили строить индивидуальные полевые укрепления, худо-бедно маскироваться, палить по команде и передвигаться на поле боя под огнем и атакующей магией противника, где ползком, где перебежками, а где и в полный рост в рассыпном строю.

Научили использовать индивидуальный амулет защиты. Слабенький и дряхленький, едва три попадания выдержит вместо положенных шести в режиме "полный рост", но тем не менее очень полезный. Далеко не всегда есть возможность вовремя укрыться от огня противника. А если поля щитов десятка сложить вместе, то и качество защиты значительно повышается. Правда и мишень становится групповой, то есть гораздо более крупной.

Я старался. С одной стороны, старательно, "без дураков", осваивал науку выживания на войне, а с другой — изо всех сил скрывал свои реальные достижения.

Не сказать, что быть в числе первых с конца в подразделении легко и просто. Командиры тоже имеют свои стимулы и рычаги воздействия на нерадивых. Один из любимых способов — создать в подразделении нечто вроде круговой поруки, когда лентяй вынуждает весь десяток заниматься своим воспитанием.

Попытки сослуживцев поучаствовать в моем воспитании и обучении закончились для некоторых печально. Первая тройка каторжников, знакомая мне еще по совместному путешествию через туманную тропу и проклятый лес уже на Этой стороне, не откладывая на потом, в первый же вечер пригласила меня "поговорить" в уединенное место. На вопросы дознавателя, пришедшего к ним прямо в санчасть, они угрюмо и дружно утверждали, что в темноте споткнулись, упали друг на друга, получили травмы, потом еще раз споткнулись и еще раз упали...

Еще бы. Стал бы я дожидаться, когда меня отметелят какие-то недоумки. Я банально бросился бежать, незаметно юркнул между двумя помойными баками и когда мои преследователи, яростно сопя и взрыкивая: "Врешь! Не уйдешь!", — пробежали мимо, напал сам. Несколько ударов по болевым точкам и пара слегка подправленных в нужном направлении бросков, закончились для двоих боданием с забором. Удар ногой под коленку и ребром ладони по ключице с легким добивающим локтем по затылку, отключили последнего. Никто меня не видел. Уверен. Пусть теперь гадают, кто их так — сам "доходяга" или его неизвестный покровитель, но простор для творческой фантазии обеспечен, как и нежелание связываться.

Следующая группа "воспитателей", злых на меня за отставание на марше, в результате чего всем добавили несколько километров, попыталась с помощью жестов руками и ногами рассказать моему телу о тяжести и боли, ждущих его на пути становления воина. Четверо мордоворотов подошли ко мне прямо в казарме, наплевав на возможные последствия — за драку в казарме могли назначить неделю карцера с дополнительными работами.

При этом учебу никто отменять не собирался. Ночь в карцере. Утром завтрак — хлеб с водой. Занятия. Обед снова в карцере — хлеб с водой. После обеда снова занятия. Затем ужин — меню прежнее — и сон в том же карцере на голом каменном полу.

— Слышь, ты, убогий, — процедил приземистый шкафообразный бык-произво...заводила. — Чё ты путаешься под ногами воинов? Чё ты забыл здесь, доходяга? Достал уже в конец! Из тебя воин, как из меня сиделка! Гы-гы! — сообщество (правда, не всё), оценив юмор, заржало. — А чё, ребята? Может и впрямь его в лазарет наладить? Будет сиделкой в свободное от клизмы — гы-гы — время. И корешкам нашим там послужит... А?

— Не! Брусок! Ну, как его туда возьмут? — прогундел тощий и длинный парень с узким, носатым и прыщавым лицом.

— А мы ему руки-ноги переломаем, вот и возьмут. Куда денутся? Ы? Ну-ка, Рубило, оформи парню пропуск в лазарет!

— Да спокойно.

Вяло расслабленной Прыщавый вдруг резко метнулся в мою сторону, целя кулаком в голову. Я "в панике" отпрыгнул за ближайшую двухъярусную койку, а у Рубило вдруг спутались ноги. Он с размаху боднул лбом стойку и в полном очумении пожухлым листом постелился на пол.

— Вот, ля-ля-а-а! — растерянно протянул один из четверки, паренек среднего роста с живыми и умными глазами. — Это что ж Рубило пил, что его так занесло и вырубило. А главное, когда?!

Шкаф вместе с мосластым низколобым товарищем, все это время молча хмурившим брови, бросились ко мне, заходя с двух сторон.

Я достал амулет пневмоудара и активировал обе функции. Воздушной волной заводилу швырнуло через весь проход, который он по пути тщательно протер своей формой, и вмазало в дверь казармы. Раздался звук соударения двух пустых тел и шкафчик затих. Низколобый, раскрыв рот, остекленевшими глазами тупо наблюдал полет своего вожака до самого препятствия и машинально среагировал на мою команду:

— Лови!

Реакция громилу не подвела. Амулет оказался зажатым в его руках и в тот же момент вспыхнул.

— А-а-а-а!! — заорал низколобый, разжал руки и стал ими яростно трясти.

В этот момент в казарму ворвался сержант, привлеченный шумом.

— Сми-и-ирно!! Что здесь происходит?!

Последний из четверки, самый умный, успел даже для меня незаметно скрыться и с видом полнейшей непричастности присоединился к толпе сослуживцев.

— Я повторяю! Что здесь произошло?!

Воины растерянно молчали, не зная, что сказать.

— Позвольте мне, господин сержант, — вылез я со своими комментариями. — Я все видел. Эти трое повздорили. Вон тот, что у дверей. Большой который...

— Для тебя тут все большие, — хмыкнул сержант. — Что дальше?

— Да, господин сержант. Так и есть. Так вот тот большой за что-то вдруг ударил этого длинного, а этот, который сейчас воет и руками трясет, достал амулет и кэ-э-э-к даст чем-то по большому. Тот и улетел аж до дверей. Потом этот... с руками который, наверное, хотел добавить, а амулет возьми и загорись. Говорили же нам: нельзя амулеты через лес. Говорили. А он, небось, не слушал. Теперь будет кричать, что не было у него никаких амулетов. Ага. Как же?! Все видели, что он его в руках держал. Правда, ведь?

Сотня дружно кивнула. Держал же? Держал. Объяснение всех устраивало. Иначе...

— Почему сотня не вмешалась и не прекратила безобразие?! — сержант грозно оглядел воинов.

— Так не успели, господин сержант. Все так быстро случилось.

Все опять дружными кивками подтвердили мои слова. Если рассказать, как все было на самом деле, пострадают все, а так только пострадавшая тройка будет отвечать.

Сержант понял, что ему рассказывают очень отредактированную версию событий, но ему самому очень невыгодно копаться в грязном белье. А ну как всплывет что-нибудь такое, после чего ему предстоит поход на войну рядовым воином в составе маршевой сотни? Поэтому опытный вояка не стал добиваться истины, приказал оттащить пострадавших в лазарет в компанию их друзей, уже успевших "отдохнуть" на столе хирурга-целителя. Ага! Еще эмпата к ним приглашать! Чего не хватало!