Беспокойные помощники

Ледяная трехпалая лапа подхватила бледное существо, и вознесла его на самую вершину мира. Здесь бушевало пламя. Слепило блеском, оглушало ревом и обжигало жаром. Страх взял верх, и существо опасливо попятилось вниз, в привычную пустоту. Той уже не было. Черная бездна пустоты обернулась радужной бездной астрала. Существо было свободно. Оно почувствовало, как вся его сущность наливается тяжестью, и вывалилось в реальный мир. Вначале появился нечеткий призрак. Он возник перед большим белым яйцом, на поверхности которого крушение целого мира не оставило даже царапинки, и начал заполняться белесым туманом. Туман сгущался, образуя плоть и очерчивая формы. Верхний слой уплотнился, превращаясь в прочный панцирь. По бокам проявились и налились плотью длинные ножки. Шесть штук — по три с каждой стороны. Задняя часть тела вытянулась, образуя толстый хвост с острым жалом на конце. Синие глазки закачались на тоненьких стебельках, и с интересом огляделись по сторонам.

Существо стояло на гладкой деревянной поверхности. Рядом лежало большое белое яйцо. Когда-то оно вмещало в себя целый мир, а теперь — совсем ничего. Внешне яйцо от этого ничуть не изменилось. Деревянная поверхность оказалась подоконником. За стеклом лежал новый, огромный мир. Огромное сияющее солнце щедро дарило ему свет и тепло. По эту сторону располагалась лишь небольшая комната. В дальней ее стене была большая дверь. Дверь распахнулась, и существо испуганно юркнуло за яйцо.

— Мне показалось, или тут опять что-то случилось?! — строго спросил Карл Рыбовод.

Ему никто не ответил. Существо опасливо сжалось за яйцом, больше в комнате никого не было. Тика и Лиз отбыли учиться, а ташасы тихо сидели у шпиля. Карл Рыбовод прошел по комнате, и огляделся по сторонам.

— Стало быть, показалось, — сказал он, и распахнул окно. — Эй, Умник, вы там?!

Из-за бревенчатого угла тотчас вынырнула зеленая мордашка.

— Чего?!

— Вы все там?! — крикнул Карл.

— Угу! — отозвался Хитрец, появляясь рядом с Умником.

— Хорошо! — крикнул Карл Рыбовод. — Там и оставайтесь! Значит, точно показалось.

Он протопал по комнате, и вышел, небрежно захлопнув за собой дверь. Существо осторожно высунулось из своего укрытия. Появление такого гиганта напугало существо, но потом страх был вытеснен всепоглощающим чувством голода; жаждой отобрать чужую жизнь, чтобы поддержать ею свою. Вот только отдавать искру своей жизни никто не захочет, а отобрать ее у большого создания будет совсем непросто. Существо быстро завращало глазками. Там, за окном, были создания поменьше первого, но даже они были вдвое крупнее голодного существа. К тому же, их было много. Существо уже было готово впасть в отчаяние, когда вдалеке, на углу дома, мелькнула еще одна искорка. Такая маленькая и такая живая. Существо, бесшумно переставляя ножками по деревянной поверхности стены, бросилось наперехват.

* * *

Во дворе фермы вовсю кипела работа. Обещанные Карлом Рыбоводом помощники прибыли с самого утра, общим числом полдюжины. Пятеро людей и один старый, потрепанный жизнью бес.

Как и демоны, бесы относились к ветви хаоситов, но на этом сходство практически заканчивалось. Причем, не только внешнее. В отличие от высоких и плечистых демонов, бесы, как правило, были низкорослыми и кряжистыми существами. Их тело было покрыто не прочной чешуей, а шкурой с коротким мехом. Как и у демонов, цвет был красный, но он тяготел не к огненно-алому, а к черному. Чувствительность к магии у бесов всегда была не высока и подавляющее их большинство являлось абсолютными импарами. Были, конечно, у них и свои медиумы, и даже маги, но, как и у людей, их число не превышало десятой доли от общего числа. На этом основании демоны ставили бесов на самую нижнюю ступень иерархии Хаоса и относились к ним соответственно, а потому в нынешние спокойные времена те предпочитали держаться подальше от заносчивых братьев по ветви.

Сомневаться в возрасте беса не приходилось. Шерсть с проседью и печать старости на темно-рыжей лисьей морде выдавали его с головой. Тем не менее, старичок оказался бодрый. Суетился минимум за троих, и, что удивительно, все по делу. О том, как должны быть устроены идеальные садки для рыбы, бес знал не меньше Карла, а то и побольше. По крайней мере, он был единственным, к чьему мнению рыбовод прислушивался. Остальным Карл только давал указания. Те послушно кивали, и делали так, как подсказывал им старый бес.

Ташасам там дела не нашлось. Один из людей — немногословный мужчина с черной бородкой — оказался волшебником, и сам подсоединил артефакты работников к линии дома. Даже ничего при этом не взорвал. Хотя чему там взрываться-то, если разобраться? Пара молотилок для утрамбовки грунта, дисковая пила да мощный насос. Последний, кстати, даже не запустили ни разу. Только установили на толстой деревянной раме, подключили к линии да так и оставили. Вот разве что огненные камни, которыми волшебник прогревал зелья перед заливкой, могли рвануть. Но не рванули. Так тоже бывает.

К полудню управились. В яме был выстроен настоящий лабиринт из камней и досок. Карл Рыбовод на пару с бесом тщательно проинспектировали его, и оба остались довольны.

— Заливаем, — проскрипел бес.

Один из людей убрал заслонки и по проложенному вдоль дома каналу хлынула вода. Там насос не потребовался. Холодный поток пробурлил по новому руслу, громко жалуясь на его узость, и выплеснулся в яму. Результат упорного четырехчасового труда быстро скрылся под водой. Когда ее уровень поднялся почти до самых краев ямы, сами собой открылись заслонки на втором канале, проложенном с другой стороны дома и излишки воды потекли обратно в реку. Прямо как в силовой линии.

Работники собрали свои инструменты и перешли на другую сторону. Там, между домом и рекой Карл запланировал вторую часть своего рыбного хозяйства. Очевидно, менее значимую, поскольку сам он к работникам не присоединился. Карл прошелся по мосткам, перекинутым над затопленной ямой, окинул довольным взглядом эту лужу-переростка и ушел в дом. Толстяк выразил слабую надежду, что на кухню. Пора было бы уже и съесть чего-нибудь.

— Это вряд ли, — отозвалась Лохмушка.— Он бы попросил включить ему насос.

— А, может быть, он просто забыл? — с надеждой спросила Балаболка.

Умник в большом сомнении покачал головой.

— Стал бы посуду мыть — вспомнил.

— А может... — не сдавалась Балаболка.

В этот самый момент всем пятерым показалось, что где-то рядом, скорее всего даже в астрале, сверкнула молния. Тихонько и скромно по двору прокатился гром. Этот уж точно был порожден в астрале. Уж очень четко и отчетливо прозвучало это "бух!". Ташасы переглянулись.

— Это не мы, — сразу сказал Хитрец.

— Да уж точно не наш масштаб, — проворчала Лохмушка.

Ташасы выбрались из-под металлической оплетки шпиля и побежали посмотреть. Во дворе ничего интересного не наблюдалось. Ничего не рушилось, не взрывалось и даже не стремилось к этому. Только весело журчала вода в каналах, но и та двигалась в полном соответствии с заданным порядком.

Окно в спальне сестер распахнулось. Карл Рыбовод высунулся по пояс и громко окликнул Умника. Ташасы с надеждой насторожили ушки, но рыбовод просто хотел узнать, где расположилась вся компания. Узнав, что все там же, он сразу потерял к ним интерес и снова скрылся в доме.

— Пока мы ничего не разрушим, он про нас и не вспомнит, — проворчала Лохмушка.

— Так мы можем, — пробасил Толстяк.

Он решительно огляделся, прикидывая, что сразу хрустнуло бы под их дружным натиском.

— А чего бабахнуло-то? — спросила Балаболка.

— Да, наверное, работники что-то отчудили, — отмахнулся Хитрец.

— Тогда бы Карл высунулся на ту сторону, — возразил Умник. — Нет, это было где-то между нами и тем окном.

Ташасы посмотрели, ничего интересного не увидели ни в астрале, ни в реальном мире, и им сразу стало любопытно. Всей компанией они отправились посмотреть поближе.

— А Карл нам велел на месте оставаться, — пробурчала себе под нос Лохмушка, не делая, впрочем, ни малейшей попытки оторваться от коллектива. — Вечно Балаболка нас во что-нибудь втравит.

Розовая ташаска обернулась и на бегу показала дымчатой язык.

— Да мы только глянем, и сразу вернемся, — заверил ее Хитрец.

Похоже, он и сам в это не слишком верил, но согласие в команде было восстановлено.

Ничего, достойного внимания, ташасы под окном не обнаружили. Только Толстяк приметил не пробованную им травинку, но и та по вкусу оказалась близка к "полной бяке". Ташасы пропрыгали по мостику над отводным каналом, и пробежались, принюхиваясь, между домами. Здесь улов был еще меньше. То есть, вообще никакой.

Уже на обратном пути, на углу дома Лохмушка наткнулась на дохлую мышку. Совсем маленькую, раза в четыре меньше, чем дымчатая ташаска. Сморщенный серый трупик сжался у стены, словно пытался спрятаться от того что уже случилось.

— Вот бедняжка, — сказала Лохмушка.

Смерть — логичное завершение всякой жизни, но это еще не повод торопиться навстречу развоплощению. Теория повторного воплощения — всего лишь одна из новых магических гипотез, не имеющая под собой никаких серьезных доказательств. Эту же мышку, похоже, серьезно поторопили. Ташасы собрались рядом. В том, что мышка мертва, никаких сомнений не было. Вокруг неподвижного тельца не было даже намека на ауру, окружающую любое живое существо.

— Надо же, как ее этим бумом сплющило, — вздохнула Балаболка.

— Это вряд ли, — возразил Умник. — Посмотри, она уже совсем высохла, да и аура полностью сошла. Эта мышка откинула лапки, наверное, уже декаду назад.

На розовой мордочке отразилось сомнение.

— Неужели никто ее за это время не заметил?

— Так ведь тут одни большие жили, — грустно заметила Лохмушка. — Они маленьких и при жизни-то не слишком замечают, а уж после смерти... Ох ведь йешки-барабошки. Вот так отработаешь свое, свалишься где-нибудь и никто про тебя не вспомнит.

— Мы вспомним, — решительно возразил ей Толстяк.

— Только и надежда, что друг на дружку, — вздохнула Лохмушка.

— Зато мы всегда будем рядом, — утешил ее Хитрец. — Пойдемте отсюда.

Ташасы направились было обратно, и только Балаболка не стронулась с места.

— А мышка? — спросила она.

— А что мышка? — не понял Хитрец. — Мы ей ничем помочь не можем. Без ауры ее бы и некроманты не подняли, куда уж нам.

Балаболка вздохнула, и шагнула к остальной компании.

— Тика увидит — расстроится, — заметила розовая ташаска.

— Да она не заметит, — отмахнулся Хитрец.

— Нас-то она заметила, — вступилась за самую маленькую большую Балаболка.

— Так Тика тоже в каком-то смысле маленькая, — пояснил Умник.

— И, кстати, не сразу она нас заметила, — добавил Хитрец. — Умник с самого начала на краю сидел, а заметила Тика только когда мы всей компанией там собрались. А тут всего одна маленькая мышка, которую и мы-то не сразу заметили. Сколько раз вчера этим проходом пробегали?

Балаболка пожала плечами, но продолжала неуверенно топтаться на месте.

— А что ты предлагаешь? — спросил Хитрец.

— Ну... Не знаю. Может, унести ее куда-нибудь. Туда, где Тика не найдет.

Ташасы переглянулись. Умник, почесав в затылке, припомнил, что вообще-то наличие рядом мертвого тела не слишком благотворно действует на живых. Не исключено, что именно поэтому умерших всегда было положено хоронить. Так-то труп лежал бы себе в тенечке, никому не докучал и даже кушать не просил.

— И что будет, если ее так оставить? — спросил Хитрец.

— Она вонять начнет, — пояснил Умник. — Не сразу, конечно, но потом все больше и больше. Причем не только противно, но и вредно для здоровья. На людей точно подействует, а, может быть, и нам достанется.

Ну, коли вопрос ставится так, придется похоронить бедную мышку.

— Ну и кто ее потащит? — спросила Лохмушка.

Балаболка с надеждой посмотрела на Толстяка. Тот фыркнул и вздохнул, примиряясь с мыслью о том, что тащить ему.

— Да мы недалеко, — поспешила успокоить его Балаболка.

— Это точно, — подтвердил Хитрец, почесывая за правым ухом, и соображая, куда бы сбагрить эту мышку побыстрее.

С одной стороны была река. Солидный водный поток, способный надежно скрыть в своих глубинах не только эту мышку, но и всех ташасов, вместе взятых. К сожалению, на берегу работали люди, за которыми бдительно присматривали старый бес и Карл Рыбовод. Могут заметить, а ташасам было велено сидеть у шпиля.

Помимо реки было поле. Точнее, заросший чем попало пустырь, тянущийся от самого берега до леса, едва виднеющегося у горизонта. Так далеко, конечно, бегать не имело смысла, а вот на поле, где-нибудь под широким кустиком, мышка вполне могла бы обрести последнее пристанище. Хитрец довел свою мысль до остальных, и не встретил возражений.

Толстяк сдернул мышку за хвостик, нацепил на мордочку трагическое выражение, приличествующее главному действующему лицу похоронной процессии, поднял трупик на руки и спросил:

— Куда нести?

— Туда, — лаконично ответил Хитрец, неопределенно махнув лапкой в необъятную даль, и ускакал вперед, показывая дорогу.

Ташасы обогнули сарай и скрылись в траве. Она была вдвое выше ташасов, но росла не густо. Основным типом растительности был мечник. Не смотря на грозное название, это была вполне безобидная травка. По оценке Толстяка даже "ничего так, пожевать можно". Корешок сразу переходил в один-единственный листик, по форме действительно напоминавший эльфийский меч — тонкий и очень длинный. Края не были острыми, но травка была жесткой и плохо гнулась.

С мечником мирно соседствовали вьюнки с множеством мелких бело-желтых цветочков и большие красные цветы фламмелей. Последние на вкус "полная бяка!", но смотрелись просто восхитительно. Лохмушка с Балаболкой незамедлительно вплели в волосы по одному такому цветку. У дымчатой ташаски он красиво расцветал над левым ушком. Короткие, стоящие дыбом волосы Балаболки были выстроены на манер гребня, и она приладила цветок спереди. Приладила не совсем жестко, и на бегу тот болтался, как знамя, за которым грозно топорщился строй нежных розовых копий.

То тут, то там попадались приземистые кустики земляники. Под широкими листьями прятались сочно-красные ягоды. В траве мелькали маленькие серые мышки. Лакомились ягодами, а то и просто игрались. Балаболка приветливо махала им лапками, но мышки только встревожено поглядывали на ташасов, и моментально удирали, стоило тем приблизиться.

— Эй, погодите! Мы друзья! — громко пищала им вслед Балаболка.

Мышки только быстрее перебирали лапками. Наверное, не верили. Балаболка каждый раз вздыхала, и начинала хмуриться. Толстяк углядел в просвет целую россыпь ягод и предложил сделать привал. Никто возражать не стал. Аккуратно уложив дохлую мышку под кустиком, Толстяк сорвал красную ягоду, вдумчиво обнюхал и целиком отправил в рот. Почавкал. На красной мордочке проступило такое выражение, что всем сразу стало понятно: ягоды куда лучше чем даже "очень ничего". Умник сорвал одну, осторожно откусил половину, прожевал и объявил: