Людмила схватила уже открытую на нужной странице книгу:
— Вот, смотри, что в "Магии камней" написано: "Обсидиан — один из сильных камней, рожденных в огне вулкана. Он многолик и может быть черным, как смола, или красно-коричневым, как кирпич. Но самый сильный из них — черный обсидиан, особенно тот, что переливается в серебристо-перламутровых тонах. Именно черный обсидиан йоги связывают с первой чакрой, энергия которой принадлежит Земле, а обсидиан, как магнит, проводит эту энергию в физическое тело. Противоположным обсидиану камнем может считаться...".
Дальше Антон слушать не стал, для него это было не очень интересно. Он прошелся по комнате и предложил:
— Люд, давай, что ли, кофейку попьем? Потом посидим, поговорим, а то у меня после работы и так башка гудит, да и ты успокоишься слегка. Я сегодня домой уже не поеду, лады?
Он мог позволить себе быть великодушным — ему это каменное зеркало было, как говорится, по барабану.
— Давай чай... Не заснешь после кофе, — озадачилась сестра, на минуту забыв про свои заморочки. — Место для тебя новое к тому же.
После смерти бабушки Людмила переехала в её квартиру, оставив Антона налаживать личную жизнь в родительской, и брат не часто бывал здесь. Как-то не по себе ему было в пропахшем пылью времени жилище, а вот сестре нравилось — и старая антикварная мебель, и портреты в золоченых рамах, и тяжелые портьеры на окнах, выходящих в тенистый дворик, и какая-то нереальная тишина, царившая здесь. Толстые стены старого дома надежно гасили все звуки большого города, и порой Антону казалось, что, заходя в эту квартиру, он переносится прямиком в девятнадцатый век — неспешный, чинный. Немудрено, что у сестры крышу порой сносит...
— Я-то? Не боись, буду спать, как младенец, — и поморщился от собственного бодрячества. Он не удивится, если узнает, что в этом доме обитает привидение. — Сегодня шеф разгон устраивал, все нервы вымотал... Да ещё ты...
Паникерша Людмила отправилась варить кофе, а парень подошел к письменному столу, посмотреть на то, что так напугало сестру. Ничего особенного — тонкая овальная каменная пластина, размером чуть более ладони, правда, тщательно отполирована. "Действительно, зеркало. Только махонькое... — усмехнулся Антон, склонившись над ним. — Орнамент по краю занятный: люди, растения, птицы, буквы хороводом.... Все стилизовано, сразу и не поймешь, кто есть кто. А перламутровые отблески на черной поверхности, как языки холодного пламени... — он всмотрелся в свое нечеткое отражение. — И впрямь завораживает".
Взял в руки. Тепловатое тяжелое зеркало удобно легло в ладонь. Ощущение тепла усилилось, сменилось легким покалыванием. Чувствуя легкую вибрацию, он еще раз внимательно взглянул на отполированную пластину камень. По черной поверхности пошла рябь, зеркало обрело глубину, изнутри проступили переливающиеся серебром слова:
КАК ЭТО ЗЕРКАЛО ЧЕРНО,
ПУСТЬ БУДЕТ ЧЕРНЫМ ВСЕ ВОКРУГ.
И ПУСТЬ ЗАМКНЕТСЯ ЭТОТ КРУГ,
КОГДА СУДЬБОЙ ПРЕДРЕШЕНО!
В ОДИН СОЛЬЮТСЯ ТРИ ПУТИ...
КОГДА ЕДИНЫ СТАНУТ ТРОЕ,
РАЗБИТО БУДЕТ СЕРДЦЕ ЗЛОЕ
СОЮЗОМ ДРУЖБЫ И ЛЮБВИ.
...КАМО, НУЖА, БУМАЖА...
... ЦУ, Е, ФА!!!
С ужасом Антон понял, что произносит ЭТО вслух...
Метаморфоза была впечатляюща: слова вспыхнули ярче, острыми лучиками кольнув глаза, и погасли, зеркало превратилось в овальное окошко, оттуда подул теплый ветерок, слегка растрепавший парню волосы. Серебряный луч ударил в лицо, тут же сменился черной вращающейся воронкой. И Антон, уже осознавая, что от него больше ничего не зависит, провалился в пугающую пустоту...
* * *
*
— Ни фига это не сон... Тогда что? Россия хрен знает сколько лет назад? — Но нетипичный волк слишком уж выбивался из приблизительной картины отдаленного прошлого Руси, основательно забытого Антоном ещё в школьные времена. — Хм, а были ли в прошлом говорящие волки?.. Разве что в сказках...
Додумать до конца не удалось. Парень обернулся на короткий взвизг: худой, точно скелет, старик вцепился в руку толстой краснощекой девицы, одетой в замызганной сарафан, и довольно резво выволакивал её из зала. Перепуганная девица упиралась, только ей это мало помогало.
"Опа, не строгий ли папаша дочь уму-разуму учить собрался? Похоже... И откуда в нем силы столько? Деваха довольно крупная, а старика пальцем ткни — рассыплется" — мимолетно удивился про себя парень, протягивая руку к кувшину с квасом.
Вдруг один из ратников, сидящих рядом с местом происшествия, вскочил, выхватил меч и кинулся на помощь "красавице". Остальные посетители корчмы держали строгий нейтралитет, изо всех сил делая вид, что их это не касается.
— Совсем оборзел Кащей, яйцо уже на шею прицепил, развлекается, — тихо, ни к кому не обращаясь, проговорил Тимофей.
Тем временем вояка оттолкнул девицу в сторону, подскочив к старику, сорвал с его шеи круглый амулет, формой и размером действительно похожий на куриное яйцо.
— Так умри же! — и, швырнув наземь яйцо, принялся яростно рубить его мечом, без толку высекая искры из каменного пола. Яйцо волчком крутилось на полу, лихо уклоняясь от ударов, словно живое.
Старик с нескрываемым интересом наблюдал за выкрутасами своего украшения.
Посетители корчмы напряженно замерли в ожидании развязки.
Ратник вытер пот, заливавший глаза, отбросил затупившееся оружие, схватил с лавки чью-то булаву и опять принялся молотить по яйцу. Попал раз, другой, третий... Без толку. Цело, окаянное. В бессильной ярости вояка схватил Кащея за горло, отпустил...
— Так живи же, — и свалился без сознания.
Старикашка мерзко захихикал, подошел к упавшему, поводил над ним руками, будто вытягивая что-то невидимое, смотал это нечто в тугой клубок, поднял невредимое яйцо, сунул все вместе за пазуху.
Слитный вздох пронесся по залу.
Старик окинул людей внимательным, неожиданно цепким взором из-под кустистых бровей. От мимолетного взгляда, мельком скользнувшего по Антону, осталось гадливое ощущение, словно по нему пробежалась мокрица. У парня разом пропал аппетит. Зато все остальные торопливо опустили голову и сосредоточенно зажевали, делая вид, что случившееся их не касается, а тело на полу... Что ж, пусть лежит себе...
— То-то же... — старик, без помех закинув подвывающую от ужаса девицу на плечо, удалился.
— Дурак, — философски заметил Тимофей, спокойно допивая квас, — это яйцо только разрыв-трава возьмет, а он, бездушный, кому теперь... — он невнятно пискнул и замолк.
Парень с изумлением смотрел на своего спутника. Его лицо текло, как плавящийся воск, — морду волка сменила голова птицы, ее очертания плавно перетекли в человеческие. И опять калейдоскоп меняющихся обличий — волк, птица, человек, словно безумный скульптор пытался уничтожить свое неудачное творение... Тимофей издал полувсхлип-полустон, вскочил и кинулся прочь.
Антон тупо продолжал смотреть на опустевшее место, даже не пытаясь найти происшедшему какое-то логичное объяснение. Сзади его подергали за рукав. Обернувшись, парень увидел чумазого мальчишку, делающего приглашающие знаки руками:
— Пойдем со мной, пойдем.
— Куда?
— Пойдем, не бойся, я проведу, со мной не страшно. — Антону уже было страшно со всеми, чертовщина вокруг начинала надоедать. — Тебя ждут.
— Зачем мне куда-то идти? Кто меня здесь может ждать? Я никого, кроме Тимофея не знаю, — пытался сопротивляться он. — Да и то....
— Я Птах, — скромно представился мальчуган, — теперь ты знаешь и меня.
— Логично, — согласился Антон, — пошли.
А сам подумал, что не стоит быть таким доверчивым. Где гарантия, что параллельных миров не существует? И не всегда их обитатели к нам доброжелательны... Он привстал, окинул взглядом корчму, только сейчас сообразив, что платить-то ему нечем.
— Уже уходите, — подбежал к нему радушный хозяин, — а что ж так рано? Посидели бы ещё, я Тимофею и его друзьям всегда рад.
— Я... — замялся Антон. Ну, как ему сказать, что денег нет, когда уже все выпито, съедено? — У меня ... — он выразительно похлопал себя по одежде, в которой фасоном не предусматривалось никаких карманов.
— О плате не беспокойтесь, все давно оплачено. — Щеки толстяка были готовы лопнуть, настолько широко он улыбался, не сразу и догадаешься, что эта улыбка неискренна.
— Да? Тогда спасибо.
— Не мне, Тимофею скажешь, и за меня тоже, при случае, — хозяин благодарным жестом приложил руки к груди, почти незаметной в сравнении с его объемистым животом.
Антон пожал плечами и, буркнув ещё раз "спасибо", красный от стыда, выскочил за дверь, где его тут же схватил за рукав поджидающий пацан.
Лунный свет, просачивающийся сквозь прорехи облаков, придавал всему удивительный иллюзорный вид и даже отбрасываемая Птахом тень показалась Антону похожей на того самого черта, которого он не уставал поминать, выйдя из трактира.
Быстрым шагом пройдя через селение, мальчуган вывел парня к реке, где на берегу их ждала лодка. Лес в этом месте вплотную подступал к воде, сквозь переплетение кустов и деревьев даже при свете полной луны разглядеть что-либо было затруднительно. Впрочем, Антон не стремился к изучению достопримечательностей. Его больше волновало свое неопределенное будущее.
Птах торопливо прыгнул в лодку. Не дожидаясь, пока парень нормально усядется, оттолкнулся от берега веслом.
— К чему такая спешка?
— Нас ждут, — лаконично ответил мальчишка, энергично выгребая на середину реки, затянутую туманной дымкой. Парень дипломатично помолчал, но странное бегство его спутника из трактира не давало покоя.
— Птах, а ты случайно знаешь, отчего мой попутчик унесся, как перепуганный? — наконец решился спросить своего провожатого Антон. Что-то ему подсказывало, что он имеет к побегу Тимофея самое непосредственное отношение.
— Хмель, — коротко ответил пацан. На удивленный взгляд парня добавил: — Я подлил ему в квас хмельного меда, оборотни не переносят хмеля, начинается неуправляемый перекидыш.
— Неуправляемый что? — не понял Антон. — Какой оборотень? — и замолк на полуслове, резко качнувшись вперед — лодка чиркнула дном по мели.
— Быстрей, быстрей, — Птах уже стоял на берегу и нетерпеливо приплясывал на месте.
— Темно ж, хоть глаз коли. И луна как назло скрылась... — Нога соскользнула. Антон со всего маху плюхнулся в воду: — Черт! Куда ты меня затащил? Птах!
Тот молча выдернул парня из воды и помчался бегом, не обращая внимания на возмущенные вопли своего эскорта о том, что он скоро лапти потеряет. Потом у Антона сбилось дыхание и орать стало затруднительно, тут бы успеть вовремя вдохнуть-выдохнуть. Ох, пацан, прямо спринтер!
Правда, на миг притормозив, Птах обернулся и скороговоркой протараторил:
— Только не отставай, сегодня я слабоват...
В каком смысле может быть слабоват двенадцатилетний пацан, задуматься не было никакой возможности. Да и не получалось думать в то время, когда поминутно спотыкаясь, летишь сломя голову по лесной чащобе, где стороной скользят непонятные тени, раздаются утробные леденящие кровь звуки да изредка в отдалении мелькают разноцветные огоньки. Все мысли были только о том, чтоб не потерять юркого Птаха, едва различимого в темноте да чтобы скорей все это кончилось, особенно бег по пересеченной местности.
Наконец они выбрались из полосы тумана, и стало почти светло, благо луна опять светила, как прожектор.
Антон не удержался, схватил Птаха за рубаху, подтянул к себе и, восстанавливая сбитое дыхание, спросил:
— Слушай, а где мы находимся?
— Как где? — не понял тот, выдирая одежду из захвата. С силой, удивительной для щуплого мальчишки. Правда, Антон не особо и сопротивлялся, его больше волновало другое:
— Ну, как называется этот мир?
— Это, — мальчишка обвел рукой вокруг себя, — Явь.
— То есть, реальность... — уточнил Антон. — Чудненько. Значит, я обретался до этого черт знает где...
Пацан не стал слушать его, тряхнул нетерпеливо кудлатой головой (чего тратить время на пустые разговоры, когда и так все понятно), побежал дальше, крикнув: — Потом все... Не отставай.
Вскоре он нырнул в заросли кустарника, выскочил на поляну, окруженную высокими разлапистыми соснами, и резко затормозил перед темной избушкой, наполовину вросшей в землю. Не успевший остановиться Антон едва не сбил мальчишку с ног. Но Птах точно и не почувствовал толчка.
— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом, — срывающимся голосом произнес он с детства знакомую всем присказку.
И Антон воочию представил, как избушка, кряхтя и постанывая, выдирает из земли одну лапу, другую и в полуприсяде начинает поворот, скрипя всеми своими замшелыми бревнами.
Однако все оказалось гораздо проще — перед лицом будто птица махнула крылом, воздух вокруг задрожал — и перед глазами предстал большой бревенчатый дом, но гораздо моложе и красивей покосившейся избенки. Нарядное крыльцо, украшенное затейливой резьбой, окна с фигурными ставнями, просторный двор с парой сараев — один совсем новый, а другой, судя по всему, ровесник той избушки, под которую маскировался дом.
Над закрытой входной дверью зачем-то была прикреплена уродливая маска Медузы Горгоны. Антон присмотрелся. Показалось, что змееволосы на голове её слегка шевельнулись. Неожиданно маска раскрыла рот и препротивнейшим голосом заверещала:
— Кто стучится в дверь ко мне?
"С толстой сумкой на ремне", — машинально продолжил парень с детства знакомый стишок. Маска недовольно скосила на него выпученные донельзя глаза, и выдала несколько измененный вариант.
— Коль чужой, гори в огне. Если свой — то стой и жди, ближе к дому не ходи.
В наступившей тишине раздался протяжный скрип открывающейся двери, в проеме показался высокий силуэт и до боли знакомый голос произнес:
