Неживая вода

Оставив в купе ругающегося на чем свет стоит Эрнеста, Игнат кинулся к проводнику. Ведь возможно, они еще были здесь. Возможно, их переселили в другой вагон. Но последняя надежда испарилась сразу после ответа проводника.

— Дед с внучкой? — переспросил он. — Да они сошли еще на прошлой станции.

И добавил, усмехнувшись:

— Тебе, никак, девица приглянулась, а адреса не спросил?

— Воры это, дяденька, — упавшим голосом ответил Игнат. — Воры...

И прислонился горячим лбом к засаленной панели вагона. Колеса продолжали отсчитывать версты.

4.

— Ты черную кошку ударил. Быть беде.

Голос у юродивой попрошайки оказался гнусавым, плаксивым. Из-под низко надвинутого платка поблескивали влажные пуговки глаз.

— Откуда... знаешь? — через силу вытолкнул Игнат. Слова дались с трудом, воздух задрожал и начал уплотняться, забивая ему легкие.

Юродивая потопталась рядом, тронула за плечо сухой лапкой.

— А вот она, шерсть кошачья!

В цепких пальцах остался черный волос Лели.

— Хочешь беду отвести, — снова загнусавила попрошайка, — брось волос в огонь. На весеннее равноденствие надо от всего старого избавляться.

Игнат медленно поднялся со скамьи, словно лунатик.

— Откуда про черную кошку знаешь? — холодея, повторил он. — Кто они?

Юродивая отступила.

— Грядет беда, — забормотала она. — Черная кошка дорогу перешла, тьму накликала. А в твою душу тьме нетрудно попасть. Вот он, разлом.

Скрюченный палец прочертил в воздухе вертикальную борозду, и спина Игната отозвалась саднящей болью, будто снова ощутила прикосновение охотничьего ножа.

— А ну, пошла прочь, кликуша! Чего привязалась? Мы сами на мели, дать нечего!

Подоспевший Эрнест замахнулся на юродивую сцепленной парой лыж, и женщина побрела прочь, бубня под нос что-то неразборчивое. Зато плотная пелена, стягивающая голову Игната, растаяла туманом, и воздух снова наполнился запахами дыма и горячей выпечки.

— Она что-то знала, — Игнат повернулся к Эрнесту и нахмурился. — Зачем прогнал?

Тот отхаркался, сплюнул в снег, после чего ответил спокойно:

— Не люблю их. Все бормочут, деньги выманивают да несчастья пророчат, — он сощурил воспаленные глаза. — А тебе, гляжу, на воровок да попрошаек везет. Липнут к тебе. Видать, легкую добычу чуют.

— Но-но! — огрызнулся Игнат. — Не у меня кошели украли! Хорошо, что часы сохранил.

— Да что с них толку, — махнул рукой Эрнест. — Транспорта за них не выменяешь даже с моими старыми связями. Уж как смог с геологами договорился, довезут нас до приграничья. А там вот, — он встряхнул в руках таежные лыжи, — своим ходом придется. Умеешь?

Игнат кивнул.

— В детстве науку прошел, только опыта не накопил.

— Опыт дело наживное. Ты с геологами ухо востро держи, а язык за зубами, — наказал Эрнест. — Народ не злой, но знать о наших планах незачем. Слухи тут со скоростью паровоза бегут. Даром, что приграничье.

В сам Заград он ехать отказался. Сказал, что делать там нечего, а нужные вещи у старых знакомых найдет. Кроме лыж, раздобыл ружье с патронами, припасов в дорогу, спальные мешки да старую палатку. Все это с помощью Игната загрузил в кузов новенького грузовика.

— Браконьерствовать едете? — пошутил шофер, сворачивая самокрутку.

— Зачем браконьерствовать, — спокойно ответил Игнат, припомнив все рассказы охотника Витольда. — На беляков все еще сезон открыт, до линьки успеть надо.

И поймал на себе уважительный взгляд Эрнеста: молодец, парень, складно врешь.

Геологи оказались ребятами шумными и веселыми. Ехали они на двух машинах, все с рюкзаками вполовину человечьего роста, с картами да ледорубами. Самый младший был ровесником Игната, но держался в компании по-свойски и тараторил без умолку, пока грузовики медленно переваливали через разбитую колею на грунтовку.

К полудню облака поредели, но проглянувшее тусклое солнце, похожее на вытертую монету, не грело. Здесь весна еще не вступила в свои права, затаилась до равноденствия, накапливая силы для последней схватки с зимой. Игнат порадовался, что воры не захватили его верхнюю одежду: ночами тут морозно. А кто знает, сколько им предстоит пробыть в пути, пока доберутся до заповедных земель?

— Странное место вы для охоты выбрали, — подал голос серьезный черноусый мужчина. — Где высадить просите, там до Паучьих ворот рукой подать.

Игнат вздрогнул и вопросительно поглядел на Эрнеста: ничего подобного он раньше не слышал, а потому на душе стало тревожно и муторно. Эрнест его взгляд проигнорировал, ответил спокойно:

— Уж какой участок выделили, нешто я с егерями спорить буду?

— И все же аккуратнее будьте, — подал голос другой мужчина, который предпочитал больше отмалчиваться, а только улыбался да смолил папиросы. — Слышал, если за ворота перейти, то всякую дрянь встретить можно.

— К дряни нам не привыкать, — откликнулся Эрнест. — Мы люди бывалые. Всякое повидали.

— А давайте страшные истории рассказывать! — весело подхватил Игнатов ровесник.

Его смуглые щеки раскраснелись, серые глаза загорелись азартным блеском. Было в нем что-то открытое, пылкое, не присущее северянам, и Игнат подумал, что парень, должно быть, с юга.

— Сиди уж, воробей! — засмеялся черноусый.

— Нет, правда! — не сдавался парень. — Ведь слышали же, что с четвертой экспедицией случилось? Никто до сих пор не знает, почему все погибли.

— Предположим, погибли не все, — возразил ему курильщик.

— Не все, — согласился парень. — Но тот, кто выжил, мало что рассказал. Мол, не то лавина сошла, не то дикие звери напали. Только не лавина это и не звери. Слышал я, что у одного из исследователей ни глаз, ни языка не было. Думаешь, так зверь сделает?

— Враки это все, — отмахнулся черноусый. — Легенды для доверчивых простачков, вроде тебя.

Он подмигнул Игнату, словно говоря: смотри-ка, что молодежь заливает! Но вы ведь не верите в сказки? Игнат криво улыбнулся в ответ и покосился через плечо, где за грязным стеклом тянулась бесконечная стена тайги. У него не было желания переубеждать новых знакомых. Никто из них не лежал, окровавленный, перед страшными посланниками нави, не видел волчьих голов на частоколе и не носил на вощеном шнуре чертов подарок.

— А еще говорят, — не сдавался говорливый парень, — далеко на севере есть гигантские термитники, высотой до неба. И живут там огромные муравьи. У них ядовитая слюна, а питаются они...

— ...любопытными геологами, — улыбаясь, докончил курильщик.

И все захохотали, а парнишка насупился и замолчал, и больше на эту тему не заговаривал. Но его байки поселили в сердце Игната тревогу. Видать, непросто мертвую воду добыть. Да и сам Эрнест говорил, что места опасные, а время неподходящее. И, закрывая глаза, Игнат взывал к мертвой подруге:

"С какими испытаниями меня еще судьба столкнет? Подай хоть знак, что не зря это..."

Но Званка молчала, да и разговор вскоре поутих. Так, в молчании, они достигли развилки, и грузовик затормозил.

— Ну, с Богом! — сказал Эрнест.

И трижды суеверно сплюнул через плечо. Геологи вразнобой начали желать охотникам хорошей добычи.

— Надеюсь, еще увидимся, — черноусый пожал руку сначала Эрнесту, потом Игнату. — Коли нужда придет, выходите на это место через недельку. Как раз наши коллеги обратно поедут, вас подберут.

На этом и распрощались. Грузовик дернулся, обдал Игната выхлопом и снежной пылью. Подождав, пока геологи скроются за поворотом, Игнат спросил:

— А что это такое — Паучьи ворота?

Эрнест, с пыхтением закрепляющий на пимах лыжи, весело глянул на Игната снизу вверх.

— Запомнил, значит? — и ухмыльнулся. — Это ты сам должен увидеть. Поэтому поторопись, нам до сумерек половину пути пройти надо, а еще место выбрать для бивака.

— А хищники тут есть? — спросил Игнат и, сощурив глаза, всмотрелся в угрюмую таежную чащу.

— Всего хватает, — туманно ответил Эрнест. — Боишься?

— Не боюсь, — спокойно ответил Игнат. — Встречался уже.

Эрнест промолчал, но с уважением поглядел на юношу.

Солнце перевалило через наивысшую точку и, багровея, покатилось на запад, пока не застряло в сосновых ветках. Там его и накрыло облачной подушкой, и свет померк. Красные отблески закатного солнца, разлитые по оставленным Эрнестом следам, напомнили Игнату о собственной, пролитой в Солоньском лесу, крови. Потом пришла память о Марьяне, и сердце кольнуло виной. Ведь вытащила она его, раненого, из дремучего леса, подлатала, отпоила отварами. Обнимала доверчиво и сладко, шепча на ухо нежные признанья. Где теперь его берегиня? Унеслась на родину, к звенящей весне, к новорожденному солнцу. Его же путь — во тьму и холод, и мертвое потянулось к мертвому, а измученная душа запросила покоя. За этим и шел Игнат. И близким казался конец его пути.

— Стой, — сказал Эрнест и остановился сам. — Привал делать будем.

— Долго ли до ворот? — спросил Игнат, оглядываясь. Все тот же угрюмый пейзаж: сосны и кедры высились неприступным частоколом, безликие, молчаливые, неживые.

— Не дойдем до них засветло, — ответил Эрнест, который уже отстегнул лыжи и принялся скидывать рюкзак и чехол с палаткой. — Переночуем да с утра двинем. Немного осталось.

— А у ворот нельзя переночевать? — спросил Игнат.

Эрнест хмыкнул и качнул головой.

— Отчего же. Да только не понравится тебе тамошняя ночевка. Лучше один раз в спокойном месте обождать. Сам увидишь.

Игнат перечить не стал, а принялся собирать алюминиевые дуги, предназначенные для крепления палатки. Зафиксировав концы дуг завязками и натянув тент, Игнат побрел собирать подходящие бревна для костра. Тем временем на лес упала и стала уплотняться тьма, и принесла с собой холод и тишину. В последний раз отбарабанил отходную ко сну дятел, затем где-то далеко-далеко раздался заунывный плач, переходящий в тоскливый вой и оборвавшийся всхлипом на высокой ноте.

"Волки?" — подумал Игнат и в груди сейчас же похолодело.

Спешно подобрав бревна, он вернулся в лагерь, где Эрнест окончательно разбил и закрепил палатку, а теперь прихлебывал что-то из алюминиевой фляги.

— На вот, согрейся.

Он протянул флягу Игнату, и в свете занявшегося костра показалось, что голова Эрнеста тоже осветилась огненным сполохом.

— Где взял? — насупился Игнат.

Эрнест усмехнулся.

— Не бойся, не отравлено. Геологи на прощанье подарили, чтобы ночью не замерзнуть. Пей смело!

— Будет с меня, — качнул головой Игнат. — Да и тебе бы не следовало.

Эрнест засмеялся и сделал очередной глоток. Игнат отвернулся и принялся густо намазывать на хлеб тушенку. Передав Эрнесту бутерброд, он сказал:

— Почудилось мне, что волки где-то воют. Ты не слыхал?

— Нет, — мотнул головой Эрнест. — Да не бойся, будем по очереди спать. У огня и с ружьем не страшно, — он ласково похлопал по деревянному прикладу. — Хочешь, я первым покараулю?

Игнат не стал спорить. Молча кивнул, доел бутерброд и полез в палатку на разложенные одеяла.

От усталости прошедшего дня Игнат быстро уснул под мерное потрескивание сырых поленьев. Но проспать ему довелось недолго. Сначала повеяло из-под полога стужей, мертвой ладонью взъерошило Игнатовы кудри. Он вздохнул во сне, заворочался, но не проснулся, только глубже зарылся в спальник. Тогда кто-то вздохнул над ухом — раз, другой. Дунул на лоб, и на Игната повеяло запахом перегноя.

— Игнашш...

Он вздрогнул, заморгал ресницами, приоткрыл склеенные сном веки. Полог палатки оказался приподнят, и сквозь него пробивались рыжеватые отблески костра. Игнат зевнул, потер глаза и пробормотал хрипло:

— Что, моя очередь уже?

И проснулся окончательно. Но скособоченная тень, что стояла в его ногах, не принадлежала Эрнесту.

— Ты черную кошку ударил, быть беде, — услышал Игнат знакомые слова юродивой попрошайки, и снова ощутил дыхание земной утробы.

— О чем ты говоришь? Кто ты? — Игнат приподнял голову и напряженно вгляделся в неподвижный полумрак.

Тогда тень сдвинулась, будто надломилась посередине. Качнулись истлевшие косы, и с них упала и покатилась к ногам Игната искусственная роза.

— Спасайся, Игнаш, — выдохнула гнилая тьма. — По пятам страж идет. Междумирье охраняет... не пропустит...

Игнат рывком расстегнул молнию спальника, сбросил с колен покрывало. Широкий язык полога слизнул упавшую розу, стер вставшую у полога тень, и блики костра снова потянулись к Игнатовым ногам, как вертлявые змеи. Он вынырнул из палатки, жадно сглатывая морозный воздух пересохшим ртом, и замер.

Костер горел по-прежнему неторопливо и ровно. Подле него на бревне, покрытом одеялом, дремал Эрнест — ружье упиралось в подтаявший снег, лоб касался переплетенных на цевье рук.

А неподалеку от лагеря стоял волк.

Он находился в тени сосен, а его темную шерсть подсвечивали оранжевые сполохи. Волк не двигался, а только смотрел на человека поблескивающими маслинами глаз. Игнат тоже упал на четвереньки, словно в этот момент сам принадлежал животному миру, и от тепла его пальцев начал таять снег.

Он вспомнил свою встречу с Яг-Мортом и вспомнил, как подействовал на чудовище испуганный вскрик, а потому стоял теперь тихо и во все глаза смотрел на хищника. На шее зверя перекрученными шнурами виднелись багровые рубцы — следы давней драки. И сейчас же в памяти возникла картина мертвых голов, что венчали частокол ведьмы.

Не тот ли страж?

Игнат сделал глубокий вдох. Показалось: Эрнест шевельнулся, удобнее перехватил ружье. И волк еще ниже наклонил голову, а верхняя губа его поднялась, обнажая крупные и желтые клыки, на которых тут же выступила белая полоса пены.

Добраться бы до ружья...

Волк переступил с лапы на лапу и приблизился. Теперь он находился в каких-то нескольких саженях от Эрнеста, отделяемый от добычи лишь пирамидой костра. Сквозь оскаленные зубы послышалось низкое утробное рычание.

"Нельзя медлить", — подумал Игнат, и окликнул, стараясь, чтобы голос прозвучал негромко и ровно:

— Эрнест!

Тот вздрогнул и поднял голову. Со своего места Игнат увидел, как затрясся небритый подбородок, и руки Эрнеста еще крепче сжали ружье.

— Стреляй! — выдохнул Игнат.

Он медленно поднялся с четверенек, повторяя движение Эрнеста. Мускулы зверя тоже напряглись под изуродованной шкурой, и стало понятно — волк готовится к прыжку.

Эрнест вскинул ружье.

Белая молния взрезала тьму. Тишину леса разорвал оглушающий выстрел, а затем одновременно раздалось два звука: крик человека и рычание зверя. Черная тень сбила Эрнеста с ног, и он покатился по снегу, вскинул над головой ружье, защищаясь от волчьих укусов.

Игнат закричал. Нагнувшись, он подхватил с земли одеяло, сунул в костер. Тряпье занялось мгновенно, и ноздри наполнились запахом паленой шерсти. Грохнул очередной выстрел. Повернувшись, Игнат увидел, как волчьи клыки вспороли Эрнестов ватник. Тогда Игнат взмахнул над головой загоревшимся одеялом и со всего размаха хлестнул волка по тощей спине.

Зверь взвизгнул и отпрянул. От его боков повалил удушливый дым. Игнат взмахнул одеялом снова, но ударить не успел.