Мир в огне

К городскому чародею магистротправился сразу же как спровадил купца. Вечерело, в воздухе уже разлилась предзакатная серая синева. Для визита выходил самым подходящим. Шансов, что у господина Акилеша в лавке сейчас есть клиент, почти нет: местные заглядывать к нелюдимому выходцу с Югов старались по утрам. Но если кто в сумерках и обратит внимание на входящего к магу алхимика, тоже не удивится — сегодня народу у мастера Ивара побывало много, и выходили все с покупками. Запросто какие-то ингредиенты подошли к концу. Торговать же надо, пока деньга идёт — это правило в городке рядом с трактом впитывали все с молоком матери.

Лавка оказалась пустой. Потому Ислуин первым делом, едва вошёл внутрь, аккуратно закрыл за собой замок и только после этого двинулся на поиски хозяина. Благо внутри дома, в отличие от входной двери, запоры стояли совсем уж ерундовые. Чародей нашёлся в подвальной лаборатории и, судя по всему, кого-то ждал. Причём гость явно должен был иметь свой ключ: на скрип двери даже не поднял голову от стола, где смешивал в малой рабочей октаграмме ингредиенты.

— Здравствуйте, господин Акилеш. Я тут мимо проходил, решил заглянуть. Поверьте, много времени не отниму, вижу, вы кого-то ждёте. Не господина ли бургомистра?

Городского управителя Ислуин упомянул наугад... реакция оказалась неожиданной. Маг побледнел, смуглое костистое лицо перекосила дикая гримаса, со сдавленным возгласом он подхватил со стола нож и кинулся на визитёра. Магистр успокоил мужчину резким тычком, после чего раздел на случай пыток до пояса и привязал к стулу. И, пока хозяин не очнулся, принялся осматривать лабораторию. Вот только вопросов после этого добавилось: для мелкого провинциального мага слишком уж хорошо и со знанием дела она была обустроена. Да и инструменты требовали куда более высокой квалификации, чем обычно демонстрировал Акилеш. Причём оборудованием явно постоянно пользовались. А ещё на спине Акилеша обнаружилась подозрительно знакомая татуировка в виде перечёркнутого рта.

— Вижу, вы очнулись. Хорошо.

— Ч-ч-что в-вам н-над-д-до?

— Поговорить с хорошим человеком, — магистр слегка улыбнулся уголками губ. — Видел я одну картиночку, когда заглядывал в гости к интересному господину по имени Амблик. Жил этот милый человек довольно далеко отсюда, в чудном городе Ригулди.

— А-а-а-йа-а! Не надо, не надо! — завизжал и заскулил пленник. — Я не участвовал, я не виноват.

— И чего же вы так переживаете то, раз не виноваты?

— Не надо, — зарыдал мужчина, — инквизиция всё равно не поверит, что я не знал про "ошейники воли". Они меня сожгут!

Магистр поставил второй стул напротив, сел, закинув ногу на ногу, и с ленцой произнёс:

— Ваши дела в Ригулди меня не волнуют. Интересны лишь ваши занятия с господином бургомистром. Расскажете мне всё — я забуду про метку. Откажетесь... Помнится, последний человек с такой же татуировкой упорствовал целый час, но всё равно поделился секретом. Правда, после этого пришлось отправить его рыбам. Из милосердия, бедняга всё равно был не жилец. Так как?

— Я... Не надо, я... я б-боюсь боли. Й-йа р-раскажу. Только я мало...

— Всё. Всё, что вспомните. Итак. Что за состав вы готовили сейчас для бургомистра? Для него ведь? — магистр махнул рукой в сторону стола.

— Я не знаю, не знаю, — поняв, что немедленно пытать его не будут, мужчина чуть успокоился, речь стала внятней. — Мне приносят записи раз в месяц, каждый раз новые.

— Давно?

— Эти записи — уже четыре месяца.

— Эти? Значит, до этого были другие?

— Д-да. Только... они совсем другие. Меня тогда заставляли вместе с ними обоими ездить в закрытой карете в Торфинс. Так по дороге ей господин бургомистр говорит: "Пей". Она как из флакона всё выпьет, глаза масленые становятся, платье начинает расшнуровывать, мол, душно ей. А сама ко мне что твоя кошка. Как приедем, там, рядом с городом дом такой с башенками и садом старым, так они оба туда, и мне говорят — сиди, жди. Потом вернутся, господин бургомистр жену-то посадит, скажет: "Езжайте". Сам останется. И... обратно она другая совсем. Взгляд такой затравленный, меня боится. А служанку, которая её дома всегда встречала, не боится.

Рассказ выходил странный. И ещё более странными были рецепты из тайника. Но что-то они напоминали... Выяснив всё, что нужно, Ислуин снял верёвки, приказал пленнику одеться и бросил в него заклятие стирания памяти — через пару часов мужчина очнётся и решит, что просто по ошибке надышался компонентов смеси. Сам же магистр отправился домой.

Утром Ислуин предупредил Лейтис: кто бы ни спрашивал, папеньки нет. Заболел, уехал, напился с горя. Пусть думают всё, что угодно. А сам засел за книги, принесённые из родного мира, особенно за трактат Ириена "О зельях и предметах". Лейтис, глядя с каким рвением наставник взялся за дело, только фыркнула и отправилась гулять. Магистр её ухода почти не заметил... Да и, в конце концов, ученица давно не маленькая и постоять за себя сумеет.

Лучший из справочников по всяким редкостям не подвёл, хотя выковыривать информацию из разных разделов и сопоставлять её с парой других трактатов пришлось почти весь день. Вот только результат выходил поганый, хотя и объяснял все странности в поведении обоих супругов. Кто-то подсказал бургомистру ритуал, с помощью которого якобы можно вызвать малого демона. Для этого он и поил жену возбуждающими настоями — плод должен быть зачат и от человека, и от животных, а происходит всё в специальной пентаграмме, в окружении особого заклятья. И заканчивается каждый раз ритуал обязательным насилием над жертвой. И так до тех пор, пока сосуд для демона не понесёт. Вот только согласно тому же дурацкому поверью, чтобы удержать контроль над демоном, за определённое число недель до родов требуется провести ещё один обряд. Главный компонент которого — кровь теряющей невинность девушки. Сгодится даже бельё первой свадебной ночи. И девушка обязательно должна быть похожа на мать демона, к тому же жить не дальше нескольких километров от беременной. А из девиц подходящего возраста в округе кроме Лейтис как назло ни одной светло-русой. Похищать же "ингредиент" и насильничать — риск огласки, пропажу обязательно будут искать. И не только местные, но и егеря с торгового тракта.

Ввязываться в драку с демонопоклонниками — а судя по всему, секта в Торфинсе процветала не маленькая, если решила обзавестись собственным живым богом — не имело смысла. Бросать личину алхимика и немедленно бежать... Додумать мысль Ислуин не успел: в кабинет буквально ворвалась запыхавшаяся Лейтис.

— Мастер! Нас собираются жечь!

— Кто? Когда?

— На центральной городской площади толпа. Я успела накинуть иллюзию и сбежать, но скоро они пойдут к нам. Повесился городской маг. Бургомистр сразу обвинил в этом нас, а часа полтора-два назад его вместе с женой кто-то зарезал. И служанка сейчас на площади рассказывает, что якобы видела меня, всю в крови и выскочившую верхом на чёрной кошке из спальни.

Ислуин выругался, потом добавил ещё одну витиеватую фразу на языке шахрисабзсцев и быстро рассказал ученице о своих догадках.

— Маг, видимо, давно был на грани срыва, — закончил он, — и моё вчерашнее заклятие стало последней каплей. Бургомистр, похоже, заметил, как я выходил от мага, побежал к хозяину секты — а тот решил, что секретность важнее. Служанка явно тоже из сектантов.

На сборы магистр отвёл полчаса: хотя вариант с бегством предусматривался ещё с первого дня, нужно было подготовить оружие и собрать некоторые вещи и инструменты, которые не упакуешь заранее, а бросать жалко. Они не успели совсем чуть-чуть. Солнце уже почти село, а ночь ещё несмело, но уже властно принялась менять тёплые тона на белые и серые, когда с нескольких сторон к дому потекли огненные реки факелов и послышался рёв и гул разгневанной толпы.

— Ведьма там! Сам видел, как забежала! Жги проклятых колдунов! — неслось со всех сторон.

Ислуин присмотрелся — острое зрение эльфа-мага даже в сумерках позволяло разобрать отдельные лица — и позволил себе усмехнуться: ну конечно же, одним из главарей был папаша несостоявшегося жениха. И уверены, что жертвы не сбегут — не поленились выдать с церковного алтаря чашу, вон аж вшестером пыхтят и тащат. В присутствии священника, который шёл чуть позади, развеется любая иллюзия.

Дом встретил погромщиков тёмными окнами и погашенными огнями. Минут пять людское море грозно шумело вокруг, потом снова раздались крики, в стёкла градом посыпались камни. Кто-то повторил призыв жечь ведьму, в стены полетели кувшины с маслом, несколько человек принялись ломать забор, чтобы завалить досками дверь... Внезапно и дом, и округа на мгновение вспыхнули ослепительным жёлто-синим пламенем и люди застыли неподвижными статуями.

Не затронул свет только священника. Несколько секунд отец Райберт рассматривал замершую толпу, дальше перенёс взгляд на дом: оттуда как раз выходили хозяева. Первым магистр — он успел избавиться от грима, и теперь с хищной грацией поджарого матёрого волка щеголял в чёрных штанах и куртке из особо выделанной многослойной кожи. Такие любят состоятельные наёмники, держит удар не хуже лёгкой кольчуги, весит меньше, а посеребрённые клёпки если что помогут драться с нечистью. Из-за спины зловеще выглядывали воронёные рукояти мечей. Вторым шла девушка... священник невольно сглотнул. Точь-в-точь как на фресках, где изображают святую Элсбет, когда она ещё не сменила оружие с меча на перо и книгу. Похожие тёмно-зелёные куртка и штаны подчёркивали фигуру, точно также в руках лук с наложенной стрелой. Одно отличие — волосы не распущены, а собраны в узел на затылке.

— А вы, отче, вижу, не удивлены? — раздался насмешливый голос Ислуина.

— Я мог бы сказать, — священник заставил себя отвести взор от Лейтис: нечего так бесстыдно пялиться, к тому же дома жена ждёт, — что плохой из меня пастырь, если я не умею видеть душу, а не облик. Но не буду. Ложь, всё-таки, тоже грех. Так получилось, что духовник графа Ланкарти, отец Маркас, учился вместе со мной. И мы переписываемся до сих пор, вот он в рассказе об осаде и описал вас. Хотя, честно признаюсь, я ещё долго сомневался.

— Но выдавать нас не стали. Вы хороший человек, отец Райберт. А эти люди не стоят вашей заботы.

— Вы...

— Забыли, я маг? Я сразу догадался, что вы хотите сделать. И понимаю, что выбора у вас не было, иначе наши борцы с нечистью запросто разделались бы с вашей семьёй. Но всё же... Десять лет вашей жизни, чтобы с помощью чаши отвести глаза остальным — слишком большая цена.

— Всё равно. Они хорошие люди, хоть и поддались навету. Отец Маркас писал, как на стенах вы в одиночку дрались сразу с двумя порождениями ночных демонов. Потому здесь погибли бы все... Пусть лучше я один. И ещё. В лесу у дороги к тракту вас ждёт мой младший сын с лошадьми.

— Вы хороший человек, — повторил Ислуин. — Подозреваю, лошадей за такой короткий срок вы могли взять только в церковной конюшне. И платить за них собираетесь из своего кармана. Потому держите, — магистр сунул в руки священнику увесистый кошель.

— Тут слишком много...

— Остаток, — усмехнулся Ислуин, — потратите на ремонт церкви. И ещё. Вы ведь понимаете, что Сберегающие так просто всё не оставят?

— Понимаю. И готов принять кару.

— Ну откуда у вас такая тяга к самоубийству, — буркнул себе под нос магистр. После чего, уже обращаясь к священнику, обычным голосом сказал. — Инквизиция обязательно приедет расследовать самосуд. И вас, как поддержавшего ложный навет, ничего хорошего не ждёт. Даже с учётом нашего спасения — наверняка ссылка. Потому, когда приедут Сберегающие, пусть старший из них передаст некоему отцу Энгюсу из Турнейга привет от того, с кем они вместе учили одного подающего надежды молодого человека, и следующие слова: "Светоч не может победить ночь, но способен отогнать тьму вокруг себя. А ещё может указать дорогу в город Торфинс, где рядом с городом есть усадьба с башенками и старым садом". Это убережёт вас от неприятностей.

— Спасибо.

— Рано ещё благодарить. Лучше пока помогите поджечь дом. Нехорошо получится, все сейчас видят, как он горит, очнутся — а дом целый.

Облитые маслом стены занялись быстро. После чего Ислуин и Лейтис растворились в подступившей ночи, а погромщики очнулись и тут же продолжили ломать забор, кидать обломки в огонь и радостно орать: заклятие магистра истошно визжало из пламени криками якобы горящих заживо. Не участвовал в бесноватом действе лишь священник — он отошёл в сторону, в темноту. Чтобы никто не видел до боли стиснутых рук и закушенных губ, которые на каждый вопль распалённой от безнаказанности толпы беззвучно шептали: "Они люди. Они всё же хорошие люди..."

Пламя второе. Огонь во тьме

Турнейг, столица Империи. Май, год 498 от сошествия Единого.

Отец Энгюс нашёл Харелта в одной из небольших комнат, спрятавшихся на самом верхнем этаже старого крыла городского особняка семьи Хаттан. И, судя по стоявшей на столе бутылке креплёного вина и бокалу, парень решал для себя тяжёлый вопрос: пить или не пить? С одной стороны, вроде в его ситуации положено заливать горе спиртным. С другой не очень-то и хочется. Священник шумно пододвинул свободный стул так, чтобы сесть лицом к Харелту и при этом опираться локтями на спинку, упёр подбородок в ладони и спросил:

— Давно ты так? Ладно, можешь не отвечать. Я успел спросить. С утра. Значит, открыл ты бутылку часа два назад, но она всё ещё полнёхонька. По-моему, ответ вполне очевиден.

— Отче, ну поймите же...

— Пойму. Почему не понять? Разругался с девушкой, которую считал невестой и без пяти минут женой. Бывает.

— Отец Энгюс. Дело не в этом!.. — Харелт стукнул по столику так, что бутылка и бокал жалобно подпрыгнули.

— Ну почему же? Когда выясняется, что любимая девушка, ради которой ты поссорился со своими друзьями, тебя использует, и нужны ей только твои связи и положение... Кстати, — священник широко улыбнулся, — по всему дому вовсю заключают пари — напьёшься ты или нет. Заодно расплачиваются по старому закладу: на то, в какой день ты прозреешь.

— Вы! Вы! — Харелт снова ударил по столику. Бутылка не выдержала и полетела на пол... Но не упала, подхваченная плавным кошачьим движением отца Энгюса.

— М-м-м, да это виноградники твоего дяди, и выдержка не меньше пяти лет... — принюхался священник, прежде чем поставить вино в дальний угол комнаты. — Харелт, ты варвар. Если так уж приспичит надраться в хлам, будь добр, в следующий раз делай это, пожалуйста, дешёвым портвейном. Можешь самогоном. И эффект достигается быстрее, и голова наутро болит сильнее, что способствует раскаянию за содеянное. А переводить на пьянку такое великолепное вино — это настоящее преступление перед истинными ценителями.

— Вы все знали... — парень без сил затих в своём кресле. И почти шёпотом закончил. — И ничего мне не сказали.

— А что тебе должны были сказать? — с лица отца Энгюса исчезла дурашливость, в воспитанника полетел насмешливый взгляд. — Ты взрослый человек. И сам строишь свою жизнь.