Неживая вода

— А нет ли у вас, случайно, сахара?

Игнат тяжело спрыгнул на пол, ударился плечом о полку, скривился и растеряно ответил:

— Сейчас поищу...

И принялся тормошить храпящего, как медведь в берлоге, соседа. Эрнест долго не просыпался, отмахивался, потом приоткрыл один глаз, выдохнул вместе с запахом нечистых зубов:

— Черта им, а не сахар!

Повернулся на другой бок и засопел снова. Игнат почувствовал, как его щеки наливаются румянцем.

— Фи, как некультурно! — прокомментировала девушка, сморщила курносый нос и хлопнула дверью купе. Должно быть, побрела к проводнику на поклон. Игнату осталось только смущенно улыбаться ей вслед.

Позже он узнал, что девушка путешествует не одна. Был с ней дед, моложавый и интеллигентный, в своем бессменном пенсне похожий не то на земского врача, не то на учителя. Он говорил мягким кошачьим голосом, и часто наведывался в тамбур — покурить и перекинуться с проводником парой слов обо всем на свете, начиная политикой и заканчивая посевной. Было в этом старичке что-то теплое, простое, внушающее доверие. И Игнат подумал, что с большим удовольствием разделил бы купе с этими милыми людьми, чем с угрюмым и неприветливым Эрнестом.

От задумчивости очнулся, когда горячая вода перелилась через край и обожгла Игнату пальцы. Он отдернул руку, и тотчас же в спину ударили. Толчок был несильным, но израненная спина отозвалась резкой болью, и стакан полетел из разжавшихся пальцев. Водой плеснуло на голые ноги. Игнат охнул и разразился короткой бранью. Но, повернув голову, встретился взглядом с расширенными зелеными глазами незнакомки — как в омут провалился, и волна накатила, начисто слизав из памяти и думы о Званке, и вину перед покинутой Марьяной.

— Прости, — растерянно пробормотала красавица. — Я такая неловкая...

Она перевела взгляд на откатившийся под ноги стакан, а затем быстро наклонилась за ним.

— Возьми, — она со вздохом протянула оброненную вещь, щеки ее порозовели.

— Спасибо, — машинально поблагодарил Игнат и принял стакан из влажных после мытья пальцев.

Некоторое время они так и стояли, во все глаза глядя друг на друга. Девушка первой отвела взгляд, отчего на щеки упали тени густых ресниц, вздохнула и, пробормотав: — Дедуля ждет... — заспешила прочь, покачивая бедрами с каждой встряской вагона.

Напрочь забыв о чае, Игнат зачарованно двинулся следом, но девушка одарила его быстрым взглядом через плечо и скрылась за дверями купе. В последний раз мелькнула и пропала черная стружка волос.

— Ну и где кипяток-то?

Голос Эрнеста вытряхнул Игната из очередной задумчивости. Парень осознал, что стоит в дверях своего купе и держит в руках пустой стакан. Покраснел, буркнул:

— Сейчас схожу.

— Сиди, ходок, — Эрнест поднялся и хлопнул Игната по плечу. — Сам сделаю.

Игнат не стал перечить, подсел к окну, где в белесой пелене, насколько хватало глаз, простирались сосны. Колеса поезда тревожно отбивали ритм, и сердце Игната беспокоилось тоже. Волновало ли его путешествие или мягкое прикосновение девушки, оставившее после себя память, будто ожог? Игнат посмотрел на свою руку и круговыми движениями потер ладонь.

"И почему я не спросил ее имени?" — обругал себя парень.

Грохнула, отворяясь, дверь.

— Посторонись-ка, парень! Дай место гостю дорогому!

В купе вальяжно ввалился Эрнест, смел к краю стола разложенную закуску. Следом за ним вошел уже знакомый старичок в пенсне, и сердце Игната екнуло.

"Это ее дед", — подумал он и не сдвинулся с места.

— Вот тетеря! — засмеялся Эрнест.

Игнат встрепенулся, глянул косо и поспешил добавить:

— Присаживайтесь, конечно...

— Спасибо дорогим соседушкам, — наклонил голову старичок и сел напротив Игната. — В хорошей компании и время коротать приятно. Разрешите представиться — Прохор.

— Да и не просто Прохор! — многозначительно поднял палец Эрнест. — А Прохор Баев, доктор филологии аж из самой Преславы! Коллеги мы!

Он засмеялся снова, и парень вяло улыбнулся в ответ. Болью кольнуло висок, и грохот колес отозвался неприятным звоном в обоих ушах. Рябью подернулись лица попутчиков, и все происходящее вдруг почудилось нереальным, будто приснилось ему.

"Да что со мной?" — сказал себе Игнат, но не успел удивиться.

— А я не с пустыми руками, — Прохор вытащил из-за пазухи прозрачную бутыль, водрузил на середину стола. — Скрасим вечерок?

— Да ты, я гляжу, наш человек! — крякнул от удовольствия Эрнест и хлопнул старичка по плечу, отчего тот сощурился по-кошачьи. — Игнашка, доставай стаканы!

— Вот только этого не хватало! — буркнул Игнат. — Утром же прибудем!

— Так до утра сам бог велел! — возразил Эрнест. — Ты, никак, брезгуешь?

Он выставил на стол так и не наполненные чаем стаканы и начал аккуратно разворачивать нарезку.

— Не брезгуй, сынок, — заулыбался Прохор. — Водка хорошая, столичная. А ты уж за мое здоровье выпей, праздник у меня. Семьдесят лет стукнуло.

— Да как же за такое не выпить! — обрадовался Эрнест и мигом скрутил резную пробку. — Дай бог тебе еще здоровья, да и внучке твоей тоже!

В животе Игната поднялась щекочущая волна. Он облизал губы и сказал:

— С юбилеем. А что же вы в такую даль едете, а не дома с семьей отмечаете?

Старичок добродушно улыбнулся, показав белые, целые — без единой щербинки, — молодые зубы.

— Товарищи ждут, — с охотой пояснил он. — Однокашники. Фольклорный праздник в мою честь устроить хотят. Вот, Леле, внучке своей, науку передаю. Пусть посмотрит, как наши предки весеннее равноденствие встречали.

"Имя-то какое красивое, — подумал Игнат. — Леля..."

Сердце размякло, будто упало в пуховое облако.

— Так выпьем за здоровье наших учителей! — с воодушевлением произнес Эрнест и поднял наполненный стакан. — Долгая лета!

Он опрокинул содержимое стакана в глотку, привычно занюхал рукавом. Прохор понес, было, стакан к губам, но глянул на Игната с укоризной, качнул головой.

— А ты что же? — ласково осведомился он и отставил стакан. — Уважь старика.

— Давай-давай, парень! — подбодрил его и Эрнест и протянул кусок вареной колбасы. — На вот, закусишь сразу.

"Была не была", — решил Игнат и выплеснул водку в рот.

Горячая волна обожгла горло. Игнат сделал судорожный вздох. Из глаз брызнули слезы, и он механически принял из рук Эрнеста кусок колбасы, быстро сунул в рот.

— Да что ты, в самом деле! В первый раз будто!

Игнат кивнул и, откашлявшись, глухо ответил:

— Да... в первый...

Поднял слезящиеся глаза: лицо Прохора показалось лоснящимся, сытым, округлым, а из-под пенсне недобро блеснули зеленые огоньки. Игнат утерся рукой, и морок пропал. Дед как дед, разве что улыбался насмешливо.

— Ничего! — мягко произнес Прохор. — Спасибо, что уважил. А сами-то куда путь держите?

— В Заград путь держим, — в тон ему ответил Эрнест. — На этот... как его? Симпозиум.

Последнее слово он выговорил не сразу, словно достал из сундука памяти, куда не залезал уже давно. И горделиво обвел присутствующих взглядом, как бы говоря: "Видали? Есть еще порох в пороховницах!"

— Тогда второй тост, — сказал Прохор и наполнил стаканы снова. — За науку!

— За нее! — с готовностью подхватил Эрнест.

Игнат поднялся и удивился, почувствовав, как ослабли его колени. Но, тем не менее, сказал твердо:

— Нет. Что хотите делайте, а с меня хватит.

Мужики переглянулись.

— Твое право, — не стал спорить Прохор и поднял ладонь, жестом останавливая порывавшегося что-то сказать Эрнеста. — Раз не хочет, так пусть Лельке мой кисет отнесет. Отнесешь? — он снова повернул к Игнату добродушное лицо.

"Вот так удача!" — промелькнуло в голове. И даже руки задрожали, принимая кисет.

Прохор удовлетворенно улыбнулся и добавил:

— Да скажи, что дед ее в соседнем купе задержится. Посидим тут с коллегой, о жизни покалякаем. Пусть не переживает.

Игнат согласно кивнул и вышел за дверь. Сердце билось взволнованно, сладко ныло в предчувствие встречи. Имя подтаявшим мармеладом перекатывалось на языке:

— Леля. Ле-ля...

Он коротко стукнул в двери и, помедлив для приличия, но так и не получив ответа, просунул голову в купе.

— Я это... от деда Прохора... вот...

Игнат покраснел, и слова не шли. Только оставалось, что во все глаза пялиться на девушку, которая при появлении парня ойкнула и натянула покрывало до пояса. Но Игнат успел разглядеть алебастровые бедра, погруженные в кружево белья, будто в пену. И теплая волна снова омыла Игнатов живот.

— Прости...

Девушка подтянула колени к груди и улыбнулась лукаво:

— Входи уж, соседушка. Все ли увидел?

В ее голосе слышалась насмешка, но Игнат не обиделся и на вопрос не ответил, только вздохнул тяжко, положил на стол кисет.

— Дедушка твой передает. В нашем купе он сейчас.

— Никак, собутыльника нашел? — брови девушки сдвинулись, губки надулись и стали похожи на спелые ягоды. Игнат почувствовал, как на лбу выступила испарина.

— А ты, значит, с ними не остался? — спросила девушка и подперла кулачком фарфоровую щеку.

Игнат мотнул головой.

— Не...

Она вздохнула, окатила запахом топленого молока.

— Может, тогда мне компанию составишь? Как зовут-то тебя?

— Игнат.

— Я Леля.

Она похлопала ладонью рядом с собой.

— Садись уж, Игнат. В ногах правды нет.

Он плюхнулся, будто серпом колени подрубили. Голова плыла и казалась отяжелевшей.

— А ты, значит, непьющий? — спросила девушка.

Игнат мотнул головой:

— Бабушка говорила, что пьяного человека черт за руку держит, до греха доводит. Зачем мне такое счастье?

— Верно говоришь, — засмеялась Леля, и смех ее показался Игнату чистым, мелодичным, как хрустальные подвески на люстре звякнули. — Ты деду моему это скажи. Может, и послушает. Поговорки он любит. Даром, что фольклорист. Ты сказки его читал?

Игнат наморщил лоб, вспоминая, но на ум ничего не приходило, а потому снова качнул головой.

— Жаль, — вздохнула Леля и подалась вперед, положила на плечо Игната маленькую ладонь. — А хочешь, я тебе его книгу подарю? "Волшебные сказки Прохора Баева". С личным автографом! А?

От ее прикосновения веяло жаром, тепло достало до сердца, окутало негой, напитало сладостью. И тут же закружилась голова.

— А есть там сказка про волшебную птицу? — медленно, словно в бреду, проговорил Игнат. — Чей голос так сладок, что услышишь его и забудешь обо всем на свете...

— Всякие есть, — мурлыкнула Леля и придвинулась ближе, ее глаза стали ярче, зеленее, затягивали Игната в зачарованные топи. — И про птиц сладкоголосых, и про мавок, которые парней в болота заманивают. И про волшебного кота, что сидит на железном столбе в заколдованном лесу, где ни птицы не летают, ни звери не ходят, ведь кто сказки его услышит, на того мертвый сон найдет. Да только что тебе до них?

Она обвила его руками, заглянула в лицо, а показалось — в душу.

— Разве я не пленительнее птиц и русалок? Разве мой голос не сладок тебе? А я — не хороша?

Губы, мягкие и желанные, коснулись онемевших губ парня.

— Скажи, — выдохнула томно, — нравлюсь тебе?

Сердце Игната болезненно сжалось. Вспомнился осенний лес, шевелящаяся тьма у горизонта и тихий Званкин голос: "Поцелуй меня? Поцелуй прямо сейчас..."

— Поцелуй, — повторила Леля.

И реальный мир рассыпался на осколки.

Словно не было долгих лет, отмеченных тоской. Не было ни пожаров, ни смерти. Девушка — вот, рядом. Теплая, желанная, живая. Игнат целовал ее, будто пил из живительного источника. И сладкие волны накатывали, баюкали, вычищали сознание, как отлив очищает от песка и ракушек прибрежные валуны.

"Может, это и есть любовь? — подумал Игнат. — Та, что накатывает и сбивает с ног. Настоящая, какая и должна быть любовь к милой Званке..."

— Званка... — выдохнул он, лаская упругие груди.

Девушка хохотнула, запустила под его рубаху ладони. И наткнулись на холод металла. Раздалось шипение испуганной кошки, и Леля отпрянула. Ее лицо пошло рябью, исказилось, как в отражении кривого зеркала. Лунными плошками сверкнули глаза, загривок ощетинился черной шерстью. Игнат отшатнулся, гаркнул:

— Сгинь, нечисть! — и ударил наотмашь.

Утробное урчание раздалось снова и не девичья рука — когтистая лапа, — махнула перед лицом Игната. Он вскрикнул, откачнулся, ударился затылком о железный поручень. На глаза будто накинули черное покрывало, и Игнат провалился в пучину тяжелого сна, что подобен смерти.

Но сон длился недолго.

Очнулся парень от пронзительного свистка. Опора под ним качнулась, застучали колеса, постепенно набирая скорость. Гортань стянуло сухостью, и в затылке засела тупая саднящая боль.

Игнат приподнялся на локте, проморгался, помутившимся взглядом выхватывая пустое купе: ни людей, ни вещей. Наморщил лоб, вспоминая минувшие события. Тут ли сидела Званка? Или была это другая девушка с глазами зелеными, как болотные огни? Он завел руку назад, нащупал на затылке шишку. Видать, здорово приложился. Почему она оттолкнула его?

Чувствуя себя разбитым и таким усталым, будто несколько верст тащился по жаре, Игнат поднялся на ноги. Колени дрожали, но равновесия он не потерял. Отодвинув двери купе в стороны, высунул в вагон взлохмаченную голову, позвал негромко:

— Леля?

Ответа не было, лишь мерно постукивали колеса, да потрескивала лампа под потолком: за окном сгущались сумерки.

С трудом переставляя ноги и хватаясь ладонями за стены, Игнат доковылял до своего купе, со второй попытки отворил непослушную дверь и замер на пороге.

На полу валялись вывернутые наизнанку тулупы. Дорожные сумки выпотрошены и вещи — теплые свитера, консервы, термос и прочая кладь, — были разбросаны по купе. А на нижней полке, уткнувшись лицом в подушку, храпел Эрнест.

Игнат метнулся к нему, едва не споткнувшись о пустую бутыль, затормошил, с усилием оторвал от матраса. Рыжая голова мотнулась, ресницы задрожали, но не поднялись. Эрнест застонал, дохнув перегаром, и послал парня по матушке.

— Да вставай ты, пьянь! — вскричал Игнат.

Более не церемонясь, влепил Эрнесту затрещину. Тот охнул, мотнул головой и наконец-то открыл глаза.

— Где... Прохор? — едва ворочая языком, просипел мужик.

— Это ты мне скажи! Ты с ним тут в последний раз братался да за здоровье пил!

— Пил, — огрызнулся Эрнест. — Пока ты с его внучкой любовь крутил!

Он протер ладонью покрасневшие глаза, обвел осовелым взглядом царящий вокруг беспорядок.

— Что за...

Эрнест прибавил пару ругательств. С кряхтением упав на карачки, он принялся обшаривать разбросанные вещи.

— Кошель, — убитым голосом прохрипел Эрнест. — Где кошель?

Он обыскал все складки, но не было ни кожаного кошеля, ни бумажек, ни зашитых в холщовый мешочек серебряных монет. Холодея, Игнат схватился за висящий на шее шнур, но амулет оказался на месте. Вспомнилось звериное шипение, удар когтистой лапы...

"Она тянулась к ключу, — понял Игнат. — Но не смогла взять..."

И девушка уже не казалась ему ни соблазнительной, ни добродушной. Как не был добродушным ее расчетливый дед, опоивший водкой обоих мужчин. Все это был морок, наваждение. Умелые чары, чтобы усыпить бдительность доверчивых простаков. Подумалось: "А ведь я тоже пригубил из той бутыли. И кто знает, что там было намешано..."